Прощание с Иерусалимом
Холодная февральская земля.
Лишь солнце золотит седые стены,
До краткого заката их паля,
Чтоб отступить, когда густеют тени.
Сочнеет свет стеклянных фонарей,
И темнотой забьются водостоки.
Над головою небо ста царей
Чеканит миру звёзды на востоке.
Шершавым провожатаем стена
Сомкнёт ворот израненные руки
Пред купольным навершием холма
Сионской вечери – начала муки.
Последний штрих в автобусном окне.
Исчезнет в безутешной ночи город
За поворотом в сон из будних дней –
Копьём тысячелетия заколот.
***
Представьте, не писала о любви ни разу...
Ни пышных слов, ни робких стихотворных строк.
Испытанная верность раз от разу
На дверь указывала в старый погребок,
Где потолок исчерчен рваной тенью
И в паутине, путаясь, – веков ветра,
Где мухи ставят жизни на везенье,
А пауки – на чёрное. И до утра
Без перебоев в зале вьются сплетни,
Хрипя безудержной сигарной синевой.
Записывает страсть виденьем летним
Любви расходы в книге долговой.
***
Небо бесстрастно молчит, как правило, –
Сверху обзор, конечно, не тот, –
Лишь бы от страха земли избавил нас
Колокольного звона извод...
***
Идёт борьба за право поражать.
Который год бесчисленными днями
Прямым путём, верней, его краями,
Спешат – судьба заканчивает в пять.
На честной рифме собран тарантас,
Нагружен своевольными словами –
То пятками сверкают, то губами.
Всё для чего? Чтобы затронуть вас.
Чтоб обнаруженная суть вещей,
Распятая на струнах хрупкой лиры,
Как форточник, залезла в ту квартиру,
Где в холодильнике кастрюля щей.
***
Я не знаю, как пахнет Флоренция,
И не слышала ветра печаль.
Это памяти пришлой субвенции,
Чьих-то мыслей, надежд и начал.
Зачарована чуждым видением,
Даже в свитере, будто, чужом,
По лазоревым плитам прозрения
Убегаю в зеркальный излом.
***
Тонет утро в кофейной окружности
Чёрной вязкой текучести дня.
Убеждаясь в конечной ненужности,
Кто найдёт жизни смысл для меня?
Чтобы было за кем в бесконечности
Лямку в очередь ждать и тянуть,
Чтобы знать за какие конечности
В рай ли в ад на побывку возьмут...
Взгляд топя в чёрной кофе окружности,
Сухо вычеркну нечет строки
И шершавой салфеткой наружности
Подотру театральность тоски.
***
Свернулась бесконечность в складки шарфа,
Согрела грудь, таинственно молчит.
Взгляд прыгает. Не до страницы «Снаффа».
Натёрли уши жёлтые очки.
Метро всё режет и паяет время.
Куски из фраз. Мозаика побед.
Вдыхаешь образы и снова в теме.
Чтоб выдохнуть – мгновение в обед.
***
Средневековьем осенённый Львов
Свой крест хранит в переплетенье улиц.
Навечно меж вершинами холмов
Их пары рук в объятиях сомкнулись.
Еврейским выговором канет в ночь
Последний звон колоколов собора,
Чтоб страшный сон июня превозмочь
Червлёной силой общего отпора.
Колючих улиц манят тупики,
Балконы расцарапают в кровь взгляды.
Жонглёру и поэту лишь с руки
Проникнуть через времени ограды.
Врасплох захвачена, как будто вор,
В карманы пряча ожерельем виды...
«Ты пропустила княжий двор», –
Славянский витязь скажет без обиды.
«Я свой маршрут не знаю наперёд...» –
Признаюсь на духу... на грани фола.
Он на мои сомнения тряхнёт
Кирпично-красной гривою костёла.
***
Сезонно-надменной летней депрессией
По эскалатору в душу вползёт
Бред Мураками от джазовой сессии –
В чашу колодца бесшумный полёт...
Если в метро уж читать, то Набокова,
С логикой справившись, выбрав из книг
Ту, где сон-бабочка света пологого
Шагом с карниза свернёт жизнь за миг...
***
Когда литература стала просто средством,
Заброшенный на середине нервный стих
С товаром озадаченный соседством,
Канючить перестал, смутился и затих.
Под перебранку старо-новых стилей,
Канцеляризмов и издательских оферт
В постмодернизме снова обвинили,
Найдя уютный ворох схожих с чем-то черт.
Есть сущности до внешних рамок дело?
Все боли мира слово выразит за раз,
Но, если смысл – искать в числе пробелов,
С расчётами компьютер справится за вас...
***
Привычным взглядом истолкован
Мой двор в прожилках древних луж.
Лишь для поэта станет новым –
Пришелец зорок, верен, чужд.
Иноплеменной крови – крохи,
Я, впрочем, вовсе не о том,
Что светлорусские дурёхи
Выходят замуж за кордон.
Душа стремится в иноверье,
В чужие замыслы и сны,
Как будто за дубовой дверью
Круглогодичный край весны.
Другое небо над тобою,
Но цвет его по-детски прост,
Не рыжее, а голубое,
С ночным набором тех же звёзд.
Похожи – дождь, седые тучи,
Деревьев корни точат склон.
Слова заморские певучи,
Произношения излом
Кривиться заставляет стены –
Акцент, как линза, перед ним –
Трубой подзорной колет вену
И сердца ускоряет ритм.
***
Опьянённая вечной влюблённостью,
Раскатаю по лузам шары –
По зелёному лону наклонности,
По беспечному полю игры.
Разноцветными слов букарашками
Дикий сон утрамбую в блокнот.
Кляксу веры своей промокашкою
Уберу. Это личное. Вот.
Гора Фавор
Отцу
Не воспевая ни сентябрь, ни стужу,
Ни розовый рассвет на ветках мая.
Миндальный дым отряхивая в лужу
И отражение в ней разбивая...
О серость неба горный конус точит,
Как изумруд, земля тебе чужая,
Две тысячи и больше лет пророчит,
До срока этот мир преображая.
***
Жене
Дом дружбы – в занимательных ракушках.
Его мы имя забывали вновь.
Арбат, Тверская, вот уже и Пушкин –
Слагаем путь из улиц завитков.
В намерении выпить свет до донца
Июнь как раз совсем забыл про тень.
Кольцом Садовым всё катилось солнце,
И день перетекал в такой же день.
***
Стихи мои не стоят свеч,
Сгоревших за мгновенье ночи, –
От жара маяков-предтеч
До флегматичных звёзд-рабочих.
Мой скромный выигрыш невелик,
Не скрыть ему в бюджете бреши,
Но ставки в переплётах книг
Забросит только сумасшедший.
В азарте гибну с головой.
Шпагата крест – на книг колоду.
Краплёных строк секрет простой
Раскрыть намерена к восходу.
***
Седое небо с отворотами
Перчатку скинуло, не глядя.
Приём веками отработанный,
Дуэльный вызов сизой глади.
Кустов подолы реверансами
Взбивают кружево обочин.
Сверкают шпаги диссонансами.
Косым дождём мой зонт намочен.
***
Там был свет, а тьмы совсем немного –
Жизнь таилась в заспанных кустах.
Отблесками пламени немого
Речь застыла на людских устах.
Тишиной ночной молились губы.
Или тень маслин творила блик?
Для чего взорвал ночь окрик грубый?
Чтобы языков отсох язык?
Там был свет, и там была дорога –
Белых плит щербатое копьё –
Через сад до Судных врат порога,
Где усталый путник воду пьёт.
Ковыль
В чем было преступление, скажи?
Не зная, сожалею без разбора.
Какая блажь взволнованной души
Всех дальше ноги свесила с забора,
Шёлк бальных туфель окуная в пыль,
Раздор внесла собою на паркеты?
На тонкой шее, кланяясь, ковыль
В твоих глазах учился этикету:
Степная дикость в свете ни к чему,
Жемчужный смех собой заменит хохот.
С ковыльих узких плеч я груз сниму,
Заслышав кочевой кибитки грохот.
«Крутицкое подворье»
За белорядьем яблонь шпилей
Смиренно прячет купола,
Как птица сложенные крылья,
Чьих перьев позолоту смыли
Года – без рода и кола.
День набело спешит в тетради
Запечатлеть душистый цвет –
В небес лазоревом наряде,
Бревенчатых домов окладе,
Где времени истлеет след.
***
Река же хотела на север скорее –
Играть на просторе.
Точила увалы водою, зверея,
Чтобы вырваться в море.
Дугой опоясала землю тугую
Вопросом обидным –
Речное течение знаком бликует
Лишь в зеркале видным.
На щедрых излучинах храмы, деревни,
И катится к югу
Сквозь долгие вёрсты, песчаные гребни
Лесная Ветлуга.
***
Ирине Семёновой
Снег следом шёл, а впереди – Ирина,
Спокойно, каблуками не стуча.
Снег на спину ложился перелиной,
По-пушкински, благословя – с плеча.
Снег тихо шёл, а рядом шла Ирина.
Под ручку, как приятели-друзья,
По вьюжной улице шагали длинной,
По вдохновенью окон свет гася.
Снег мягким стал в присутствии Ирины,
Податливо сложился в белый шар.
Таинственный, он не назвал причины,
Зачем с небес сходил на тротуар.
Октябрь
Мгновенья терпения хватит – иначе
Ты, брошенный ветром, сквозь время пройдёшь.
По жёлтым аллеям, как мячик, проскачет
Осенний, бездомный, резиновый дождь.
В ободранных ветках запутает солнце
Рябина – во всполохи алых гроздей.
Листва паучихою без веретёнца
Покроет ажурно простор площадей.
Развесит по крышам звон капель и строго
Прикажет терпеть им до скорой весны.
По серому небу пройдёт недотрогой,
Холодной, хрустальной боясь новизны.
Марина
Не тяжело... Судьба... И вновь сначала
Отсчитывала жизни бег вода
Из переполненного в дождь канала.
Как в опустевший сон святого зала
Билеты на органный стон продать?..
Чей призрак, чей двойник с мечом устало
Отводит листопады от лица,
Чья золотая слава выгорала,
Предсказывая путь чернильным жалом –
Стих, пройденный до стенки от венца...
На Пятницкой
На чёрном постаменте, в свете брызг,
Малыш пугал доверчивых голубок,
Но будто хмельный приголубил кубок
Красавец сизый – пятницкий маркиз.
Смеялась Ева, и грустил Адам,
Смотря на москвичей за дверью рая.
Пригожей яблоко змий выбирая
Тянулся к позолоченным плодам.
Замедлил полдень бесконечный бег
На ось нанизанных в толпу прохожих.
Фасад метро на храм так не похожий
На миг в прошедший возвратился век.
***
Круг в пятницу пошёл искать своё начало,
От яблока луны кусочек отхватил.
Из памяти твоей мгновение сбежало
И распустилось веткой каменных перил.
Под лисьей шапкой всадник, старым малахаем,
На Божий свет хитро сощурил зоркий глаз.
Москву ордынцы, жадно данью обирая,
Не заглушили колоколен звонкий глас.
Простор веков – замоскворецкие названья.
Их метки в душах, в коренастой кладке стен.
И от себя по капле годы отрывая,
Не растворишься в будущей Москве совсем.
Жизнь как ожидание чудес
Следуй за мной, белый кролик,
Ты же не хочешь в страну,
Где не меняются роли,
Если уж выбрал одну?
Контур очерченный шляпы
Вдруг превратится в квадрат.
Как горностаевы лапы,
Царственный карточный крап.
Время для чайного бреда –
Суд для бисквитов и книг.
Журфикс, но к часу обеда
Выбор гостей невелик.
Смелость дробишь циферблатом.
Как там червовый валет?
Бедным ли быть иль богатым,
Ждёшь от ромашки ответ?
Червь – через яблоко к сердцу –
Ест с королевской руки:
Смокинг повешен на дверцу...
Кролик, скорее беги...
Шахматных правил изыски
Мир оставляет в войну.
Выход для жизни отыскан:
Если спасать, то одну...
Комментарии пока отсутствуют ...