Действующие лица

 

Василий – высокий грузный мужчина, 57 лет, с копной седеющих кучерявых волос, страдающий несколькими хроническими заболеваниями.

Михаил – ровесник Василия, среднего роста, лёгкий, поджарый, движется легко и, вообще, выглядит значительно моложе своих лет.  

 

Сентябрь. Довольно густой и сумрачный, несмотря на ясную погоду, лес. Вечереет. Небольшая сухая прогалина на берегу узкой и извилистой лесной речушки. На прогалине расположились Михаил и Василий. Михаил сидит на стволе сухого, поваленного ветром дерева, подстелив под себя брезентовый плащ. Василий полулежит на мху, так же подложив под себя старый плащ и опершись спиной о сухой полусгнивший пень. Правый сапог Василия снят, нога его, в области голеностопа туго перевязана какой-то тряпкой. Тут же, возле них, стоят два алюминиевых короба для сбора ягод.   

 

Василий (устало). И куда теперь?

Михаил. Никуда.

Василий. А что делать будем?

Михаил. Не знаю. Пока тут останемся. Дождёмся утра.

Василий. А потом что?

Михаил. Вариантов много. Может, пойдет кто с утреннего поезда, как мы с тобой – попросим, чтобы помощь вызвали. Может, сам сбегаю вызову, а ты тут пока полежишь. А можно шину наложить, костыль какой-нибудь сварганить, и самим попробовать добраться. Короба, правда, тут бросить придётся.

Василий. Как бросить?! Столько ягод набрали!.. Да и куда добираться-то?!

Михаил. В любую сторону. Телефон ловит и у реки, и у железки. Нам одинаково ползти, что туда, что сюда. У реки быстрее дождёмся кого-нибудь – у Службы спасения катер стоит под самой лодочной. Им собраться – только подпоясаться. Но придётся болото небольшое пересекать, да через залом перебираться… Посмотрим…

Василий. В общем, застряли мы тут… Всё-таки, надо было в Слободчаково ехать.

Михаил. Я ж тебе говорил, нет там ничего, выгорело всё… Здесь хорошая ягода, ты сам видел… Кто ж знал, что в Ильинке так вода поднимется с дождями… Да и ты ведь сам виноват – попёрся напрямую. Я же говорил тебе: давай обойдём, там мостик сделан… (Передразнивает.) «Так проще, так проще!..» Это когда вперёд порожняком шли, просто было по жердям напрямую махануть, а теперь… (Разводит руками.) Терпи!

Василий. Терпи… Хорошо тебе говорить…

Михаил. Не боись! Выберемся! Ты, главное, себя не накручивай, а то ещё и сердечко прихватит. Ты же валидол с собой не взял…

Василий. Не накручивай?! Это как?! У меня инсулина с собой только пара уколов!

Михаил. Так ведь у нас с собой и еды на пару укусов. Чего же ты беспокоишься? Ты же говорил, что тебе нужно укол перед едой делать, вот оно всё в равновесии и будет…

Василий. На пару укусов?.. А чего больше не взял?

Михаил. А ты чего не взял?

Василий. Так ты же сказал, что вечерним поездом вернёмся!

Михаил. Ну, мало ли… В лес идёшь, всегда бери еды с запасом, с тем расчётом, что задержишься там по какой-то причине… Вот как мы сейчас…

 

Михаил встаёт, привычными движениями разминает плечи и спину, отходит в сторону, собирает сухие ветки и сучья для костра, приносит их на старое кострище, расположенное примерно посередине между пнём и поваленным деревом, раздвигает ногой старые головни. В ходе последующего разговора Михаил разжигает костёр, следит за ним, подкладывает сухие сучья и валежины.

 

Михаил. А вообще, в эту пору, еда в лесу не столь критична, как для тебя инсулин. Можно ягодами подкрепиться, грибов найти… Сыроежек местами – хоть косой коси! Их и варить не нужно. Ближе к реке пара кедров стоит, можно шишек найти, хоть несколько штук, что зверьё растащить не успело… Кроме того, ты пришёл ко мне с утра, даже не предупредив, я и собраться толком не успел.

Василий. Так ведь, сколько я тебя просил сводить меня по ягоды! Ты же сам сказал: сходим на днях.

Михаил. Сказал… А предупредить с вечера, всё же, стоило…

Василий. Предупредить, предупредить… Хорошо ведь всё утром вышло! На поезд не опоздали… Чего ещё.. Если бы не нога…

Михаил. Не опоздали… Это хорошо, что я такой покладистый, спорить с тобой не стал. Пошли, так пошли… (Пауза.) А ты почему именно сегодня сподобился? Я думал, в выходные пойдём.

Василий. А так оказалось удобнее всего. И погода стоит хорошая… В общем, все звёзды сошлись!

Михаил. Все звёзды сошлись… Это точно… Ну, значит, так тому и быть! А посему, принимай всё спокойно!.. Всё нормально!

Василий. Да что ты заладил: спокойно да нормально?! Что тут нормального-то?.. Что я с вывихнутой ногой, а то и ещё хуже, лежу посреди леса, где ни связи нет, ни помощи?!

Михаил. Ну, да. Именно это спокойно и воспринимай… Стоит ли так сильно переживать из-за того, что ты не в силах изменить?

Василий. А мы не в силах что-то изменить?!

Михаил. Пока не в силах. Ты же видишь... Ситуацию эту изменить мы не в силах, зато мы можем изменить своё отношение к ней…

Василий. Отношение?.. Хмм… И как, интересно, я могу изменить к ней отношение?

Михаил. Как сказал один мудрый человек, каждая проблема несёт в себе семена возможностей… Ты ночевал когда-нибудь в осеннем лесу у костра?.. Я имею в виду, кроме того случая, когда мы, тридцать лет назад, как раз в Слободчаково, сойдя с ночного поезда, рассвета ждали.

Василий (задумчиво чешет свою гриву). Ну… пожалуй, что нет… Чтобы так, в самой чащобе, осенью…

Михаил. Ну, вот видишь! В кои-то веки получится провести чудесную осеннюю ночь в лесу, а ты не рад!

 

Между тем, сумрак сгущается всё сильнее, лица обоих мужчин освещаются, по большей части, пламенем костра. Василий придвигается к огню поближе, устраивается удобнее.

 

Василий (ворчливо). Мудрый человек… Сказал… Да ты, смотрю, совсем философом стал, под старость-то лет!

Михаил. Ну, во-первых, до настоящей старости нам с тобой ещё жить, да жить…

Василий. Что-то я по себе не чувствую, что жить да жить…

Михаил. Это ты сам себе надумал… А во-вторых, в каждом из нас живёт философ… Живёт, но дремлет…

Василий. Ага… Хочешь сказать, что нужно лишь его разбудить?

Михаил. Нет, не хочу… Он сам просыпается, время от времени… Ты ни разу не чувствовал?

Василий. Как не чувствовал?.. Чувствовал, конечно… Только во мне он обычно просыпается пьяным… И, ты знаешь, такие умные вещи говорить начинает! Хрен остановишь!.. Только вот толку в этом мало… А то ещё и вред бывает, если его советов послушаешься…

Михаил. Ну, да… Бывает и такое… Поэтому ты больше не употребляешь?

Василий. Да нет. Это мне просто здоровье больше не позволяет… А так, плевать бы я хотел на этого философа… и на всех философов сразу!.. У меня своя философия в жизни.

Михаил. И какая же?

Василий. Живи, как живётся!.. Вернее, как легче всего жить, и будет тебе счастье!..

Михаил. Ага… Знакомо… Сам таким был… От того, наверное, мы и оказались с тобой в нашей пятой ГеПе после десятого класса… В одной группе…

Василий. А был выбор?.. Куда мне было ещё податься, с моим-то аттестатом?!. А там мы профессию получали, стипендию… Документы подал, и всё! Зачислен!.. Хорошо, удобно…

Михаил. Это точно… А у меня, признаться честно, выбор был… Сам не захотел ехать куда-то, хлопотать, суетиться, поступать… Как ты говоришь, хорошо и удобно… Через год уже сами деньги зарабатывали.

Василий. А ты теперь жалеешь небось, что не поехал поступать после школы? Я ведь помню, как многие корили тебя, мол, с такими-то оценками…

Михаил. Нет, не жалею… Никогда не жалел… О чём тут жалеть?.. У каждого свой путь в жизни. У меня вот такой…

Василий. Ага… Прям как в анекдоте: «Ты кто?!», «Я – твоя мечта!», «Но я не о такой мечтал!», «А сбылась такая!». Философ…

Михаил. Не жалел, но понял одну важную вещь…

Василий. Какую?

Михаил. Иногда, всё же, стоит поупираться, пободаться, поднапрячься.

Василий. Зачем?

Михаил. Чтобы хоть что-то изменить… Чтобы и от тебя зависело хоть что-то в этой жизни.

Василий. Ага… от того ты и начал ходить вечерами в музыкальную школу, на пианино учиться играть?

Михаил. Вот-вот. От того.

Василий. И что тебе это дало? Ты же, всё равно, бросил после армии!

Михаил. Бросил… Но чему-то, всё же, успел научиться.

Василий. Ерунда всё это! Пустая трата времени… Помнишь, был у нас такой предмет в ГеПе, невиданный – этика!.. Вела его училка по литературе… Она потом ещё в декрет ушла…

Михаил. Как не помнить!

Василий. Вот… И задала она нам сочинение писать, про осень…

Михаил. Вот этого не помню…

Василий. Задавала, задавала… А я ей сразу тогда сказал: «Да пошла ты!..» Что я, мальчик ей, что ли? Я и в школе-то их не писал… А она мне: «Ну, тогда ставлю тебе двойку»! «Да и хрен с тобой! – говорю ей, – ставь!» И поставила… А дружок мой закадычный, Толик Фирсов, мы с ним ещё в песочнице вместе играли, ты помнишь его… Так он это сочинение два дня писал! И написал! И ошибок столько там нафигачил, что она поставила ему «кол»!.. Ну, и на кой хрен упираться, выше головы пытаться плюнуть, если, всё равно, окажешься там же, да ещё и плевок тебе на бошку прилетит?!

Михаил. Бывает и такое.

Василий. В-о-от!.. Это же самой природой заложено!.. Вот взять, к примеру, реку… Да, вот, хотя бы Ильинку эту. (Указывает рукой.) Течёт она себе, течёт… Попадётся бугор какой или, там, валун, или коряга, обежит она их, с какой стороны удобнее, и дальше себе течёт… Так и петляет по сограм да оврагам, где бежать легче всего… Заметь: не пытается через пупочки да боровинки пробиться, силы свои на них не тратит!.. И аж до самой Вычегды добегает! 

Михаил (после паузы). Верно. Добегает… Только если попытаешься по ней на лодке сплавиться, когда вода повыше, в паводок, например, целый день у тебя уйдёт, чтобы до устья добраться, хоть и бежит она весело… А вот если себя не пожалеешь, да прямками шуранёшь, через буреломы да болотинки, так и за полтора часа управишься!.. Уж больно много она петель назакладывала, препятствия все эти обегая!

Василий (разводит руками). А это уж кому что нравится!.. Кто-то может и напрямую… Ну, хорошо… Возьмём большую реку, ту же Вычегду… Или лучше сибирскую какую-нибудь, Лену, например. Та плавно бежит, не петляет. И щепочки да травинки в ней всякие плывут себе вниз по течению, никого не трогают, против течения не трепыхаются… И ведь какой путь могут проделать! Весь материк могут пересечь!

Михаил (после паузы). Природой заложено… Это ты хорошо сказал.

Василий. А то!

Михаил. Люди тоже как реки: большинство, как эта Ильинка и прочие мелкие речки, петляют, изворачиваются, пути обходные ищут и добегают-таки до своего конца. А иным, которых единицы, хватает силы прямо бежать… Да и не бежать даже, а спокойно и полноводно течь… А что до щепочек… Можно щепочкой и не быть, не колотиться о камни да берега…

Василий. А как иначе?

Михаил. Можно рыбкой быть в этой реке, и самому себе путь выбирать…

Василий. Ну, брат мой Миша, тут уж кому что дано!

Михаил. Ага. Кажному своё, как говорила моя бабушка… Знакомо… А, вообще, хорошо ты говоришь… Красиво даже… И вот почему ты так школу плохо закончил, я никак понять не могу! Ты же соображал не хуже многих отличников! А в чём-то, пожалуй, и лучше. Даже если по накатанной учиться, по течению, как ты говоришь, плыть, ты бы мог вполне хорошистом быть, не напрягаясь!

Василий. Почему?.. А я тебе скажу, почему… Я в семье с двумя старшими сёстрами рос. Ну, и натаскивали они меня, пока я мал был да безответен, будь здоров! И пошёл я в первый класс, уже умея свободно читать, считать, стихи рассказывать… Ну, и что мне было там делать?! Вот и просидел я класса до третьего в отличниках, так просто, ничего не делая, а когда пришла пора действительно заниматься да зубрить, не было у меня уже никакого желания. Абсолютно!.. Зачем?! Зачем, если и без этого можно вполне себе обойтись?!. Так и проболтался я до десятого класса, ничего не делая, выезжая только на своей хорошей памяти… В том, что мне было интересно, я и без школы мог разобраться, изучить как следует… Вот единственное, о чём потом немного жалел, так это то, что вместе с другими пацанами не сдал на права в десятом классе… Нас же на шоферов учили в старших классах… Ну, ты помнишь… Производственное обучение…

Михаил. Помню… В нашей школе учили на электриков…

Василий. Вот… Как стали мы теорию сдавать, я, естественно, и завалил… А как иначе, если не учил ничего самостоятельно?!. А-а-а… Тогда почти все завалили, потом пошли пересдавать, а я поленился… Позже, когда уже свою «шестёрку» первую купил, пожалел… (Подняв палец вверх.) Но, не сильно!.. Всё равно, категорию менять пришлось бы… Вот такая моя жизненная философия…

Михаил. Ага… Я понял…

Василий. Вот я и говорю, что и твоя немногим отличалась, не то мы бы с тобой не оказались ещё и в одной бригаде, в ремонтной группе завода нашего механического…

Михаил. Всё верно. Куда привёл мастер на практику, там потом и работали, и о другом не помышляли…

Василий. Ну, это, может, ты не помышлял… А я-то сразу прикинул, что не самая денежная у нас была работёнка... Дружок-то мой, Толик, в цех централизованного ремонта попал и получал куда как больше нашего!

Михаил. А что ж ты туда не подался? После армии в любой цех можно было устроиться. Тогда это просто было…

Василий. Так ведь и работали они там как черти! Особенно в капитальные ремонты – по десять-двенадцать часов, без выходных… Чумазые ходили, как шахтёры. Не то, что мы – по полдня чаи гоняли да доминушки за столом перебирали.

Михаил. А-а-а… Ну, да… Ну, да… Именно это и угнетало меня, сначала потихоньку, потом всё сильнее… Безделье…

Василий (передразнивает). «Угнетало… Безделье…» А чем плохо, скажи!.. Ну, закончил ты потом свой институт, заочно… Ну, в управление перевёлся, поработал там сколько-то… А в итоге, у нас, в ремгруппе снова и оказался!

Михаил. Оказался… Но не от того, что по безделью соскучился… Там совсем в другом было дело…

Василий. Ага… Или скажи ещё, что цивилизация развивается по спирали.

Михаил. Ну, и это тоже… А так как спираль – не окружность, то, сделав виток, ты не окажешься в той же самой точке. Поэтому и вернулся я к вам, в ремгруппу, уже другим человеком, хоть и числился всё тем же слесарем пятого разряда…

Василий. Не знаю… Внешне было незаметно.   

Михаил. А как оно может быть заметно? Я же не с войны вернулся – руки-ноги на месте… Зато я узнал много всего интересного и полезного, чего бы я не узнал, у вас сидючи.

Василий. И что же?

Михаил. Ну, например, что можно легко послать зарвавшегося начальника куда подальше открытым текстом и уволиться по собственному желанию. Ты даже не представляешь, как легко становится после этого на душе! Как после школы – кажется, что весь мир в твоём кармане!

Василий. То-то он у тебя в кармане был, коли ты обратно в слесаря подался… Небось, и выбора другого не было?

Михаил. Почему не было? Выбор был большой. Я мог и сам на себя работать.

Василий. Типа, самозанятый.

Михаил. Типа, да. Но тогда пришлось бы крутиться, и свободного времени совсем бы не оставалось. И, опять же, стаж пенсионный нужно было где-то зарабатывать.

Василий. Во-о-о-т! А я о чём?!. Оба мы с тобой одним миром мазаны!

Михаил. Мазаны. Да в разные места… Мне время не для безделья нужно было. Я параллельно ещё и другими делами занимался.

Василий. Да. Помню, как ты в углу за токарным станком прятался и сидел там по полдня, читал что-то… Высидел чего-то? Я думал, ты так просто время убиваешь, книжонки для удовольствия почитываешь… Дома жена, дети не дают, так ты на работе… Всё, кстати, тебя спросить хотел… Ты жену-то себе где нашёл? А то ведь мы за столом своим-то все косточки перемыли, а ты так и остался тёмной лошадкой.

Михаил.  В театре.

Василий. В театре?! В каком театре? У нас нет театра… А-а-а… Или ты имеешь в виду театральный кружок в ДК, куда ты ходил?.. Ну, тогда так и говори. А то – в театре!.. Да, помню, как ты раз на работу, после какого-то спектакля, с накрашенными ресницами припёрся… Наделал ты тогда шуму на заводе! Мы и сами чуть все не упали, когда ты в мастерскую зашёл.

Михаил. Да. Было дело… Я тогда льва в сказке играл. Мы перед детскими садами с утра выступали. До обеда меня директор ДК у механика нашего отпросил. Стёр я тогда после спектакля грим с лица салфеткой, и – на работу… А про ресницы забыл… Мало того, ещё и на автобусе до проходной доехал, всё понять не мог, что это люди так на меня таращатся… В общем, театр… Так ведь он так и назывался – Народный театр Дома Культуры… Да… Сейчас уж того нет… А ты свою, помнится, где-то там же на комбинате нашёл?

Василий. Ну, как сказать… Работала она, и правда, тогда на комбинате, но вот первый раз я с нею встретился не там… Мы тогда, с дружком моим, Толяном повадились в общагу женскую похаживать, что на Архангельской.

Михаил. Пентагон?

Василий. Вот-вот. Пентагон… Вахтёрша там сидела, ясно дело… Всё как положено. Так мы то в окно залезем к кому-нибудь, то мимо неё проберёмся потихоньку, пока её кто-нибудь отвлекает…

 

Откуда-то из темноты доносится потрескивание сучьев.

 

Василий (дёрнувшись всем телом). Ё!.. Слышал?!. Ходит кто-то!.. Медведь, что ли?!

Михаил (спокойно, не оборачиваясь на звук). Может, медведь… А может, и лось… Не боись! Если бы это медведица с медвежатами, то, да, это может быть опасно – они же, шалопаи лохматые, везде лезут… Детки… Но мы бы их ещё раньше услышали – они красться не умеют… А взрослые мишки, особенно молодые, любопытны – часами могут за человеком наблюдать, но нападать никогда не отважатся. Волки сейчас тоже не страшны – они только зимой, с голодухи, в стаи сбиваются. А в одиночку они человека боятся... Ещё дед меня учил: нет в лесу зверя страшнее человека!.. Так что не боись! Ночью в лесу много чего услышать можно, но в этом нет опасности… Это даже интересно…

Василий. Интересно… А если, всё-таки, выйдет на нас косолапый, что делать?!

Михаил. Да ничего… Лежи, как лежал, и не шевелись, будто не живой. Лучше всего, лицом вниз, а то он может лапой пощупать, убедиться… Понюхает он тебя, да уйдёт. Нужен ты ему!

Василий. А ты?! Убежишь?!

Михаил. Зачем убежишь?.. Убегать начнёшь, как раз ему тем самым интересен и станешь… Да и невозможно это, от него убежать…

Василий. А что тогда?

Михаил. Ветошью можно прикинуться, что я тебе и советую… Можно попробовать напугать. Если не матёрый и не подранок, ещё сильнее тебя перепугается…

Василий. А ты почему ружьё не взял?

Михаил. Какое ружьё? У меня его никогда и не было…

Василий. Как так?! По лесам шатаешься чуть не круглый год… И без ружья?!

Михаил. А зачем оно мне? Зверей я убивать не желаю, а от людей недобрых ружьё не спасёт, если уж на то пойдёт… К тому же, кто ж с собой ружьё таскает по ягоды? Тут уж что-то одно нужно выбирать… Ну-ну? И чего вы там, в Петагоне?..

Василий (постепенно успокаивается, но иногда всё ещё с опаской поглядывает в темноту). А чего… Нашли себе по девчонке, что посговорчивее, так с ними и начали дружить, организмами… Меня потом и вахтёрши начали пропускать, как своего – там ведь, в общаге, и семейные жили… Толян – тот молодец, начал с одной на другую перескакивать… Скандалу было!.. А мне зачем такие заморочки? Мне и так хорошо. Так с ней и сошлись, поженились… Ей потом квартиру выделили от производства, одной из последних… Начало девяностых, сам помнишь – прикрылась эта лавочка халявная… Так неспешно, без особых хлопот и усилий, и стали жить… Дочку нажили, вырастили... Она уж сейчас далеко, в другом конце страны, замужем… А уж потом всё! Никаких больше детей! На кой хрен мне напряг такой нужен?!

Михаил. Всё у тебя легко должно быть, без напряга… А зачем же ты в лес по ягоды со мной напросился? Купил бы на рынке или по объявлению в газетёнке нашей… Тут же ещё как потрудиться приходится! Тебе ли не знать?.. Или молодость решил вспомнить?

Василий. Так ведь дома сидеть ещё хуже! Брал отпуск, думал отдохну, а моя взяла да и ремонт в квартире затеяла… Сегодня с тобой не пошёл бы, пришлось бы плинтуса старые отрывать, со шпаклёвкой возиться… А так, и правда, хоть молодость вспомнил… Мы ж тогда, в девяностые годы, хорошо с тобой да с Лёхой ходили. Помнишь?.. Весело было! Особенно, когда он чулок к комбайну приделал и таскался с этой кишкой по кочкам!..

Михаил. Да… Посмешил он нас тогда, изобретатель-рационализатор… Хорошо там было, за Слбодчаково – такие ягодники мощные!.. Пока всё не выгорело… К самой железке огонь подходил… Поездами пожарными тушили… Я был там после этого… Вперёд, в сторону реки ушёл легко, а обратно едва по компасу вышел – всё выгорело на полметра вниз, а где и больше… Ни тропинок, ни пней приметных, лишь деревья чёрные стоят, на корнях приподнявшись, как в страшной сказке про Бабу Ягу.

 

Василий вздрагивает, резко оборачивается, всматривается куда-то в темноту, прислушивается.

 

Василий. Тихо!.. Слышишь?!

Михаил. Что? Опять тебе блазнится что-то?

Василий. Да, вон… (Указывает рукой.) Вон там, между кочками… шорохается кто-то!

Михаил (невозмутимо). Успокойся… Это мышь или ещё зверёк какой…

Василий (недоверчиво). А какие ещё зверьки тут могут быть?

Михаил. Всяких хватает… И норка водится, и ласка… Выдра тоже может показаться – Ильинка же под боком бежит… Бурундуки, опять же – очень любопытные зверушки. Иной раз, пока вплотную не подойдёшь, не убегает, сидит, на тебя таращится, особенно если насвистывать чего-нибудь…

Василий (поёжившись). А змеи?.. Змею тут водятся?

Михаил. Да, как не водиться?.. Конечно водятся… Только ведь сейчас не лето, они сейчас по кочкам не лежат, не греются, а прячутся, в спячку впасть готовятся… Да и не тронут они тебя, если сам к ним лезть не будешь или случайно на них не наступишь…

Василий. Наступишь!.. Чем ступать-то?.. Распухла так, что и в сапог теперь не влезет!.. Как теперь идти-то?!

Михаил. Не паникуй… Что-нибудь придумаем… Можно сапог надрезать, да скотчем потом обмотать. Я всегда с собой рулон небольшой таскаю, на всякий случай…

Василий. Надрезать?!. Ты чего говоришь-то такое?! Новые сапоги! Летом только купил! 

Михаил. Ну, а что ты хотел? Так вот и идти?.. Или думаешь, тебя отсюда кто-то на руках вынесет?.. Нет, Вася. Тебя и втроём по такой дороге не унесёшь!.. (Пауза.) Ладно… Если не хочешь сапог резать, сооружу тебе чего-нибудь… Там вон (указывает рукой) берёза лежит подгнившая, а береста у неё крепкая ещё, и сняться легко должна… К утру сплету тебе лапоть… Хватит, чтобы отсюда выйти… Сыро, конечно, ноге будет, но всё лучше, чем ничего…

Василий. Лапоть?! А ты что, лапти плести можешь?!

Михаил. Могу… Добрые люди научили в своё время… А, может, опухоль чуть спадёт к утру, и изобретать ничего не потребуется… В общем, всё нормально будет!.. Расслабься и получай удовольствие!

Василий. Удовольствие?! Здесь?!

Михаил. Ну, да. Я же тебе говорил – в любой проблемной ситуации спрятаны новые возможности…

Василий. Ага… Гопники избили оптимиста Валеру до полужизни…

Михаил. Я не про оптимизм… Я про возможности… Вот, посмотри, например на небо!.. Видишь, какие звёзды?.. А сколько их!.. Осеннее небо самое благоприятное для наблюдений… Ну, где ты ещё такое увидишь?.. В городе?.. Нет! В городе слишком много светового шума. Нет там такого неба!.. А больше ты нигде и не бываешь… (Указывает рукой.) А вон, смотри! Смотри!.. Прочертила одна, падающая!..

 

Василий, задрав голову, пытается разглядеть звёзды в небе.

 

Василий (разочарованно). Да что мы тут увидим, в такой чащобе?! Два просвета над головой… Как в колодце сидим…

Михаил. Ничего… Тебе, для начала, и этого хватит… А не то, давай в другой место переберёмся, где почище… Я и костёр не поленюсь заново разложить…

Василий. Нет уж! Мне и тут хорошо… На кой ляд мы потащимся ещё куда-то?.. Чего ради?.. Чтобы увидеть ещё пару звёзд?.. А стоят ли они таких усилий?

Михаил. Стоят!.. Несомненно стоят!.. Только спорить с тобой я не буду. Нет, так нет.

 

Пауза.

 

Василий. И правда… Я даже припомнить не могу, чтобы ты с кем-то о чём-то спорил…

Михаил. А зачем?.. Только себя распылять по мелочам… Я эту энергию лучше на что-нибудь другое потрачу…

Василий. То есть, если тебя обидят, ты проглотишь эту обиду, и молча уйдёшь?!

Михаил. Может, уйду, а может, и нет… Но спорить и доказывать что-то с пеной у рта не стану.

Василий. Почему?

Михаил. Потому что мир вокруг не изменится от того, что я кому-то что-то докажу… И я сам не стану хуже от того, что обо мне кто-то думает плохо и хает меня вслух.

Василий. Слишком сложна твоя философия… Моя проще…

Михаил. Не знаю, проще ли, сложнее ли… Мне это и не важно…

Василий. А что тебе важно?

Михаил. Что важно?.. Хмм… Трудно сказать… Я и сам пока не могу этого толком сформулировать.

 

Михаил поднимается с поваленного дерева, разминает спину, подходит к коробам, достаёт из своего короба полупустой рюкзак, лежащий поверх ягод, подходит к костру, не спеша развязывает рюкзак, достаёт из него скудные припасы, начинает готовить перекус.

 

Михаил. Видишь ли, я постепенно, с возрастом пришёл к мысли, а точнее, умные люди меня на неё натолкнули, что если ты хочешь изменить течение жизни, которая тебя не устраивает…

Василий.  А тебя не устраивает?

Михаил. Ну… Не то, что бы сейчас, а раньше – да, сильно не устраивала… Так вот, чтобы заставить реку сменить русло, изменить течение, нужно изменить саму основу…

Василий. Основу?! Что ещё за основу?

Михаил. Всё, что у тебя внутри: твои взгляды на мир, чувства, ощущения, отношение к людям, к предметам и явлениям… и, вообще, подход к жизни.

Василий. И ты это сделал?

Михаил. И не раз.

Василий. А-а-а… То-то тебя и мотало по жизни из стороны в сторону.

Михаил. Да, всякое бывало… И это тоже… На-ка, угощайся! (Подаёт Василию кусок хлеба с ломтиком бекона.) Сейчас подкрепимся, да на утро ещё останется…

Василий (оживившись). Это можно!..  (Берёт предложенное.) Хотя, сало есть мне врачи не велят…

Михаил. Да тут сала-то всего ничего… Хороший бекон... Ешь, не сомневайся!

Василий. А пить что будем?.. Термос пуст.

Михаил. Воды, вон (указывает рукой), целая речка. Ты так про неё хорошо рассказывал, ногу на ней подвернул, а теперь и на вкус попробуешь.

Василий. Сырую?.. А не опасно?.. Дно потом не вышибет?

Михаил. Можно и вскипятить, если боишься. У меня тут котелок маленький припрятан.

Василий. А-а… Ну, ладно… (Крутит в руках кусок бекона.) Я лучше вот как сделаю… (Насаживает бекон на веточку, начинает жарить над костром.) Как в детстве…

Михаил. Оно, конечно, так, может, и вкуснее, но я бы не советовал…

Василий. Почему? Жареное мясо вредно?.. О здоровье моём печёшься?

Михаил. Точно! Это очень вредно для здоровья, когда на запах жареного мяса придёт мой тёзка.

 

Василий отдёргивает кусок бекона от костра, затем, ухмыльнувшись, снова подносит его к огню.

 

Василий. Шутишь?.. Ты же сказал, они не нападают.

Михаил. А он и не будет нападать. Он просто вежливо попросит… Правда, потом штаны в Ильинке полоскать придется…

Василий. Ладно. Убедил. (Снимает бекон с веточки, кладёт его на ломоть хлеба, начинает есть. Затем, вдруг, хлопает себя ладонью по лбу.) Чёрт! Забыл укол сделать!

Михаил. Да, ладно. Не давись, ешь! Потом сделаешь, успеешь… Много ли тут еды-то?

 

Оба молча жуют, глядя на пламя костра.

 

Василий. Так что ты там про основу-то толковал?

Михаил (после паузы). Чтобы не плыть щепочкой по течению и что-то изменить в жизни, нужно сильно над собой поработать…

Василий. Угу… Это точно… Со всеми этими проблемами просто так, с наскока, не разберёшься.

Михаил. Я не про проблемы.

Василий. Это как же?.. Жизнь из них только и состоит… От одних ещё как-то можно увильнуть, с другими бороться приходится, решать.

Михаил. Если изменишь ход течения, то и проблемы останутся в старом русле.

Василий. Хм… Интересно… Но тогда появятся новые…

Михаил. Это уж как пить дать… Но и с ними не стоит бороться…

Василий. Это как?

Михаил. Творить!

Василий (поперхнувшись). Что творить?!

Михаил. Что угодно!.. Рисовать, сочинять, лепить, строить… В общем, создавать что-то, чего до тебя ещё не было… А научишься этому, так и жизнь свою можешь реконструировать… Когда человек творит, он становится выше проблем… Они просто перестают быть проблемами!.. Главное – задаться целью, сформировать её, обрести чёткое видение того, что ты хочешь в итоге получить… Вот ты, например, сейчас чего хочешь?

Василий (неуверенно). Ну, до дому добраться… и чтобы нога не болела…

Михаил (быстро поразмыслив). Это ты проблемы насущные решить хочешь, и не более того… Это всё те же рамки, в которых всю жизнь бьёшься, от стенки к стенке… Я же тебе толкую о сотворении, создании чего-то!

Василий. Да ничего я не хочу!.. Что ты думаешь?! Что я сейчас всё брошу и начну ножом из пней фигурки разные вырезать?! Так, что ли?!

Михаил. А, хотя бы и так… Хотя творить можно не только что-то вещественное.

Василий. Что же?

Михаил. Да, даже саму жизнь!.. Свою… Собственную… Вот, что ты хочешь по жизни?

Василий. По жизни?

Михаил. Да.

Василий. Здоровым хочу быть!

Михаил. Вот!.. Вот и задайся целью!.. Сформируй своё видение того, каково это быть здоровым!

Василий (немного подумав). А толку-то?! Это же нереально!.. Просто помечтать предлагаешь?

Михаил. А ты не думай о том, насколько это реально! Ты делай, твори свою жизнь, создавай себя здоровым, а уж время покажет, что реально, а что нереально!.. Когда займёшься этим, так и проблемы твои бытовые окажутся сущей ерундой!

Василий (после паузы). Да?.. И много ты натворил… по жизни?

Михаил. Много.

Василий. И чего же?

Михаил. Много всего… И по жизни, и руками… Хотя, кое-что и головой… Всё разошлось по друзьям и знакомым, но что-то и осталось… Не твоя бы нога, так могли бы сходить до моей избушки – там у меня целый музей…

Василий. Избушка?! У тебя есть своя избушка?!. Построил?.. Сам?!

Михаил. Сам. Один. И для себя одного.

Василий. Ну ты даешь!.. И где она?

Михаил. У реки. Если выйти к ней отсюда, то ещё пару километров вдоль берега…

Василий. Да-а… Интересно было бы посмотреть… (Пауза.) А если я не умею творить, тогда что?

Михаил. Учиться… К тому же, как это ты не умеешь?! А кто по ДВП узоры всякие вырезал?

Василий. Так это баловство только было…

Михаил. Нет, Вася. Это как раз не баловство… У тебя очень даже красивые узоры получались… Это как раз то, что нужно… А ты бросил.

Василий. Так ты и сам бросал не раз!

Михаил. Бросал… Но брался за другое!.. Тут ведь главное – не стоять на месте…

 

Из темноты доносится хруст веток и медвежий рык. Василий дёргается, бледнеет, испугано смотрит в ту сторону. Михаил так же оборачивается.

 

Михаил. Ага!.. Пожаловал-таки!.. Накаркали мы с тобой, Вася…

Василий (в панике). А что делать?! Делать-то что?!

Михаил. То, что я тебе говорил: лежи и не отсвечивай!.. Он нас прогнать пытается… Может, порычит, да уйдёт…

 

Рык раздаётся снова, ближе и более свирепый. Слышится треск поваленной сушины.

 

Василий (хватаясь рукой за левый бок). Что же делать?!. Как же так?!

 

Михаил быстро встаёт, хватает рюкзак и плащ, на котором сидел.

 

Михаил (возбуждённо, глядя в темноту). Напугать хочешь, да?! Ну-ну! Посмотрим, кто кого! 

Василий (держась рукой за сердце). Миша!.. Больно-то как!.. (Слабеющим голосом.) Миша!

 

Рука Василия опускается, весь он обмякает. Михаил, в это время, поднимает рюкзак с накинутым на него плащом над головой, отчего становится похожим на некое гигантское существо, и начинает дико орать в ответ на медвежий рык. Всё это происходит на фоне тревожно звучащей музыки.

 

Михаил. А ну, пошёл отсюда, баран лохматый!

 

Михаил продолжает орать, сам переходя на рык, и направляется устрашающей походкой в сторону медведя. Слышится треск сучьев, рык доносится издалека, потом вовсе стихает. Стихает и музыка.

 

Михаил (опуская рюкзак, охрипшим голосом). Вот так-то лучше!.. То же мне, страшила!.. Сам, небось, обделался! Ничего… (Грозит в темноту кулаком.) Появись вот ещё, так я тебе задам перцу!.. (Бросает плащ и рюкзак на землю.) Слышь, Василий, прогнать он нас хотел!.. (Поворачивается, смотрит на Василия.) Вась?!. Вась, ты чего?! (Бросается к нему, ощупывает, расстёгивает куртку, припадает ухом к груди.) Не-е, Вась, ты это брось! (Рывком укладывает Василия на землю ровно, начинает судорожно делать ему искусственное дыхание.) Ты это брось, брат!.. Умирать он вздумал!.. (Умаявшись, останавливается, ещё раз припадает ухом к груди, затем прикладывает руку к артерии на шее Василия, пытаясь прощупать хоть какое-то биение. Обессиленно садится на землю рядом.) Умер всё же… Что же ты, Вася, со мною делаешь?!

 

Молча и понуро, Михаил сидит какое-то время, почти без движений. Затем встаёт, подбирает плащ, отряхивает его, накрывает плащом тело Василия. Звучит тихая спокойная музыка, китайские мотивы, сначала как бы издалека, затем всё громче. Михаил снимает с себя куртку, кладет её на землю, выходит на авансцену. Сначала он просто смотрит в темноту перед собой, затем, в такт музыке, начинает выполнять комплекс китайской гимнастики Ба Дуань Цзин.

 

Занавес.

 

Художник: Александр Казаков

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование