Так повелось издревле, что раз в пятьсот лет у злой колдуньи Эльзеборы и беспросветного Мрака рождалась дочь, а у доброго чародея Бенинитаса и Алой Зари – сын. Дабы продолжались род добра и зла, чтобы вершилось волшебство. Ибо только в существовании того и другого заключалась гармония, только в противоборстве разных сил устанавливалось равновесие.
И вот много лет назад в разных концах леса почти одновременно раздались крики новорождённых: появились на свет Инсидия – белокурая девочка с зелёными глазами, – и Юстиций – синеокий мальчик с розовыми волосами. Долгие полторы сотни лет росли они, ничего не ведая друг о друге, до поры…
Наблюдая за тем, как по небу тянется жемчужная вереница облаков, давно повзровслевший Юстиций грустно улыбался:
– Всё в этой жизни преходяще: и добро, и зло... И силе волшебства, и злым чарам находится объяснение... Почему же меня больше не радуют чудеса? Неужели иссякают мои силы, что невозможно даже собственный сон превратить в явь?
Пятисотлетний чародей печально вздыхал, вспоминая время обучения ворожбе у белого мага, своего отца.
– Запомни, сын, – наказывал старый кудесник. – Быть добрым волшебником очень ответственно! Твоё призвание – помогать заблудившимся, обездоленным, утратившим силу и веру, не вмешиваясь в законы мироздания. Миром правят силы значительнее нас, – и мы – лишь скромная их частичка. В твоей власти многим помочь, но запомни: никогда, ни при каких условиях ты не должен использовать магию в собственных целях, ибо рискуешь навсегда лишишься высокого дара и кануть в безвестность.
Как-то, весенней порой, болтливые сороки принесли весть: в лесу, окутанная серебристой вуалью лунного света, кружит в танце юная красавица. Любопытство одолело начинающего чародея, и он, обернувшись туманом, поплыл в чащу, где среди густой травы кружила в танце светловолосая девушка с зелёными, как яблоко, глазами. Голосом чистым, как вода родника, она напевала без слов чарующую мелодию и парила над ночными цветами подобно легкокрылой бабочке. И крохотные золотистые светлячки, словно далёкие звёзды, рассыпали над землёй золотую пыль.
Незнакомка показалась Юстицию настолько прекрасной, что, не удержавшись, он принял облик красивого светлого эльфа, духа леса, и закружил вместе с нею.
– Как превосходно вы танцуете! – восхитилась чаровница. – Жаль, что не встречала вас прежде. Откройте ваше имя, прекрасный незнакомец!
Однако молодой чародей молчал, увлекая в танце партнёршу за собой, и казалось, что в жемчужном свете парит не будущая ведьма, а восхитительная юная фея!
Но померкли блестящие звёзды, на востоке зажглась новая заря. И как ни хотелось магу и колдунье продлить очарование летней ночи, но пришла пора расставаться.
– Так каково же ваше имя? – снова спросила девушка.
– Юстиций. А ваше имя?
– Инсидия.
– Надеюсь, мы ещё встретимся, Инсидия, – прошептал очарованный маг.
Глаза незнакомки вспыхнули зелёным огнём, и губы, подобные спелым вишням, улыбнулись:
– Надежда призрачна, но всё может быть!
Чудесное видение растаяло, словно его и не было. Влюблённый юный маг ещё долго видел грациозный силуэт, в окружении мириад светлячков. Весь день он не находил себе покоя, мечтая о восхитительной чаровнице. Едва погасла вечерняя заря, он в облике златокудрого эльфа устремился на знакомую поляну.
Красавица была уже там. Она сидела на громадном замшелом валуне, плела венок из ромашек и негромко напевала ту же очаровательную мелодию. Увидев эльфа, она обрадовалась. Но, словно очнувшись, нахмурилась:
– Ты не эльф! Однако это ты танцевал со мной вчера – Юстиций. Кто же ты на самом деле? Зачем обернулся эльфом?
– Как ты догадалась, что я не эльф?
– По кончикам ушей. У эльфов они острые, у тебя же обычные, человеческие. Так кто ты? – потребовала ответа Инсидия.
– Ты права. Я и есть человек. Воспитанник доброго мага.
Не скрывая изумления, девушка скрепила травинкой концы законченного венка и водрузила его на голову, словно тиару.
– Но почему обернулся эльфом?
– Потому что эльф почти невесом и легкокрыл, а я неуклюж... и прежде не танцевал, – смутился маг.
– Ха-ха, а ты забавный. С тобой мило и спокойно. Никогда не стесняйся делать то, чего просит душа. Это же так просто – откликаться на её мелодию, отдаваться чувствам – и всё получится. Иди сюда. Только стань, пожалуйста, собой, обычным.
Юноша послушно принял свой настоящий облик, и девушка, широко распахнув глаза, улыбнулась, обнаружив, как восхитительно красив её новый знакомый.
Приветливо шелестел вокруг огромный лес, монотонно звенели цикады, прохладный ветерок шаловливо теребил сухие стебли бузины, словно извлекал песенные переливы из сладкоголосого ная. Ночь стремительно летела навстречу румяному утру, а когда забрезжил рассвет, красавица огорчённо произнесла:
– Как жаль, что лишь ночами возможны наши встречи, хоть это лучше, чем ничего, – Инсидия встряхнула золотыми локонами.
– Почему? – не мог понять Юстиций – Есть же день, и он прекрасен. Хочешь, я познакомлю тебя со своим отцом?
Девушка грустно улыбнулась словам юного волшебника и покачала головой. Не могла она выдать своей тайны, ведь старая ведьма всегда твердила дочери, что мир между добром и злом невозможен. Едва узнает молодой человек, кто она, – вмиг отринет её. А она… Она не желала этого, потому что в сердце её зажглось новое, так неподходящее злой колдунье чувство, – любовь...
– Я не могу. Не могу приходить сюда днём. И не спрашивай почему, – тяжело вздохнула она. – Это долго объяснять, а нам скоро прощаться.
Юноша не отводил взора от зелёных очей и чувствовал, как гулко и часто-часто стучит в груди сердце, а тёплое дыхание незнакомки опаляет щёку. Влюбленному волшебнику казалось, что они давно знакомы. Не хотелось расставаться. В душе садняще разливалась печаль.
– Но почему тебе не пойти со мной? – удивился он. – Я…
– Потому что только сейчас мы свободны от предназначения, – не дала договорить девушка. – Ведь днём ты учишься творить добро, а я ....
– Вершить зло, – вышел из-за кизилового куста старый чародей и недовольно взглянул на красавицу. Ещё с вечера чувствовал он, что грядёт неладное, поэтому поспешил на поляну. Он видел, как танцевали его сын и дочка колдуньи в отблесках лунного света, видел, насколько прекрасна девушка и какую власть она обрела над юношей.
– Она ведьма! – старик метнул на ворожею взгляд, полный разящего огня. – С ней ты станешь несчастным. Добру и злу не по пути.
– Ты ошибаешься, отец, – возразил Юстиций. – Эта красавица не сделает дурного.
Смолк лес. Даже поздние мошки затаились. Неслыханное дело – сын перечит отцу, наивный ученик – всемогущему чародею. Тишина не предвещала добра. После таких слов последует наказание. Но старый чародей крепился. Он хотел поступить мудро.
– Твой отец говорит правду, – танцовщица с вызовом вскинула красивую головку и обернулась к чародею. – А разве ведьмы не могут любить, не заслуживают ласки, не способны к нежности? Неужели мы настолько опасны? Я и твой сын не навредим друг другу!
– Волчонок и оленёнок замечательно уживаются, – сурово пояснил чародей. – Но повзрослев, каждый поступает по предначертанному: волк убивает, олень спасается. И ничто не изменит сложившегося правила жизни. Вы безопасны друг для друга, пока молоды, но единства между вами быть не может, как и общего счастья. Никогда больше не вставай на пути моего сына! Не уживётся ночь со днём!
– Отец! – перебил молодой волшебник. – А вечер? Он – ни день и не ночь, но он есть, и он прекрасен! Я не стану отрекаться от счастья. Оно возможно только с ней.
Юстиций кивнул в сторону Инсидии и хотел увлечь её за собой вглубь леса, подальше от разгневанного чародея. Он попытался сдвинуться с места, но не мог, словно невидимые лианы опутали его тело.
– Я всё сказал! – топнул чародей. – Вы созданы, чтоб сохранялось равновесие сил тьмы и света в нашем лесу. Забудь её! Иначе...
– Иначе что, – дерзко улыбнулась молоденькая ведьма. – Вы наложите заклятье на любовь? Это невозможно, потому что подло!
Девушка стала смеяться громче и громче, чем ещё сильнее разозлила чародея. Он дунул в сторону юной пары, и красавица исчезла, а юноша остался стоять. Он вмиг забыл всё: и прелестную ведьму, и танцы, и саму любовь…
– Никогда мой сын не вспомнит тебя! Никто не нарушит положенного – не станет ведьма женой доброго чародея! Не положена любовь волшебникам! Вы должны служить магии! Так было, есть и будет. Какая блажь – это ваше счастье. Вовремя пролетела сорока, – прошептал старый маг и протянул сыну руку. – День был долгим, нам пора – ночью добрые волшебники спят. Завтра продолжим обучение.
С тех пор миновала не одна сотня лет. Волшебник Юстиций повзрослел, его заботам поручили соседний лес, и ни разу не вспомнил он о милой девушке. И когда пришло время отцу покинуть земную юдоль и старик попросил прощения за давнее заклятье, парень ничего не понял. Другие заботы стали волновать его – порядок и мир во вверенном крае. И он помогал любому, кто нуждался в помощи.
Так бы и продолжалась его жизнь дальше: размеренно, спокойно, если б в последнюю неделю не стала сниться ему молоденькая светловолосая танцовщица. Она являлась во сне каждую ночь. И после чарующего танца под колдовскую мелодию молитвенно складывала перед собой ладошки и, пронзительно глядя зелёными, как хризолит, глазами, грустно улыбалась.
– Оживи меня, – просила она. – Сделай сущей, чтоб вновь закружил нас танец любви...
При этом девушка казалась волшебнику настолько явной, что слова её пронзали душу вязкой тоской...
– Я бы с радостью попробовал, – отвечал ей во сне. – Но ты всего лишь сон и с рассветом растаешь.
– Попытайся, – смеялась она в ответ. – Во снах кроются мечты.
И волшебник протягивал руки к девушке, твердил чудные заклинания. Ему казалось, что раздаётся мелодия волшебного вальса, и он, подхватывая белокурую красавицу, страстно ведёт её в танце. Но ощущения рассеивались и, раздаваясь долгим эхом, тонул за горизонтом призывный смех. А утром, когда пропадало наваждение, чародей понимал, что встреча с шальной красавицей невозможна. Лёгким облаком поднимался волшебник в небо, острым взором окидывал поля, горы, леса, даруя помощь всем, кто в ней нуждался. Да только никак не получалось забыть образ зеленоглазой чаровницы...
Бывало, волшебник встречался со своим старинным приятелем ветром и заводил разговор:
– Ты можешь вспомнить себя молодым, набирающим силу воздушным потоком? Когда твои шалости были безобидны и тебе радовались и люди, и звери. Не хочешь ли вернуться в юность? Мне кажется, что я что-то утратил из того времени...
Ветер прилегал на высокую скалу, жёсткой ладонью гладил нежные эдельвейсы и шелестел:
– Юность на то и дана, чтобы вдоволь наделать глупостей и найти себя настоящего. Я перерос то время, давно знаю, кто я и на что способен. А юность… Она слишком коротка и оставляет по себе лишь разочарования. Ни к чему мне это...
– Ты так говоришь, потому что не любил никогда, – возражал волшебник, – но стоит хоть раз испытать...
– Я так говорю, – перебивал ветер, – потому что мне неведомо чувство жалости, а людские слёзы дают мне силу. Но не всегда я жесток… Не всегда…
Он вздохнул, помолчал и продолжил:
– Однажды полюбил я прекрасную девушку. Она жила в прибрежной деревушке с матерью и младшей сестрой. Признаюсь, краше неё не видал я в целом свете. Ослепительна, как солнечный луч, она легко и грациозно скользила меж камней, спускаясь к роднику с кувшином. А её голос, нежный, словно щебет малиновки, звучал для меня райской музыкой. Синие бездонные глаза смотрели так открыто на этот мир, что однажды я утонул в них, пропал… Я каждый день являлся в деревню. Охранял сон чудесного создания, навевая прохладу, или собирал со всех сторон тучи, чтобы дождь полил огороды, пел о своей любви, когда она плясала с подругами на холме за селом. Я надеялся на взаимность, но она отвергла меня. Ей полюбился простой рыбак. Да, он был красив, отважен и силён. И теперь я понимаю её выбор. Но тогда… Тогда я рассвирепел и в мгновение ока разметал в щепы и утлый чёлн счастливчика, и всю деревушку. Мало, кто успел спастись, спрятавшись в пещере. Бурное море навсегда скрыло мою возлюбленную и её избранника. Долго оплакивал я её. Прибой вернул к берегу остатки хлипкого судёнышка и всё, что осталось от вспышки моего гнева… Я схоронил их, насыпав песка и камней. Видишь тот курган? Там они и обрели покой... Она любила горную лаванду. Я рассыпал семена над курганом, но ни один цветок не распустился, даже не взошёл. Совершённое зло оказалось сильнее меня…
И тогда волшебник пожалел друга. Он тихонько дунул, и синее покрывало душистых цветов укрыло склоны кургана. Ветер благодарно вздохнул и тихонько обнял волшебника. Обычно беспощадный, вздымающий до небес морские валы, он перестал быть чудовищным, словно проснулись в нём тёплые воспоминания. Лёгким дуновением приласкал он нежные лепестки.
– Как приятен забытый аромат, хочется быть милым и нежным, чудить с бабочками, качать ночные облака и шептать милые глупости цветущей черешне.
Волшебник слушал речи приятеля и не мог поверить, что обжигающее чувство любви, не дающее покоя его душе и разуму, способно перерасти в беспощадность. Ему хотелось сделать всех счастливыми, превратить всю землю в сад, а для грозного знакомца – ветра – воскресить погибших, но это под стать лишь богам!
– Тогда вот тебе безлюдная пустыня, без конца и края, – щёлкнул он пальцами. – Беснуйся здесь, верти песочную взвесь и повелевай перекати-полем! Если и не смягчится твоё сердце на этих просторах, то повеселится душа! Нельзя свою злобу срывать на любимых. Уж лучше мстить барханам, им всё безразлично!
...В тот же вечер волшебнику опять приснилась танцовщица.
– Ты придумал, как оживить меня, или всё ещё полагаешь, что я фантом? – подмигнула девушка и исчезла.
И сделалось волшебнику страшно. Как маленький ребёнок боится отпустить мать, чтоб не оказаться брошенным, так и чародей испугался разлуки с волшебным видением.
– Нет, она не мираж, – повторял он в бреду, – чувства к ней реальны! И без неё я пропаду. Как же быть?
Зудящей мошкой одолевала следующим утром докучливая мысль:
– Кто эта девушка, словно я знал или видел её? Видение – словно привет из забытой юности. Смешно, отходя ко сну, боюсь, что не приснится. Поистине, чувства не подвластны даже магам, – бормотал он в одиночестве.
От тяжёлых дум его отвлёк глухой, частый стук с опушки.
– Кто-то рубит деревья, – удивился волшебник и, обернувшись сойкой, направился вглубь леса.
У поваленной осины стоял человек и ловко орудовал топором. Это был чудаковатый умелец. Он часто приходил в лес и острым резцом умело вырезал из мёртвых стволов забавных животных, сказочных чудовищ, странных заморских птиц. Даже русалку у пруда вытесал из поваленной ветлы. Так деревья получали вторую жизнь, а скульптор любовь и признание лесных жителей. Вот и сейчас он что-то вытёсывал из старой осины. Само дерево давно отжило свой век, но ствол был ещё прочным, годным для поделки.
– А что, если внушить ему, и он создаст девушку из сна, – пришла волшебнику мысль. – Я смогу видеть её, когда пожелаю, а не только в сновидениях.
И, о, чудо! – Мастер принялся исполнять желание мага, будто за этим и явился в лес.
Чародей поражался работе умельца: с каждым ударом топора преображался осиновый остов – за махом мах на нём прорисовывались хрупкие изгибы девичьей фигуры и прекрасного лица. Красавица, как живая, явилась миру, удивительно похожая на ночное видение.
– Это она, – изумился волшебник и, приняв истинное обличие, подошёл к человеку.
– Оставь изваяние мне, – приказал он мастеру. – Оно украсит лес, да и душе моей услада.
Чародей незаметно вложил в карман умельца горсть золотых и внушил, что не было ни леса, ни искусно сработанного изваяния. На белом облаке отправил мастера домой, под тёплый кров, чтобы только во сне могли пригрезиться ему картинки минувшего дня.
– Как же ты красива, – коснулся маг лица изваяния, когда исчез незнакомец. – Я буду навещать тебя каждый день.
И действительно, он стал приходить к скульптуре, чтоб рассказать о жизни в лесу, поведать, что на пруду поселилась лебяжья пара, и лишний раз коснуться деревянного пальчика статуи, погладить его и выдохнуть печально:
– Если не явишься во сне, то отсюда точно не убежишь. Я тебя вовек не оставлю!
Кудесник держал слово. Почти сто лет изо дня в день он навещал вытесанную из дерева девушку. Что поделать, как безусый юноша влюбился он во властительницу собственных грёз.
Он вырастил у её ног цветочную поляну, укрыл от солнца тенистыми дубами и запутал все тропинки к этому месту, чтоб никто из людей не прознал о нём и не испоганил. Только стрекозы и пчёлы кружили вокруг, лишь соловей сладкоголосо выводил ночами трепетную песнь надежды.
– Жаль, что не в моей власти оживить тебя, – вздохнул как-то чародей и не заметил, что из-за соснового пня, на котором он сидел, выпрыгнула болотная лягушка.
– Твоя знакомая? – ввязалась она в разговор. – Почему вздыхаешь?
Маг поднял квакшу с земли и усадил себе на колени.
– Да, – грустно улыбнулся он. – Она похожа на девушку, которой на самом деле нет.
– Это как, – не поняла лягушка. – Похожа на ту, которой нет. С кем тогда сравниваешь?
– Она давно мне снится. И, признаюсь, такое ощущение, что даже был с ней знаком когда-то.
– А, теперь понятно, – моргнула скакуха. – Только, поверь мне, раз снится и кажется, то она действительно существует! Всё, что приходит на ум – уже где-то есть, и значит, ты кому-то сильно нужен, о тебе вспоминают.
– Думаешь, – пожал плечами чародей. – Никогда не слышал такого.
– Потому что волшебник, – объяснила собеседница. – Ты способен творить чудеса и не замечаешь мелких примет. А об этом знает каждая лягушка на выданье. Я, допустим, знаю, что однажды в моё болото упадёт стрела и за мной явится принц. Хотя я и на волшебника могу согласиться. Нет никого на примете?
– А чем не устраивают принцы?
– Ай, – отмахнулась лягушка, – всё попадаются дураки или проходимцы. Из одного болота тянут в другое. Сказки им хочется, но чудеса вершатся только под нашим, женским, руководством, а что делать, если некогда ждать? Так что пусть будет волшебник-принц. Счастья хочу неописуемого.
Кудесник на минуту о чём-то задумался, а затем, погладил по голове зелёную гостью.
– Может, ты и права, но как же узнать, кто именно и почему мне снится?
– Вот чудак-чародей, – улыбнулось земноводное. – Нет ничего проще, чем спросить у звёзд. Я обычно так и делаю – любой вопрос, тайное желание поверяю им.
– И часто отвечают? – рассмеялся волшебник.
– Да нет, но хочется верить, что слышат. Неужели тебе не говорили об огне, что не греет?
– Мне рассказывал о нём отец, – кивнул кудесник. – Кому, как не костру, откроет путник свои боль и тайну? Говорят, он очень стар и мудр. От сотворения мира люди рассказывали ему свои истории. И теперь он знает их столько, что может дать совет любому. Но мне нельзя покидать пределов леса. Иначе лишусь магических сил и стану смертным – таковы правила.
– Чудной ты, волшебник. Ради любви можно и правилами поступиться. Может, девушка стоит вечной жизни? Сновидения твои что-то да значат!
Вновь задумался волшебник. Была разумная мысль в словах смешной гостьи. Не мог не согласиться он, что жить в неведении томительно, но это куда лучше, чем знать о трагическом конце. Уж лучше верить в добрый исход.
– Ты права, уважаемая, – рассудил он. – Порой мечты стоят вечности! Невозможно творить чудеса, когда душу разъедает тоска. Пожалуй, схожу я к костру. Чародеи тоже хотят счастья. Пусть достанется оно ценой собственной жизни, зато будет ярким, не призрачным!
– Тогда прощай, – спрыгнула с его колен лягушка. – Вернусь в свои владения, вдруг меня там заждался суженый. А ты не унывай. Порой кое-что стоит потерять, чтоб обрести новое! Но помни – вкус у счастья не всегда сладок.
Чародей подмигнул лягушке. Очень кстати случилось их знакомство: теперь он знал, где искать ответы на свои вопросы.
– Подожди ещё немного и случится твоя сказка, – обнадёжил он гостью. – А до тех пор подарю тебе оберег от проходимцев! Ты ведь чья-то будущая радость. Прощай!
Он накрыл собеседницу ладонью, и она оказалась у себя на болоте.
...Никто не знал точно, как найти сказочный костёр. Он загорался и угасал внезапно. За долгие годы огонь его перестал излучать тепло, потому что пламя впитало людские секреты, и, насытившись ими, могло испепелить всё вокруг – столько боли собралось в нём ...
Знал волшебник, что вспыхивал костёр на далёких землях, высоко в горах, где ночное небо раскидало россыпи лунных камней. Для этого нужно было во веки веков отказаться от магии, принять людскую долю, взобраться на пик скалы и ждать. Возможно, если повезёт, там и полыхнёт костёр ярким пламенем.
Чародей почти собрался в путь, но сдерживало одно: на кого оставить лес? Кто станет смотреть за порядком?
В сомнениях кудесник провёл утро, день и не заметил, как к вечеру уснул. И кто знает, во сне или наяву, но явился ему учитель-чародей. Невесомым призраком облетел он поляну и опустился к сыну.
– Красивая скульптура, – погладил по плечу кудесника. – Ты всё ещё любишь её?
– Отец? – удивился чародей. – Ты же давно покинул этот мир...
– Нет, нет, – перебил старый маг. – Запомни, родители никогда не оставляют детей, а волшебники не умирают. Мы превращаемся в бестелесных духов. И сегодня я пришёл исправить давнюю ошибку. Своим добрым служением людям ты заслужил право на счастье. Оно не поддаётся запретам. Влюблённые должны добиваться его! И отнимать у них это право – преступление! С годами я сумел это понять! Жаль, что я прервал танец вашей светлой любви. И не тревожься, что лес остаётся без тебя. Ему нужен заботливый хозяин, а не растерянный маг. Я пригляжу за ним.
– И ты снимешь с меня заклятье?
– Мерзость, сделанную во злобе, невозможно уничтожить. Только ты сам исправишь мою ошибку. Волшебный костёр тебе поможет. Он откроет путь в страну Несбывшихся Грёз. Только... чтобы уйти с той, кого любишь больше жизни, тебе придется стать смертным, – признался старый маг.
– Всего лишь? – возрадовался чародей. – Покинуть мир, в котором не был счастлив, ради вечного танца с любимой? Разве это не услада?! Я готов.
– Тогда не поминай лихом. Вот тебе мой прощальный подарок, сын!
Дух старого кудесника закружил вокруг поляны, и сжалось время. Не понял волшебник, как оказался у подножия высоких скал – далеко от родного леса. Он начал восхождение по узкой тропинке, которая то вела через глубокие расщелины, то выводила к краю пропасти над зияющей бездной. Тяжело давался каждый шаг, потому что, утратив способность к волшебству, он превратился в глубокого старца.
Чем выше поднимался чародей, тем труднее становилось дышать. Измождённый, часто останавливался для передышки, но ни разу не возникла мысль отказаться от затеи и вернуться в лес, к привычной жизни.
При подъёме ему встречались люди – их было немного. Молча, устало шли взрослые мужчины и женщины.
– Каждый ждёт от волшебного костра помощи, – грустно подумал о них чародей. – Не совершенен мир! Бессилие ровняет всех.
– Пусть же всем этим путникам, и мне так же, поможет заветный костёр, – как заклинание, прошептал бывший владыка леса и тяжко опёрся о придорожный валун, чтоб набираться сил. И когда склонился он над камнем, яркий свет озарил его лицо. Перед ним полыхало пламя белого огня, но его языки не опаляли жаром. Это был тот самый костёр, с которым искал встречи вчерашний волшебник.
– Неужели чудеса возможны? – растерянно прошептал кудесник.
– Странно, что об этом спрашиваешь ты, кому ведомы подлинные чудеса, – качнулись языки костра.
– Я пришёл, чтобы рассказать о девушке, – принялся объяснять он, но костёр перебил.
– Твоя история читается в глазах. Она стара как мир – любовь.
– И всё в ней безнадёжно? – спросил уставший странник.
– За глупость отцов отвечают дети, – выбросило сотню искр пламя. – Счастьем чад платят за несуразные правила. Но любовь не поддаётся законам – на неё не накинешь хомут. И чем сильнее запреты, тем горше расплата! Это юность шлёт тебе приветы. Не учёл старик-учитель, что можно стереть из памяти красавицу, но ни строптивость натуры, ни лукавство зелёных глаз, ни непреодолимого верного чувства.
– И потому она снится? – не мог поверить недавний чародей.
– Потому что хочется того, что когда-то отобрали, – объяснил костёр. – Для вас теперь возможно счастье лишь в Стране Несбывшихся Желаний – в Стране Грёз – только там продолжится прерванное счастье. Но готов ли ты к встрече с девушкой, ведь она отлична от фантазий?
– Волнующе! Замечательно, что смертная жива, – кивнул волшебник, – и я увижу её.
– Не торопись, – вспыхнуло пламя костра. – Она ушла от злой колдуньи, и та прокляла её за это: «Живи тот же век, что и любимый, но порознь. Ищи его, но тщетно. Мучайся от этого беспрерывно, до глубоких морщин!»
– И она до сих пор живёт с этой болью? – не поверил путник.
– Да, – ответил костёр. – Тоскует, не ведая, о ком...
– Значит, настала пора встретиться нам, – решился старец. – Покажи мне её.
Пламя стало ровным и плотным, словно стена. На белом фоне его показался лик разбитой временем, неопрятной старухи: губы её впали в беззубый рот, глубокие морщины до неузнаваемости обезобразили лицо, седые космы напоминали серую паклю, и только зелёные глаза горели манящим огнем, как много лет назад.
– Как же изменило её время, – прошептал сын чародея. – Сколько бед она перенесла?
– И в тебе не прибавилось молодости, – отметил огонь. – Каждый год – зарубка на челе: от мрачных мыслей испещрился морщинами лоб, века покрыли серебром твои волосы, испытания закалили характер, и ты перестал быть доверчивым. Время безжалостно и неумолимо ко всем. Возможно, она тоже тебя не узнает.
– Но глаза, – изумился кудесник. – Они глядят всё также призывно.
– Ты прав, старик, – глаза почти не изменились, хоть и потускнела зелень зрачков, словно выгорела в ожидании счастья. Но они всё так же полны задора и лукавства! Так что, ты всё ещё готов к встрече с прошлым или разочаровало настоящее?
– Готов, – прошептал бывший владыка леса. – Мне хочется пригласить на вальс любимую, чтоб кружить, сколько нам отпущено, и так уйти в вечность.
– Тем более что вечность ждёт тебя, – разошлись в стороны языки костра. – Не бойся края пропасти – бездна для непосвящённых, не разобьёшься! Вот она – Страна Грёз. Мне кажется, цикады настроили скрипки, стебли бузины опробовал юный ветерок. Все ждут твоего следующего шага. Ступай же смело!
Старец прошёл между языков пламени. И чем ближе подходил к обрыву, тем явственнее видел он, как в длинную белую дорогу собрались облака, и слышал, как из гибких стеблей кустарника полилась мелодия.
– Не достаёт только партнёрши, – подумал маг и щёлкнул пальцами – это и было его последнее право на волшебство. И тут же его кто-то окликнул:
– Постой, – остановил дребезжащий старушечий голос. – Не уходи без меня. Мы столько прожили порознь, что в новую жизнь войдём, держась за руки? Главное не гасить желаний, потому что тогда и в Стране Грёз станет темно.
Волшебник обернулся. За ним на некотором отдалении стояла косматая старуха – та, которая ему привиделась в языках пламени. Женщина тяжело перебирала ногами, волоча по земле полы рубища, что когда-то были чёрным платьем.
– А ведь это ты, – улыбнулся ей волшебник. – В твоих глазах жива вечная молодость. Это ты, моя Инсидия…
– Это глаза ведьмы, – ухмыльнулась в ответ старуха. – Только у нас такие. Не боишься, что околдую?
– Да, зелёные – глаза ведьм, – Юстиций сделал шаг и вытянул руку. – Какой смысл опасаться колдовства, когда я уже давно покорён тобой? Даже стал забывать об этом. Постарался старый маг. Четыреста восемьдесят четыре шага разделяют нас. Нам стоит их пройти.
Они двинулись навстречу, глядя в глаза друг другу, и не заметили того, что с каждым шагом поступь становилась уверенней, тела обретали крепость, а лица молодость. И когда обнялись они, это вновь была юная пара, что танцевала в вечернем лесу почти пять сотен лет назад.
– Ты нисколько не изменился, – провела она рукой по розовым волосам волшебника. – Всё так же юн, мой Юстиций.
– Ты льстишь мне или это опять колдовство? – боялся поверить волшебник.
– Да нет же, – поднесла она к его лицу каплю росы, и в её отражении он увидел себя. – Мы подошли к стране Несбывшихся Грёз, и в них останемся вечно молодыми.
– Как пятьсот лет назад?
– Как четыреста восемьдесят четыре года назад, – кивнула девушка.
– Четыреста восемьдесят четыре года утраченного времени!
– Теперь наше счастье никто не отнимет. В каплях дождя, в туманной взвеси, в цвете радуги быть нам вместе. И не испаримся мы под солнцем, не развеет нас ветер. Нет ничего прочнее свершившейся мечты – она вечна, потому что закалена ожиданием.
– Что было… – протянул волшебник руку танцовщице.
– То прошло, – продолжила заклинание девушка.
– Чему суждено...
– Тому и сбыться!..
– Мечты, да исполнятся! – закружили они в танце.
– За этой чертой наше будущее, – посмотрел чародей на край обрыва. – Пора проститься с прошлым. Не бойся, облака выдержат нас, мы стали легче тумана. Идём!
Художник: Гуанцзянь Хуан