Как просто было бы создавать литературу, если бы для этого требовалось всего лишь писать по-новому о том, о чём уже писали, и писали хорошо. Именно потому, что в прошлом у нас были такие великие писатели, современный писатель вынужден уходить столь далеко, за пределы доступного ему, туда, где никто не может ему помочь.

Э. Хемингуэй. Речь при получении Нобелевской премии (1954)

 

Я стоял босиком на холодном полу, природа только-только просыпалась рассветом, открывая глаза новому дню и, ёжась от утренней прохлады, всё-таки осень уже за окном и там, на улице никто не поёт, кроме занудного дождя с его тоскливой мелодией на один лад: «Кап-кап-капп». Отчего в голову не лезет никаких достойных мыслей для будущего рассказа, который я хотел написать, да и компьютер с «Клавой спал», не желая включаться ни в работу, ни в сеть. Зато на небо лезла, карабкалась небольшая тучка, мешая рассвету. Но тут нежданно-негаданно сознание подсказало мне, что Эрнест Хемингуэй писал, стоя на шкуре африканской антилопы в мокасинах, которые ему были велики. И я подумал: шкуры антилопы у меня нет, я живу на Урале, а не в Африке, и могу встать только на волчью шкуру, которой у меня тоже нет. Зато где-то был тулуп из овечьей шкуры, встану на него, как Хемингуэй, может, какой рассказ стоящий напишу сегодня, как он. Нет, как он, конечно, не напишу, но буду стараться. Думаете, ерунда всё это? А чем чёрт не шутит, может и получиться.

– Вера, а где мой овечий тулуп?

– Жень, в котором ты ещё в Бауманке учился? Моль его давно съела, – помолчав, жена из-за любопытства спросила: – А тебе зачем, осень ведь на дворе, не зима?

– Да, надо. Хотел под ноги бросить, зябнут что-то… А ружьё у нас есть?

– Есть. Пластмассовое у Владика. А тебе зачем? Ты меня с утра уже пугаешь…

– Да так, антилопу хотел подстрелить…

– Жень, тебе голову продуло что ли с утра? Ну-ка встань с холодного пола. На… тапочки вот надень.

– Вера, а дай лучше мне мокасины.

– Жень, а давай лучше я тебе по башке дам, а то ты мне с утра все нервы уже вымотал…

Во время написания своих произведений Хемингуэй чаще всего ел арахисовое масло и бутерброды с луком.

– Вера, у нас есть арахисовое масло?

– Нет… только подсолнечное.

– А лук?

– Есть лук, а тебе зачем?

– Вера, что-то бутерброд с луком захотел.

– Что с одним луком только? Может, с селёдочкой ещё сверху? – вскипая как чайник, спросила заботливая жена.

Сейчас ошпарит ещё… Ну её, – подумал я.

– Нет, не надо никакого бутерброда, – ответил я.

А про себя опять подумал, что к такому бутерброду надо будет ещё стопарик холодной водки. А утро только ещё начинается. Что к вечеру со мной будет. Не, перебьюсь…Хотя Хемингуэй пил с утра и он объяснил почему: «Я хочу объяснить, почему я пью. С утра пишу. Потом выпиваю и тогда немного отдыхаю. А иначе можно сойти с ума – ты не перестаёшь думать о том, что дальше герой будет делать и что ответит она ему, а он ей… Интеллигентный человек иногда напивается для того, чтобы провести время со своей глупостью».

И тут сознание мне подсказало: «Жень, поговори с Хемингуэем, как написать хороший рассказ и вообще о жизни его интересной». А что, мысль интересная, дай попробую, – решил я.

– Эрнест, простите, не знаю вашего отчества, у меня ещё нет никакого героя, сюжета даже нет. Подскажите мне, с чего начать писать рассказ?

– Жень, начни со своей печатной машинки. Она должна находиться на уровне твоей груди, слева от неё положи стопку чистой бумаги и cначала сделай наброски карандашом, они лягут в основу печатного текста твоего рассказа, а потом уж щёлкай по клавишам машинки.

– У меня нет печатной машинке, я печатаю на компьютере, щёлкая по «Клаве».

– Жень, я не понимаю, что такое компьютер и как на нём писать и одновременно «щёлкать Клаву»? – удивился Эрнст, а потом рассказал, как он писал книги: – При работе над книгой или историей я начинаю писать каждое утро с первыми лучами солнца. Никто не может помешать, холодно или даже прохладно, ты садишься за работу и согреваешься, пока пишешь. Ты читаешь написанное и начинаешь с того эпизода, когда знаешь, что произойдёт дальше. Ты пишешь, пока у тебя есть силы и пока понимаешь, что будет происходить после, затем останавливаешься и стараешься прожить до следующего дня, когда вновь набросишься на это дело. Предположим, ты начал в 6 утра и работал до полудня или закончил раньше. Когда заканчиваешь, ты настолько опустошён, и в то же самое время не опустошён, а наполнен, как будто занимался любовью с любимым человеком. Ничто не может тебя задеть, ничего не может случиться, всё не имеет значения до следующего дня, когда ты примешься за дело снова. Любимое моё место работы не громадный письменный стол, стоящий в кабинете и окружённый стеллажами книг, а небольшое бюро, висящее на стене в спальне. Пишу я, в основном стоя, чтобы не засиживаться. Однажды я выиграл в баре спор на самый короткий и трогательный рассказ, создав его из 6 слов, и получил 10 долларов.

– Эрнест, и что это за рассказ?

– На английском звучит так: «For sale: baby shoes, never worn». В русском переводе этот рассказ ещё короче, всё его содержание укладывается в 4 слова: «Продаются детские ботиночки. Неношеные»… Жень, ещё тебе одну полезную вещь подскажу… Я вёл запись своих ежедневных успехов в большой таблице, сделанной из стенки картонного ящика и прикреплённой к стене под носом охотничьего трофея – головы газели. Цифры в таблице, обозначающие количество написанных в день слов, изменялись у меня от 450, 575, 462, 1250. В те дни, когда я писал больше слов, то на следующий день мог без зазрений совести рыбачить на просторах Гольфстрима.

Нет, не буду делать себе такую таблицу успехов, у меня и вешать-то её некуда, да и успехов никаких нет, – подумал я про себя, но вслух не сказал, а только спросил:

– Эрнест, я читал, что вы заядлый охотник. Расскажите, где вы охотились и на кого?

– Отец приучил меня к охоте и рыбной ловле. И занятие это стало для меня постоянной страстью на всю жизнь, не менее важной, чем работа писателя, репортёра. Жень, ты видимо не читал мою автобиографическую повесть «Зелёные холмы Африки». Живя в африканской саванне, я с жадностью старался взять от неё как можно больше – смену времени года, дожди, когда не надо переезжать с места на место; неудобства, которыми платишь, чтобы ощутить её во всей полноте; названия деревьев, мелких зверей и птиц; знать язык, иметь достаточно времени, чтобы во всё это вникнуть и не торопиться. Про охоту в Африке я могу рассказывать тебе часами. 1933 год – особый для меня. Я ступил на тропу африканских охот. Особенно мне запомнилась охота в Кении в кратере Нгоронгоро, он крупнейший на планете – диаметром в 22 км, общей площадью около 264 кв. кв., в 2400 метров над уровнем моря, а днища – 1800 метров. Там, где миллионы лет назад кипела лава, сейчас травянистая саванна, озёра, леса, реки... И звери – львы, бегемоты, зебры, антилопы, слоны, носороги, разнообразные птицы. Здесь я убил первого льва… Гонорар от одной из своих книг я потратил на многомесячное сафари в Африке. Итогом сезона охоты стали 3 подстреленных льва, 27 антилоп, большой буйвол и другие животные. Ну, всё Жень, хватит об охоте.

– Когда вы жили на Кубе, у вас в гостях был Анастас Микоян, расскажите.

– Это было в феврале 1960 года. Мы с женой жили в доме, расположенном в предместье Гаваны. Наш одноэтажный, но просторный дом стоял на холме, в тенистом парке. И к нам в гости приехала советская делегация во главе с первым заместителем Председателя Совета министров СССР, членом Политбюро Анастасом Микояном. В нашем доме шесть уютных просторных комнат, где много света, удобно расставлена мебель. Делегация обходит их одну за другой. Книги всюду – на огромных книжных полках и в стенных шкафах, в кабинете, спальне, даже в ванной комнате. Книги по всем вопросам, из всех стран мира. На стенах – афиши, извещающие о бое быков, звериные шкуры, охотничьи трофеи. Здесь головы львов и леопардов, тигров, буйволов и длинношеих косуль. На стене одной из комнат висела шкура льва, и они решили, что это мой трофей, но шкура льва была трофеем моей жены Мэри. Она тут же начала с увлечением рассказывать, как убила льва. Микоян привёз три бутылки водки «Столичная». Я встряхнул бутылку, запрокинув голову, влил в себя треть, побулькал в горле и проглотил. Секрет водки – это великий секрет, до сих пор ещё не раскрытый нерусской частью населения земного шара. На прощание Анастас Иванович пригласил меня на приём в отеле «Гавана-Хилтон». Я поблагодарил за приглашение и сказал: «Я никогда не делаю того, что помешает мне в 6 часов утра приняться за работу. А работаю я каждый день с шести до двенадцати». Я всегда очень хотел посетить Советский Союз. Как-то всё не выходило. И языка я тоже не знаю русского. Я был тогда слишком стар, чтобы выучить его. Ну, вот и всё.

 

Когда Эрнест встретил свою последнюю жену Мэри, она уже была замужем. Муж Мэри, Монкс, не давал развода, но Хемингуэй не сдавался, он поставил фотографию Монкса в туалете и стал стрелять по его фотографии. Разбил туалет и залил 4 этажа роскошного отеля. Ему пришлось выплачивать огромные деньги. После этого знаменитого скандала Монкс плюнул и дал возможность Мэри развестись с ним. И тогда Мэри в 1946 вышла замуж за Хемингуэя. Ему нравились сильные женщины. Те, которые выхаживали раненых, заботились о других, гоняли на автомобилях, выходили в море на яхтах и наравне в мужчинами участвовали в сафари. Он был женат четыре раза. «Если двое любят друг друга, это не может кончиться счастливо», – говорил писатель. Я не знаю верить ему тут, или нет?

– Жень, скажу тебе напоследок. Что мешает писателю? Выпивка, женщины, деньги и честолюбие. А также отсутствие выпивки, женщин, денег и честолюбия. Некоторые книги незаслуженно забываются, но нет ни одной, которую незаслуженно помнили бы…

 

– Вера, кофе сделай мне, а!

– Жень, ты чё, совсем сегодня обнаглел или Хемингуэем себя уже возомнил? – ответила жена и всё же принесла…

Ну, теперь-то я точно напишу рассказ, и я нежно ударил по «Клаве» и она начала выдавать на мониторе: «Бабье лето, отголосив трелями птиц, стрекотаньем кузнечиков, жужжаньем пчёл, запестрило тут и там разноцветьем листвы, одев деревья, словно на маскарад. Лепота, если бы не нахал-дождь…

Обнявшись с буйным ветром, который был пьян и весел, шёл проливной дождь, поливая как из лейки всё и всех, кто был под ним. Он как малое дитя плакал навзрыд всю ночь, барабаня каплями-слезами по металлическим крышам домов, лиясь с грохотом по водосточным трубам, стуча в тёмные окна домов». Да, за окном шёл дождь…..

– Спасибо тебе папа Хем, – сказал я и стал думать, что мне делать с этим дождём…

 

Используемые материалы:

Интервью «Эрнеста Хемингуэя Серго Микояну» (1960)

Интервью «Комсомольской Правде» (1960)

Речь Хемингуэя при получении Нобелевской премии (1954)

Статья «Там, где жил Хемингуэй».  Журнал «Искусство кино», 1964, №6, с. 77–82.

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование