Наверное, когда вспоминаешь о человеке, нужно о нём писать полностью хотя бы в заголовке: «Про Семёнова Александра Николаевича». Но мы его звали – просто Семёнов. Причем все: и мои дети в разном возрасте, и сотрудники на работе, и его многочисленные знакомые.

Семенов родился в деревне Маныловица Тотемского района Вологодской области 17 июля 1958 года. А из жизни ушёл 15 октября 2022 в Москве. Прожил на этом свете по нынешним меркам совсем немного – 64 года. Из них сорок лет мы были знакомы.

 

Пришел он к нам, в Московскую городскую организацию СП России (тогда она называлась Московская писательская организация СП РСФСР) сразу после окончания педагогического отделения ИНЯЗа имени Мориса Тореза. Он блестяще знал немецкий и английский языки. Пригласил его на работу в МГО наш Председатель Кузнецов Феликс Феодосьевич (Ф.Ф.). Маму Семёнова звали Галина Феодосьевна, и мы неспроста считали, что они – Семёнов и Ф.Ф. – близкие родственники, тем более что Ф.Ф. тоже вологодский – из Тотьмы. Ф.Ф. в те годы часто приглашал земляков к нам на работу. В МПО была возможность легко получить жильё и московскую прописку. Собственно говоря, именно поэтому Семёнов к нам и пришел. С его данными и специальностью в нашей конторе делать ему было совсем нечего. Конечно, оформление выездных документов – дело серьёзное. Но разве это работа для молодого специалиста после иняза?

 

В итоге Семёнов получил комнату в коммуналке – приличную, большую – в районе метро «Динамо» на улице Писцовая. И прописку, ибо на момент нашего знакомства он был временно прописан у жены Галины Павловны, причём на служебной площади. Как они жили с женой и что это был за брак – тайна, покрытая мраком. Она была старше на несколько лет. Развёлся Семёнов буквально сразу после прихода к нам в организацию. И никогда никакого интереса к её судьбе не проявлял. Он вообще держался вне личных отношений, хотя слухи ходили разные.
Увидела я его в первый раз у нас в организации, в ЦДЛ. Мы занимали несколько комнат на втором этаже – над Пёстрым залом. Двери кабинетов сотрудники всегда держали открытыми. В коридоре стоял небольшой диванчик. На нём и сидели Семёнов с Галиной Павловной, видимо, в ожидании аудиенции у Ф.Ф. Я пришла к кому-то из коллег. На тот момент Комиссия по работе с молодыми литераторами располагалась на ул. Писемского, 7 (теперь это Борисоглебский пер.). Расспросы и обсуждения звучали эмоционально. Как я помню, мы о чём-то громко говорили в объединении поэтов. Напротив – в канцелярии – тоже впечатлениями делились ярко и открыто. Что-то происходило в выездном отделе чуть дальше по коридору– дискуссия велась красочно и сочно. Дверь напротив этого отдела – объединение прозаиков. Там чаще всего публика собиралась солидная. Хотя, это, наверное, только в сравнении с поэтами. Но в тот момент и там кто-то то ли радовался, то ли гневался очень по-писательски точно и задиристо. Вышедшая в коридор Мария Ивановна Романова – секретарь Ф.Ф. с укором говорила, заглядывая во все кабинеты по очереди: «Ну, зайцы! Ну вы что матом-то все орёте? Новенький мальчик в коридоре сидит! Что он про нас подумает? Ни одного прилично слова из кабинетов не слышно!». Мы выглянули в коридор. Посмотрели на мальчика. Но это никак на накал страстей не повлияло, и все вернулись к своим прежним делам и эмоциям.

 

А мальчик оставил приятное впечатление. Интеллигентный, в очках, в костюме и при галстуке. И дама при нём симпатичная. Кроме пёстрого платья я ничего не запомнила.
Семенов проработал у нас года четыре. В отделе по выездам за границу. Занимался оформлением выездных характеристик. Дела муторные, требующие внимательности, срочности. Получалось у него это не всегда так, как надо. Конкретно нарушений в делопроизводстве – за что его можно было бы покарать – не случалось. Но всякие мелкие огрехи имели место. Подписи за руководителей он, конечно, ставил. И не раз. Сама ему в этом помогала. Какое это нарушение? Если надо срочно подписать характеристику у секретаря Парткома, а он будет только на следующий день? Да и подписи ставились в таком количестве – разными лицами на разных уровнях, так что, скорее, значение имело время, а не сама подпись. Но всё-таки уж не помню, в какой момент, но в чём-то Семенов провинился. И уволился.

 

Ф.Ф. устроил его на работу в Интурист, потом еще куда-то по туристической части. Вот где была у Семенова счастливая жизнь! На мой взгляд – это были лучшие годы в его жизни. Точно помню – до 1994 года. Он ездил с группами немецких туристов. Причём соглашался на такие маршруты, куда его коллеги отправлялись неохотно. Например, в Среднюю Азию летом почти на месяц. Или по Транссибу на поезде. Тоже не на неделю. А Семёнов уезжал охотно и с настроением.
Он был очень лёгкий человек в общении. Вёл себя интеллигентно, никогда не капризничал, легко ходил в магазин, когда наступал важный момент. Все закончилось, а компания только разгорячилась? И он запросто мог спуститься в магазин на лифте, поехать туда на такси, на велосипеде, пойти пешком. Уговаривать его было не нужно – он вставал и шёл. Был Семенов своим практически во всех компаниях, в которых оказывался. За редким исключением. Когда я написала о его смерти в VК, поэт Михаил Гаврюшин прокомментировал: «Я его помню. Он с Инной приходил и все время за столом вставлял английские фразы типа "Just a moment". Симпатичный малый, колоритный и с юмором... Ему в нашей компании было явно интересно и комфортно. А я и не знал, что он в МПО работал! Интересно – кем? И когда же его уволили? Жаль человека – вроде не старик...»

 

Он прав в том, что Семёнову наши писательские компании нравились. Он дружил с Марией Ивановной Романовой и всем её семейством – с мужем, дочерью, внуками. С Натальей Правовой (Антоновой), с Инной Скорятиной, с Леонидом Мелковым и многими другими.
Но главным качеством Семёнова – помимо умения устанавливать дружеские отношения с очень разными людьми, – было то, что он обладал энциклопедическими знаниями. Он действительно знал очень много, постоянно читал, следил за событиями в стране и в мире. Прекрасно знал русский язык, неплохо писал (но его это, правда, мало интересовало). Он неоднократно брался за переводы, но особых успехов на этом поприще не достиг. Я, сотрудничая с различными издательствами, сама не раз давала ему работу. И он прекрасно её выполнял. Но… чтобы он хоть раз сдал рукопись в срок? Будучи на удивление организованным человеком – он никогда никуда не опаздывал, закончить перевод и сдать материал вовремя он почему-то никогда не мог. Я, по крайней мере, таких случаев не припомню. Более того, из него порой приходилось тексты буквально «вытряхивать».

 

В Союз писателей мы его приняли, конечно же, «по дружбе». Но он к тому моменту помимо отдельных публикаций в сборниках – ещё из 90-х, –сподобился издать две брошюры. Он их называл «методичками». Это были пособия для школьников по английскому языку. Знаю, что он планировал выпустить методичку и по немецкому, но не получилось. Он всегда хотел преподавать немецкий, то в той школе, где он проработал почти 20 лет, учили только английский. Частные уроки – это совсем не то! Семёнову нравилось работать в классе, хотя его методика преподавания не всем ученикам нравилась. Но ребята его любили. Он помогал, кстати, им и по литературе, и по истории. У него были хорошие отношения и с администрацией школы, и с коллегами. Знаю не понаслышке, мой сын учился в «его» школе в 10 и 11 классах. Семёнов прекрасно адаптировался и к новому руководству школы, когда его близкий друг – прежний директор ушла на пенсию. Но в какой-то момент позволил себе расслабиться. Пришлось уволиться. В новой, частной школе, он не прижился. Но была у Семёнова в биографии и еще одна школа – буквально в последние годы жизни. Там он не преподавал, а занимался администрированием. И в этом коллективе он в принципе чувствовал себя комфортно и все относились к нему с уважением. Но с возрастом характер стал портиться, и Семёнов, не вступая в конфликты, и отсюда просто уволился.

 

А характер и в самом деле стал прямо противоположным тому, какой был. Почему? Трудно сказать. В последние годы мы с ним лично не общались, только в интернете. Он стал агрессивным в разговоре, злым. В былые время Семенов мог покапризничать или на что-то обидеться. Но капризы и обиды быстро забывались.
В последние годы Семёнов общался только с одной из наших подруг – Татьяной Моляровой. Она когда-то пришла к нам в организацию на место ответственно секретаря творческого объединения драматургов. И мы вместе с ней и Семёновым работали в МПО в, пожалуй, самые яркие и счастливые (на мой взгляд) годы для нашей организации. С тех пор остались дружны, хотя давно у каждого была своя жизнь. Татьяна – добрейшей души человек, не обидчивая и отзывчивая. Как можно было обидеться на неё, мне трудно сказать. Но с сентября этого года Семёнов перестал и ей звонить, что всех насторожило. Мы, конечно же, удивились, потеряв его в соцсетях. Татьяна заверила нас с Натальей Антоновой, что в конце августа Семёнов был бодр и активен, они встречались. Ничто не предвещало беды.

 

А все оказалось – как нельзя плохо. По словам матери одного из его учеников, с которым он занимался до начала сентября, у Семёнова диагностировали онкологию. Он прошел курс химиотерапии. Но предстояла операция. Её сделали в конце сентября. После операции Семёнов уже не вставал с постели. Не ел, держался на сильных препаратах, умирал один. Никто не знал о том, что происходит. Кроме соседки, которая ходила за ним, мыла, убиралась в квартире. Она не сообщила никому о его тяжёлом состоянии. Почему? Может быть, он этого не хотел? Или она знать не знала, кто есть кто среди его знакомых? Она получила в наследство его квартиру, что справедливо, конечно же. Если рядом больше никого не было? Но ведь никто и предположить не мог, что происходит на самом деле. Уверена, что и братья не знали о том, насколько он плох.
Не уверена, что мы могли бы ему чем-то помочь. Если болезнь была столь скоротечна, то вряд ли. Если бы Семёнов не скрывал диагноза и вовремя посоветовался, то мы точно предприняли попытку его вылечить. Но, по его словам (а он делился с Татьяной Моляровой), всё у него хорошо. Была шишка на голове, но не опасная, ее удалили, причем давно. А оказалось, что и опасная, и удалили её за пару недель до смерти.
В общем, теперь что об этом говорить!

 

Похоронами занималась вышеупомянутая соседка. Мне позвонил друг детства Семёнова Александр Труфанов. Ему соседка о трагедии сообщила. Он – только мне. Я – конечно же, нашему окружению. Но у Семёнова было много друзей, коллег, учеников, наконец, телефонов которых я не знала.
На прощание в Храм мы опоздали, но нас дождались.
Накануне я долго и старательно выбирала цветы, зная, как Семёнов щепетильно к этому относился. Это единственное, что я сделала добротно. Купила именно те, которые он любил. И положила букет нежных розово-кремовых роз в ноги человеку, которого узнать не могла. Знакомым был только пиджак от его любимого костюма.
Мы прощались с человеком в многодневной щетине. Невероятно! Знаю, что Семёнов был пижон. Он брился всегда и везде. На голове мой сын увидел рану. Очень тягостное зрелище. Значит, худо ему было невероятно.
Мы в полном шоке постояли в Храме несколько минут. Сотрудники ритуальной службы буквально бегом принесли крышку, заколотили гроб и с невероятной скоростью вынесли его на улицу, задвинули в микроавтобус, куда никто не сел – кроме них. Микроавтобус рванул с места.
Шёл дождь. Мы с сыном смотрели вслед микроавтобусу с тоской и унынием. Из Храма вышли люди, но я никогда из них не знала. Получается, что в последние минуты Семёнова на этом свете рядом с ним никого из родных и близких не оказалось. Не было ни братьев, с которыми он был близок и тесно общался много лет, ни племянниц, ни племянников – уж не помню, сколько их было, но он точно с ними когда-то поддерживал отношения. Не оказалось на прощании ни любимых тёток, ни кого-то из прочей родни. Близких друзей (кого я знала) тоже, похоже, не было. Стояла стайка женщин, то ли соседок, то ли прихожанок местной церкви. Была молодёжь, но кто они?

Цветов, кстати, было не то, чтобы много – но они были. Приезжала и мама его ученика, сестра однокурсника. Позже она написала мне, рассказала о последних днях Семёнова. Это было ужасно. Больно. Страшно.

 

Невероятно обидно, что такой человек ушел из жизни в одиночестве. Почему так получилось – кто ж его знает! По-моему, искать виноватых надо всегда – начиная с себя, так что, думаю, в том, что так получилось, виноват он сам! Именно он сделал всё, чтобы остаться в конце жизни одному. Бог ему судья!
Из церкви мы уехали сразу домой. Не поминали. Разве для Семёнова это нормально? Но у меня не было ни сил, ни желания. Я собрала фотографии Семёнова и сделала несколько подборок для соцсетей. Выложила фото сразу, когда узнала скорбную новость, сделала пост и на 9 дней.
На сороковины надо Семёнова обязательно помянуть. Причем нужно собраться своей, хотя бы и небольшой компанией. Обязательно в ЦДЛ. Вспомнить, сколько добра Семёнов сделал людям, какой он был незаурядный, умный, талантливый человек. А уже сколько куражных и смешных происшествий с ним случалось!
Так что в памяти – моей, моей семьи, наших друзей он, конечно же, останется!
Никогда я больше не услышу: «Ну, Муся, я несчастный ребёнок…» Шутка? Когда-то была шутка. Но оказалось, что не совсем.

 

Прощай, Семёнов. Царствие тебе Небесное!

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование