 |
          |
|
 | ||
«Всё просто…» |
ПРОВЕРЕНО
Светлана Супрунова
***
Всё просто: встретить на пути
Дубок, и выдохнуть без фальши,
И не мешать ему расти,
Идти своей дорогой дальше.
С корзиной в чащу углублюсь,
Грибы – занятье непустое,
«Ау!» услышу, отзовусь,
И вот в лесу уже нас двое.
То снег, то дождь, а я о том,
Что память вовсе не остыла,
Позвать бы всех в притихший дом,
Кого люблю, кого любила.
Сесть у стола и всё простить,
Поговорить бы нам о многом,
И если не с кем говорить,
То остаётся – только с Богом.
В старом доме
Старый дом и новый дом.
В первом – тусклые окошки,
Жуткий запах, бродят кошки –
Всё не так, как во втором.
Вечно охает, скрипит
Дверь расшатанная тяжко,
На ступеньке грязной Пашка
Беломориной дымит.
Ни мыслинки дельной нет,
В голове темно с похмелья,
Комнатка его – как келья:
Стол, кровать и табурет.
Потянуло сквозняком,
А на Пашке лишь тельняшка.
В щель дверную видит Пашка
Только снег и новый дом.
Как там держится народ? –
Переброситься бы словом,
И не знают в доме новом,
Как тут Пашка, как живёт.
***
Всюду, и в холод, и в зной,
В белом платочке, убогая,
Всё семенила за мной,
Словом обидным не трогая.
Мне бы на берег другой,
Села я в лодку забытую.
Слышу её: «Я с тобой»,
Слышу тоску неприкрытую.
Землю промыли дожди
И завалило сугробами.
«Буду теперь впереди», –
И повела меня тропами.
Шли средь болота и ржи,
Сколько исхожено, пройдено!
«Кто ты, бабуся? – скажи». –
«Родина, девонька, родина».
Стольких пришлось потерять
В эту шальную погодину.
«Буду ль кого вспоминать?» –
«Родину, девонька, родину».
Только и дел: дорожить
Тропкой последней, не пройденной.
«Чем до скончания жить?» –
«Родиной, девонька, родиной».
***
Тишины бы в округе, такой,
Чтобы слышать на ветке сороку,
Как врезается лодка в осоку,
Возвращаясь на берег другой.
Чтобы слышать за вёрсты пургу,
Как в полях оседают туманы,
Как швыряет листву на поляны
Этот ветер, влетевший в тайгу.
Слышать всё бы, до дальних морей,
Не проникшись ни счастьем, ни горем,
Слышать даже, как где-то, за морем,
По тропинке бежит муравей.
Тишины бы, до самой луны,
Я на небо глаза поднимаю,
Но, проснувшись, опять понимаю:
Не бывает такой тишины.
-3-
Памяти Михаила Анищенко
Забудь слова, приметы, лица
И, счёты с миром не сводя,
Попробуй взять и раствориться
В холодных капельках дождя.
Михаил Анищенко
Чей взгляд придирчивый заметил,
Что дождь с утра заморосил
И что задул сильнее ветер? –
Ты уходил, ты уходил.
Всего три шага до погоста,
Но, не довольствуясь крестом,
Наверно, это очень просто:
Дождинкой стать и стать листом.
Не предъявить претензий миру,
Пусть за тебя он всё решит,
И, в старый шкаф запрятав лиру,
Уйти без всяческих обид.
Земля зовёт, почти не дышит,
На свежий холм перекрещусь.
Россия ничего не слышит,
Но, рот зажав, рыдает Русь.
***
Справа речка, а слева опушка,
А грибов-то – под каждым кустом,
Деревянная мокнет церквушка
Под холодным осенним дождём.
Скрипнет дверь, запоют половицы,
И ни певчих, ни благостных лиц,
На стенах из журнала страницы,
И святые глядят со страниц.
Я таких не видала окраин,
Позолота нигде не блеснёт,
И в поношенной рясе хозяин
В одиночестве службу ведёт.
Спозаранку молебен читает
За страну и за завтрашний день,
Уж не крестит, а всё отпевает
Поколенье глухих деревень.
Всё едино – дожди, завируха,
Эту древнюю дверь отопрёт,
Приблудится, бывает, старуха,
И свечу, как на память, зажжёт.
Столько света в приюте убогом,
Что, теряясь, почти не дыша,
Прослезится от близости с Богом
Непутёвая чья-то душа.
Нина
Живёт в небогатой квартире,
Ни мужа, ни даже детей,
Все годы одна в этом мире,
Без связей и нужных людей.
Всплакнёт ли когда, улыбнётся?
Ни радостей будто, ни бед,
Всё ладно, живёт как живётся,
Со шваброй спешит в кабинет.
В жару ветерка не попросит,
Мороз, так мороз, ну и что,
Платок потеплее набросит,
Подденет жакет под пальто.
Живёт, никого не ужалит,
Всё мимо – молва, суета,
Картофелин пару отварит,
Закусит лучком – и сыта.
И кто-то сердечный найдётся
И как-то подыщет подход:
«Ну, как тебе, Нина, живётся?» –
«Неплохо», – плечами пожмёт.
***
Затяну потуже поясок,
Мелочь звякнет как-то виновато.
Тряпками набить бы кошелёк
И легко поверить, что богата.
Отмахнуться от тяжёлых дум,
Снова знать, что дома будет ужин,
Коль богата, то придёт на ум,
Что замок в прихожей всё же нужен.
И поверить в преданность дорог,
Примоститься бы на верхней полке,
Пусть бы запах водки и шумок –
Всё о жизни нашей разнотолки.
Будто бы семейство за столом
Собралось со всех околиц света,
Буду слушать, и обдаст теплом,
Что и по тебе скучают где-то.
Мне бы сесть в какой-нибудь вагон,
И пускай пропажи не заметят,
Угадать бы поезд и перрон
И не растеряться, если встретят.
***
Всё то же: дождь неделю льёт,
И где-то рай над головами,
Под золотыми куполами
Старуха милостыни ждёт.
Всё это боль, всё это Русь
С её страданьями земными,
О ней пишу словами злыми,
А по ночам о ней молюсь.
Откуда в сердце эта злость,
Что в нём хорошего осталось?
Наверно, чтоб не трепыхалось,
Оно посажено на гвоздь.
Покоя так и не найдя,
Сбегу в глухую деревушку,
Зайду в забытую избушку –
И кровь пойдёт из-под гвоздя.
Ёлка
Её упрячут до поры,
Потом достанут из кладовки,
И разноцветные шары
Возьмут из старой упаковки.
В огнях мерцающих она
Который год по две недели
Стоит всё так же у окна,
Глядит на звёзды и метели.
А за окном привычный вид,
А за окном другая ёлка –
Без мишуры и не блестит,
И пахнет каждая иголка.
Синица прыгает легко,
Стряхнула с ветки снег звенящий.
Так близко всё – и далеко
До ёлки этой настоящей.
Валентина
Простирнёт пододеяльник,
Ей успеть бы тут и там.
Валентина днём начальник
И техничка по ночам.
Свет погас, в домах уснули.
Залы чистые блестят.
Прикорнуть бы ей на стуле,
Только камеры следят.
Жизнь разъята на минуты,
По минутам день и ночь,
И одеты и обуты,
Сыты дети – сын и дочь.
Всех-то радостей – получка,
И не пусто в кошельке,
После швабры авторучка –
Как соломинка в руке.
После ноет поясница,
Выступит слеза порой,
После долго-долго спится,
Если завтра выходной.
Депутаты, суматоха,
Телевизор говорит.
Подойдёт к экрану кроха:
«Тише, дядьки, мама спит!»
***
Без помехи, без помарки
Мне хотелось жизнь прожить.
Так легко, гуляя в парке,
Этот вечер полюбить.
Ветер сердится порою,
Листья жёлтые летят,
«Мы с тобою, мы с тобою», –
Под ногами шелестят.
В поизношенной шубейке,
Бородатый и седой,
Спит бездомный на скамейке,
Шепчут листья: «Мы с тобой».
Всё кружат над головами,
Над скамьёй и в стороне.
«Мы сегодня с вами, с вами», –
Говорят ему и мне.
Хозяйка
На столе остался зайка,
Куклы, мишки – тут и там.
Всех ревнивая хозяйка
Рассадила по местам.
Всё манерно в ней и броско,
Взгляд из-под очков стальной,
Кабинетная причёска –
Стала девочка большой.
Нет, она не изменилась,
Черканула под графой –
И легко распорядилась
Чьей-то светлою судьбой.
***
Всё просто: встретить на пути
Дубок, и выдохнуть без фальши,
И не мешать ему расти,
Идти своей дорогой дальше.
С корзиной в чащу углублюсь,
Грибы – занятье непустое,
«Ау!» услышу, отзовусь,
И вот в лесу уже нас двое.
То снег, то дождь, а я о том,
Что память вовсе не остыла,
Позвать бы всех в притихший дом,
Кого люблю, кого любила.
Сесть у стола и всё простить,
Поговорить бы нам о многом,
И если не с кем говорить,
То остаётся – только с Богом.
В старом доме
Старый дом и новый дом.
В первом – тусклые окошки,
Жуткий запах, бродят кошки –
Всё не так, как во втором.
Вечно охает, скрипит
Дверь расшатанная тяжко,
На ступеньке грязной Пашка
Беломориной дымит.
Ни мыслинки дельной нет,
В голове темно с похмелья,
Комнатка его – как келья:
Стол, кровать и табурет.
Потянуло сквозняком,
А на Пашке лишь тельняшка.
В щель дверную видит Пашка
Только снег и новый дом.
Как там держится народ? –
Переброситься бы словом,
И не знают в доме новом,
Как тут Пашка, как живёт.
***
Всюду, и в холод, и в зной,
В белом платочке, убогая,
Всё семенила за мной,
Словом обидным не трогая.
Мне бы на берег другой,
Села я в лодку забытую.
Слышу её: «Я с тобой»,
Слышу тоску неприкрытую.
Землю промыли дожди
И завалило сугробами.
«Буду теперь впереди», –
И повела меня тропами.
Шли средь болота и ржи,
Сколько исхожено, пройдено!
«Кто ты, бабуся? – скажи». –
«Родина, девонька, родина».
Стольких пришлось потерять
В эту шальную погодину.
«Буду ль кого вспоминать?» –
«Родину, девонька, родину».
Только и дел: дорожить
Тропкой последней, не пройденной.
«Чем до скончания жить?» –
«Родиной, девонька, родиной».
***
Тишины бы в округе, такой,
Чтобы слышать на ветке сороку,
Как врезается лодка в осоку,
Возвращаясь на берег другой.
Чтобы слышать за вёрсты пургу,
Как в полях оседают туманы,
Как швыряет листву на поляны
Этот ветер, влетевший в тайгу.
Слышать всё бы, до дальних морей,
Не проникшись ни счастьем, ни горем,
Слышать даже, как где-то, за морем,
По тропинке бежит муравей.
Тишины бы, до самой луны,
Я на небо глаза поднимаю,
Но, проснувшись, опять понимаю:
Не бывает такой тишины.
Памяти Михаила Анищенко
Забудь слова, приметы, лица
И, счёты с миром не сводя,
Попробуй взять и раствориться
В холодных капельках дождя.
Михаил Анищенко
Чей взгляд придирчивый заметил,
Что дождь с утра заморосил
И что задул сильнее ветер? –
Ты уходил, ты уходил.
Всего три шага до погоста,
Но, не довольствуясь крестом,
Наверно, это очень просто:
Дождинкой стать и стать листом.
Не предъявить претензий миру,
Пусть за тебя он всё решит,
И, в старый шкаф запрятав лиру,
Уйти без всяческих обид.
Земля зовёт, почти не дышит,
На свежий холм перекрещусь.
Россия ничего не слышит,
Но, рот зажав, рыдает Русь.
***
Справа речка, а слева опушка,
А грибов-то – под каждым кустом,
Деревянная мокнет церквушка
Под холодным осенним дождём.
Скрипнет дверь, запоют половицы,
И ни певчих, ни благостных лиц,
На стенах из журнала страницы,
И святые глядят со страниц.
Я таких не видала окраин,
Позолота нигде не блеснёт,
И в поношенной рясе хозяин
В одиночестве службу ведёт.
Спозаранку молебен читает
За страну и за завтрашний день,
Уж не крестит, а всё отпевает
Поколенье глухих деревень.
Всё едино – дожди, завируха,
Эту древнюю дверь отопрёт,
Приблудится, бывает, старуха,
И свечу, как на память, зажжёт.
Столько света в приюте убогом,
Что, теряясь, почти не дыша,
Прослезится от близости с Богом
Непутёвая чья-то душа.
Нина
Живёт в небогатой квартире,
Ни мужа, ни даже детей,
Все годы одна в этом мире,
Без связей и нужных людей.
Всплакнёт ли когда, улыбнётся?
Ни радостей будто, ни бед,
Всё ладно, живёт как живётся,
Со шваброй спешит в кабинет.
В жару ветерка не попросит,
Мороз, так мороз, ну и что,
Платок потеплее набросит,
Подденет жакет под пальто.
Живёт, никого не ужалит,
Всё мимо – молва, суета,
Картофелин пару отварит,
Закусит лучком – и сыта.
И кто-то сердечный найдётся
И как-то подыщет подход:
«Ну, как тебе, Нина, живётся?» –
«Неплохо», – плечами пожмёт.
***
Затяну потуже поясок,
Мелочь звякнет как-то виновато.
Тряпками набить бы кошелёк
И легко поверить, что богата.
Отмахнуться от тяжёлых дум,
Снова знать, что дома будет ужин,
Коль богата, то придёт на ум,
Что замок в прихожей всё же нужен.
И поверить в преданность дорог,
Примоститься бы на верхней полке,
Пусть бы запах водки и шумок –
Всё о жизни нашей разнотолки.
Будто бы семейство за столом
Собралось со всех околиц света,
Буду слушать, и обдаст теплом,
Что и по тебе скучают где-то.
Мне бы сесть в какой-нибудь вагон,
И пускай пропажи не заметят,
Угадать бы поезд и перрон
И не растеряться, если встретят.
***
Всё то же: дождь неделю льёт,
И где-то рай над головами,
Под золотыми куполами
Старуха милостыни ждёт.
Всё это боль, всё это Русь
С её страданьями земными,
О ней пишу словами злыми,
А по ночам о ней молюсь.
Откуда в сердце эта злость,
Что в нём хорошего осталось?
Наверно, чтоб не трепыхалось,
Оно посажено на гвоздь.
Покоя так и не найдя,
Сбегу в глухую деревушку,
Зайду в забытую избушку –
И кровь пойдёт из-под гвоздя.
Ёлка
Её упрячут до поры,
Потом достанут из кладовки,
И разноцветные шары
Возьмут из старой упаковки.
В огнях мерцающих она
Который год по две недели
Стоит всё так же у окна,
Глядит на звёзды и метели.
А за окном привычный вид,
А за окном другая ёлка –
Без мишуры и не блестит,
И пахнет каждая иголка.
Синица прыгает легко,
Стряхнула с ветки снег звенящий.
Так близко всё – и далеко
До ёлки этой настоящей.
Валентина
Простирнёт пододеяльник,
Ей успеть бы тут и там.
Валентина днём начальник
И техничка по ночам.
Свет погас, в домах уснули.
Залы чистые блестят.
Прикорнуть бы ей на стуле,
Только камеры следят.
Жизнь разъята на минуты,
По минутам день и ночь,
И одеты и обуты,
Сыты дети – сын и дочь.
Всех-то радостей – получка,
И не пусто в кошельке,
После швабры авторучка –
Как соломинка в руке.
После ноет поясница,
Выступит слеза порой,
После долго-долго спится,
Если завтра выходной.
Депутаты, суматоха,
Телевизор говорит.
Подойдёт к экрану кроха:
«Тише, дядьки, мама спит!»
***
Без помехи, без помарки
Мне хотелось жизнь прожить.
Так легко, гуляя в парке,
Этот вечер полюбить.
Ветер сердится порою,
Листья жёлтые летят,
«Мы с тобою, мы с тобою», –
Под ногами шелестят.
В поизношенной шубейке,
Бородатый и седой,
Спит бездомный на скамейке,
Шепчут листья: «Мы с тобой».
Всё кружат над головами,
Над скамьёй и в стороне.
«Мы сегодня с вами, с вами», –
Говорят ему и мне.
Хозяйка
На столе остался зайка,
Куклы, мишки – тут и там.
Всех ревнивая хозяйка
Рассадила по местам.
Всё манерно в ней и броско,
Взгляд из-под очков стальной,
Кабинетная причёска –
Стала девочка большой.
Нет, она не изменилась,
Черканула под графой –
И легко распорядилась
Чьей-то светлою судьбой.
Комментарии
Добавить комментарий:
|
||||||||||||||||||||||||
|
СЕТЕВАЯ ВЕРСИЯ
/ АРХИВ НОМЕРОВ
/ АВТОРЫ
/ РУБРИКИ
/ ПЕЧАТНАЯ ВЕРСИЯ
/ О ЖУРНАЛЕ
/ КНИГИ
/ ПАРТНЁРЫ
/ АКТУАЛЬНО
/ КАРТА САЙТА
|
|
