Птицы на юг уже улетели / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

Птицы на юг уже улетели Как гениальна природа! Она дала жизнь всему: растениям, животным и человеку, воде, земле, воздуху, огню. Всему дала точку отсчета в моментпоявления и возможность обитания от роста и становления, до созидания и, наконец, угасания, увядания, гибели.

Несколько лет уж прихожу в городской парк имени Пушкина не в «унылую пору» золотой осени, а в те самые дни, когда листва деревьев фонтанирует яркими красками, когда деревья начинают сбрасывать красно-фиолетово-сине-зелёно-жёлтые листья под ноги прохожих. Листья, опалённые лучами осеннего солнца, шуршат под подошвами ботинок. Они ещё не потеряли свои очаровательные контуры, не «поржавели» от сырости и не прилипли к земле. От удовольствия ходьбы по опавшим листьям буквально с ума схожу.

А над головой, стоит поднять её, вздрагивают от ветра в мелкой тряске огромные разноцветные купола старых деревьев. Мне порой кажется, что осенью всякое дерево превращается в дерево счастья: выбери своё и на исполнение желаний ленты на нём вяжи. Уверяю: всё сбудется, потому что каждый листочек вобрал в себя энергию солнца целого лета и сейчас яркостью своей соблазняет человека взять её и насладиться ею. Беру и пользуюсь!

Положила на ладонь лист красного клёна. Он такой огромный! Спрятал ладонь, ещё и свесился по краям. Из такого, наверное, шляпку скроить можно.

Полдня месила ногами лиственную махру на газоне. Облюбовала скамейку и присела. Не оглядываясь, знаю, что за моей спиной на мраморном постаменте – бюст непревзойдённого пиита-словесника Александра Сергеевича Пушкина. А прямо перед моим взором – его «очей очарованье» – золотая осень. Ощущения одиночества нет. Ещё бы! Нас трое – Он, Я и золотая Осень.

Закрыла глаза, подставив лицо ласковому осеннему солнцу, а когда открыла, то поняла: нас на скамейке уже четверо. Краешком глаза стала рассматривать четвёртого.

Им оказалась женщина преклонного возраста, одетая в очень скромные и серые одежды. Старушка сидела тихо, даже вздохов не издавала. Я снова закрыла глаза и о существовании соседки вскоре забыла бы.

– Какая прекрасная осень! – восторженно прозвучал рядом старушечий голос. – Умирать не хочется.

– А вы живите на здоровье, о смерти не думая, – не открывая глаз, сказала я.

– Видите ли, милая дама, – услышала справа от себя грудной старушечий голосок, – у меня нет другого выбора.

– Выбор всегда есть. Надо просто найти его, – произношу машинально стандартную фразу. – С детьми пообщайтесь, с внуками…

– Они отказались от меня три года назад, – ещё тише и печальнее сказала женщина, и я поняла, что она может сорваться и зарыдать. – Три года я ночую, где попало. Живу без пенсии, без хлеба и тепла, даже без чая. Так что уйти из этого мира – простой и самый для меня лучший выбор.

Я повернулась к соседке всем корпусом и увидела перед собой типичного бомжа, которых по нынешним временам на улице встречается больше и чаще. Всё моё вдохновение и возбуждение пропало разом. К горлу подкатил слабый привкус прогорклого масла – признак рвоты, а следом возникла некая брезгливость и желание уйти немедленно.

– Умоляю вас, не уходите, – надрывно прошептала женщина. – Прошу вас… пожалуйста, побудьте немного рядом, я ведь не всегда такой была. И я ещё совсем не старая. Мне сегодня шестьдесят восемь исполнилось.

– Поздравляю.

– Спасибо, – старушка улыбнулась, и в её глазах появилась искорка радости. – Я ведь по профессии учитель. Воспитали с мужем дочь. Она подарила нам внучку. Когда на пенсию пошла, в семье всё было хорошо. Дочь жила отдельно, в своей квартире. Несчастья начались, когда умер муж, а внучка Сашенька – моя любимица – подросла. Сашенька лицом на меня похожа как две капли воды. Очень все её любили и баловали с рождения. Когда же она выросла, что-либо исправить в характере внучки было трудно, почти невозможно. Она эгоистично требовала исполнять каждую прихоть. Никто в семье не был для неё авторитетом. Внучка одно за другим выманила у меня все золотые украшения, перепродала лучшие мои вещи. Дочь во всём обвинила меня, мол, не надо быть такой доброй. Упрекала, что именно я внучку окончательно испортила, ведь Сашенька и её ценности разбазарила. Дочь возненавидела меня и перестала со мной общаться. Для меня это было трагедией. Я потеряла двух самых дорогих и близких мне людей. Но однажды дочь пришла с полной сумкой подарков, прощенья попросила. Рассказала, что наконец попался ей хороший человек, что Александра тоже замуж вышла и теперь им сложно совместно проживать. Предложила мне переехать к ней, а внучку прописать в моей квартире. «Дочь мать никогда в беде не оставит, – сказала она. – Ты веришь мне, мама?» Я не могла не поверить своей единственной дочери. Радость примирения взяла верх, и я, не задумываясь о последствиях, переехала. Через полгода переписала свою квартиру на Сашеньку. А ещё через полгода, вернувшись с вечерней прогулки, я долго стучала в дверь квартиры… Я простояла у закрытой двери до двух часов ночи. Когда наступила глубокая ночь, кто-то приоткрыл дверь и выставил старую дорожную сумку с моими шмотками. С тех пор я никогда не переступала порог дома.

Я смотрела на женщину, и во мне боролись два чувства: помочь ей или встать и уйти. Помочь? Но как? Дать немного денег? Пригласить к себе и позволить переночевать? Позволить отмыться в ванной и накормить? Ничего подобного я не могу предложить. Однако встать и уйти тоже не могу.

– Первый год отиралась на вокзале, – продолжала рассказывать женщина, – а потом стала искать тихий подъезд – и нашла. На вокзале меня часто били такие же бездомные, как и я.

– За что же били?

– Ни за что. Просто били и всё. Спорить бессмысленно с «вокзальными» порядками. – Старушка махнула рукой и замолчала. Мне показалось, что она устала от воспоминаний, ей неприятных.

– А в суд не обращались? – после некоторого молчания задала вопрос.

– Что вы! – испуганно произнесла она. – Стыдно против дочери судиться. Об этом же весь город узнает…

– А коллеги, друзья вас не потеряли?

– Я ж на пенсию ушла, стало быть, от коллектива ломоть отрезанный. Знаете, за три года я единожды только встретила свою подругу, но она не узнала меня и прошла мимо. Я очень тому рада. – Женщина оттопырила полу поношенной куртки и стала руками шарить во внутренних карманах. – Вот, видите, какая я была. Рядом со мной на фотографии – коллеги-учителя, провожают меня на пенсию.

С фотографии на меня смотрела миловидная женщина, одетая в брючный костюм модели «шаннель», из-под которого элегантно выглядывало белоснежное жабо. Женщина на фото светилась счастьем, выражая это открытой улыбкой и выражением глаз.

– Надо же! – только и смогла я выдавить из себя.

Наступила тягостная минута молчания. Нарушить эту паузу никто из нас не хотел. Каждая понимала бессмысленность продолжения разговора. У обеих ныла и стонала душа. Мимо спешили прохожие. Прямо у наших ног блуждала стайка диких сизарей, и вокруг благоухала золотая осень. Ни слова не говоря, я поднялась со скамьи.

– Уважаемая, – услышала за спиной знакомый старушечий голос, – меня зовут Маргарита Захаровна.

Не останавливаясь и не оборачиваясь, я ускорила шаги. Скорее бы затеряться в толпе. Но вдруг…

«Из жизни я уйду тихо», – сквозь осенние шорохи, словно выстрел из мелкокалиберки, въедались в моё сознание слова Маргариты Захаровны.

– Вот только птицы на юг улетят, я и помру. Прошу вас, возьмите десять рублей на свечи. Не побрезгуйте, сходите после моей смерти в церковь, голубушка… – кричала в отчаянии старушка.

Я почти бегом покидала городской парк. Миновав ворота, оглянулась. Старушка грустно смотрела мне вслед, и мне показалось, что она ждала этого момента.

– Запомните, – крикнула она, – когда птицы на юг улетят!

***

Прошло несколько недель. За окном стояла поздняя осень, краски которой были коричневато-серые и грустные. Только пролетающие снежинки по утрам придавали осени определённый шарм.

Боль от воспоминаний встречи в сердце моём постепенно утихла, стала забываться. Ситуация, как у старушки из городского парка, не нова, к сожалению.

Но однажды в теленовостях прозвучала информация: «Сегодня на городской свалке был обнаружен труп пожилой женщины без каких-либо документов. Экспертиза установила, что следов насильственной смерти нет. Женщина умерла от переохлаждения. Покойница заботливо подготовила свое смертное ложе из картона и обрезков ткани. Одетая в белую холщовую сорочку, она добровольно приняла свою смерть. На листе картона, которым была прикрыта женщина, красивым подчерком было написано: “Птицы на юг уже улетели”. Женщина с социальным статусом “бомж” будет захоронена на кладбище безымянных и бездомных людей».

– Она сделала свой выбор, – после длительного молчания произнесла я вслух. – Царствие ей Небесное.