«Глазыньки самурайские» / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

Диана Кан В современной русской поэзии минувшие полтора десятка лет отчетливо связаны с именем Дианы Кан. Лирика и гражданские стихи, миф и жесткая инвектива – все эти формы органичны для художественного дарования поэтессы. Ее интонации меняются от проникновенно мягких до саркастических, а лирический сюжет вполне может включать в свои пределы надмирное созерцание и геополитику.

Способность к строгой поэтической речи парадоксально соединена у Дианы Кан с чувством воли, берущим начало в русском фольклоре. Ее слово порой отличается волшебной детскостью – так ребенок переливает смыслы из одного звучания в другое, соединяет несоединимое, чувствует себя хозяином произносимых имен и определений.

В поэзии Кан есть широта охвата русской жизни, поразительный спектр сюжетов, множество характеров людей, которые однажды встретились автору, попали в стихи и остались в них образами – художественно ясными и живыми. Жизнелюбие, твердость характера ее лирической героини удивительны на фоне того плача о «погибели русской земли», что длится до сих пор в отечественной поэзии с начала 90-х годов.

Историзм – скрытая черта многих произведений Дианы Кан. Время от времени он проявляется в видимых формах – как, например, в стихах о Табынской иконе Божьей Матери или о волжских атаманах. Но прежде всего – пронизывает все без исключения поэтические размышления автора о судьбах России. Так сложилось, что поэтесса с азиатским разрезом глаз впитала в свою душу огромное сюжетное и интонационное богатство русской жизни. Универсальность ее взгляда на происходящее вокруг, при очень личном оттенке речи, как правило, оценивается позже – когда стихи звучат в памяти, когда реальность машинально называется по ее строке, когда другой человек плавно вписывается в ее характеристику, которая, оказывается, вмещает в себя очень многих.

При очевидной склонности к лирике, у Дианы Кан очень заметено глубокое дыхание, которое мы привыкли находить в эпических произведениях. Двадцатый век, разбивший множество судеб, склонил русскую поэзию к фрагментарности, «осколочности» поэтического высказывания. В полной мере, возможно, только Юрий Кузнецов в своих поэмах о Христе дал современной русской литературе парадоксальный образец эпического жанра. Но у него уже сама авторская речь была умягчена лирикой, и это драгоценное соединение большого с малым есть замечательное достижение поэта.

У Дианы Кан нет больших поэм, она не стремится воплотить какую-либо важную тему в пространной литературной форме. Однако свод ее стихотворений о родине, кажется, выдохнула грудь самой русской земли – столь велики пространство и время, что укрыты словами поэтессы, будто невесомой и прозрачной тканью, под которой видны горы и бездны, одиночество и единство, покой и стремительное движение.

Ее отношения с Богом в очень малой степени выплескивается в стихи, в которых нет громких «православных» деклараций. Но есть тихое упование на милосердие и смирение, в которых небо соединяется с землей. Не однажды поэтесса упоминала русское родовое начало, для нее – это важнейшая опора отечественной культуры. Соединяя чувство рода с интуитивным переживанием правды, которое на Руси в последнее тысячелетие связано со Спасителем, она являет собой пример русского человека в единстве его противоречий и жажды справедливости.

Невозможно заранее представить, какая тема в самых общих чертах явит себя в стихотворениях Дианы Кан. Непредсказуемость, столь важное качество для поэта, в ее случае оказывается органической чертой творчества. Все книги Кан, от первых небольших сборников до последних по времени объемных изданий, сохраняют главные линии ее поэзии. Однако любая новая вещь почти всегда у нее читается как первая в тематическом ряду.

Между тем, существует еще одно измерение этого имени. Не перечислить молодых поэтов, которым Диана Кан так или иначе помогла обрести себя. В эпоху, когда нарушены взаимные творческие связи, Союз писателей России ослаблен целым рядом организационных проблем, она стала своеобразным центром, в котором объединяются самые разные дарования, налаживаются журнальные связи. Постепенно – месяц за месяцем, год за годом – создается поле горизонтального взаимодействия творческих сил русских поэтов и прозаиков. И сегодня уже многие известные литераторы могут сказать о ней с сердечной теплотой: «Наша Диана!»

Принято считать, что у нее трудный характер и вспыльчивый нрав. Очень часто такая характеристика, кажется, отодвигает в сторону ее поэзию. Однако способность к состраданию и отходчивая душа удивительным образом перекликаются со строками Дианы Кан, подтверждают их человечески, личностно. И делают ее стихи достоверными, незримо совмещая литературу с жизнью – как бы далеко друг от друга они не отстояли в наше горькое для правды и таланта время.