«Июнь, гуляющий в полях…» / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

Звук

Нет ничего темнее звука,

Нет ничего светлее боли…

В висках стучащая разлука,

Как птица, вырвется на волю.

Пребудет близостью апреля,

Прощающей былые зимы –

С их чёрной музыкой метелей,

С их тишиной неотразимой…

А после – пёстрою весною

В лесных просторах разгорится,

Чтоб майской песнею лесною

Пронзить покоя шар, как спицей…

Нет ничего темнее звука.

В его тени уснуло время.

И память стала близорука,

От немоты времён старея.

Кто знает звук, его не слыша,

Приходит в тихое бессмертье,

Траву причин земных колыша

Ветрами слов «не верьте», «верьте».

Преграды истин разрушая,

В небытие смещая судьбы,

Восходит тихо мысль чужая

Над горизонтом высшей сути

Былых событий и явлений,

Блистая пасмурной печалью

И правдой редких откровений,

Пасующей перед молчаньем.

Зане молчанье благородней

Поспешно высказанной правды,

Как наступившее «сегодня»

Честней обещанного «завтра»

Форма первая

Когда потянется сентябрь

За нитью птичьих стай,

Усни в заоблачных сетях,

Мгновением растай.

Летай на крыльях пустоты,

Раскрашенных в рассвет;

И где б ты ни был: ты – не ты,

Тебя и вовсе нет!..

И пусть отсутствием твоим

Не все обеднены…

Земное время – алый дым

Надмирной тишины.

Ты эргодический процесс

В пластах небытия,

И ожидание чудес

Творит судьба твоя.

Смотри мозаики иных

Галактик и миров,

Сложи единый мир из них,

Чтоб не был он суров.

Где нет тебя, там – только ты,

И потому ты там,

Где времена тобой пусты,

Где пусто временам!..

А на Земле в кострах потерь

Пускай сгорает то,

О чём – поверь – уже теперь

Не ведает никто.

Пусть белый коготь хищных дней

Царапает всех тех,

Кому привычнее, родней

Мирок земных утех.

Полёт

В сырое холодное лето

Горячие мысли одеты.

А мы в ожиданиях тлеем,

Скользя по дождливым аллеям.

И тёмная пена событий

Вскипает над тем, что забыто.

А в чёрной воде откровений

Искрятся пылинки сомнений.

Кривые зеркальные ночи

Помножат на сто одиночеств

Число отражений рассветов,

Потерянных памятью где-то.

А дней перламутровый клевер,

Бегущий по небу на север,

Рассеет пыльцу расставаний

По серым лесам расстояний.

И кольца времён разомкнутся.

Прольётся бессмертие в блюдце

Глубокой печали о чём-то,

Растаявшем за горизонтом

Того водянистого лета,

В которое были одеты

И мысли, и чувства, и даже

Земное бесчувствие наше.

Майская ночь

Курила полночь дымный ладан

Клубами едкой темноты

И наполняла майским ядом

В ночи живущие мечты.

И дым к востоку поднимался,

И в небе змеем извивался,

По звёздной речке проплывал

В густое озеро рассвета,

Где светом день плескался, ал,

Грустила бледная комета.

И белой лилией цвела

Ночная тишь, во тьме светла.

Но кто-то шёл, шептался с кем-то:

По лесу тихие шаги

Прошили тьму невнятной лентой.

Пространства утренний изгиб,

Свивая в кольца свет туманный,

Надел на лес их,

На поляны –

На остро-тонкий стержень тьмы…

И стали млечными просторы,

В них робко птичьей кутерьмы

Огонь затеплился, в котором

Сгорала, плавясь, тишина,

Куреньем полночи пьяна.

Сентябрьский день

Стекает утро вязким солнцем

С покатых крыш,

И день стоит над горизонтом,

Кудряв и рыж.

Осенней солнечной слезою

Позолочён,

Он ловит блик под бирюзою,

Хрустит лучом.

Зерном печали кормит небо,

Молчит оно,

Глотая, словно крошки хлеба,

Её зерно.

И пусть сентябрь горчит повсюду

Сырой строкой,

Но этот день подобен чуду,

Живой такой!

И льются тихие просторы

Струёй времён

На бесконечные повторы

Иных имён.

И что ему угрюмый невод

Земной тоски,

Когда задумчивое небо

Кормил с руки!

Диалог (серебряный век…)

Где ты бродишь? Где лучится

Памяти твоей слеза?

Где роняешь слов зарницы?

В чьи глядишься небеса?

– По высоким звёздным тропкам,

По тончайшей вышине

Я брожу, гляжу, как робко

Ты стремишься ввысь ко мне.

В чащах лунных, в чащах звёздных

Ты почти и не видна,

И моей печали гроздья

Поглощает тишина.

– Милый, помнишь, мы блуждали

По фиалковой весне?

Синеокий, бело-алый

Мир светился, как во сне.

Да, я помню – майской ночью –

В небе звёздные цветы

Рассыпали многоточья,

Где гуляли я и ты.

В пенном облаке сирени

На свирели тишины

Ночь играла…

Наши тени

Были переплетены.

А потом хрусталь рассвета

Проливал весенний день…

Где же, где теперь всё это? –

Только память! Только тень!

– Успокойся. Не печалься.

Слышишь, время ожило,

И кружится в быстром вальсе,

И дрожит миров стекло.

Вижу, скоро разобьётся.

И тогда в предел иной

Полетишь, как в темь колодца,

Вновь окажешься со мной!

Снег

Снег устал под тоскою кружиться.

Просит смеха сиреневый снег,

Потому что печальною птицей

Бьётся в сетке секунд человек.

Потому что и сами секунды

Снегопадом бескрайним идут,

Покрывая поспешно цикуты

Ядовитых от счастья минут.

Снег – темнее, чем память о снеге,

Снег – невнятнее мысли о нём.

Огоньками порхая на небе,

На земле он не станет огнём.

Может, нет его вовсе, а то, что

Называем снегами – лишь связь

Между будущим нашим и прошлым,

Обитающим где-то, лучась.

Но – ни вздоха, ни горького смеха…

Только тихо поёт темнота, –

Голубыми секундами снега,

Будто светом времён, повита!

Ночная ящерка души…

Ночная ящерка души!

Такая слабая, слепая…

Беги во тьму,

Спеши, спеши –

Испуг на лапки рассыпая.

В зрачках безжалостного дня –

К тебе – и ярость, и презренье.

Твой путь – не путь его огня.

Ты ночи ртутное творенье!

Ночная ящерка души,

Тоской дышАщая закатной!

Во тьме, где топь и камыши,

Тебе спокойно и приятно!

Но день, безжалостен и сух,

Ночной души не пожалеет

И опалит весельем дух,

И станет счастье горя злее.

Чёрно – белое

Где небо бело, как мел,

Где с тёмной водой канал –

Без цели, мечты и дел –

Там некто один стоял.

Пусть светлая быль – темна.

А тёмного – ярок след.

Но та, кто во тьме одна –

К нему выходи на свет!

Пусть капает звёздный воск

На чёрную гладь воды,

И слышатся речи звёзд

Как слово одной звезды.

Сшивается чернота,

Без ножниц и без иглы,

Из белых времён холста,

Из локонов светлой мглы.

И в злой паутине дней –

Звенящая болью грусть,

И в мятном дыму ночей –

Запутались сотни чувств.

Ты помни – одна вода

Жива, и хранит в себе

Тот мир, где поёт звезда

О чёрной земной судьбе.

Когда ушла ты в ночь…

Когда ушла ты в ночь из дома моего,

Свечение времён сверкнуло и погасло,

И задрожал хрусталь забытых мной тревог,

По рельсам белых дней текло, пролившись, масло...

В петле из ста проблем повесился мой мир,

И смерти всех удач, как яд, вошли под кожу.

И бряцала весна на струнах старых лир,

Расстроенных тобой и мною, впрочем, тоже!

А ты брела по дням в скрещении лучей,

Которые всегда светили нам обоим,

И звал тебя покой, просторный и ничей.

Ведомая судьбой, сама была судьбою!

По небесам сердец, забытых и пустых,

Прошла огнём побед над суетностью дольней

В края высоких снов, как детский мир, простых,

Где духу твоему и легче, и раздольней.

Хоть не было меня в пространстве снов твоих,

Ты кольцами ночей сплетала зыбкий невод –

Ловить мечты мои, где был с тобою в них,

А после воскрылять в сновидческое небо.

Человеческое

Когда тяжело тебе

И ноет былая боль,

И веры в твоей мольбе –

Жестокий и чёткий ноль,

На шее – петля пространств,

По венам – ножи времён,

И тянут сознанье в транс

Магниты былых имён, –

То знай – от тебя ушла –

Ушла, как уходит день,

Твоя световая мгла,

Твоя вековая тень:

Ушла от тебя она

К другому ли,

в пустоту –

Не важно. В окне весна

Иная,

а ждёшь всё ту...

Хоть сам ты давно не тот.

И та – уж давно не та,

Но ты без неё – никто! –

Несчастие, пустота!

По скорбным пустым годам

Рассеешь пылинки чувств,

Не сможешь понять,

когда

Веселие или грусть,

…Когда не найдёшь в себе

Себя и былую боль,

То та, кто нужней тебе,

Вернётся, чтоб стать судьбой.

В моих стихах

В моих стихах – нет слова «мама».
И слова «папа» – тоже нет.
В них дым кадил и свет тумана,
Неповторимый тусклый свет.

В них погибающая совесть
И тень погубленной страны –
В иной предел уводят,
То есть,
В миры забвенья, тишины.

Где время тихо отдыхает
В переплетенье спелых трав
И наполняет явь духами
С ума сводящих, злых отрав.

И в чаще той, которой нету,
На одиноком старом пне
Сидит,
В лесные мхи одето,
Былое
С думой обо мне.

Но я его уже не вижу.
И нет его в моих стихах.
…Штрихует дождь земную жижу,
И меркнет всё в косых штрихах.

Весны сквозная синь

Весны сквозная синь.
Светящаяся истина.
Застенчивость осин,
Прозрачная, лучистая.

Кораблики тепла
По морю стыни плавают,
И тёплых дней расплав
Стекает с неба лавою.

Весны блестящий диск
Вокруг меня вращается,
И мир, суров и льдист,
На части разрезается. –

На щебетанье мглы,
На пенье ручейковое,
На воды, что светлы,
А были стужей скованы…

И солнечным стеклом
Леса переливаются,
Как память о былом,
Всегдашняя, живая вся!

А солнце – просто дым,
Оранжевый, берёзовый
Над мартом молодым,
Над снегом бледно-розовым.

Однажды осенью…

Цветной тишиной октября
Темнеющий день рисовал
В тетради с названьем «заря»
Свинцовой прохлады овал.

И контур нечёткий его
Врезался в лиловую тьму,
В которой брело существо,
А кто? – недоступно уму...

Возможно, прощальная тень
Прошедшей прекрасной поры,
А может, закатный олень,
Идущий в иные миры.

А может, затравленный зверь
С душой опустевшей, больной –
В безверие, в сумрак потерь –
Он крался лесной стороной...

И небо струило печаль
По веткам и листьям дерев,
Покоя вечернюю шаль
На шею тревоги надев...

Темнело. И лес в темноте –
Как терем судьбы – до небес,
Там, будто искристая тень,
Цвело ожиданье чудес.

И хлопнула в тереме дверь,
Рассыпалась тьма на куски,
И шедший в безверие зверь
С рычаньем оскалил клыки...

Темнота мне поёт о тебе…

Темнота мне поёт о тебе
Под охрипшую дудку метели.
И полно ледяных голубей,
Что ко мне от тебя прилетели.

Что расселись на ветках берёз
И воркуют мерцающим светом,
Отвечая на скромный вопрос:
Неужели ты счастлива где-то?

Но густая мелодия тьмы
Забивает прозрачные клювы
Многоцветным испугом немым,
Бесконечным терпением лютым.

И внушает душе непокой,
Заметающий время снегами
Обманувшего счастья рукой,
Усмехающегося над нами

Но ясны в освещении снов
Позабытые милые лица…
Я твой сон обойду стороной
Чтоб ты вновь захотела присниться.

Станция «Осень»

Апрель покупает билет для меня
На поезд до станции «Осень»,
Куда отправляюсь, мечты разменяв
На воздух и дым на морозе.

Бегут полустанки мерцающих дней,
Быстрее, быстрее, быстрее;
И солнце в оконцах уже холодней,
И прошлое даже не греет…

И нет остановок, а старый вагон
Несётся, несётся, несётся
И делает новый и новый разгон
Вдогонку закатному солнцу.

Уже не приносят ни чай, ни коньяк. –
Уволены все проводницы.
Но знаю – на станции «Осень» не так:
Там есть ещё –

чем насладиться!

Время хоронит пространство моё…

Время хоронит пространство моё
В тесной могиле забвенья.
Кто-то унылые песни поёт.
Рвутся привычные звенья.

Я бы поверил, что это не так,
Новые формулы вывел.
Но обнаружил погибельный знак –
Что у фортуны на вые.

В звёздный туннель убегают года,
Искры мгновений мерцают.
Те, кто отстал – не придут никогда.
В памяти бьются сердца их.

Вижу – снега на закате горят
Алой запёкшейся кровью.
Вижу – печальный свершает обряд
Вечер, нахмуривши брови.

Милая, прошлая – из темноты,
Ты ли ко мне воротилась?
Но почему ж так суровы черты!
Ну улыбнись – сделай милость!

Но расцветает в ответ тишина
Злобою, чёрным укором.
Это не ты, а другая… она!
Та – что внезапно и скоро…

Время хоронит пространство моё
В тесной могиле забвенья.
Кто-то унылые песни поёт.
Рвутся привычные звенья.

Воспоминания (романс)

(на мотив А. Апухтина)

Воспоминания. Воспоминания.
Где обретаете силы и рвение –
В доме скучающего мироздания?
В замке несбывшегося вдохновения?

Светом осенним, остывшим, врачующим
Вы освещаете прошлое, прежнее
И усмиряете дух негодующий,
Ставший преградой пред чувствами нежными.

Полем, озёрами, рощей, болотами,
С неба хлебнувшими горечь осеннюю,
Вы пролетаете тихо. Полётами
Сердце волнуя, душе во спасение.

В сумерки синие, в сумерки поздние
Часто в тревогу мою проникаете
И осыпаете искрами звёздными
Волосы ей, говоря: кто такая ты!..

Волосы длинные, волосы чёрные
В небе колышутся голыми ветками…
Прошлое, памятью позолочённое,
Падает лунными бликами редкими.

Падает, падает в темень осеннюю,
В чёрную пропасть земного страдания…
Где же забвение? Где же спасение? –
Воспоминания. Воспоминания…

Вечер врачует простуду заката..

Вечер врачует простуду заката
Чёрной облаткою ночи.
Память лиловою тьмою объята –
Пеплом былых одиночеств.

Пламя осенней лесной лихорадки
Всё поджигает во злобе…
Дни как секунды, прозрения кратки.
Мысли и чувства в ознобе.

Когти времён, ухватившие лето,
Приступом боли разжались.
Лето разбилось в сознании где-то
На ностальгию и жалость.

Тихо пульсирует летнее сердце
В полночи дрожью осенней,
Но замирают бесшумные герцы
Утром, колеблющим тени.

И продолжается тихая осень –
Заводь покоя без края,
Солнце, подобное острой занозе,
Мглою в себе растворяя.

Олово дней растекается тише
В тигле метельных просторов.
Знак всепрощения на небе вышит
Иглами вечных повторов.

Небеса моих печалей…

Я открою тебе небеса
Кучерявых печалей моих,
И качнутся твои полюса,
Рухнет хрупотный мир для двоих.

И опять пеной белых ночей
Буду я одиночество пить,
И хрустящим словечком «ничей»
Заедать его вязкую прыть.

Этот мир – что потерян – не мой:
Стану я постоянно внушать
И себе, и разлуке немой,
И тому, что зовется: душа.

Но печалей моих небеса
Разразятся внезапной грозой,
И сверкнёт, ослепляя, гроза
Покаянной твоею слезой!

Паутина

В паутине дней стеклянных, где погиб, устав, июль,
Мотылёчком-огонёчком догорал янтарный август.
В доме времени качался на окне в былое – тюль,
Заслоняя абрис мира, где был блеск лесов и трав – густ.

Где с пчелиной суетою копошились времена
В пенном воздухе сирени, в тёплой пене ожиданий,
И бродила по тропинкам в звёздной чаще тишина,
По ночам плясали тени лунный танец, танец странный!

И бемоли озарений, заполняя зал сердец
Непонятно-неизбывной светлой мукою желаний,
Надевали на невзгоды – веры в лучшее венец.
И ладони наших судеб обжигало счастья пламя.

Паутина трепетала от грядущей пустоты,
От ветров осенней ночи, от безумства листопада,
Ведь у осени от смерти на лице видны черты,
А в руках её свинцовых бряцают ключи от ада…

Но пока в стеклянных нитях бьётся август мотыльком, –
Над полями, над лугами проливаются туманы.
И с небес хмельное солнце гневно машет кулаком,
И наносит тучным тучам кровью хлещущие раны.

Тихий голос окликнул меня…

Тихий голос окликнул меня
В молчаливой октябрьской чаще.
Задрожало пространство, звеня
Тишиной, к небесам восходящей.

То ли филин о том прокричал,
Что я предал кого-то когда-то,
То ли шедшая в душу печаль
Разрыдалась, тревогой объята.

Может, ты – о которой забыл –
Этим звуком к себе призываешь?
Но – ни воли не чую, ни сил…
И душа моя как неживая!

…Я стою, надо мной небеса
Моросят непростительным прошлым,
И слышны в темноте голоса,
Только слышать и слушать их тошно!

Я застыл в этой чаще навек
Посреди тёмных гатей и топей,
Бесполезный, пустой человек,
Проживающий на автостопе.

И к чему призываешь меня,
Ты, ночная зловещая птица?
Это сон!..
А в чужих временах
Так тревожно и тягостно спится!

Июнь, гуляющий в полях…

Июнь, гуляющий в полях густых ромашковых сердец!
Чьё счастье спрятал в рукаве непримиримого Персея?..
Я по лесам иду к тебе, сплетая звёздных дней венец,
И так хочу, чтоб навсегда мой мир ты звёздами усеял.

Передо мной в глуши лесной смешно воркует тишина,
И апельсин вечерних зорь спешит душе моей в объятья.
А на тропинках снов седых танцуют танго времена,
И надевает пустота – печали бархатное платье.

В медвяно-липовой глуши, где обитает бог лесов,
Построю терем из лучей, золотоцветный лунный терем,
И дверь, как прошлое моё, легко закрою на засов,
Чтоб всеми – в памяти, во снах – везде-везде я был потерян!

И лишь бы ты, мой свет-июнь, ко мне лесные тропы знал
И приводил кормить с руки косуль несбывшихся мечтаний
Последней спелой чистотой, что мне оставила весна,
Хрустальной влагою поить из родника сердечной тайны!

Желтеющая взвесь событий…

Желтеющая взвесь событий
На дно судьбы моей легла,
И – ни предчувствий, ни открытий…
Лишь блеск морозного стекла.

За ним – ветра прошедших далей
Тупой иглой небытия
Так беспощадно сердце жалят,
Что воля плавится моя!

Лишь память бешено бликует
Лучом событий дорогих,
Сомненье, страх, печаль, тоску и
Томленье помещая в стих.

А где-то ласковые звуки
Проснулись в розовой тиши
И всем дают урок науки
Обожествления души.

Но я не там, где звуки эти
Кому-то радостно звучат,
И для меня давно не светит –
Ни солнце счастья, ни свеча…

Живу я – как в пещере тёмной,
И где-то в памяти горит
Огонь былой печали томной –
Звезда созвездия обид.

Неназванная

Из бабочкиного непостоянства,
Сияющего палевой пыльцой,
По сполохам весеннего пространства
Сквозила, обжигая мне лицо
Лиловым ощущением тревоги –
Не встреченная мною на дороге,

Не названная памятью, во сне
Не явленная… просто было что-то,
Проснувшееся бабочкой в весне,
О чём и думать вовсе неохота,
Но растворить в себе самой судьбой,
Как выпить кубок неба голубой!..

Я в комнате окно открыл, и птицей
Предчувствие влетело, но ему
Пространства нет в душе, где приютиться,
И в сердце – места нет, и потому
Оно покинет дольние пределы,
И станет той неназванной, несмелой,

Которая тревогой обжигать
Другие лица будет в исступленье,
Когда весной зажгутся вновь снега
И замерцают первых листьев тени,
И снова кто-то, но уже не я
Почувствует сквозняк небытия.

По сполохам весенних откровений
Струиться будет некое тепло
И напоит печальным ядом вены
Тому, кому спокойно и светло.
Окно откроет он: предчувствий птица
Всё также не найдёт, где приютиться!

По лезвию часа рассветного

По лезвию часа рассветного
Стекает прозрачный июнь
В хрусталь настроения светлого.
Я пью его, весел и юн.

И звуки, беспечны и розовы,
Полощутся в синей тиши,
Пока перепуганы грёзами
Бегут в пустоту миражи.

Так много пьяняще-манящего
Пролито над сонной землёй,
Что хочется утро звенящее
Пронзить непокоя стрелой,

Чтоб громче деревья пиликали
На скрипочках птичьих своих
И чтобы крылатыми бликами
Порхали мечты среди них.

Чтоб мир на двоих – не разрушился
От громкого счастья, ведь мы
С бедовой судьбою подружимся
И горя попросим взаймы…

Никто никогда ничего…

Никто никогда не поймёт ничего.
Никто ничего никогда.
Сгорает надежды моей вещество.
Тоскливо гудят провода.

Колеблются шторы полдневных высот
На окнах осеннего дня.
И пробует кто-то безумия сок,
Любви колокольцем звеня.

И спит пустота, и безвыходна высь,
И даль безысходно чиста.
По кругу блуждает бессонная мысль,
Глупа, одинока, пуста.

Никто ничего никогда не поймёт.
Но в этом ведь счастье! Оно
Стекает на душу, как солнечный мёд –
С утра заполняет окно.

Пульсирует вечность на правом виске
Моей постаревшей тоски,
Но что говорить о какой-то тоске,
Когда серебрятся виски!..

Зимний ноктюрн

Светящийся шёлк берёз.

Седеющий дым осин.

И день – как всегда – вопрос,

Направлен

в ночную синь.

Но синь – высока, чиста,

И вряд ли ответит мне,

Зачем так судьба пуста,

Хотя и зовёт к весне?

Зима, не молчи! Зима!

Скрижали твоих высот

Истёрты былым весьма,

И горек закатный сок!

Я знаю – в случайных снах

Блуждая, давно погиб.

К чему же даётся знак –

Причудливых дней изгиб?

В рыдающей пустоте

Молчания твоего –

Ни ворона на кресте,

Ни голубя…

Ничего!

Скажи, почему слова

Твои так скупы, бедны,

Что кружится голова

От мраморной тишины,

От грусти твоих снегов,

От света твоих небес,

От скрипа моих шагов,

Неспешно ведущих в лес?..

Зимний романс

Бутоном утреннего холода

В осинах солнце расцвело,

Востока облачное золото

Крошилось снегом, как стекло.

Пыльцой ложилось на дремотные

Деревья, травы и кусты,

Слепя воздушные, полётные,

Во мне живущие, мечты…

Избушка леса разукрашена

Огнистой краской января –

Хранит осколки счастья нашего,

Чтоб стала радостней заря

В бутоне холода рассветного,

В его алмазной тишине,

Чтоб чувства злого, безответного

Не обнаружилось во мне.

Чтоб светом льдистым, ослепительным

Сквозь блёстки кружев на кустах

Январь бесстыдно, упоительно

Поцеловал тебя в уста.

И чтобы этой лаской точною

В морозе льдистого огня

Январь поставил многоточие…

И… ты б забыла про меня!

Каждый человек…

Каждый человек смертельно болен.

Болен безысходностью своей.

Звоном беспокойных колоколен.

Рвущимся листком календарей.

Тяжестью и лёгкостью былого,

Что к себе безжалостно зовёт.

Ласкою простого слова

злого.

Сотнями из тысячей свобод!

Болен солнцем, небом и травою.

И, конечно, спазмами страстей.

Чередой событий роковою.

Сложностью, живущей в простоте…

Сладко ожиданье долгой ночи,

Бездыханной, тихой, неживой,

Потому что полдень кровоточит

Раною смертельной ножевой!

Угрожает чем-то постоянно

Свод небес, до боли голубой:

Счастьем или бедствием нежданным. –

Каждый болен... собственной судьбой!

Пьяная зима

За белой скатёркой пирует зима.
Мадеру закатную хлещет.
И голосом вьюжным и сиплым весьма
Кричит несуразные вещи

На маленьких мальчиков первых снегов,
Смеющихся розовым светом,
На лица хмельные густых облаков,
Опившихся браги рассветов…

Пугливо звенит колокольчиком день,
Ведь сам он – лиловый бубенчик,
И – пьяный – такую несёт дребедень,
Что мир, хоть жесток и изменчив, –

Становится мягче, добрее, милей
И яства событий подносит,
А тёмные горести-беды людей
Настаивает на морозе.

И льётся печали лучистой вино
В сердец опустевшие кубки,
И светлое чувство влетает в окно
Подобием снежной голубки.

Феврали

Как светлы и чисты феврали.

Как звенит и поёт гулкий лёд.

И летают мои корабли.

И хрустален их лёгкий полёт.

Веселее напевы разлук,

И просторно предчувствиям тут,

Где леса убегают на юг,

Где лиловые тени цветут.

Аромат апельсиновых зорь

Переспелые дали струят.

Осыпается с неба лазорь

Лепестками забытых утрат.

Назови предвесенние дни

Именами свирельных ветров

И смотри, как сгорают огни

Серебристых лесных вечеров.

Если север стоит за спиной,

Твой суровый земной визави,

Назови свою зиму весной.

Назови. Назови. Назови.