На плаву
Ехал грека через реку,
а по речке плыл навоз...
Выдай, Петя, кукареку,
разверни гармонью хвост!
Мария Аввакумова
Ехала я через реку,
Потеряла волнам счёт...
Как тут не поверить греку:
Всё меняется, течёт.
Кизяков с верховья массу
Тихий Дон неспешно нёс.
И повеяло вдруг сразу
Русским и родным до слёз.
Нету дела мне до тлена,
Череды сезонов, лет.
Я ж ведь здесь одновременно
Поэтесса и поэт.
Это дорогого стоит.
Мои шансы высоки.
«То, что пишешь ты, не тонет,» –
Говорят мне знатоки.
Не утянут Леты воды
Моё творчество на дно.
Всё равно хоть через годы,
Как навоз, всплывёт оно!
Голый глагол
Смертных сердца прожигая глаголом
иль услаждая божественный слух
вычурной речью, я помню, что голым
вышел на свет, не стыдясь повитух.
Случай мне вновь без смущенья и срама,
словно пред Богом, по долгом посте,
кающемуся под сводами храма,
выпал явиться во всей наготе.
Максим Амелин
Знаки судьбы наблюдаю воочью –
Ждут меня, верю, большие дела.
Помню, однажды безлунною ночью
Вышел на свет я в чём мать родила.
Смело предстал я в костюме Адама
К радости двух молодых повитух.
Я перед ними не чувствовал срама
И услаждал их и взоры, и слух.
Я не забыл о своём божьем даре.
К публике случай на сцену привёл –
Вот уж пять лет я тружусь в стриптиз-баре.
Здесь от меня без ума женский пол.
И, не таясь, всегда с видом весёлым
Щедро являю мужскую красу.
Смертных сердца прожигая глаголом,
Голую правду я людям несу!
Вечный спор
И долго со мной пререкался
ужасно бодливый Бодлер...
Юрий Беликов
Пишу я великие вирши.
В них рифмы и ритм, и размер.
Я, может быть, Бродского выше.
И что мне какой-то Бодлер?!
Достойного где мне найдёте?
Какой конкурент мне Рубцов? –
Помериться б силами с Гёте!
Ну с Фетом, в конце-то концов!
Всем ныне живущим пиитам
Давно нос утёр я, друзья.
И к Пушкину с ранним визитом
На равных отправился я.
Губа его тоже не дура.
(Он пил мой любимый «Айни».)
«Привет, – говорю. – Ну-ка, Шура,
Талант мой давай, оцени».
Свои протянул я творенья:
«Вот видишь – дуэтом поём.
Не правда ль, приятель, забвенье
С тобой не грозит нам вдвоём?!
Что скажешь об этой вещице?
Хорош для бессмертья задел?..»
Две-три пролистал он страницы
И как был в трусах, так и сел.
Куда его смех испарился?
За сердце он взялся потом...
И долго ещё матерился,
Читая мой новенький том.
У окулиста
Проснусь, открою глаз: в окне стоят деревья.
С довольством обвожу зимующий чертёж.
Андрей Битов
Здесь в клинике у нас отличный вид из окон.
Чудесный персонал и нянечки притом.
Единственным гляжу на мир здоровым оком,
А то, что чуть левей, замотано бинтом.
А дело было так: я выступал на сцене.
(Мне публика всегда любая дорога.)
Старался брать пример я с Евтушенко Жени.
И сразу же решил быка взять за рога.
Сидящих я пронзил своим горящим взором.
Ну, думаю, сейчас я покажу вам класс!..
И вдруг какой-то псих из зала помидором
Или яйцом мне – шварк! – попал не в бровь, а в глаз.
И вот теперь лежу, похожий на циклопа.
Соседи по палате скалятся: «Хи-хи...»
А врач мне дал совет: «Вы впредь смотрите в оба,
Вслух прежде чем читать подобные стихи.»
В "Кащенко"
Я твой псих, а ты Психея,
Вместе будем психовать...
Дмитрий Быков
Я – гигант душой и телом,
Мастер вирш на злобу дня.
Потому-то люди в белом
Не спускают глаз с меня.
Не могу я жить втихую.
Митинги – моя стезя.
А иначе я психую.
Мне без публики нельзя.
Весь я в лихорадке буден...
Слышу голос: «Нин, а Нин!
Что-то нынче очень буен
Наш "поэт и гражданин"...»
У меня ума палата,
Тьма концертов за спиной.
Так что эти три халата
Попотеют здесь со мной...
По рукам с ногами связан –
Душит нас «режима» гнёт.
Но я всё равно обязан
Стих писать – Россия ждёт.
Что, дружок, скучаешь лёжа?
Ты, мой Боня-Бонапарт,
Как и я помешан тоже
На борьбе. Где твой азарт?
Нас зовут труба и лира.
Брось скрипучую кровать.
Нам вдвоём ещё полмира
Предстоит завоевать!
Поэт и пистолет
Мы гениальные Поэты,
мы ничего не станем ждать,
мы купим злые пистолеты
и будем нагло убивать.
Алина Витухновская
Моё литтворчество нетленно.
Запомнит пусть нарколог-мент:
Мне и Марина по колено
И Анна мне не конкурент.
Стихи вам это не игрушки.
Здесь пистолет нужней всего.
Ни Лермонтов, ни, скажем, Пушкин
Не обходились без него.
В моменты ломок и смятений
Погладить дуло я люблю...
А вякнет кто, что я не гений –
Того, как суку, пристрелю!
Весёлый сосед
...Я соседку удивил сегодня:
в голом виде перед ней возник!
Глеб Горбовский
Без адреналина я тоскую.
Тяга к риску – есть такой грешок.
Я решил соседку городскую
Нынче непременно ввергнуть в шок.
Скинул я с себя штаны, рубаху,
Майку и семейные трусы.
Ох, и удивлю сейчас Натаху!
Пусть сомлеет от моей красы!
Вот стою в костюме я Адама,
Собственной фигурой восхищён.
Скажет обо мне любая дама:
«Это ж настоящий Аполлон!»
Спину распрямив и всё такое,
Бицепсы напряг я, пресс и грудь,
Чтоб моё достоинство мужское
Ярче и рельефней подчеркнуть.
Но моя недолго длилась радость.
(Я-то ждал восторгов, дуралей!)
А услышал: «Фи, какая гадость!
Что трясёшь ты мелочью своей!»
Навеки ваш
Восьмой десяток, первый день.
Сохранна речь, осмыслен взгляд.
Уже вполне трухлявый пень,
А соки всё ещё бурлят.
Игорь Губерман
Не победит меня склероз.
Ещё как муж я – о-го-го!
Могу супругу (не вопрос!)
Ну это, тьфу ты, как его?!..
Короче, ладно, я потом.
Сегодня про другое речь.
Шепчу стихи беззубым ртом –
Словесность должен я беречь.
Восьмой десяток мне, кажись,
Или девятый – да Бог с ним!
Веду активную я жизнь
На зависть сверстникам своим.
Подумаешь – кровь бьёт в висок.
Зато я помню счёт до ста.
А то, что сыплется песок, –
Всё ложь, друзья, и клевета.
Пускай трухлявый я на вид
И смуглых волосков в обрез,
Но сок во мне ещё бурлит.
(Врач говорит, что энурез).
Мой божий дар в расцвете лет.
Не лезу за строкой в карман.
С приветом, Игорь и поэт,
Ваш Гувернёр... Нет, Губерман!
Одно слово
Спускалась женщина к реке,
красива и рыжеголова.
Я для неё одно лишь слово
писал на выжженном песке.
Андрей Дементьев
Спускалась женщина к реке,
Она была совсем раздета.
Я прятался невдалеке
За ивняком с биноклем деда.
Следил за нею из кустов
И пожирал глазами тело...
Она стояла без трусов
И в мою сторону глядела.
Слюну ронял я изо рта,
А у виска надулась вена.
Рыжеголовой красота
Меня пленила совершенно.
Нет, я так больше не могу...
Такое на всю жизнь запомнишь...
И на песчаном берегу
Ей написал пять букв всего лишь.
Поэт четырнадцати лет,
Тогда я причастился к чуду...
Откуда вышел я на свет –
То слово век я не забуду!
Поэт и Бог
И человек сказал: «Я – русский»,
И Бог заплакал вместе с ним.
Николай Зиновьев
Сидел он тихо на крылечке
И, глядя на окрестный лес,
Вновь сочинял про звёзды-свечки
И про Хозяина Небес.
Жизнь наша неисповедима.
(Бывает всякое порой.)
И вот случилось чудо – мимо
Шагал его стихов герой.
Увидев сельского пиита,
Спросил с улыбкою Творец:
«О чём ты пишешь деловито?» –
«Про Вашу Милость, Мой Отец!»
И взгляд Создателя стал строже,
И бас раздался в тишине:
«Как? Про меня? Опять? О, Боже!
За что такая мука мне!
Ох, многотрудна моя доля!
Меня склоняют столько лет.
Как звать тебя?» – «Зиновьев Коля!»
И зарыдал Господь в ответ.
Записки стихотворца
И торопливо рифмами звеня,
Я рад писать стихи. Пустяк, как будто.
А, может быть, они – чем чёрт не шутит? –
Переживут и грешного меня?
Кирилл Ковальджи
Рождаются легко в моём мозгу
Ещё со школы рифмы и куплеты.
Я покорил надменную Москву.
Надеюсь, мне не плавать в водах Леты.
Я тщательный веду стихам учёт.
И день, и ночь пишу-строчу «нетленку».
Быть может, превзойду я Евтушенку?
А там и Блока? (Чем не шутит чёрт?)
Я знаю, обо мне что говорят.
Я тоже грешен (и на солнце пятна).
А здорово – встать с Гёте в один ряд.
Простой пустяк, а всё-таки приятно.
Уже хотел явить свой новый труд
Читателям в четверг, но вот досада –
Сказал мне критик: «Нет, Кирилл, не надо!
Они такого не переживут!»
Баба-ягодка
А третий мой мужчина – был ли он?
И кто он был? Да разве в этом дело!
Нина Королёва
Проблемы с сексом – это не к добру.
Но горевать не стоит, право слово.
Есть верный способ вылечить хандру:
Скорее завести себе другого.
Ещё во мне бурлит-играет кровь,
Бой-баба я и в меру молодая.
Всем готова мужьям дарить любовь.
Я без супруга чахну, увядаю.
Вот он – очередной избранник мой.
(Не зря всю ночь кровать моя скрипела...)
Беру его под локоть и – домой.
Кто он такой? Да разве в этом дело!
Он мне вернул вновь к жизни интерес.
Опять смеюсь, резвлюсь, пью виски с содой.
Его зову я просто «Мерседес»,
Поскольку у меня он шестисотый.
