Российские контрасты

О, бедная Россия,

Тебя, моя страна,

Куда-то заносило

Во все-то времена…

То в чопорных европах

Гарцуешь казаком,

То по ордынским тропам

Бредёшь за ярлыком.

То вольница, которой

Не знал ни швед, ни лях,

То «каторжные норы»,

И ноги – в кандалах.

Сегодня – с песней Стеньки

По волжским городам,

А завтра – молча к стенке,

Этапом – в Магадан.

Сияешь дивным градом

В злачёных куполах –

И спишь в лачуге рядом

На земляных полах.

Вполне созвучны древним

Мотивы новых дней:

И нищая деревня,

И спутники над ней.

Великую державу

Корёжили века

То крепостное право,

То право дурака.

1990

Печальники России

Вижу снова, как нехристи тьмой поднимаются.

Рты их ядом полны, точно встарь – колчаны.

Ну, и что ж? Пусть над нами они измываются,

А мы будем по-русски тверды и скромны.

Пусть сбиваются в стаи они за Непрядвою.

Не пристало нам быть ни толпой, ни ордой.

Мы живём Благодатью, той русскою Правдою,

Что дарует и волю, и труд, и покой.

Мы твои, о Россия, седые печальники,

И тем каждый себя с головой выдаёт.

Не стремимся ни в темники и ни в начальники,

Мы простой, безответный, но гордый народ.

Мы спокойно живём, не ломая истерики,

Хлеб жуём хоть и чёрный, и чёрствый, да свой.

Не в европах чужих и не в чуждых америках –

Здесь умрём, где пахали. И станем родною землёй.

1991

Новый мир

Мир обезумел. Это ясно.

Иначе как его понять?

Всему, во что он верил страстно,

Стал сладострастно изменять.

Святыням, коим поклонялся,

Крестам родительских могил,

И клятве той, которой клялся,

И жизни той, которой жил.

И справедливости, и долгу,

И даже совести своей.

Он хищным стал, подобно волку,

И изворотливым, как змей.

Он служит смуте, а не ладу,

Не красоте, а срамоте…

О, этот мир не даст пощады

Ни старику, ни сироте.

1992

Заклинание

Все повторяю фразу, как молюсь,

Клоня от горя голову усталую:

Безумцы, не растаскивайте Русь

Великую и Белую, и Малую.

Я знаю, заклинаньем не спасусь

И не спасу, но что же я поделаю,

Когда душа кричит: не рвите Русь

Великую и Малую, и Белую.

Пророчить возрожденья не берусь,

Но и беды, надеюсь, не накликаю,

Коли признаюсь, что мне снится Русь

И Белою, и Малой, и Великою.

1992

Прощание с Россией

Над пропастью, у кромки, на краю

Я за тебя молюсь и повторяю:

«Прощай, Россия, встретимся в раю»,

Хотя едва ль приписан буду к раю.

Ты ж, на кресте распятая вчера,

Не снятая с него до дней текущих,

Но всё же не предавшая добра, –

Достойна и при жизни райских кущей.

Тащил и я с тобою тяжкий крест

Из кедра, певга и из кипариса.

Умаялся. Но верю в Божий перст –

В отмщенье тем, кому закон не писан.

И потому у жизни на краю

Последнюю надежду не теряю:

«Прощай, Россия, встретимся в раю»…

Хотя едва ль приписан буду к раю.

1993

Противостояние

Ты рос в столице, на Трубе,

А я в глубинке, на Тубе,

И потому ни «а» ни «бе»

Не понимаю я в тебе.

Ты поклонялся сатане,

Я – православной старине,

И потому ни «бе» ни «ме»

Не понимаешь ты во мне.

Ты не свернёшь – я не сверну,

Как говорят, ни тпру, ни ну…

И оба мы идём ко дну

И тянем за собой страну.

1994

Рабочему

Оглянись-ка, земляк, посмотри, дуралей,

Что они сотворили с тобою.

На советскую власть ты спустил кобелей –

И остался бесправным изгоем.

Ни завода, с которым сроднился душой,

Ни работы, ни сходной халупы.

Тот, кого почитал ты тифозною вшой,

Вышел в баре, а ты вот – в холопы.

За куском к дармоедам ползёшь на поклон,

Так тебя облапошившим ловко.

Где же гордость былая твоя, гегемон?

Где смекалка твоя и сноровка?

Ты построил плотины, цеха и дворцы,

Смастерил и станки, и ракеты.

Почему же командуют ими дельцы?

И не сам ли ты отдал всё это?

На торжище спустил и своё ремесло,

И завод, и страну, и эпоху…

А теперь всё, что было, быльём поросло,

Хорошо поменялось на плохо.

Наступила эпоха-пройдоха.

Чем ответишь ты ей, кроме вздоха?

1995

Наша жизнь

Всё на свете изведал, кажись,

И одно лишь приводит в отчаянье:

Как груба наша русская жизнь

И печальна!

Дождь. Просёлок. И возле межи

ЗИЛ буксует, рыча и качаясь…

Как груба наша русская жизнь

И печальна.

Дни и ночи навозную слизь

Месит скотник, гроши получая…

Как груба наша русская жизнь

И печальна.

Пьяный муж и жена подрались

И уснули на общем топчане…

Как груба наша русская жизнь

И печальна.

Сто старух к электричке сошлись,

В фуфайчонках, мешки за плечами…

Как груба наша русская жизнь

И печальна.

Близнецы без отца родились,

Он под Грозным убит палачами…

Как страшна наша русская жизнь

И печальна.

Но в унынии – грех, брат, держись,

Не сдавайся судьбе изначально,

Хоть груба наша русская жизнь

И печальна.

1996

Блаженны мы…

Какое странное затишье

Над разорённою страной!

Блаженны мы и духом нищи…

Но мир наследует иной.

Как поразительно покорны

Ряды рабочих и крестьян

Пред кучкой особей проворных,

Подобных стае обезьян.

Какое дикое терпенье,

Не объяснённое пока,

Являет Стеньки соплеменник,

Прямой потомок Ермака.

Для думы это ли не пища?

Пора нам, братцы, прозревать.

Блаженны мы и духом нищи…

Но Царство можем прозевать.

1998

Минувшему веку

Тебя свинцовым и кровавым

Честят твои клеветники,

Но ты иной достоин славы

Наветам злобным вопреки.

Да, всё ты знал – и кровь, и беды,

Свинцовый свист и горький дым,

Но всё же веком был победным,

Российским, русским, прорывным!

Ты впрямь рабочим и крестьянским,

А значит – нашим веком был.

Теперь мы это видим ясно,

Увы, наёмные рабы…

Было дело...

Как гордились мы Державой,

Боевой и трудовой!

Было дело под Полтавой,

Было дело под Москвой.

Царский страж, Орёл Двуглавый,

Добрый след оставил свой.

Было дело под Полтавой,

Было дело под Москвой.

Серп и Молот тоже славой

Путь покрыли вековой.

Было дело под Полтавой,

Было дело под Москвой.

А теперь у нас не правый

И не левый рулевой.

Нету дела под Полтавой,

Нету дела под Москвой.

Флот стоит в затонах ржавый,

Заросли поля травой.

За кордон ушла Полтава,

Спят заводы под Москвой...

Но жива еще Держава

И народ пока живой –

Будет дело под Полтавой,

Будет дело под Москвой.

Святые старухи

Среди нищеты и разрухи,

Дурниной заросших полей

Живут по деревням старухи,

Душою послушниц светлей.

Спокойные, ясные лица

Не ожесточились в трудах.

Таких не бывает в столицах

И прочих шальных городах.

А как их тяжёлые руки

Нежны, и теплы, и добры,

Доподлинно ведают внуки,

Льняные ребячьи вихры.

Телята, ягнята и гуси,

Наверно бы, тоже могли

Поведать о том, как бабуси

Их чутко пасли. И спасли.

Да что там телячий с гусиным

И всех братьев меньших роды –

Те бабушки нашу Россию

Спасали не раз от беды!

И ныне на них уповаю.

Восстанет страна, как трава,

Основа её корневая

Ещё, слава Богу, жива.

По плечу

Всё-то слышал, всё-то видел,

Всё-то в жизни испытал…

На судьбу я не в обиде,

Просто малость подустал.

Укатали Сивку горки,

Подгорбатили года.

Верно, лишку на закорки

Брал в дороге иногда.

Все мы жили – не тужили,

Не впадая в лень и грусть.

Что нам стоили, двужильным,

Этот путь и этот груз?

Под команду «раз-два, взяли!»

Сверхдержаву возвели.

Вознесли! Да разве знали,

Разве знали-ведали…

Нынче нам не до империй.

Впрочем, если позовут,

Вновь готов я, сивый мерин,

Добровольно влезть в хомут.

Не боясь прослыть святошей,

Помолюсь на каланчу

И на горб заброшу ношу –

Мне любая по плечу.

Помолюсь...

Брошу всё и уйду на заре

В лес тишайший, седой от мороза,

И под тоненький звон снегирей

Помолюсь белокорым берёзам.

А кого ещё боготворить,

На кого возлагать нам надежды?

Если начистоту говорить,

Лишь они нынче в белых одеждах.

Помолюсь за собратьев своих,

Что попали в объятия бесов,

И помимо стяжанья у них

Не осталось других интересов.

И за тех помолюсь, кто успел,

И за этих, слетевших с катушек,

Чтоб смягчить незавидный удел

Уступивших лукавому души.

И за всю оскудевшую Русь,

За бездольных её ребятишек

Помолюсь, ибо очень боюсь –

Не видать им ни книжек, ни пышек.

Да минует их рабский хомут,

Да минуют сиротские слезы...

Помолюсь – и берёзы поймут,

И помогут святые берёзы.

Грёзы…

Нет в голове заветных слов,

И лишних денег нет в кармане…

Ленив, как дедушка Крылов,

Лежу часами на диване.

И кот – отнюдь не «в сапогах», –

Мне подражая, не иначе,

Лежмя лежит в моих ногах,

О чём-то грезя о кошачьем.

Кругом такая тишина,

Что возникает мысль простая:

Вот так лежит и вся страна,

О рае рыночном мечтая.

На торжище

Не мстительный, не злой, не заводной

И в русский бунт не рвусь, махая дрыном,

Но понимаю – жизни нам иной

Век не видать, коль ею правит рынок.

«Уместен торг»… И как мы ни ворчим,

Он требует торгашеских талантов.

Всё уже круг мастеровых мужчин,

Всё шире – прощелыг и спекулянтов.

И женщины, как их ни назови,

Иной всё чаще проявляют норов,

Былым предметам жертвенной любви

Предпочитая выгодных партнёров…

Барыш перемешал добро и зло.

Отсюда и наследников замашки –

Заполучить портфель, «срубить бабло»,

А то и вообще – «свалить из Рашки».

Что ж, се ля ви… Но только иногда

Зайдётся сердце от тоски и боли,

И думаешь: «Ужели, господа,

Вы этого хотели и не более?

Этот мир не даст пощады…

Прощание с Россией