***
На большую печаль
мне Отчизна ответит печалью,
На рыданье ответит стократным рыданьем она…
Что-то тихо сверкнет
над промозглой, измученной далью,
Дальний гром прогремит…
И опять тишина, тишина…
Вскрикнет робкий кулик
над своим безымянным болотом,
Скрипнет ржавая дичка в холодном, забытом саду…
И листву подгребет
ветер к старым, забитым воротам,
Где замок побуревший
с висящим ключом не в ладу.
Кто-то мимо пройдет,
но сюда не свернет с первопутка,
Где-то вспыхнет фонарик, чтоб снова погаснуть в ночи.
Да над черной запрудой
вспорхнет одинокая утка,
И о чем-то далеком,
о чем-то своем прокричит.
И стоишь посреди
позабытого Богом простора,
И гадаешь – когда же Всевышний припомнит о нас?
Может, скоро?.. Но небо
опять повторяет: «Не скоро…»,
И не можешь заплакать,
хоть катятся слезы из глаз…
***
Еще не стемнело…
И можно немного пройтись
Вдоль влажной лощины
по серо-зеленому полю.
Недоля струится отсюда
в небесную высь,
А высь переходит
В безбрежную эту недолю.
И чтоб надышаться,
здесь нужно дышать и дышать,
Стараясь запомнить,
как стонут забытые травы.
И чуять – струится
в безмерную даль благодать,
А в той благодати –
Безмерная доля отравы.
Есть только мгновенье…
А суток и вечности нет…
Мгновенье к мгновению –
вот и дорога к прозренью.
О свет мой вечерний,
туманный бледнеющий свет,
Для белого света ты тоже
Подобен мгновенью.
Ведь скоро над полем
неярко засветит звезда.
Пора возвращаться…
Невидною стала дорога.
Пусть что-то осталось…
Но что-то ушло навсегда…
И так же далёко
До истины…
Сути…
И Бога…
***
Женщины, которых разлюбил,
Мне порою грезятся ночами,
С робкими и верными очами –
Женщины, которых разлюбил.
Я их всех оставил… Но они
Никогда меня не оставляли,
Появляясь в дни моей печали
И в другие горестные дни.
Женщины, которых разлюбил,
Мне зачем-то изредка звонили,
Никогда вернуться не молили
Женщины, которых разлюбил.
С расстоянья ближе становясь,
Все мои терзанья разделяя…
Появлялась женщина другая,
Обрывала вспомненную связь.
Женщины, которых разлюбил,
Мне и это, кажется, прощали.
До смерти разлюбятся едва ли
Женщины, которых разлюбил.
***
Я начинаю забывать,
Как багрецом пылают клены,
А ты стоишь средь них, влюбленный,
В зрачки вбирая благодать.
Я начинаю забывать
Парчи небесное шуршанье
И робкой девочки дыханье,
Что не посмел поцеловать.
Я начинаю забывать,
Как в душу проникают звуки,
Как умирая от разлуки,
Не можешь даже зарыдать.
Я начинаю… Только вновь
Найдешь себя в теснине комнат,
Печаль с влюбленностью не помня,
А помня горе и любовь.
***
…Так зачем говорить про напрасное чудо прозренья,
Про осколки созвездий, застрявшие в тающем льду,
Если нету прощенья… Я знаю – мне нету прощенья,
И под зыбкие кроны я больше уже не приду?
Что копилось в душе, то осталось в снегах ноздреватых,
Что забылось – забыто, что просто ушло в никуда…
И – распят на ветру – среди тысяч невинно распятых,
Ты кропишься водой, и не знаешь, что это вода.
Заскорузлой душе даже этого кажется много,
Что ей серое небо и долгий грачиный галдеж,
Коль ответили все – от убогой гадалки до Бога,
Что под зыбкие кроны ты больше уже не придешь?
Будет просто гонять шалый ветер траву перекатом,
Будет в омуте черном обманчиво булькать вода,
Будет давняя боль ночевать на диване несмятом,
Будет черная кровь запекаться у впалого рта…
И услышит в ночи только старый бобыль одичалый,
Что не спит и всё шепчет молитвы всю ночь напролет,
Как с котомкой бродил непонятный, расхристанный малый,
И всё мямлил под нос, что он больше сюда не придет…
***
Писать стихи,
пить водку,
верить в Бога…
И Родиной измученной болеть…
Одна поэту русскому дорога –
Чуток сверкнуть
и рано отгореть.
А отгоришь,
не понят и не признан,
Останутся худые башмаки,
Пустой стакан,
забытая Отчизна,
Божественность
нечитанной строки…
***
Снова мокрый декабрь… Очертанья не резки…
Тьма во тьму переходит, что хуже всего.
Я не знаю, курил или нет Достоевский,
Но вон тот, с сигаретой, похож на него.
Так же худ… И замызганный плащ долгополый,
Не к сезону одетый, изрядно помят.
Он в трамвай дребезжащий шагнет возле школы,
На прохожих метнув с сумасшедшинкой взгляд.
Что с того? Те же тени на стеклах оконных,
Та же морось… И те же шаги за спиной.
Но теперь на «униженных» и «оскорбленных»*
Все прохожие делятся в дымке сквозной…
*«Униженные и оскорбленные» – роман Ф.М.Достоевского
***
Обычные дела – работа есть работа…
Привычные звонки, привычный в горле ком.
Пока не озарит немыслимое что-то,
Пока не оглушит тревожным шепотком.
Скомкаются дела… И съежится дыханье.
И палец на стекле неясное чертит.
Всё светлое в душе попросит воздаянья,
И хлынет свет в зрачки, тревожен и сердит.
Напрасно говорят о том, что время лечит –
Припомнится… Прижмет предательский порыв…
И речи для тебя совсем уже не речи, –
Себе бы все сказать, себя оговорив.
Но это отойдет… Как всплеск, как дуновенье…
Помучит, поболит… А через полчаса
Останутся в душе лишь «чудное мгновенье»,
Да женщин дорогих чужие голоса.
***
И предо мною люди в белом
Поставят бледную свечу.
Александр Блок
Снега или снеги? Теней вереницы…
Неузнанной птицы медлительный лёт…
В такие часы – лишь рыдать да молиться,
Но губы не шепчут, слеза не течет.
Неровная стёжка… То кочка, то яма.
И томик под мышкою… В бренности дней
Я тоже придумал Прекрасную Даму –
Еще не известно, какая чудней.
Как долго до этого строчки молчали,
Душа обмелела до самого дна…
Я тоже послал бы ей розу в бокале,
Но роза моя ей совсем не нужна.
Бокал разобью… Отложу полотенце,
Не помня – родился какого числа?..
Я тоже бы принял чужого младенца,
Когда бы младенца она принесла.
А приняв бы – понял, что время не лечит,
Изранит, а после – кричи не кричи,
Хоть кто-то всё носит мне бледные свечи,
А после до хрипа рыдает в ночи…
***
День солнечно светел, но есть увяданья печать
В чуть никнущих кронах, где в гнезда свилась укоризна.
Неужто Отчизна дана, чтоб над нею стонать,
Неужто без стонов Отчизна – уже не Отчизна?
Зеленые вспышки пронзают полночную хмарь,
В моей Беларуси о них говорят «бліскавіцы».
И что-то тревожит, как предка тревожило встарь,
И выглядит дивно, хоть нечему, вроде, дивиться.
Всё спутало время… У времени странный отсчет –
Его понимают лишь старцы да малые дети:
Грачи прилетели… А им уже скоро в отлет…
Ребенок родился, чтоб юность свою не заметить.
Вот так и ведется… Так истинно… Так испокон.
Я тихую тайну в душе заскорузлой лелею,
Чтоб голос Отчизны услышать сквозь сумрак времен,
И, охнув, уйти навсегда, незамеченным ею…