Предзимье / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

Кольчуга

В разгар метельной заварушки

Встаёт пред матушкой вопрос,

Что нужно после постирушки

Cнести бельишко на мороз.

Чтоб разом все хворобы выветрить

Студёным вихрем из него,

А, может, этим просто выверить

Надежду вновь на волшебство.

Платочком матушка обвяжется –

И за порог себя студить,

И псу дворовому прикажется

Сыночка лаем не будить.

Но, пробудившись тотчас, с маху

Вступлю в заснеженную Русь

И в задубевшую рубаху

Душой и телом облачусь.

Накину я на плечи вьюгу…

Кровь с молоком! – красив, удал…

Так пращур в хладную кольчугу

Пред боем жарким залезал.

Набег

Раздобыв по случаю шишак

И с мечом булатным опояску,

Выйду я дозором на большак

Сторожить дорожную развязку.

В сердце мне тревогу намело,

Чует сердце ворога и вора:

Ведь пути в отечество моё

Не должны остаться без призора!

Погляжу на Русь из-под руки…

В небе ходит ястребок кругами,

И со мною рядом мужики

Будят степь тревожными шагами.

То-то даль ковылется опять,

То-то было много в зиму снега…

Непременно надо ожидать

На державу лютого набега.

Рыщет иноземец по векам –

Огнем Русь пытает и железом.

Надо сдюжить русским мужикам –

Моим братьям тихим и болезным.

Вот, что мыслю, вглядываясь в даль,

От беды кромешной холодея:

Ждёт державу чёрная печаль…

И лихие козни лиходеев.

***

В лесу-бору, на росных луговинах

Гудут поводья ратника в горсти:

– Сбирайся, Русь!

Пора Иуд к осинам –

Христопродавцев мерзостных свести!

Клич восстаёт

над русским житом-полем,

Над тихой водью, спрятанной в туман, –

По всей Руси, по всем её привольям…

Иначе выжить невозможно нам.

Другая река

Конечно, не Калка – другая река,

Но русское сердце и эта остудит,

И утром стреноженного мужика

На подвиг великий разбудит.

И путы сорву я с натруженных ног,

И в утре встревоженной тенью

Я поиски старых армейских сапог

В хозяйстве мужицком затею.

А, может, найдётся и меч-кладенец,

На свист прибежит кобылица…

Ну что же ты, ратник, готов наконец

За землю родимую биться?!

Несметные рати ведёт Даниил

На жгучие стрелы монголов.

Жена проворчала: «А ты б не ходил…

Хватает ведь ратных посолов».

Сурово и зло посмотрю на жену

В сиреневом ласковом платье:

Вот так, втихаря, и проспали страну,

Похлёбку хлебаючи лаптем.

Конечно, я в чём-то умишком не зряч:

Немногое ведомо смердам…

Продал иноземцам державу Горбач,

А Ельцин и родину следом…

Заря распростёрла златые крыла.

Булаты звенят на кровавой равнине.

Лишь только кольчужка была б не мала,

Как в той позабытой былине…

Куликово поле

Красный день сентябрьский на палитре –

Поле за Непрядвою-рекой.

И опять пригрезился мне Дмитрий,

Вписанный в скрижали как Донской.

С неба сокол – боевая птица –

Камнем упадёт Руси на грудь.

Значит, снова надо росам биться

За свою поруганную Русь.

С дерзкой думой, в сердце наболевшей,

Я стою у пращурских могил.

Святый Отче Сергий Радонежский

И меня на бой благословил.

У коня поводья не ослаблю –

Я в доспехи ратника одет.

Слева от меня монах Ослабя,

А по праву руку Пересвет.

Золотой сентябрь. Число восьмое.

Двадцать первый беспокойный век.

В поднебесном храме – богомолье.

В поле ратник – русский человек.

Не под Тулой Куликово поле

И не под брусчаткою Москвы…

Огляжу российское приволье:

Поле Куликово – это мы.

Осень

Гаснет свеча. Чёрный дождь за стеною.

Жалобно ставень скрипит.

Что сотворили опять со страною?!

Сердце болит и болит.

Вновь потонула в тумане-обмане,

В хляби пустой борозды…

Были мы – росы, теперь – россияне

Той же проклятой нужды.

Каждый теперь в олигархах и в ворах…

Выйду под звёздный простор:

Будто и там на межзвёздных просторах

Мрачная смута – российский раздор.

Мужицкое войско

На русской землице болотины-топи –

Не держит державу прогнившая гать.

И дума такая, и время торопит:

Мужицкое войско пора собирать.

Степан Тимофеич! Ну где ты, дружище?

Ты только откликнись, а мы уж придём.

Неужто всё прахом… и век пепелищем

Там, где моя доля, и жёнка, и дом?

Неужто утопят щенком бессловесным

В болотине мрачной опять мужика?

Я шёл к своей правде и полем, и лесом,

И адом, и раем… и выжил пока…

Затем и не сгинул, чтоб ты, Тимофеич,

На вольную службу сосватал меня.

И если ты барам расправу затеешь,

То туточки с вилами рядышком я.

Пойдём на Москву и на прочие грады.

И гатью нам будут в степи ковыли.

Мы этим «чубайсам» устроим досаду

На дыбе, на плахе, на кольях земли.

Чудское озеро

Не крутит крылья мельница –

Был скуден урожай.

Заря в загривок вцепится:

– А ну, мужик, вставай!

Иду – твоя попутчица:

Вокруг землица-мать…

Тебе ль бездельем мучиться

Да с бабой воевать?

По раннему по холоду,

И кряжист, и могуч,

Вплети в кудряву бороду

От солнца первый луч.

Шагай в весенней роздыми

В кольчужечке до пят:

На славном Чудском озере

Браты твои стоят.

Рази тевтонских рыцарей –

Топи их в омутах,

Чтоб никогда не рыпались

На Русь идти в крестах.

Громи их с Божьей Матерью

Своим мечом-крестом…

А с местным супостатиком

Расправимся потом…

Духмяная, навозная,

С полоской сжатой ржи,

Лежит землица слёзная,

Идёт по ней мужик.

Пропащая душа

Скоро осень лиственную алость

Вытопчет дождями, не спеша.

Понапрасну чуда дожидалась

Тихая пропащая душа.

В этих гиблых сумерках тревоги

Мир распахнут в мрачное окно.

Средь теней, бредущих по дороге,

Никого увидеть не дано.

Расплодилась мразь по всей державе –

Душами живыми торгаши.

И теперь никто уже не в праве

Даже падшей требовать души.

Жутко жить с душой своей пропащей…

Как с ней быть? Ответить не берусь.

Я смотрю в окно на мир смердящий,

На мою поруганную Русь.

И молю: душа, вернись в моё безверье.

Лишь с тобой смогу себе вернуть

Это небо, поле и деревья,

И мою пожизненную суть.

***

Кто-то всё же судьбу мою вычернил

В мрачноватые злые тона:

До последней кровиночки вычерпал

Моё сердце – до самого дна…

И лежит оно, омертвелое,

С хламом выброшено за порог –

Только с виду живое и целое –

Камнем с вороном средь дорог.

Я на камне не вижу подсказки:

Куда можно добраться живым,

Потому что оно не из сказки,

А из жизни, что лично творим.

Из привычного злого обмана –

Бессердечья, несущего бред…

Вот и ноет открытая рана,

Что дороги идущему нет.

***

Всосалась мысль, как пагубное зелье,

В умы и души рабские людей,

Что если в жизни есть ещё веселье,

Вершит его убивец-лиходей.

Тот самый, о котором написали,

Что он старуху тюкнул топором...

Злодея извели под небесами…

И поделом – злодею, поделом!

Закон един: живи в миру смиренно –

Во благости тяни свой рабский век,

Молись на власть коленопреклоненно,

И будешь ты хороший человек.

А не убивец-тать без имени и роду –

В стране рабов бунтарь не ко двору.

Но кто-то ищет и зовёт Свободу,

И призывает падших к топору.

***

И вышел мужик из запоя:

Прищуренным глазом глядит

Куда-то неведомо в поле,

О доле счастливой галдит.

Разбил он гранёную рюмку,

Летит в заревые края:

Судьбу – в подорожную сумку,

А сам – на лихого коня.

Вот выехал он к перепутью

И смотрит на камень-гранит:

На камне погибельной сутью

Чеканная надпись горит.

Такой безнадёгою веет,

От тихих кустов повилик…

Три слова на камне мертвеет:

«Покоится с миром мужик».

И каркает ворон носатый,

Пищит подземельная мышь:

– Конечно, погост небогатый,

Но славно ты, парень, лежишь!

– Какой ещё парень?

– Да ты же.

Такие вот вышли дела:

И трезвый, и огненно-рыжий,

Каким тебя Русь родила.

Сердитым мужик воротился

В хозяйство своё – ко двору.

Промолвил жене:

– Нагостился!

А то ведь и вправду помру.