«И собственных стесняюсь виршей…» / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

***

В золотой телеге неба

Провезли цветной закат.

Рассмотреть поближе мне бы,

Был бы, как ребёнок, рад.

Что за силы ту телегу

Провезли над нами, а?

Ветер у окошка ветку

Тронул, и молчит трава.

Медленно цвета заката

Чудным веером цветут.

Всё забудется когда-то –

Кроме нескольких минут.

Памяти Николая Островского

На жертвенник идеи рая

Для всех – судьбину положить.

Стяжательства не понимая,

Всё отдавать, и этим жить.

Железной нитью бьётся совесть

В душе, указывая путь.

Быт, накопленье – мимо: то есть

Они по сути – форма пут.

Сие сегодня непонятно,

Как Павки пафос и огонь.

Коль жертвенность невероятна,

Кругом не жизнь – сплошная вонь.

Островского перечитавши,

Вдруг резко испытаешь стыд –

Как будто жил, в душе смешавши

Огонь – с тем, что едва ль горит.

***

Для реставрации снят купол,

Глядится солнце в медный бок.

А город тишиной окутан,

Не город всё же – городок.

Сверкает озеро, чернея.

Иду я, выпуская птиц –

От счастья лёгок, не умея

Увидеть траурных границ…

Кусок фанеры

Кусок фанеры приколочен

К дверям, обшарпанным весьма.

Жир надписи донельзя сочен –

И сочностью сведёт с ума:

Венков продажа погребальных –

Гласит кусок фанеры. Так.

Из надписей вельми печальных

Наипечальнейшая. Факт.

Провинция по переулкам

Свою расплёскивает суть.

Приезжий, вверенный прогулкам,

Столь праздно выбирает путь.

И вот глядит на дверь и надпись,

Как будто солнце светит зря.

И по сердцу – колючий надфиль

Пройдёт, словам благодаря.

Псой Ведищев

На плите замшелой прочитал

Псой Ведищев – мало представляя,

Как тот ввечеру зевал, писал,

Образы в лукошко собирая.

Как скакал он, сабля на боку –

Гвардии поручик во именье.

Как грибы сбирал в своём бору,

Пестуя в душе стихотворенье.

Как – из поэтических причуд

Сад словесный созидал бывало.

И с вином стоял витой сосуд

Рядом, ибо пил весьма немало.

На плите замшелой прочитал,

Зная – и не зная – все едины.

Кладбище порою посещал

Ради мира целостной картины.

***

Стесняюсь самого себя,

И собственных стесняюсь виршей.

Не зацветут весёлой вишней,

Стать ягодами – не судьба.

В ладони воздух наберу,

А ночью гляну из окошка –

Качает звёзды на ветру

Непредставимая дорожка.

Туда бы, к звёздной детворе,

К игре, пронзительной и славной.

Всё мыслю, бедный, об игре

Я – взрослый, скорбный и забавный.

***

Щекой прижавшись к раме, куришь,

На старый-старый двор глядишь.

От дыма глаз порою щуришь,

И ничего не говоришь.

Что говорить, коль всё понятно?

За летом будет новый бред.

И жить настолько неприятно,

Насколько ты сегодня сед.

***

У гор. управы бродят куры,
Напротив почта – белый дом.
И городка ясны структуры,
Как только оказался в нём.
По переулкам к синей речке
Спустись – она невелика.
И посмотри простосердечно
На кучевые облака.
С земным не связанные вовсе,
Сияют чистотой они.
И речки этой тихой возле
Поймёшь, сколь драгоценны дни.

***

– Мамочка, мамочка, что же так тяжко?

– Что ты, сынок, потерпи.

– Мамочка, мамочка, я – как бродяжка,

Нету мне верной тропы.

– Что ты, сынок, мы и сыты, и крыша

Есть – что же так унывать?

– Мамочка, будто я сердца не слышу,

И – я боюсь умирать.

– Что ты, сынок, ты достаточно молод.

– Мамочка, мамочка – я

Точно душою расколот, размолот,

Жизнь бесполезна моя.

– Что ты, сынок, всё нормально, нормально.

Плачет он – взрослый сынок,

Не объяснить, отчего так печально

Тянет свой жизненный срок.

***

Балкон – прелестная придумка… Корабликом моей мечты, иль облаком – я буду, Умка – куда меня доставишь ты? Как много воздуха и света! Как лето искрами летит! Всё прочее забыто – лето легко пространство золотит. Я отправляюсь на балконе в реальность заповедных грёз, набравши воздуха в ладони, и позабыв, что жизнь – всерьёз…

Диптих

Какое русское безмолвье

На старом кладбище царит!

И мысля о судьбе и воле,

Пьёт у надгробия пиит.

Замшело старое надгробье,

Печален русский колорит.

По крышке гроба будто дробь я

Услышу, постарев, пиит.

О, воля русская ко свету!

И неуменье грязь убрать.

Как разрешить дилемму эту?

Коль разрешим – построим рай.

Рай на земле едва ль возможен,

Но приближение влечёт.

Во всяком русском – пусть ничтожен –

Добро живёт. Во всех живёт.

Как лучшее, что в нас, исторгнуть

На свет, а худшее – в проран?

Безмолвье неба даст восторг нам,

И сумму даст душевных ран...

Послевкусие вкуса важнее –

Дольше в памяти сохранено.

В церкви я – в христианства музее,

А – открыть бы в сознанье окно.

После – парком иду, постигая

Послевкусие церкви. Претит.

Ибо небо – страна золотая,

Ну а в церкви – земной колорит.