«Она сама – огромный материк…» / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

***

По бескрайним российским дорогам,

По бескрайним пространствам ума

Проплутал я возможно не много,

Ты, судьба, разберись уж сама.

Но узнал я теперь это царство –

Слева лето, а справа зима,

Сверху Некто в своём государстве,

Снизу Нечто в своих теремах.

Делать нечего здесь человеку,

Лишь скитаться внутри иль вовне,

В гору лезть, прыгать в пропасть с разбега,

Замерзать иль пылать на огне.

Я глядел, как по осени листья

На ладони слетали мои,

Как обратно всесильные мысли

Возвращали их в майские дни,

Как такой же, как я, шёл куда-то

По опушке, заросшей травой,

Зная, что не вернётся обратно

И не встретится больше со мной.

***

Поля не скошены. Растрёпаны все волосы

Уже почти не светлые мои.

И ветер гнёт к земле упрямство колоса,

И для чего-то я считаю дни.

Эх, жизнь моя, как песня быстротечная,

Что ж загадать мне, чтоб сбылось потом?

Смешалась с ветром в этом поле речь моя –

Не разобрать о чём просил, о ком.

Ладони линии здесь на лице отметились –

Не отвертеться, значит, от судьбы.

Но поле, поле, мы ведь рано встретились –

Час не настал ни смерти, ни косьбы.

Давай припомним всё давно забытое,

Давай припомним августовский свет,

Что первый раз в глаза мои открытые

Пролился в этом мире зла и бед,

Лицо и молодое и красивое,

Любовью осенявшее меня,

Такое близкое, родное и счастливое,

Недостижимое, как отблески огня…

Июль. Вешкайма

Жар с неба и с земли. И травы

Напоены июлем все,

А дальше сосны величаво

Стоят во всей своей красе.

Здесь царство неги и покоя,

Здесь, наконец, приходит к нам

Успокоение такое,

Что за него я всё отдам.

Меняется на тихий шёпот

Стон обессиленной души

И плачь её, и гневный ропот –

Нет места им в лесной глуши.

Боль разделили меж собою,

Чтоб жить ещё я дальше мог,

Сегодня кустик зверобоя,

Гвоздики тонкий стебелёк.

И что я должен им? Не знаю.

И кто я им? Не знаю я.

Но этот мир, благоухая,

Сейчас своим признал меня.

Лёд на Волге в апреле

Уж лучше б не смотрел. О, как похоже…

Апрельский лёд на Волге потемнел…

Неровность льда – следы предсмертной дрожи

Того, кто был так безупречно бел.

Как смерть уродует! Откуда эта зелень

На нём легла, на тающем снегу?

Он форму сохраняет еле-еле.

Глаза я закрываю. Не могу.

Промоины. Проталины. И птицы

Словно на падаль собрались сюда,

Надеясь напоследок поживиться.

Да, это смерть. Трагедия. Беда.

Что делать мне? Ничем здесь не поможешь.

Да он и не был жив. Так что же я

Терзаю душу? Господи, мой Боже,

Помилуй грешного, не отвергай меня!

***

Скрип снега под ногами – вот

Мелодия зимы российской.

Для каждого – родной и близкой

Она звучит который год.

Скрип-скрип, так по снежку идёт

Сама Россия сквозь столетья,

И снег не прекращает петь ей,

Столетья эти в свой черёд.

И кто вот это отберёт –

Ни золото, ни изумруды,

А нам и объяснить-то трудно,

Что здесь душа, а не расчёт.

И потому наоборот

Мы ждём как своего, родного –

Когда же под ногами снова

Тихонько снег нам пропоёт.

***

Как будто танцуют берёзки,

Как будто ведут хоровод,

И танец тот русский неброский

Идёт здесь который уж год.

На той неприметной полянке,

От тропок людских в стороне,

Как будто встают спозаранку,

Как будто не спят в тишине.

И движутся ровно, по кругу,

Ветвями касаясь легко

В том танце неспешном друг друга,

Подруги над узкой рекой.

Как будто России богиня

Сошла сюда, чтобы средь них

Берёзкой стать тонкой отныне

Среди тех подруг шестерых.

Как будто я здесь ненароком

Увидел Россию саму,

Как будто сейчас я о многом

До самого сердца пойму.

***

От заката чуть порозовели

У берёзок тонкие стволы,

И снега как будто еле-еле

Розоваты стали, не белы.

Вот они, крещенские морозы,

Даже птиц на небе не видать,

Или скрыли их от ветра слёзы,

На ресницах бисеринки льда?

Что мороз пред горем человека,

Ветер что перед его тоской!

Боль души – сильней ожога снега,

Вот попробуй, справься-ка с такой!

Человек опять бросает вызов

Расстоянью, холоду, всему,

Жизнь он пишет сразу, без эскизов,

Но берёзок жалко тех ему.

Берёзки

Никогда б я в это не поверил,

Поднял бы, наверное, на смех,

Думал – или просто лицемерье,

Иль халтуры мелкой серый грех.

Но приходит, видимо, другая

В жизни и моей сейчас пора:

О берёзах я стихи слагаю,

И стихи те вовсе не игра.

Это стало для меня так важно –

Написать о них, восславить их,

На пространстве маленьком бумажном,

Чтоб вобрал в себя их тайну стих.

И теперь судите, как хотите,

Но я к ним – чтоб не были одни.

Русский я, простой российский житель,

И берёзам, хоть чуть-чуть сродни.

***

Есть в осени первоначальной…

Ф.И. Тютчев

Есть красота у осени такой.

Нисходит на душу целительный покой,

И наступает время примиренья.

Всё пережито, сделано уже

Тем жарким летом, так что на душе

Лежит печать печали и прозренья.

Не жарко светит солнце, и его

Лучи не ослепляют никого.

Берёзы с поредевшею листвою

Не в силах скрыть чуть золотистый свет,

В руке из листьев пламенный букет,

И во всём парке ты и осень – двое.

Уже и лета вроде бы не жаль,

И близкая зима – уж не печаль.

Шуршанье листьев – лучшая отрада,

Они лежат ценнейшею парчой.

О чём тут думать и грустить о чём?

Сейчас есть осень, большего – не надо.

Михайлов, Петров, Харламов*

Михайлов, Петров и ..? Чья там

Должна быть фамилия, ну-ка!

Молчание. Ровным взглядом

Глядят, а в глазах их скука.

Не знают. Не интересно.

Свои идеалы, кумиры.

Что надо им – им известно.

Для них я из древнего мира.

А как эта тройка играла!

И первой звалась ведь недаром,

Махиной девятого вала

Летела на крыльях Икара!

Во славу страны Советской!

И мы так гордились ими

С какой-то наивностью детской.

И вот – в Лету пало имя.

Там равенство было и братство,

Горение и справедливость,

И быть рабами богатства –

Позорно и некрасиво.

Моё поколение – те, кто

Не превратился в сволочь

Во славу бога-гешефта,

Какая в душе у вас горечь!

Последние из Атлантиды

Великой, но затонувшей,

Атланты и кариатиды

Той, Родины нашей, минувшей.

Живём теперь так, не при деле.

Глядим – ну так вот ты какое

И в силе, и в мощном теле

Пришедшее племя младое!

Михайлов, Петров, Харламов –

Как клинопись, что забыта.

Есть бизнес, распил, Обама –

Скрижалей новые плиты.

* Стихотворение написано до выхода на экран фильма «Легенда 17».

***

На Волхонке, там, где скачут волки,

Запряжённые в боярских да санях,

Потерялось, как в стогу иголка,

Моё слово, что вело меня.

Я как будто сразу, словно не жил,

Что с того, что я пока что жил.

Слово я стрелой для лука нежил

С тетивою из воловьих жил.

Думал я – оно ларец расколет,

Думал я – и утку-то собьёт,

И настигнет зайца в чистом поле,

И яйцо падёт, как сгнивший плод.

И восстанут мёртвые в живые,

И свершится!.. Только что теперь:

Скачут волки, злые, ездовые,

Крепкие врата не сбить с петель.

Что скажу вам, братцы мои, други?

Стал я нем и жалок, точно раб.

Видно не даётся слово в руки,

Тем, кто духом сдал, душой ослаб.

Для чего ещё мне жить на свете?

Мне б не слышать дикий волчий вой!

Кто не воет – те уж на примете,

И за всё ответить им с лихвой.

Гроза

Почему как посох патриарха

Молния ударила близ нас?

И от страха сразу стало жарко,

На мгновенье свет в глазах погас.

Мы искали лёгкого прощенья,

Бодро шли в широкие врата,

Где нам обещали, что отмщенья

Мы не испытаем никогда.

Но земля, и та здесь содрогнулась,

Не сумев защитой хилым стать.

От её встревоженного гула

Не спасёт и под подолом мать.

Замерев, ждём нового удара

Посреди наставшей тишины,

Но отложена пока что кара,

Не закончен перечень вины.

Ф.М. Достоевский. «Белые ночи»

Белые ночи. Мечтатель. Канал.

Встречи конечное чудо.

Если б он знал. Если б только он знал

Что, отчего и откуда.

Жизнь раскололась его «от и до»,

А между ними та встреча.

Мир тихо треснул непрочной слюдой –

Склеить его стало нечем.

Осталась ему лишь минута, лишь миг

И белые, белые ночи...

И всё это вновь вспоминает старик

И боль свою вынуть не хочет.

***

Словно любовь глухонемая,

Она не слышит ничего.

Словам рассудка не внимая,

Она в свой плен ведёт его.

Не объясняя ни намёком,

Что может ждать там, впереди,

Она в молчании жестоком

Идёт по горькому пути.

Необъяснимая дорога!

Но волшебство творя на ней,

Любовь всю горечь понемногу

В сладчайший превратит елей.

И, вроде, выше нет блаженства,

Но горечь наполняет рот...

И на вершине совершенства

Любовь, закрыв глаза, поёт.

***

Мне ветер в щель о жизни плачет,

Но я не верю в том ему.

Не может знать он то, что значит

Во всей вселенной одному.

Он не заметил моё пламя,

Хоть тонок слух и глаз остёр,

Он думал, что я словно камень,

А это – так – чужой костёр.

Я сам бы спел тебе о жизни,

Да так, чтоб ты окаменел,

О той непрошенной отчизне,

Которой только смерть предел.

Я сам бы завывал кликушей,

Входил в открытые дома,

Тоскою бы наполнил уши,

Отчаяньем сводил с ума.

Но я не ты. Ты знаешь, что там

На сердце я несу храня?

Но это – не твоя забота.

Так пой мне песню про меня!

Писание стихов

Какое ничтожное дело

И даже не дело, а так.

Сидишь ни к чему неумелый,

Оставивший душу в листах.

Проводку сменить не умеешь,

С сантехникою на вы,

Мужчиною зваться ты смеешь,

Какой ты мужчина, увы!

Всё ищешь гармонии в мире,

Сам чудо её создаёшь,

Но дважды ведь два – лишь четыре,

А всё остальное здесь ложь.

Но там ты душой, где ответы

Не эти, там мир твой, твой дом,

Там лугом в цветах на рассвете

Гуляешь ты с музой вдвоём.

Ты жалок, ничтожный мечтатель,

Ты близким проблема одна.

Зачем тебя создал Создатель?

Но в чём здесь твоя-то вина?

***

Und deine schwarzbrauen Augen

Heine

Как будто единственный зрячий

Среди от рожденья слепых

Стихи здесь читаю, а значит

Толкую о красках средь них.

Никак объяснить не могу я,

В чём прелесть коротких тех строк

И тайну какую такую

От них я упрямо сберёг.

И так мне порою тоскливо...

Зачем бриллиант в сундуке?

Он должен играть прихотливо

На перстне на тонкой руке.

Но здесь не в цене бриллианты,

А вот они – рядом лежат

В брошюрах всех иль фолиантах

На полке поставлены в ряд.

Здесь магия ритма и слова,

Здесь то, что прочней, чем гранит,

То, что человека любого

От зверя навек отличит.

***

Стучится: «Откройте, пустите,

Я гибель, я грех, я содом.

Открой мне, испуганный житель,

Закрытый свой накрепко дом.

Тебя я совсем не обижу,

Поверь мне, тебя не сгублю,

Лишь будешь ты злым и бесстыжим,

И хватким к любому рублю.

Давно я в Россию стучалась,

Да всё не пускали, но вот

Пройдусь по домам я сначала,

Авось кто-нибудь отопрёт.

Нам весело будет от крови,

От чувства, что нет нам «нельзя»,

К себе неуёмной любовью

Ты тлеть будешь, людям грозя.

Взгляни, я совсем не старуха,

Нет, я молода и сильна.

Ну что тебе смерть и разруха,

Ну что тебе эта страна?

Россия лишь слово, лишь ветер,

И Родина там, где тепло,

Увидишь ты – много на свете

Есть мест, где от денег светло.

К богатству добавлю я власти,

И будем мы жить, пировать.

Твоё ж сокровенное счастье

Всё это, ну как же не взять»!

И вороны каркают смело,

И свора бездомных собак

Вся в лае зашлась озверело,

И страшно здесь сделать свой шаг.

Поэт (Заболоцкий)

Ну что он сделал для страны своей,

Для своего заблудшего народа?

Он лишь писал упорно, год от года

Стихи в течение нелёгкой жизни всей.

Кому они и были-то нужны –

Десяткам, сотням, тысячам, быть может.

Народный век без них был прочно прожит

Средь лихолетий горестной страны.

Но оказалось, без его стихов

России не хватает словно что-то –

В стихах, как в памяти живёт душа народа,

Они не просто сочетанье слов.

В них отразились мудрость, боль и грусть,

В них свет мерцал едва ли уловимый,

Тот очень редкий, тот почти незримый,

Что заставлял их помнить наизусть.

***

Какие чёрные тучи!

Как будто беда случится,

Как будто бы было лучше,

Чтоб дождь не омыл наши лица.

За полчаса до ночи

(Неизъяснимо, впрочем)

С ветром, его порывом,

Стоя, как над обрывом,

Воздух глотать упрямо,

Рот раскрывая часто.

Вот она – наша драма,

Вот оно – наше счастье.

***

Зачем тебе книги, дружище,

Прошу, если можешь, ответь,

Что в них так упорно ты ищешь,

Что сдержит тебя только смерть?

Другие отвергнув соблазны,

Ступил ты однажды на путь,

Где мир удивительно разный

Ничем уже не зачеркнуть.

Ты сам даже что-то там пишешь:

Стихи – плохи иль хороши,

Которые тихо, как мыши,

Скребутся в подполье души.

Сверяешь с прочитанным слово,

Всё ищешь, где правда, где ложь,

И снова, как в детстве, и снова

Ты книгу как тайну берёшь.

***

Так Дарий сказал. Так на крыльях орла

Летело светило над миром.

Так твердь под ногами была тяжела.

Так нечисть сидела по дырам.

Так первая капала алая кровь.

Так всё начиналось впервые –

И с полного текста, а не с азов.

Так были живыми – живые.

15 августа 2012 г.

Всё небо обложили тучи,

И сразу осенью пахнуло,

Той нелюдимой, неминучей

Среди разброда и разгула.

Она не знает проволочки,

Она приходит ненароком,

Чтобы до холода, до точки

Дойти в молчании глубоком.

И это всё совсем недаром:

Все эти тучи, паутинки,

Как в фильме виденном и старом

Поднадоевшие картинки.

Уже видны и грязь, и серость,

И ветви, что осиротели,

И непонятно куда делись

Беспечные все птичьи трели.

Всё выглядело по-простому,

Но это только лишь казалось,

Также как молнии и грому

Что-то мерещилось про жалость.

Цена известна превращенью

Воды в вино и ртути в злато,

И осень – это приближенье

К тому, что встретит нас когда-то.

***

Как холодом веет из дали

Сентябрьских открытых небес,

Которые словно устали

Греть эти и поле, и лес.

Как знак бесприютности мимо

Летит паутинка легко,

Почти невесома, незрима

Куда-то вперёд, далеко.

И ветер, конечно же, ветер

Пронзает сейчас эту даль,

Он песню хотел бы напеть ей,

В которой валторной печаль.

А где-то стоит на пригорке

Природе чужой человек,

Хоть против той истины горькой

Он сын ей, как дождь и как снег.

Пришёл он сюда не навечно,

Он жаждет тепла и любви,

И это всё грустно, конечно,

Как всё это ни назови.

***

Простые стихи о природе,

В них ветер лишь, дождик, да грязь,

Но что-то в них автор находит,

Над ними усердно склонясь.

Он пишет за строчкою строчку,

Он осень пускает сюда,

Где будет бродить в одиночку,

Наверное, он навсегда.

Идти, никому не мешая,

И думать об этом, о том,

И, вроде, судьба небольшая,

Но всё разъяснится потом.

Россия

Говорят, в ней загадка таится.

Видно глуп я, не вижу её,

Или, может, она мастерица

Укрывать так обличье своё?

В чём загадка, в том мартовском снеге,

Что уже и не нужен, иль в том,

Что лишь в мае проснутся побеги

Изумрудным и клейким листом?

Что пространства легли так просторно,

Нам судьбою беспечно даны,

Что за землю цеплялись упорно,

Словно корни, земли той сыны?

Говорят про хазар, печенегов,

Третий Рим поминают порой...

Что ж петух, снова прокукарекав,

Не поздравит нас с новой зарёй?

В том загадка, что буйно и рьяно

Разрослись по Руси сорняки?

Что поутру встают из тумана

Очертанья знакомой реки?

Что всё что-то не так, как бы надо,

Что как будто бы сбились с пути,

Что и кара она и награда,

Что другой уже и не найти.

Чудовищна, как броненосец в доке,

Россия отдыхает тяжело.

О.Э. Мандельштам

Она сама – огромный материк,

Средь вечных льдов недвижимо лежащий.

И вот он, март, но тот же снег хрустящий,

И тот же ветер необуздан, дик.

И так всегда. Вся разница лишь в том,

Побольше иль поменьше будет стужа.

Вот оттепель. Снег делается лужей

Под солнечным колдующим лучом...

Пришла весна! Но вскоре вновь мороз,

И на душе лишь разочарованье.

Опять нас кто-то отдал на закланье,

И всё вокруг опять пошло вразнос.

А, может, сдвинуть хоть чуть-чуть к теплу?

Дать людям здесь живущим обогреться?

Любовью к людям ваше билось сердце,

Тех, кто не верил холоду и злу.

Их задавила глыба изо льда,

Им ветер ледяной провыл проклятье.

А вы куда смотрели, сёстры, братья,

Или сердца застыли навсегда?

От ветра слёзы на глазах, и всё ж

Они видны: опричники и дыба,

Народ тирану говорит спасибо

И погибает скопом, ни за грош.

А как силён тот мартовский мороз!

Погоны, псы, дубинки, автоматы...

Я слушаю, но как же быть набату,

Коль всею медью колокол промёрз?

Здесь, вдоль Волги, равнины, равнины

По обоим её берегам,

А на них напевает кручина

Свою нудную песенку нам.

Эту песню да ввек бы не слушать

И не видеть бы этот простор,

Вот и ноет и тянет мне душу,

И никак не пройдёт до сих пор.

Что налево идти, что направо,

Далека ты, Алатырь-гора.

Как же быть, коли жизнь не забава,

Коли правду узнать мне пора?

И всё мыкаю я чьё-то горе,

А размыкать его не могу.

Говорят, вольно жить на просторе,

Вольно петь на широком лугу.

Выйти к морю бы мне, океану,

Кликнуть клич и закинуть бы сеть...

Жизнь летит, как звезда безымянна,

И за нею никак не успеть.