«Какие силы есть в тебе, о Русь…»

Поминки

Осенний день. Безмолвье околотка.

Дешёвый гроб трясётся на возу.

В пальтишке куцем сухонькая тётка

Смахнула пальцем пьяную слезу.

Ни всхлипа и ни воя от ухода,

Ну, что ж, пожил, пора и на покой.

Всего-то горстка хмурого народа

Застыла над разверзнутой землёй.

Сюда, сюда сбегаются дороги,

Сошлись сегодня тот и этот свет.

Под белый саван положили в ноги

Бутылку водки, пачку сигарет.

Потом в избе раскладывали ложки,

Звенели чарки, люд повеселел.

И дождь пошёл, и крест торчал в окошке,

Но вот никто в окошко не глядел.

И гармонист уселся посерёдке,

Запели песню, как шумел камыш.

«А что за праздник нынче в околотке?» –

«Дак много всяких… Разве уследишь?».

***

В пути – светло, в пути – покой.

Старушка, помолившись Богу,

Меня дрожащею рукой

Перекрестила на дорогу.

Меня возили поезда,

Моталась я куда попало,

Летела, шла, и мне всегда

Дорог российских не хватало.

Так и жила – на стороне,

И песни слушала чужие,

Старушка же писала мне

Про хворь свою и сны плохие,

Что тягостно в дому одной

И нелегко ей без подмоги,

Что носят пенсию домой –

До почты не доходят ноги,

И что не выйти в старый сад,

А уж куда там по сугробам,

Что жизнь и есть тот самый ад.

А есть ли дивный рай за гробом?

***

Мало жизни в сердце, мысли мелки,

И живу как будто по нужде.

Ивовые листья, словно стрелки,

На остывшей замерли воде.

Улеглись под небом как попало,

На людские указав пути.

Где же мой – спустившийся устало? –

Подсказал бы мне, куда идти.

Гляну вверх – немыслимые вёрсты,

Ничего не вижу дальше гнёзд.

На Кремле как будто тоже звёзды,

Только грустно от фальшивых звёзд –

Не мигают вовсе, нету света,

Не ведут ни в стужу, ни в дожди.

Ни с земли, ни с неба нет ответа,

Хоть бы голос чей-то впереди!

Ничего-то, глупая, не знаю

И ничем всерьёз не дорожу.

Справа храм – туда ли я шагаю?

Слева крест – туда ли я гляжу?

***

Преет сено в скирдах залежалых,

Пуст сегодня высохший загон,

В тихом доме на обоях старых

Светлые квадраты от икон.

Вон сундук, и мебель не по моде,

И в печи холодная зола,

Лебеда по пояс в огороде.

Где хозяйка? Слышу: «Померла».

У реки заросшая могила,

Сколько их, заброшенных, кругом!

Чую, что-то в жизни пропустила,

Проболтавшись в городе большом,

Что-то поважнее кабинета,

Ванны на девятом этаже.

Что тут скажешь, тело-то согрето,

Только вечно холодно душе.

***

Я повернулась на восход безродно,

Мне показалось, что на полчаса,

И вот уже кириллица не модна,

И с запада слышнее голоса.

Уже с востока тащат разносолы,

Пестры наряды, в золоте персты –

То новые татары и монголы

Идут сюда, под древние кресты.

И спеть бы про туманы-растуманы,

И выпить чарку, и тоску забыть –

Везде базар, и лысые Иваны

Торгуются, боясь продешевить.

Распутная, а может быть, святая,

Какие силы есть в тебе, о Русь,

Коль от тебя, ругаясь и рыдая,

Сто раз уйду и столько же – вернусь!

***

Падает снег за окошками низкими,

Плавают яблоки в кадке мочёные.

Были мы дальними, стали мы близкими –

Полосы белые, полосы чёрные.

Слева заброшено, справа не кошено,

И по обочинам ягоды спелые.

Словно тельняшка мне под ноги брошена –

Полосы чёрные, полосы белые.

Как беспризорные ветры шатаются,

Чувства нездешние, мысли безродные.

Чёрные полосы часто сливаются

В реки широкие, реки холодные.

Боль не уляжется, боль не отвяжется,

Страшно от грая ворон оголтелого,

И не доплыть мне до берега, кажется,

Дальнего-дальнего, белого-белого.

Водопроводная   вода

В страну кисельных берегов,

С её красой живой и яркой,

Хозяин каменных домов

Явился с трубами и сваркой.

Достал Алёнушку со дна,

Прогнал притихшего козлёнка.

Взбодрился – ох и глубина,

Повеселел – что за сторонка!

С водой схватился он – устал,

Шумели вековые ели…

Одели, бедную, в металл –

И потекла, куда велели.

И не бряцал никто ведром,

И поднялась вода до крыши.

Всё ближе звёзды, громче гром,

А плач козлёночка всё тише.

Алёнушка пришла сюда,

Открыла кран с водой холодной –

Её не вспомнила вода,

Навеки став водопроводной.

***

Всё будет, наверно, как прежде:

Я в комнату робко войду

И, в новой копаясь одежде,

Красивое платье найду –

Всё белое, в мелкий горошек,

Я буду как в белом дыму,

И мне не отбиться от кошек –

Я каждую в руки возьму.

А к вечеру туча прибьётся,

И к ночи начнётся гроза,

Уставшая бабка вернётся

И дочери глянет в глаза,

И, ссору учуяв, поддакнет,

С бельём заспешит на чердак,

А мать, похмелившись, обмякнет

И сунет мне старый пятак.

Все годы путёвой купчихой

Я буду копить пятаки –

На домик у заводи тихой

И долгую нежность строки.

А платье? – сниму виновато,

И бабка одёжку с тоской

До праздника спрячет куда-то.

А будет ли праздник какой?

Огонь, вода и медные трубы

Взметнётся пламя выше роста,

И улетит крылатый конь –

Не поверну назад, а просто

Перешагну через огонь.

Пусть испытанье будет дважды,

И я хочу такой лишь путь,

Чтоб, измождённая от жажды,

Смогла ручей перешагнуть.

Я оближу сухие губы.

Куда опять пути ведут?

О только бы, услышав трубы,

Не понимать, о чём поют!

***

Как получается – не знаю,

Что, чуя дух родных ветров,

Опять дорогу выбираю

Вдали от храмов и крестов.

Намаявшись по белу свету,

Я в край попала, да такой,

Где с небом сходится по цвету

Мечети купол голубой,

Где Бог сменил свои уборы –

Венец терновый на чалму.

Не загораживают горы

Лампад таинственных в дому.

Восток Руси моей не прячет,

А добавляет в грудь тепла,

Но молится, как будто плачет,

О чём-то горестно мулла.

И эхо катится, рыдая,

И я смотрю туда, где Русь,

И, за муллой не поспевая,

Словами русскими молюсь.

Берега

Слышу, слышу: там снова запели,

Песня длинная, ночь – коротка.

В такт тихонько качаются ели,

Мне б туда, но мешает река.

Брызжут музыкой ветры сухие,

Этих слов разобрать не могу.

Будут петь до зари – кто такие,

Что за племя на том берегу?

Извелась, все глаза проглядела,

Вышибает слезу каждый звук.

Строить мост – безуспешное дело:

Им не надо, и нам недосуг.

Залит берег таинственным светом.

Берега не приблизить мостом.

Потому-то и плачут на этом,

Если песню затянут на том.

***

Доев ломоть последний хлеба

И плоть свою вернув земле,

Я всё же дотянусь до неба,

Повиснув на одном крыле.

И знаю, это может статься:

Всегда тоскуя о былом,

Я в землю буду упираться

Другим – опущенным – крылом.

Мне не стоять перед божницей,

От музыки небес не млеть,

Я буду век распятой птицей –

И не упасть, и не взлететь.

Фотография            

Альбомы девочка листала,

Искала что-то без конца,

По фотографиям лишь знала

Она беспутного отца.

Какая горестная сказка,

Какие муки по отцу,

И тонкий пальчик, как указка,

Скользил по гладкому лицу.

И детский взгляд, с рожденья кроток,

Всё снимки жёлтые ласкал,

Искал небритый подбородок,

Глаза потухшие искал.

Она над карточкой молчала,

Водила пальчиком в конце –

Как будто слёзы вытирала

На этом глянцевом лице.

***

Я пригрелась во сне и в тепле

С полусонными вышла глазами,

Улыбнулась весенней земле,

Перепутав её с небесами.

Поклонилась старухе седой,

Перепутав её со святою.

Взгляд её, отдававший тоской,

С тяжкой памяти, видно, не смою.

Я тот взгляд через годы несла,

Мимо сытых и праздных тащила,

Я свой розовый сон прокляла

И земную тоску возлюбила.

От высоких небес отвернусь,

Выйду в поле, пропахшее хлебом.

О, моя горемычная Русь,

Почему ты обижена небом?!

Сердце

Чья-то тень мелькнула впереди,

Втянутая в зимнюю усталость.

Сердце от неё лежать осталось –

Видно, ветер вышиб из груди.

Замерла на несколько минут,

Даже не расстроившись нисколько,

Человека выпавшая долька,

Верила: за ней сейчас придут.

Но никто не шёл сквозь темноту,

Ветер разгулялся, словно бредил,

Видимо, хозяин не заметил

Под лопаткой левой пустоту.

***

Безжизненными стали вечера,

Покрыты пылью старые ступени.

Исчезли люди, жившие вчера,

Исчезли, не оставив даже тени.

За несколько отчаянных минут

Весёлая планета опустела,

И только я одна зачем-то тут

Ненужное несла куда-то тело.

Как хищница набрасывалась тьма,

И на меня из камня и металла

Всё наступали полчищем дома,

Я в переулках, падая, петляла.

Неслась, о всём на свете позабыв,

Нечёсанной, испуганною куклой,

И всё ждала, что рядышком – обрыв,

Но, как назло, была планета круглой.