Особый путь

18/03/2013 Понятие «богоизбранность» известна множеству наций. Это-то и привлекательно.  Дело в том, что о народе много можно сказать, глядя на то, как народ понимает термин, известный для всех. Как его интерпретирует.

Скажем, понятие «богоизбранность» применяют по отношению к себе довольно многие народы. В их числе и американцы, и евреи, и британцы, и много кто ещё.

И вот мы видим британца Киплинга и его «несите бремя белых». Мы видим американцев с доктриной свободы. Знакомый мой иудей рассказывал мне о смысле богоизбранности евреев: «евреи – несут свет». Вот так вот – коротко и  ясно.

Сравнивая различные варианты «богоизбранности», невозможно не заметить одной общей черты: всякая серьёзно воспринимаемая «богоизбранность» является синонимом ответственности за всё человечество. Различия в нюансах: ответственность за что? – раз; что к этой ответственности прилагается? – два; как, в каком виде эта ответственность реализуется? – три.

Американская идея, предлагаемая всему миру то пропагандой, то бомбёжкой, – вариант свободы, при которой становится теоретически возможным осуществление так называемой Великой Американской Мечты – созидание биографии личного успеха.

Орудием обеспечения этого варианта свободы является глобальное доминирование Соединённых Штатов с уничтожением любой силы, способной бросить им вызов. Это прямое властвование над планетой, диктовка списка и иерархии ценностей другим народам и государствам.

Никакого противоречия нет. То есть оно, конечено, есть – но это те самые диалектические противоположности, которые друг друга дополняют.

Еврейский вариант богоизбранности – проникновение и просвящение. Еврей видит себя прежде всего учителем. И у этого учителя есть один конкретный предмет – Закон. При этом закон этот, кстати, совершенно буквален. Так, например, запрет в субботу ездить на велосипеде возник из-за того, что велосипед подобен ослу, а на осле в субботу ездить нельзя. А на осле ездить нельзя потому, что для того, чтобы подгонять осла, нужен прутик. А если сломать прутик, то это очень похоже на жатву, а вот жать в субботу – уж точно никак нельзя.

Если вы от этого в шоке – не расстраивайтесь. Не вы одни. Многие евреи тоже.

У Закона – если его как следует возвести в степень – рано или поздно как будто совершенно пропадает суть, а растёт только форма, которая всё усложняется, превращая жизнь в перманентную «итальянскую забастовку» против себя самой.

Еврейский закон – это тяжкий груз, который несут не только (и, может быть, не столько) потому, что этот груз ценен, а потому, что сам процесс несения этого груза объединяет людей в народ. Который верит, что он несёт свет. Точка.

Старая Европа… Если честно, тут о богоизбранности говорить уже смешно. Ничего она не может предложить миру, кроме отказа от твёрдых критериев определения добра и зла и, как следствие, приятного разложения и комфортной деградации.

Фактически у Старой Европы два лица. Одно – то, как она показывает себя экономическим колониям. Это лицо вооружённого наёмника в маске смерти.

Второе, условно говоря, лицо – это то, ради чего творится всё это насилие, этот грабёж и эта подлость.

Вот всё, что можно сказать сейчас о Европе.

А что же насчёт русских и России?

Русские явно гордятся российской мощью. Сила России – один из краеугольных камней русского мировоззрения. Армия и военно-промышленный комплекс занимают особое место в сознании каждого россиянина.

Это  важно потому, что всё это обеспечивает доказательство своего права на первородство тем, кто ставит это право под сомнение, тем, кто предлагает (и весьма настойчиво, регулярно – и при помощи вооружённой руки) принять чужую правду и чужое право.

Судьба так складывается, что перед тем, как замахнуться на Россию, каждый из таких претендентов сначала полностью подминал под себя Европу и предъявлял претензии на переустройство колониальной системы – в свою, разумеется, пользу. Только Россия отделяла его от глобального доминирования.

Таким образом, противником России всегда оказывается держава, претендующая на глобальную мировую власть.

Поэтому, кстати, и возникла концепция Катехона, в которой Россия рассматривается как вечное препятствие на пути у глобального поработителя Человечества – Антихриста. Любопытно, кстати, что изначально русская эмиграция 20-30-х рассматривала в качестве такой «удерживающей» силы Россию царскую. Но уже в 1940-х оказалось, что с той же ролью «препятствия Антихристу» отлично справляется и Россия сталинская.

Впрочем, было бы совершенно несправедливо утверждать, что Россия – всего лишь гордое отрицание, лишённое собственного содержания и собственной мечты. Это совсем не так.

Есть одна вещь, которая нам поможет проявить эту мечту, словно старинную фотографию.

Дело в том, что есть одно сверхъявление, общее и для Европы, и для Америки, и для России. Явление это системообразующее, центральное для идеологических древ этих стран. Но понятое совершенно по-разному. Речь, разумеется, идёт о христианстве.

Я не буду сейчас рассказывать, что только русское понимание христианства и есть самое верное и так далее. В конце концов, многие из читателей атеисты – и для них никакого «верного» христианства нет. Дело не в этом. Дело в том, что познавая один и тот же объект – Ветхий и Новый Завет – мы и европейцы делаем совершенно разные суждения. И разность этих суждений раскрывает нам разницу между нами самими.

Чтобы проиллюстрировать эти теоретизирования конкретными фактами, я предлагаю сравнить православных  и католических святых и потом соотнести с протестантскими идеалами и признаками спасения. (Кстати, для любопытных: могу порекомендовать труд Сергия Страгородского «Православное учение о спасении».)

Для начала: многие святые римской церкви в православии были бы признаны не только не святыми, но и впавшими в самообольщение. Эти святые всячески предавались тому, что в православии категорически запрещено – чувственным переживаниям. Вот что пишет о них Алексей Федорович Лосев:

«Соблазненность и прельщённость плотью приводит к тому, что Святой Дух является блаженной Анжеле и нашёптывает ей такие влюблённые речи: «Дочь Моя, сладостная Моя, дочь Моя, храм Мой, дочь Моя, услаждение Моё, люби Меня, ибо очень люблю Я тебя, много больше, чем ты любишь Меня». Святая находится в сладкой истоме, не может найти себе места от любовных томлений. А возлюбленный всё является и является и всё больше разжигает её тело, её сердце, её кровь. Крест Христов представляется ей брачным ложем... Что может быть более противоположно византийско-московскому суровому и целомудренному подвижничеству, как не эти постоянные кощунственные заявления: «Душа моя была принята в несотворенный свет и вознесена», – эти страстные взирания на Крест Христов, на раны Христа и на отдельные члены Его Тела, это насильственное вызывание кровавых пятен на собственном теле и т.д. и т.п.? В довершение всего Христос обнимает Анжелу рукою, которая пригвождена ко Кресту, а она, вся исходя от томления, муки и счастья, говорит: «Иногда от теснейшего этого объятия кажется душе, что входит она в бок Христов. И ту радость, которую приемлет она там, и озарение рассказать невозможно. Ведь так они велики, что иногда я не могла стоять на ногах, но лежала и отнимался у меня язык... И лежала я, и отнялись у меня язык и члены тела».

А вот переживания Катарины Сциенской:

«Она чувствовала, что в её жизни должен произойти решающий перелом, и продолжала истово молиться Своему Господу Иисусу, повторяя тупрекрасную, нежнейшую формулу, которая стала для нее привычной: «Сочетайся со мной браком в вере!».

Тереза Аквильская:

«С этого дня ты будешь супругой Моей... Я отныне не только Творец твой, Бог, но и Супруг».

«Душу зовет Возлюбленный таким пронзительным свистом, что нельзя этого не услышать. Этот зов действует на душу так, что она изнемогает от желания».

Тереза из Лизье:

«Это было лобзание любви. Я чувствовала себя любимой и говорила: «Я люблю Тебя и вверяю Тебе себя навеки». Не было ни прошений, ни борьбы, ни жертв; уже давно Иисус и маленькая бедная Тереза, взглянув друг на друга, поняли все... Этот день принес не обмен взглядами, а слияние, когда больше не было двух, и Тереза исчезла, словно капля воды, потерявшаяся в океанских глубинах».

И так далее и тому подобное.

Подобные упражнения были в православной церкви запрещены строжайше.

Если бы какую-то подобную телегу услышал от одной из своих прихожанок православный батюшка, содержание пастырского наставления предугадать было бы нетрудно: «Замуж, дура! Срочно замуж!»

Те же чувственные переживания культивировал, кстати, и создатель западной школы медитации Игнатий Лойола, создатель иезуитства. Иногда он сам менял своё мнение о видениях, являвшихся ему – например, образ многоглавой змеи, внезапно возникший во время его духовных экзерциций, сперва был им истолкован как божественный, а затем – как сатанинский.

Так вот: в нашей духовной культуре такого нет. Ибо преподобный Нил Синайский (ещё в V веке, когда церковь была едина) предупреждал: «Не желай видеть чувственно Ангелов или Силы, или Христа, чтоб с ума не сойти, приняв волка за пастыря, и поклонившись врагам-демонам».

Преподобный Симеон Новый Богослов (XI в.), рассуждая о тех, кто на молитве «воображает блага небесные, чины ангелов и обители святых», прямо говорит, что «это есть знак прелести»: «На этом пути стоя, прельщаются и те, которые видят свет телесными очами своими, обоняют благовония обонянием своим, слышат гласы ушами своими и подобное».

Стремление к наслаждению, провоцирование экстаза, отказ от трезвомыслия, самолюбование и нарциссизм, эротизация Христа и так далее. В итоге – когда современный европейский гей выходит на улицу с плакатом «Христос был геем, и его апостолы были его любовниками», он не прерывает западную традицию чувственного переживания сугубо духовных явлений, а продолжает её, просто делая следующий шаг, который католическая церковь сделать, слава Богу, не решается. Пока, во всяком случае.

Базовый протестантизм, который указал на наличие явного процветания в этой жизни как на признак вероятного спасения в жизни будущей, – также не может быть принят с точки зрения русской церкви за христианское учение. Более того: протестантизм вообще отрицает святость как результат глубокого преображения человека в покаянии.

Во избежание недоразумений и превратных толкований хочу сказать, что я не имею в виду, что все католические святые – не настоящие, а все протестанты только о деньгах и думают. Это было бы глупым упрощением и отрицанием реальных подвигов тысяч людей. Я говорю только о том, где есть разделение нас и их. В хорошем же, я надеюсь, все мы сходны.

Однако для сравнения приведём свой список святых.

У наших святых – чёткий образ защитников. Это, конечно же, и Александр Невский и Дмитрий Донской – защитники Руси и православия. Это и монахи-воины Александр Пересвет и Родион Ослябя. В наших святых – адмирал Ушаков. И, в вероятном будущем – Александр Васильевич Суворов, который был не только замечательным воином и автором прекрасных фраз, таких как «Молись Богу! от него победа. Чудо-богатыри! Бог нас водит, Он нам генерал»;  «Короток взмах сабли, короток и штык, а врагу смерть. Божия же помощь быстрее мысли воину доблестному, посему просящего в бою пощады - помилуй, кто мститель - тот разбойник, а разбойнику Бог не помощник!», но и составителем православных канонов.

И кстати: самый знаменитый русский святой – Илья Муромец. По совместительству – богатырь.

Из новых это – священноисповедник Лука, - святитель-хирург, автор труда «Очерки гнойной хирургии», лауреат Сталинской премии. И так далее.

Но, наверное, самыми главными из русских святых, чьи имена сразу придут в голову, будут Серафим Саровский и Сергий Радонежский.

Первый своим монашеским подвигом обрёл от Бога дар безграничной любви к ближним. Второй в своем последнем слове к братьям-монахам пожелал им иметь страх Божий и «любовь нелицемерную».

Именно в них двоих, в Сергии и Серафиме, наиболее ярко проявляется то, что отличает русскую православную веру от всех прочих: стремление к самой трудной на свете любви – любви к ближнему.

Не пронзительное переживание соединения себя с Христом, не упорная работа на своё благосостояние, которое спасительно, а соединение своей души с другими людьми – конкретными, несовершенными, зачастую дикими, безграмотными, с теми же разбойниками, что чуть не убили святого Серафима.

Эта любовь – не к воображаемому, а к конкретному народу, к действительным людям – наитруднейший из возможных человеческих подвигов. И нам остаётся только гордиться тем, что русское православие пошло именно по этому пути.

Эта деятельная конкретная любовь отличается от всех прочих тем, что не признаёт разделения людей. Любовь не признаёт ни разницы социальной и классовой, ни этнической. Для любви Человечество всегда было и будет едино, а всё, что разделяет его – капитал, национальные предрассудки, сословное расслоение, – это результат человеческой повреждённости, который можно и нужно побеждать.

Вот это и есть то знание, которое защищают наши танки, самолёты и ракеты. Вот откуда выпрыгнул и совершенно не похожий на родителя русский коммунизм. Вот чем страшны русские Западному Миру. Он страшны тем, что являются объединителями. И это прямо на глазах у тех, кто живёт, точно зная, что есть благородные и простолюдины, народы-правители и народы, предназначенные для услужения. И самое главное то, что это мировоззрение – окупается. А нет ничего дороже того, что окупается. И нет ничего опаснее тех, кто хочет пересмотреть то, что так хорошо окупается.

С точки зрения европейца всё это безумие – декларировать свою общность с природными рабами, не отличать дворянина (как вариант – миллионера) от крестьянина (офисного планктона). За это преступное неотделение себя русских и называли дикарями, азиатами, только притворяющимися европейцами, медведями с мехом внутри и так далее.

Русские – носители идеи преодоления разделённости людей. Носители идеи объединения, из-за которой деятели культур, до неё не доросших, любят изображать обобщённого русского в виде доброго парня с обрезком трубы, одержимого желанием «всех присоединить к себе». Они носители идеи преодоления разделения человека и Бога – идеи обожения, глубокого духовного преобразования человека. Идеи создания общества, предназначенного для всеобщего стремления к совершенству.

И этим – русские чудовищно опасны для всех, кто имеет план на альтернативную глобализацию, не предусматривающую равенства и единения.

 Особый путь