Девочка не такая как мы!

 

Чем дальше уходит время, отделяющее нас от последних дней героини нашего повествования, тем очевиднее становиться загадочность личности юной художницы, покорившей наши сердца.

Откуда появилась и кем всё же была для нас эта молчаливая и скромная девочка с заострённым овалом лица и слегка восточным разрезом глаз? Кто создал из неё человека, видевшего гораздо дальше и зорче, чем мы?

Она родилась в семье художника и балерины, в городе со странным, гулким названием: Улан-Батор. Потом семья переехала в Москву. Рисовать девчушка начала с трёх лет, много раньше, чем читать.

Рисунок стал для неё как бы ещё одним языком – загадочный, порывистый, лёгкий. Как дыхание. Она и сама была лёгкой, подвижной, весёлой, любила танцы, смех, шутки, безобидное озорство.

Но над рисунком всегда – затихала, замирала. Над рисунком она как бы погружалась в другой мир, неведомый остальным.  Сама говорила не раз: «Я живу жизнью тех, которых рисую».

Чем она рисовала? Цветными мелками, карандашом. Пока отец вслух читал ей «Сказку о царе Салтане», она сделала к ней в альбоме более тридцати шести рисунков... Кстати, в художественной школе она никогда не училась, и никто и никогда не мог заставить её рисовать насильно.

 

Первая её выставка состоялась, когда ей был всего на всего двенадцатый год. Она училась в  школе, любила кататься на лыжах, играть в куклы. «Браво, …. браво!» – Эти слова написал на одном из рисунков художницы итальянский поэт и сказочник Джанни Родари. «Тонко, темпераментно, талантливо», – можно услышать в США, Италии, Индии, Японии, ГДР, где экспонировались её рисунки. «Восхищены» – это слово встречается чаще других и в книге отзывов на выставке её работ, которая открылась в МГУ.

Бумага сохранила впечатления девочки от прочитанных ей родителями сказок и мифов, от наблюдений за окружающим её миром. Великое множество сюжетов – характерная черта  юной героини нашего повествования. Художница  спешит, взрослеет удивительно быстро. Рисунки стремительно наполняются глубоким содержанием. Уже в 13 лет она создаёт серию рисунков к «Евгению Онегину» с трепетом Татьяны, пишущей письмо, и бесконечно трёхгранной проблемы любви.

«Я не знаю другого подобного примера в истории изобразительных искусств, – писал о нашей героине доктор искусствоведения А. Сидоров. – Среди поэтов, музыкантов редко, но были необычайно ранние творческие взрывы, у художников же – никогда. Вся юность у них уходит на студию и освоение мастерства».

За пять последних лет жизни нашей героини у неё состоялось пятнадцать персональных выставок: в Москве, Варшаве, Ленинграде, Артеке. Пришла известность, слава, признание. Правда, гонораров, из-за возраста, юной девушке почти не платили – не принято было в те времена выплачивать деньги ребенку. Всё уходило в карманы вышестоящих устроителей выставок, взрослых дядей и тётенек, в неведомые союзы и комитеты. (Лишь однажды на скудно выплаченную часть какого-то гонорара родители  смогли купить ей демисезонное детское пальто). Впрочем, о деньгах никто и не спрашивал, это тоже было не принято в тогдашнем «сверхблагополучном» советском обществе. Но вот любопытный и трогательный штрих. На многих рисунках  девочка изобразила себя в джинсах. На самом деле у нее их не было – семья со скромным достатком не могла позволить себе купить дочери, пусть и «самой лучшей девочке в Союзе» (так писали газеты) очень модную вещь. И она  позволяла себе изредка мечтать о ней – хотя бы в рисунках!

Девушка  умерла шестого марта. А на следующий день мальчишки решили поздравить одноклассниц с 8 Марта. Всем девчонкам поставили на парты какие-то игрушечки. А она не пришла. Класс был потрясён известием о её смерти. Бывает, что в классе кого-то любят. И её любили...  Незадолго до этого она гуляла с подругой по улице и заметила похоронную процессию. Печальная музыка... И она сказала: ну как же? И так тяжело – человек умер, а тут вдруг такая музыка. Ещё больше людей добивают. Вот, говорит, если я помру, я бы хотела, чтобы меня похоронили в артековской форме (её любимой форме) и чтобы играли «Битлз». И, между прочим, так и было...

Всё так и было. Она ушла под музыку Битлз и оставила  рисунки, рисунки, множество рисунков...

Идут  годы,  всё забывается, стайки современных девчонок  в ярких джинсах, беззаботно щебеча, проносятся мимо и не знают о ней  ничего. Это неправильно, это несправедливо, это нечестно – я очень, очень  хочу, что бы её нынешние сверстники и будущие сверстники и сверстники  будущих сверстников помнили и знали юную гениальную  художницу,  родившуюся  в городе со странным, гулким названием: Улан-Батор...

 

 

Загадка  от  Анны   Монс. Или – на что способна женская  логика

 

На дворе  1692 год,  молодой  царевич  Пётр,  раздосадованный  бесконечными  разговорами   матери о необходимости скорой женитьбы на Евдокии Лопухиной, в  сердцах  хлопнув  дверью, бежит подальше от  ненавистного  дома.

Добравшись до берега  реки,  быстро отвязывает лодку и  доверившись течению, падает  на холодное, мокрое дно лодки.

Неширокая речка Яуза выносит утлое судёнышко к удивительному месту – немецкой слободе,  в простонародье  именуемое  Кукуем.

Иностранцы, селившиеся в этом месте не платили торговых пошлин, могли «курить вина» и варить пиво. Качество построенных домов, удивительная чистота, необычная одежда  обитателей слободы привели Петра в неописуемый восторг. 

Главенствовал  над всем этим удивительнейший человек, швейцарец – Франц Яковлевич Лефорт. (Отвлекусь и скажу, что за всё, сделанное  им для России – Пётр велел поставить ему памятник в Александро-Невском монастыре в Петербурге, однако  не исполнился царский указ  до сих пор, а жаль!).

Швейцарцы  увековечили, память о своём знаменитом земляке, назвав  в его честь одну из центральных улиц Женевы.

Но вернёмся в Кукуй. Молодого царевича встречали подобающим образом. Поили, кормили заморскими яствами и даже показали удивительную диковинку (второй такой на Руси в то время не было) – музыкальную шкатулку, которая стояла в доме виноторговца Монса. Захмелевший Пётр немедленно пожелал узнать, как эта «инструмента» устроена. Что  делать  бедному Францу: отказать  подвыпившему  царевичу – навсегда впасть в немилость  будущему самодержцу, разрешить – с  Монсом  во век не расплатишься, да  и вся слобода категорически против, хоть и царевич, а  подобные вещи надобно беречь, ломать  прихоти ради – никак  не можно.

Неожиданно на помощь пришла младшая дочь виноторговца – Анна (будущая  фаворитка  русского царя, да  и вообще  семья  Монсов оставила заметный след в русской истории). Девушка сказала одну единственную фразу, которая оставила и «волков сытыми и овец  целыми». После её слов и Пётр остался  вельми  доволен, и Лефорт с Монсом  смогли спокойно перевести дух.

Пожалуйста,  поставьте себя на место молодой девушки Анны Монс, перед вашими глазами  весьма  нетрезвый царевич и угрюмая толпа жителей слободы во главе с Лефортом, а, главное, растерянный отец со слезами на глазах. И повторите знаменитейшую фразу...

 

 

Загадка от марсианки

 

«Я не знаю, где могила её, – сказал  Вячеслав Зайцев. – Когда она умерла, мне позвонила  соседка, сказала, что  героиню  нашего повествования нашли мёртвой в собственной квартире с телефонной трубкой в руках. Говорили, что она отравилась снотворным. Это была далеко не первая её попытка свести счёты с жизнью после очередного выхода из психбольницы. Так что эта смерть хоть и была страшной, но никого не удивила».
О детстве и юности героини  нашего повествования известно немного, причём существует несколько версий. Согласно одной из них, она родилась в Ленинграде. Её мама была цирковой артисткой, а отец – воздушным гимнастом из Югославии. Во время  исполнения  сложного трюка оба разбились под куполом. Малышка попала в детский дом.
Однако существует  письмо некоей Нины Русаковой: «Мы с ней  учились в одной школе №8, но не в Питере, а в Вологде, – написала Нина. – Она была старше меня года на два,  её невозможно было не заметить. Отец Колесниковой (это её девичья фамилия) был отставным офицером. Мать тоже имела какую-то обычную профессию. Вообще это была довольно заурядная семья. Зато дочка росла красавицей и умницей, школьной активисткой, комсоргом. Мы, девчонки, ей завидовали и не сомневались, что она станет знаменитой артисткой. После школы наши пути разошлись. И вот спустя столько лет я узнала о трагическом конце её. А ведь я и представить не могла, что знаменитая манекенщица и мой школьный идеал – одна и та же женщина». 

Как бы то ни было, в 17 лет провинциалка (или детдомовка) совершила свой первый жизненный прорыв: приехала в Москву и без блата поступила во ВГИК. Правда, не на актёрский, а на экономический факультет.

На дворе стоял 1953-й, только-только умер Сталин, в воздухе пахло свободой… Статная черноволосая студентка ВГИКа, без приглашений появлявшаяся на богемных вечеринках, где царили режиссёры и писатели, быстро обрела известность в творческих кругах. «Красавица, только ноги кривоваты», – злословили одни. «Зато, какая самоуверенность!» – парировали другие. Однажды высокую раскованную девушку с вечной улыбкой на губах заприметила модельер Вера Аралова. С этой встречи началась потрясающая модельная карьера. 

В Советском Союзе только чиновники, спортсмены и манекенщицы могли увидеть собственными глазами, как живёт другой мир. Но перед командировкой с моделями долго беседовали в органах. Манекенщицам не только давали ценные указания, но и проверяли общий уровень развития, похвастаться которым могла далеко не каждая модель.
…Это было время, когда весь мир узнал: в СССР тоже есть мода. Русские сапожки Веры Араловой, с узким голенищем и вшитой по всей длине молнией, произвели фурор в Париже в 59-м году. А красивые девушки, которые дефилировали в этих самых сапожках по «языку», стали еще большей французской сенсацией.

Первые – в мини. Первые – в макси. Советские манекенщицы, «манекенки».
«Самое красивое оружие Кремля» – писали о них в «Пари матч». Хотя официально все они числились рабочими пятого разряда, чья зарплата составляла 76 рублей в месяц.
– Все манекенщицы были хороши, но она казалась самой лучшей, потому что умела подать себя. Даже свой недостаток – неидеальные ноги – она преподносила как достоинство».
Несмотря на море поклонников, девушка долго выбирала. И в итоге выбрала: её возлюбленным, а затем и мужем стал художник  – заметный персонаж московской богемы, сын известного учёного. Молодой муж  позволил супруге быть самой настоящей светской дивой, блистать в высшем московском обществе. Но, увы, наотрез отказывался обзаводиться детьми. А она  мечтала о сыне… 

Вскоре художник увлёкся актрисой Марианной Вертинской, а затем ушёл к Людмиле Максаковой, которая родила ему сына. В итоге, после всех этих потрясений, транквилизаторы уже не помогали, и  наша  героиня  угодила в психиатрическую больницу с признаками сильнейшей депрессии.

Впрочем, недоброжелатели судачили, что в сумасшедший дом манекенщицу упрятал всё тот же КГБ – чтобы, находясь на грани нервного срыва, она случайно не разболтала государственной тайны.

Потом был короткий роман с югославским журналистом, о котором узнал весь мир. Молодой человек описал в своей книге всё в подробностях, с фотографиями и диалогами о советской жизни. В Союзе её прочитали всего несколько человек из органов. На этом спокойная жизнь  нашей  героини закончилась  навсегда.

Помню, в Москву приехали модельеры из Парижа, – рассказывал В. Зайцев, – и я был приглашён к ним на званый ужин. С собой в «Арагви» я взял ………. Надел на неё серый твидовый костюм и зелёный шарф с брошью. Она была восхитительна. От имени Диора манекенщицу пригласили за столик гостей, но та вдруг так растерялась, смутилась, что было совсем на неё не похоже, потом подсела к Кардену и заговорила свободно по-французски. В западной прессе её тут же окрестили «советской Софи Лорен».
«Марсианка, настоящая марсианка, – восклицает модельер Татьяна Осьмеркина. – Для наших советских людей образ  этой  женщины  оказался настолько притягательным потому, что прочая масса женщин не могла жить и выглядеть, как она. Она была райской птицей в сравнении с воробьями!»

После очередного  нервного срыва, очередной больничной  койки   героиня  нашего повествования  не смогла выйти   на подиум.

Вячеслав Зайцев устроил её на новую работу – уборщицей.  Изредка постаревшая и расплывшаяся героиня  нашего повествования приходила на прежнее место работы, сидела в углу и тихо смотрела на стройных девочек, новое поколение звёзд  модельного бизнеса...

 

 

Загадка от российской купюры

Барон был ещё молод и прозябал в бедности. Из полуподвального жилья он видел ноги прохожих: в туфельках, в лаптях, босые или в сапогах, громыхающих шпорами. Беспечально вздохнув и радуясь полноте счастья, он разрезал селёдку на две части: с головы съест сейчас, а с хвостом оставит на ужин…

Семья героя  нашего повествования состояла из потомственных военных. Как это нередко бывает, фамилия была небогатой, хоть и родовитой. Его прапрадед был одним из известных деятелей Северной войны, был генерал-майором шведской службы. Отец  был боевым генералом, воевал в Отечественной войне 1812 года. Портрет прославленного генерала занимает достойное место в галерее Зимнего дворца.

Был 1830 год, когда нашего  героя  избрали «вольнослушателем» при Академии художеств; по рисункам барона судили, что из него может со временем получиться недурной гравер. Наш герой попал в среду художников, ему близкую, хотя сами-то художники, разделённые по рангам, словно офицеры на вахтпараде, отводили барону место в последних шеренгах своего построения по чинам.

Увы, в искусстве, как и в жизни, существовала своего рода иерархия – кому быть выше, кому ниже, кому где стоять, кому кланяться нижайше, а кому хватит и едва приметного кивка головой.

Но  герою нашего повествования всё было ни по чём, он был влюблён, отчаянно и безответно. Набравшись смелости  и  почистив единственный  сюртук,  он  пришёл в дом  самого  ректора  художественной  академии  Мартоса. Прямо с порога  рухнул на  колени перед  будущей тёщей,  с  великим  смущением  произнёс: «Вы можете устроить моё счастье! Не откажите в руке вашей Катеньки, уговорите и своего супруга, почтеннейшего Ивана Петровича».

На это ему было чётко сказано:

– В уме ли вы, барон? Как такое могло прийти в голову? Да разве дочь моя ровня вам? Или решили, что одной селёдки на двоих хватит? Нет, голубчик, не там жену себе ищете… супруга  своего я даже и волновать вашей просьбой не осмелюсь: он меня и вас выгонит сразу!

– Вот если бы, скажем, моя дочь была мастерица на все руки да притом ещё нищая, как Уленька Спиридонова, пригретая нами из милости, так я и мужа-то спрашивать не стала бы: берите хоть сейчас в жёны… два сапога пара!

Тут в душе героя  нашего повествования  взыграла гордость вестфальских рыцарей и он поднялся с колен, отряхнув с них пыль.

– Вот и отлично, добрейшая Авдотья Афанасьевна, –  совершенно согласен, что два сапога – хорошая пара! Если вы считаете свою дочь принцессой, так я согласен жениться на её домашней прислуге, какова и есть Уленька.

Утром, когда молодые проснулись,  супруга  спросила:

– Чай будем пить или кофий со сладким сахаром?

– Я бы и рад, да где взять? – отвечал барон.

Уленька, румяная после сна, не огорчилась:

– Нет так нет. Водички из колодца попьём, можно и без кофию жить, лишь бы только любил ты меня.

Она стала перебирать бельё, подаренное ей Мартосами на свадьбу, и между простынями нашла серебряные рубли (таков был старый обычай: класть деньги в бельё новобрачной).
– Со мною не пропадёшь, – повеселела молодая  супруга. – Не было ни грошика, так сразу рубли завелись.

Отставной поручик, бедняк (даром что барон) в этом же году  был зван на аудиенцию к самому императору! Как в сказке, успешно проходит царёво испытание: самоучка, всем на удивление, блестяще копирует немецкие эстампы. После чего высочайше рекомендован Академии художеств, взят под её покровительство. Жизнь его в одночасье введена в творческую колею: лекции в Академии, копирование в музеях и дворцах античных мраморов, новые знакомства... Но скульптура ещё «за горами», и наш герой по-прежнему режет свои игрушки –  которые впрочем  идут нарасхват.

Логика творческого поведения героя  нашего повествования неизменно приводила его к успеху. Так, будучи ещё вольнослушателем Академии, он пошёл в ученики к лучшему русскому литейщику Василию Екимову. И, став уже именитым, не оставлял художественного литья, чтобы достоверно знать – что и как из вылепленного перейдёт в бронзу. В тот момент, когда первые модели были готовы к отливке, внезапно умер Екимов. И, как единственному скульптору, в совершенстве овладевшему литьём, ему предложили не только самому одевать в бронзу свои изделия, но и возглавить весь Литейный Дом.

Царь вновь вызвал к себе нашего героя и сообщил: хочет-де прославить его творения во всём мире. А для сего дарит уже отлитые скульптуры прусскому королю Фридриху Вильгельму IV, который от них без ума. Пришлось скульптору и литейщику самому  ехать в Берлин с подарком.

Потомок иноземцев, он по своему духу, привычкам, пристрастиям был таким русским, что, находясь в Германии, ужасно тосковал по родине. Впрочем, «страдания» героя нашего повествования были вознаграждены: Фридрих Вильгельм пожаловал ему орден Красного Орла и бриллиантовую табакерку.

– Как твои ноги? – беспокоилась за него Уленька.

– Болят, – пожаловался он жене, – ходить трудно, а сидя надо что-то делать. Хоть сапожки внучатам…
Но милая, милая Уленька всё-таки опередила его. В  1859 году она скончалась, скульптор  остался один.

В ноябре 1867 года  он жил на даче в Халола, и внучка просила дедушку вырезать ей игрушку.
Лицо его вдруг перекосилось, девочка закричала:

– Дедушка, не надо смешить меня своими гримасами!

Герой нашего повествования покачнулся и рухнул на пол.

Не счесть сокровищ искусств в Петербурге: гениальна улица Росси, великолепен Зимний дворец Растрелли, грандиозен Исаакий Монферрана... И все же прав тот, кто сказал: «Нет Петербурга без его творений!»

Дорогой читатель, давай  назовём  имя  этого великого россиянина...

 

 

Загадка от ТэЖэ

 

«На губах ТэЖэ,
На щеках ТэЖэ,
На бровях ТэЖэ,
Целовать где же?»
    

По стечению обстоятельств продукция ТэЖэ действительно была немного французской. В России чудом остался и выжил в ужасах революции знаменитый французский парфюмер Август Мишель, который выпускал духи «Букет Императрицы» к трёхсотлетию дома Романовых. Он продолжал работать на знаменитой фабрике «Брокар», вошедшей в ТэЖэ. В 1925 году его духам дали имя «Красная Москва», их до сих пор выпускает фабрика «Новая Заря».

Он повернулся, сдёрнул с носа пенсне и заговорил чужим голосом:

– Оказывается, я давно живу с израильской и английской шпионкой… Которая сплела сеть в моём доме и у себя  на  работе… Ради своих сионистских интересов она продала нашу партию и страну… А я все эти годы проявлял политическую близорукость… Не разобрался, что имею дело с врагом народа…

Она увидела, как глаза мужа, ставшие без очков совсем маленькими, вдруг начали увеличиваться.
– И ты стерпел эту чушь? … Ты не плюнул им в морду?.. Ты опять промолчал…, – закричала женщина и, придерживаясь за дверь, начала оседать к полу…

В 1921 году на совещании в Москве он  приметил хорошенькую смышлёную комсомолку. Домой в Запорожье она уже не вернулась и вскоре стала женой известного партийного функционера. Однако только роль жены аппаратчика её не устраивала.

В 1948 году на официальном приёме  присутствовала Голда Меир, посол нового государства Израиль. В своей книге Голда вспоминает: "Ко мне подошла ………… и сказала на идиш: "Я дочь еврейского народа"». Они беседовали довольно долго, и  прощаясь,  сказала: «Всего вам хорошего. Если у вас всё будет хорошо, всё будет хорошо и у всех евреев в мире».

В отличие от других супружеских пар членов ЦК, у них не было тайн друг от друга. Супруга первая узнавала о вопросах, обсуждаемых в самых верхах. Но привыкла за годы жизни в Москве держать язык за зубами.

О предстоящем заседании  муж тоже рассказал ей. Невнятно намекнул, что Сталин готовится обсудить еврейский вопрос. Она давно чувствовала, что тот поджидает повода, чтобы расправиться с ней. Десять лет тому назад они отделались, можно сказать, только испугом. Сейчас ситуация явно не в их пользу. После подготовленного убийства Михоэлса и шумихи, поднятой вокруг еврейского антифашистского комитета, да и по интонации мужа, сообщившего ей это известие, она отчётливо почуяла неладное. Но больше всего её пугало то, как предупредительно начал здороваться с ней в последнее время при встречах Лаврентий Павлович…

Сталин не без основания считал, что близкий  ему  человек  находится под влиянием жены, и несколько раз рекомендовал оформить развод, вероятно, он не желал, чтоб на коммуниста, занимавшего ключевые посты, оказывалось давление с двух сторон. В результате она была обвинена в «измене Родине» и в связях с международным сионизмом.

Все  проголосовали за её арест, лишь он  воздержался.

Бывший Генеральный секретарь ЦК Компартии Израиля С. Микунис рассказывает в своих воспоминаниях об одной из встреч с ним:

«…Увидев его, я подошёл к нему и спросил:

– Почему вы  позволили арестовать свою жену?

…Он с тем же стальным лицом, на котором не дрогнул ни один мускул, ответил:

– Потому что  я должен был подчиниться партийной дисциплине… Я подчинился Политбюро, которое решило, что мою жену надо устранить…".

После допросов с применением пыток она особым совещанием при МГБ СССР была приговорена к пяти годам ссылки в Кустанайскую область.

Девятого марта, когда после похорон Сталина топтавшиеся на трибуне мавзолея принялись поздравлять его с днём рождения, он коротко бросил Берии:

– Отпусти её… Сделай мне подарок…

При подготовке к новому открытому процессу в связи с «делом врачей» она была возвращена в Москву и находилась на Лубянке. На следствии к ней опять применялись пытки. Но вот свершилось чудо – возвращение к мужу под личным, уже чуть ли не почётным конвоем товарища Берии. Затем через 10 дней постановление Президиума ЦК КПСС о восстановлении в партии. А ещё две недели спустя решение о полной реабилитации. Ну, просто, какая-то сказка! Особенно в сравнении с судьбами большинства остальных пострадавших, вынужденных годами ждать даже не реабилитации, а хотя бы просто освобождения.

Их внук   пишет: «Они никогда не ссорились, постоянно ворковали, вместе ходили на прогулки… Конечно, дед чувствовал перед бабушкой какую-то вину, хотя я бы не винил его за 1949 год. Что он собственно мог тогда сделать?»

Когда, спустя годы выяснилось, что у бабушки серьёзные проблемы со здоровьем, её положили в Центральную клиническую больницу. Деду было 80 лет, но он каждое утро вставал в семь утра и шёл на электричку. Доехав до Филей, пересаживался в метро и ехал до станции "Молодежная", затем на автобусе до больницы. И так каждый день.
Более  не смею  более  утомлять   тебя, дорогой  мой  читатель. Тебе  ведь  давно уже  понятно, о ком  идёт речь.  Вот  только при чём тут ТэЖэ?

 

 

Уголовный  процесс  гетеры  Фрины

 

Историческая  справка: В VII – IV веках до нашей эры в Греции существовали женщины, по функциям во многом подобные гейшам Японии – снимать не только физическое сексуальное напряжение мужчины, но и развлекать его интеллектуально. Гетеры были женщинами выдающегося образования и способностей, достойными подругами величайших умов и деятелей искусства того времени. Не стоит путать их с проститутками («порнайи»). Социальный статус гетер был достаточно высок.

Гетеры развлекали, утешали и образовывали мужчин. Гетеры не обязательно торговали телом, а скорее щедро обогащали знаниями. Хотя Лукиан Самосатский, известный писатель древности, пошло осмеивал многие древние обычаи и выставлял гетер как вульгарных блудниц, гетера могла отказаться от близости с мужчиной, если он ей не нравился.

В Афинах существовала специальная доска – Керамик (по некоторым сведениям, стена с предложениями), где мужчины писали гетерам предложения о свидании. Если гетера была согласна, то она под предложением подписывала час свидания.

Её настоящее имя было Мнесарет, но из-за желтоватого оттенка кожи девушку прозвали Фриной. Она родилась в маленьком городке Феспии. Повзрослев, превратилась в обладательницу столь великолепной фигуры, что просто не могла не оказаться в Афинах. Там она стала любовницей художника Апеллеса (он использовал её в качестве модели для своей Афродиты Анадиомены), а потом любовницей Праксителя и позировала ему для двух его Афродит – в одном варианте обнажённой, в другом – одетой.

Историческая   справка:  «Афродиту Книдскую», сделанную из паросского мрамора и воздвигнутую посредине храма, описал древнегреческий писатель Лукиан: «... Она стоит гордая, с лёгкой усмешкой. Вся её красота ничем не скрыта, не окутана никакой одеждой; богиня обнажена, и только чресла слегка прикрывает она одной рукой. И так сильно искусство её творца, что камень, неподатливый и твёрдый по природе, как нельзя лучше подошёл для того, чтобы изваять из него каждую часть тела».

Из всех греческих куртизанок Фрина была наиболее застенчивой. Она всегда появлялась на людях полностью одетой, предпочитая плотно облегающие хитоны, никогда не ходила в общественные бани, а любовью занималась только в темноте. Лишь дважды в году, в период Элевсинских и Посейдоновых мистерий, вставала она в портике храма раздетая донага и шла обнажённая сквозь раздавшуюся толпу с тем, чтобы войти в море и воздать благодарность богам.

Самые пылкие из любовников тратили на неё все свои богатства. Когда Александр Великий разрушил стены Фив, Фрина предложила построить их заново. Она поставила лишь одно условие: на новых стенах должны были повесить доску со словами: «Фивы были разрушены Александром и восстановлены Фриной». Фиванцы отказались!

Вполне естественно, что замужние женщины в Афинах ненавидели её. Они уговорили одного из незадачливых поклонников Фрины, Евтиаса, привлечь её к суду по обвинению в том, что она оскорбляет величие Элевсинских мистерий, изображая их в превратном виде, а также постоянно развращает самых выдающихся граждан республики, «отвращая их от службы на благо отечества».

Взять на себя защиту на суде, где решалась её судьба,  Фрина уговорила известного оратора Гиперида, пообещав ему взамен стать его любовницей. Он блестяще вёл дело, тем не менее оно выглядело безнадёжным.

Смертный приговор казался неминуемым, пока Гиперид, в момент вдохновения, не вывел Фрину перед судьями и………………..

Вас  же,  уважаемые  читатели (особенно читательницы!), я   прошу буквально  на несколько минут  стать  адвокатом  Гиперидом  и  Фриной,   выслушать смиренно справедливейший приговор Ареопага и, конечно донести его содержание до нас, смертных... 

 

 

Продажа элитной недвижимости в Геленджике популярна среди любителей моря и мягкого южного климата. Кроме того, в городе хорошая инфраструктура, благодаря чему здесь обеспечено комфортное проживание. В последнее время в Геленджике появилось много новостроек, одновременно красивых и удобных для проживания. Жилой комплекс «Fellini» - один из лучших комплексов, предлагающий лучшее, что может дать Геленджик. 

 

Комментарии пока отсутствуют ...

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование