***
Река по колено, но страшно в неё заходить;
На дне – только рожки да ножки, окурки и гвозди.
А ржавые омуты так и хотят проглотить,
Чтоб рыбкам к обеду подбросить горячие кости.
За лучик – тарзанку не схватишься, чтоб упорхнуть
На берег бисквитный с начинкой фруктово-медовой:
Погода нелётная – стелется тучами муть
Над пристанью, вышитой мохом иголкой лиловой.
У лодки с пробоиной сломаны оба весла;
Раскачана вихрями, радуга – в трещинах ёмких.
По ней не сбежишь, не спасёшься от жести и зла –
Шагнёшь на неё, – и посыплются в реку обломки.
Так лучше хлебнуть не воды, а тюрьмы да войны;
Беда на беде, а гляди-ка, веселье какое!
Великую блажь, облачённую в детские сны,
Невидимый дух в одночасье снимает рукою!
***
Оружие против молитвы – игрушка в руках;
Молитва как бронежилет – невидимка на деле.
Гигантскою мощью снабдил его Бог в облаках
И дал поносить и проверить на прочность изделье.
Болтун, разгадавший секрет, онемеет совсем.
Пилот отклонится от курса, но змеем бумажным
Помчится стремглав самолёт, не ведомый никем,
Пока не повиснет на ветке под ветром протяжным.
Преступник, вцепившийся в жертву, утратит контроль,
Потащит своё полумёртвое тело к оврагу.
Охотник, объект обнаруживший, выстрелит вдоль,
И, празднуя промах, стаканами выхлестнет брагу.
Их души по запаху крови не вычислит червь.
Свеча же, зажжённая рядом, неистовым треском
В созвездьях, цветке и реке всколыхнёт каждый нерв,
И, скорчившись в чёрных конвульсиях, кончится с блеском.
Спасительной верой смиряется ядерный взрыв.
Вулкан, приготовясь блевать, наяву подавляет
Своей тошноты беспардонно возникший порыв
И только себя одного изнутри расплавляет.
Язык, чей-то умысел злой и ружьё –
Всё против священного слова бессмысленный лепет.
Неясные звуки слышны сквозь молчанье своё,
Их голос безумен: звеня – околесицу лепит.
***
От правды, что вонзает когти
В чужую шею, на твоей –
Незаживающие раны,
А языку не увернуться,
Когда взахлёб кусаешь локти,
Но те по-прежнему куются.
И кровь, стекая струйкой чёрной,
Питает почву под ногами;
С ресничьих крыльев семенами
Слезинки падают упорно.
И не предскажут нам пророки,
Каким же урожаем в сроки
Они предстанут перед нами.
***
Грех впитав с молоком, вознеслись до звезды,
Только космос не выдал секрета,
Где Небесное Царствие прячет сады
В переливах янтарного света.
Слышишь, Господи, горя пронзительный звук,
Человечество рвущий на части?
Глянь, огарком свечи нарисованный круг
Лопнул с треском от жуткой напасти!
Не удержишь руками – лукавый силён.
Брызги пота и крови холодной
Метят хрупкую землю; наклон – как поклон.
Ты опять и опять на исходной.
Каясь, в обморок падают ниц образа.
Мир, который до дыр непотребен,
Не спасёт одинокой молитвы слеза,
Но спасёт коллективный молебен,
Если верить знаменью в змеиной петле.
Солнце с камнем кладбищенским схоже.
И творенья Твои – в кабале. В кабале
Сам себе стелешь смертное ложе,
Своенравия саженцам роешь овраг
На окраине города Ересь.
Впечатлённый безумием, делаешь шаг
В никуда, рыку зверя доверясь.
***
Любовь к одиночеству держит на привязи речь,
А бабочка сердца за рёбрами бьётся тревожно;
Привыкший свою атмосферу от сглаза беречь,
К окну припадая, в пространство глядит осторожно.
А то, расползаясь угрюмо, стирает следы
Деревьев, построек и красок, теряет границы
Меж часом и шагом, меж днём и сияньем звезды,
Меж шорохом ветра и сорванным пением птицы.
Холодный рассудок способен на трезвый расчёт,
Отточены мысли и взгляд без лукавства и мифов.
Река на картине – на месте, но всё же течёт,
И время – корабль не боится ни шторма, ни рифов.
Любовь к одиночеству выше любви к торжеству,
Ведь постный сухарик – не мякиш румяного хлеба.
В компании с кем-то представить себя наяву
Настолько же дико, насколько смешно и нелепо.
***
Аморфный час торопится на слух,
Нос, околев, не чует крови маков,
Задутый кашлем ветра, взгляд потух,
В ладонях – пепел. Звёзды – тени знаков
Отпетого молчаньем блика дня.
На голове, ошпаренной луною,
Как будто шапка снега, от огня
Не тающая в ясный день весною.
Продрогнув, сердце потчует слова
Безвкусной льдинкой, мёртвою на ощупь,
Когда, шумя, зелёная трава
Зовёт на помощь в липовую рощу,
Где малолетки листья рвут под ноль.
В ответ на замечанье (даже дважды),
Что дерево испытывает боль,
Они вас огорошат: «В детстве каждый
так делает. Нам нравится игра
На деньги – листья, в магазин и почту».
Пусть нет на свете худа без добра
(гниющая листва удобрит почву),
Не по себе от детской прямоты,
Бесстыдством и упрямством одержимой.
Летальный вздох над краем пустоты,
Не вписываясь в плоть, проходит мимо.
Природа-мать, воздев кресты стволов
К архангельским угодьям, шорох пышный
Протяжно издаёт, не зная слов.
Наверное, поймёт его Всевышний.
Ощипанным ветвям и темп, и тон
Подсказывают всласть хоралы птичьи.
Молись за причиняющих урон
И кайся в их безгрешном безразличьи!
Художник: Исаак Левитан