«Я впадаю в простоту…» / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

***

Нельзя не впасть к концу, как в ересь,

В неслыханную простоту.

Б.Л. Пастернак, «Волны»

Я впадаю в простоту,

В простоту ручья впадаю,

Где стрекозы на лету

Тишину и свет латают,

Где ветла бросает тень

Рукавом на мель устало,

Где на творческую лень

Мне и часа будет мало,

Где пчела жужжа летит,

Где кувшинка дразнит ряску,

Где на волчий аппетит

Комара гляжу с опаской,

Где мой август, мой кумир,

Пауком раскинул сети,

Где одна за целый мир

Строчка робкая в ответе.

Бабочка

Закрою ладонью – а вдруг улетит? –

Подвижную хрупкую плоть.

Ах, бабочка, лета последний мотив

Сегодня играет Господь.

Чуть слышен сосны низковатый тромбон,

На струнных вздохнула ветла.

Ударил в кимвалы разросшийся клён

На проводах первых тепла.

Ах, бабочка, что ты смогла уловить

Из этой симфонии дня?

Простое желание век свой дожить,

И то – под рукой у меня.

Лети, позабывший о стебле цветок,

Игрушечный плащ разверни!

Нектара прощальный тягучий глоток

Оставили летние дни.

Не станет препятствием к воле ладонь –

Я тихо её отведу.

Но помни, что вечером поздним огонь

Всегда зажигают в саду.

Жемчужина

Не сорокой какой украдена, где-то выпала из кольца

Перламутровая виноградина – сердце девичьего ларца...

Я тайком любовалась бликами: в ней играла с огнём вода...

Аместистам ли, сердоликам ли – предпочтения не отдам!

Я не стану другой подыскивать, и кольца мне совсем не жаль:

В той беглянке мерцала истина, как в туман, укрывалась даль.

Нераспознанная галактика, знак бессмертья, слеза земли...

Бледный ландыш и снежность Арктики так оттенки переплели!

Пузырёк на волшебном озере, буса с ведьмина черпака!

Проступила в колечке прозелень, не забывшем тебя пока...

Приглядела в полу расщелинку или тихо легла в траву?

Лунным зёрнышком, роской беленькой... Может, встретишься наяву?

...Тень по комнате мышью рыскает. Перстенёк подношу к огню...

То не сказка, а только присказка. Я и большего не храню.

***

Где лишайником стены от ветра укрыты,

Где встревоженно выпь по болотам вопит,

Будто Ноев ковчег, догнивает корыто,

И похожа изба на заброшенный скит.

Не дождавшись ответа волшебницы рыбки,

Стал старик будто камень на бреге морском.

И, качая тоску в расколовшейся зыбке,

Повязалась жена его чёрным платком.

Как ей, древней, дойти, чтобы мужа покликать?

Принести ему мёд из цветов василька...

Ведь глаза его слепы от солнечных бликов,

И лежит на руке неподвижно рука.

Словно русла, морщины изрезали щёки...

Он белее скалы, у которой застыл.

И ветра, накатавшись на волнах высоких,

Набросали к ногам его тину да ил.

Но старуха пошла через топь и чащобу.

Ей совиные блюдца светили в пути.

Пусть к чужому дому или к мужнину гробу –

Только надо, во что бы ни стало, дойти.

Перед нею метели гряды наметали,

Над старухой, клубясь, проплывали века.

Но за далью вставали всё новые дали,

Где она обретёт своего старика.

Первый снег

Смотрит вдаль облетевший клён,

Наступает пора покоя...

Тишины неумолчный звон

Льётся с ёлочных колоколен.

Это в городе клонит в сон

В суете без конца и края.

А у нас – невесомый звон,

А у нас – красота такая!

А у нас – словно в первый раз

Белоснежье ласкает крыши

И свиридовский томный вальс

Клён по воздуху веткой пишет...

Зимний псалом

Разлилось малиновое небо –

Нет верней приметы к холодам.

Вот уже мороз спешит на требы –

Петь акафист рощам и садам.

Лёд остудит рек живые вены,

Ивы превращая в корабли.

Ляжет снег как хлеб благословенный

На ладонь послушницы земли.

Черноту заборов по округе,

Ветхий мир, назначенный на слом,

Он оденет в свежий и упругий,

Набело написанный псалом.

Для души, не знающей покоя,

Растерявшей веру, как листву,

На стекле алмазные левкои

Доброй вестью вспыхнут к Рождеству.

Псков

Не Париж, не Лондон, не Мадрид –

Луч на древнем куполе горит.

Говорит из замети веков,

Колокольный взяв из языков,

Псков.

Стая уток в небе над Псковой,

Плащ рассветный ясно-голубой.

Строгий ход Довмонтовых часов

Отпирает к утрене засов –

Псков.

В полдень Кром распахнут всем и вся.

В Троицком соборе спят князья,

Тишины молитвенный покров

Исцеляет сердце от грехов.

Псков...

Чужестранкой я не буду здесь:

Этот город – искренность и честь.

В серой шубе тающих снегов,

В опоясе стен и берегов –

Псков.

Здесь прямее плечи, выше дух.

Здесь названья улиц ловит слух –

Воевод и воев из низов.

Город-князь средь русских городов –

Псков...

Раз Великой долгая рука

Поманила жить издалека –

И меня средь башен и холмов

Встретил брат мой, ласков и суров,

Псков.

Есть имя

Т.П. Сапельниковой

Есть имя как рана

И как оберег,

Как крылья сапсана,

Как пушкинский снег,

Как тройка под Псковом,

Что мчится в пургу.

Есть имя-основа:

– Хочу и смогу!

Путь – лезвие бритвы

И пламя свечи,

И трепет молитвы

В кромешной ночи.

И дальние страны,

И зимний туман –

Святая Татьяна

Есть в сотнях Татьян.

Есть тихое «буду»

И твёрдое «есть» –

Как Божие чудо

Не где-то, а здесь.

И пусть не нирвана –

Не надо нирван!

Шепните «Татьяна» –

Вздохнёт океан!

Что копи султана,

Что блеск и молва?

Мертвы для Татьяны

Пустые слова!

Как жизнь без обмана,

Небесно чиста,

Княжна Татиана,

Твоя красота.

По силам и мера:

Господня раба –

Терпенье и вера,

А, значит, судьба.

Монолог осиротевшего шкафа

Шкафик мой родной…

А.П. Чехов. «Вишнёвый сад»

Не хлопайте дверцей, не то развалюсь я!

А лучше – пройдитесь по зеркалу губкой!

Меня завещала вам тётя Маруся,

А вместе со мной панталоны и юбки,

Побитую молью нарядную кофту,

Она в ней царицей гляделась, бывало...

Лежащие горкой старинные кофры

И даже работы ручной покрывало.

Две тапочки с чуть скособоченной пяткой...

Тогда не бросались вещами, как нынче!

И жили годами в тиши и порядке

Калоши и туфельки, сумка и лифчик,

Сто раз перевязанной шерсти моточки,

Страница журнала с Любовью Орловой...

И первое платьице крохотной дочки,

И белое платье с её выпускного.

Богатства свои открываю со скрипом...

А мог бы – ключи уронил за портьеру!

И я не громоздкий и вовсе не хлипкий,

Я был украшеньем всего интерьера!

А там, в глубине, в духоте нафталинной

Храню я в секрете как ока зеницу

Уже пожелтевшие письма от сына,

Что в мирное время погиб на границе...

Ещё есть альбом с переплётом на скобках –

Подарок на свадьбу от юного мужа

И горстка медалей в картонной коробке,

Вот их перепрятать бы надо поглубже.

Медалями этими тётя Маруся

Гордилась по скорбному детскому праву,

Порой доставала с особенной грустью:

– Вот, папа, за Брянск, за Орёл, за Полтаву...

Ах, что я, возьмите, возьмите медали!

Отдайте в музей, положите на полку:

На них отразились военные дали,

Они тяжелы, как из раны осколки...

Вдогонку возьмите овальное фото,

Где девушка смотрит на вас, улыбаясь.

Возьмите на память, возьмите хоть что-то!

Возьмите хоть тень, что от жизни осталась!

...Что я! Мне пора быть мудрее и строже.

Я мог бы в прихожей, в кладовке, на даче...

А внучка, на девушку с фото похожа,

Ко мне головой прислонилась – и плачет.

Твоя комната

Композитору Александру Флярковскому

Я ныряю в комнату твою,

Словно утка с лёта – в полынью,

В мир вещей, живущих в тишине.

Образ этой комнаты – во мне.

Твой домашний войлочный пиджак

На привычном месте – добрый знак.

А из белой рамы на меня

Смотрит мама в отблесках огня.

Мама на Монмартре (месяц, год),

Тот художник был моделью горд...

Твой рояль... он, губы сжав, молчит.

Дождь в окно мелодию стучит.

Стол рабочий ждёт знакомых рук,

Над бумагой нотной – лампы круг,

И глядят задумчиво со стен

Пушкин, Шостакович и Шопен.

Я вхожу из гула суеты...

Заливаю каждый раз цветы...

Я хочу понять: а где же ты,

папочка?

Лель

Туда, где ветер и метель,

Где ночь выводит город маслом,

Несёт гитару старый Лель,

А для чего несёт – неясно.

Объятья хилого пальто

Едва ли защитят от стужи.

А кто там ждёт его? – Никто.

Никто ему готовит ужин.

Качает тополь головой:

Впотьмах не сыщешь ты ответа!

А Лель идёт по мостовой

В клубах мерцающего света.

И словно крылья за спиной –

Гитары худенькое тело.

Он был совсем иным весной,

А нынче весь от снега белый.

И смотрит бледная звезда

С небес задумчиво и строго,

И долго-долго никуда

Бежит дорога.

Накануне листопада

Накануне листопада сад усыпан слоем яблок –

Словно битва здесь случилась красных рыцарей и жёлтых.

А потом на солнцепёке плоть плодовая ослабла,

Напоила землю соком супостатов крутобоких.

Граблями убрать должны мы урожай, вздыхая тяжко,

Отнести в мешках на кучу, поминание творя...

Мы с тобой не подоспели к этой яблочной падучей,

Мы с тобою опоздали к пиру в царстве сентября!

И теперь печаль коснулась роз плетистых у террасы,

И теперь оса летает, пьяным голосом брюзжа.

И пила надсадно ноет, тембром схожа с контрабасом,

И собака хрипло лает на забредшего ежа.

Не кончается эпоха – закрывает двери лето.

Натянуть чехлы осталось на диван и на рояль...

А на страх наложим вето, нам ещё два дня осталось

До того, как дождь осенний в окнах вывесит миткаль.

Розы срезать – не задача, взять секатор очень просто,

Только я опять с тетрадкой прозябаю на крыльце,

И ловлю в особых звуках уходящей в осень дачи

Стон расстроенный рояля с долгим тремоло в конце...

Весна в Константиново

Памяти режиссёра Андрея Денникова

Переменчивый март доедает снега.

Голубеет дорога голубкой во мгле.

Клочковатый туман завершает бега,

Прижимаясь под утро к холодной земле.

Век тумана недолог, и в здешнем краю

Он ручной и домашний, как кот на печи.

Подрастает весна, и тревожный Баюн

По оврагу хвостом в нетерпенье стучит.

Здесь холмы, словно складки на плате Оки,

Здесь поля разрывают на части тоской.

Здесь от груза неправды в себе отрекись,

Ведь иначе не выдержать этот покой!

Здесь старушки глядят на приезжих в окно:

С кистенём или с миром пришёл на порог?

А тебе показалось, ты умер давно

И в рязанскую землю блаженную лёг.

Здесь простор от остывших пожарищ горчит,

Здесь полынные зори Емелям встречать...

И опять прилетают несчётно грачи,

И внимают берёзы их шумным речам.

Ослепит чешуёй на излуке река,

Приготовится сердце в лебяжий полёт,

И под немощным снегом очнутся века,

И к щекам половодье румянцем прильёт.

И когда ты замрёшь над обрывом Оки,

Где лучами изрыт оседающий склон,

Потечёт с колокольни, как с Божьей руки,

Константиновской церкви серебряный звон.

Художник: Иван Шишкин