Светом и паром / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

Наша редакция была не только для музыкантов, но и для актёров, поэтов художников. Редакторы в литературно-драматическом «отсеке» периодически менялись, в отличие от музыкальной. Я знаю, что одним из первых был поэт Николай Благов. Я туда пришла, когда там творила Майя Чередникова, а потом Лариса Попова, Люда Гридина.

А вот режиссёром долгое время был Анатолий Николаевич. Он тоже из театра, и тяга к актёрам, спектаклям, сценариям была у него непреодолимой. Именно при нём в большей степени телевизионная студия походила иногда на театральную сцену. Декорации, реквизит, титры изготавливали наши художники – был и такой цех на телевидении. Когда ставился спектакль, работы у них было выше головы. И не только у них. Анатолий Николаевич ставил с размахом, живописал крупными мазками, как сказали бы художники. Да и с героями не мелочился. Был спектакль о композиторе П. Чайковском, о Марии Мусоровой, парочка детективов.

Тогда телестудия Ульяновска была свободна в своем выборе. Москва не давила инициативу на местах и тем более не контролировала, как сейчас.

Спектакль – это было сложно, громоздко, но интересно. Из-за отсутствия спецэффектов, хромакея и других возможностей техники, всё делали «светом и паром», как любил выражаться Анатолий Николаевич. Актёры были из местного Драмтеатра. Мы дружили с ними и считали практически своими сослуживцами.

До сих пор помню очень сексуальную по тем временам сцену, где Клара Шадько и Алексей Дуров, совсем молодые актёры, изображали первое свидание на сеновале. Половина студии завалена сеном. Время съёмки – ночное, после эфира. Режиссёр требует от них правды жизни, поскольку:

– Это вам не театр, – внушал Анатолий Николаевич, – из зрительного зала не видно, что вместо любви вам хочется спать. Там вы можете всё делать в пол-ноги. Но здесь… Крупный план вас выдаст с головой, а точнее с вашими сонными глазами. Прошу, соберитесь, и ещё раз.

Когда по пятому раза они сливались в объятиях, а картинка всё не устраивала режиссёра, у всех присутствующих начинался истерический хохот, и именно он выводил из заторможенного состояния. Актёры просыпались, страстно обнимались, и счастливый режиссёр переходил к следующей сцене. Это были репетиции.

А когда всё шло в живом эфире, раскачки быть не могло. А было как в фильме «Человек с бульвара Капуцинов», когда Джонни Фёст объяснял Диане Литл:

«– Почему в фильме все так быстро, Джонни? Обнимаются, целуются, свадьба и вот уже бэби.

– Диана, это монтаж. Кадр – обнимаются, кадр – целуются, кадр – свадьба, и бэби. Всё это склеивают, и получается быстро.

– Ой, Джонни, я хочу монтаж!»

Мы тоже мечтали о монтаже, но из-за отсутствия видеозаписи «отбивали» временнЫе переходы с помощью ЗТМ (затемнённый кадр).

А когда появилась видеозапись, спектакли уже не ставили. Считалось, что телевидение призвано отражать реальную жизнь и главным должен быть репортаж с места события.

На этой волне появилось много передач о поэтах, художниках, актёрах, а спектакли брали только из нашего Драмтеатра.

Николай Благов как поэт первой величины часто бывал в студии, Евгений Мельников, Александр Бунин, Владимир Пырков. Передача «В мастерской художника» познакомила нас с Борисом Скляруком, Аркадием Ягуткиным, Анатолием Сафроновым и многими другими живописцами.

Актёры тоже были частыми героями передач. Людмила Гридина много рассказывала о жизни театра. Помню отличный материал о Валерии Шеймане. В него тогда был влюблён весь город. Валерий был фактурной внешности, с красивым голосом. Все главные роли были его.

Актёров приглашали и другие редакции. Молодёжная, например. Режиссёром в ней была очень интересная женщина, Маргарита Николаевна. Она в юности занималась балетом и сохранила до зрелых лет прекрасную фигуру. Умная, интеллигентная и, как говорится, «помешанная» на Прибалтике. Её кумирами были: Марис Лиепа, режиссёр В. Жалакявичус, поэт Э. Межелайтис.

Отдыхать она ездила только туда. Но надо сказать, что Прибалтика в те годы была местом паломничества интеллигенции и особенно людей искусства. Это была наша «заграница», поскольку больше никуда не выпускали.

Маргарите Николаевне было тесновато в рамках комсомольской идеологии, и она делала передачи то о греческом композиторе, то о том же Марисе Лиепе. И если лимит на актёров заканчивался, то подбиралась фактура из работников студии. Даром что ли сюда шли люди с навыками чтения стихов, с приятной внешностью, с тягой к лицедейству.

Маргарита Николаевна в передаче о греческом композиторе Микисе Теодоракисе решила снимать Галину, которая недавно пришла работать помощником режиссёра. Удивительно красивая девушка. Она была похожа на молодую актрису Л. Чурсину. Русский типаж женщины: статная, с крупными и правильными чертами лица.

Галину одели в чёрный хитон, национальное греческое платье, и поехали на обрывистый берег Волги. Откуда там были развалины дома и остатки каких-то строений, я не знаю, но Галина, войдя в образ вдовы, так горестно страдала на волжском обрыве среди этих развалин, что отличить её от гречанки, где-нибудь на острове Хиос, где родился и жил композитор, было невозможно. Она ещё и стихи читала. Это была синхронная съёмка.

Чёрно-белый вариант скрывал все недостатки, которые видны при цвете. С другой стороны, придавал материалу некоторую документальность, а стало быть, достоверность.

Маргарита Николаевна умела придумывать много всяких эффектов, переходов и могла облечь всё содержание в современную форму.

Вот только судьба её не баловала. Поэтическая душа реализовывала себя на работе, а всю свою волю она отдавала, чтобы поднять и воспитать сына. Жила одна. И помню, как сейчас, тот трагический день.

Мы собрались на «Летучку», где обсуждались прошедшие за неделю передачи. Вошёл Илья Николаевич, председатель Комитета по телевидению и радиовещанию, и сказал:

– Товарищи, потише. Сейчас придёт Маргарита Николаевна, а ей надо сообщить ужасную новость – у неё сын погиб.

Помню эту гробовую тишину, которая воцарилась в комнате. Меня охватил такой ужас, что я боялась глаза поднять на дверь, в которую должна войти эта женщина. Но её перехватили в коридоре, сообщили, и она просто исчезла на неделю.

Когда Маргарита Николаевна появилась на работе, она была в тёмных очках, и больше я ни разу не видела, как она смеётся.

И тут появилась новость – нам дали одно место на курсах повышения квалификации. Она давно просилась на эти курсы и мечтала что-то почерпнуть в останкинских павильонах. Возраст был уже немолодой, а ей никак не удавалось туда попасть. Но руководство постоянно обнадёживало и обещало.

И тут решила поднять свою квалификацию моя подруга Наташа. Как мы ее ни уговаривали уступить Маргарите Николаевне – ничего не действовало. Она нам отвечала вполне рационально: «Ей уже скоро на пенсию. Зачем ей курсы». Чисто человеческие доводы – пустой звук для практичных людей.

Маргарита Николаевна замкнулась, закрылась от всех и вскоре ушла совсем со Студии.

Постановочные передачи были любимым детищем режиссёров, наверное, потому, что все они были выходцами из театров.

Когда собирались отмечать столетие со дня рождения Ленина, то понятно было, что на его родине должны были проходить основные празднества. И у нас была создана специальная редакция – «Лениниана».

Возглавил столь важное звено очень серьёзный и сильный режиссёр по фамилии Рохгендлер. Это был умный и очень строгий человек. Даже его искромётный юмор не мог смягчить нашего осторожного к нему отношения. Мы, ассистенты, побаивались с ним работать, поскольку это была двойная ответственность: «Лениниана» и суровый характер режиссёра. Он не спускал ни малейшего промаха. И даже дело не в том, что боялись наказания, а глубокое уважение к Григорию Владимировичу не позволяло расслабиться.

В «Лениниане» тоже, кроме документального материала, использовали постановочные моменты, но самое интересное, здесь были встречи с людьми, которые приезжали в Ульяновск, как в Мекку.

Праздник сердца был, когда нас посетил Марк Донской. Пригласили его, естественно, как режиссёра двух фильмов о Ленине: «Сердце матери» и «Верность матери», но все мы были влюблены в его «Сельскую учительницу» и «Как закалялась сталь».

Донской очень просто общался и замечательно рассказывал. Сам он прошёл путь от юриста до литератора, от помощника режиссёра на киностудии до режиссёра всемирного масштаба. Столько премий, включая и зарубежные, не имел, наверное, никто. Человек-легенда.

Но и наших местных актёров редакция не забывала. Ульяновский театр ставил спектакли к ленинским дням, и Глеб Юченков, играющий в них Ленина, был частым гостем у Григория Владимировича.

Но особенное место занимал Анатолий Устюжанинов.

Этот актёр сам создал уникальную программу. Её композиция состояла из работ вождя пролетариата. Он их читал голосом Ленина, с его интонациями и движениями. Это было настолько достоверно, что многие, кто его слышал, думали, что звучит документальная запись. Колоссальный материал Устюжанинов знал наизусть. Он мог читать ленинские работы 12 часов подряд.

Его считали уникальным актёром в этом смысле. На Западе называли русской суперзвездой. С. Бондарчук снял А. Устюжанинова в роли Ленина в своём фильме «Красные колокола», о Джоне Риде, которого сыграл знаменитый Франко Неро, звезда мировой величины.

Сейчас грустно думать, что человек, который хотел оставить свой труд на века, в нынешнее время, когда история перевёрнута с ног на голову, превратился только в экспонат музея.

Уже став режиссёром, я долго вела передачи в литдраме. С Людмилой Гридиной, которая сменила фамилию на Бортюк, мы выезжали на ПТС для записей спектаклей и передач о театре. Они назывались «Встречи с театром».

Мир театра на первый взгляд заманчив, но не всё в нём просто. Собрать актёров во время репетиции практически невозможно. Они ходят, болтают, обмениваются репликами, в общем, делают всё лениво и в пол-ноги. Как только прозвучало: «Мотор!» – откуда что берётся. Действо катится, как трамвай по рельсам, и все знают, откуда выходить, что говорить, а накал эмоций достигает своего апогея. Интересная среда обитания со своими трагедиями, интригами и разочарованиями…