Поездка на озеро Лама на базу отдыха с одноимённым названием – для меня была частью организованного туристического маршрута. Плато Путорана примыкало к круизу по Енисею, что было для меня основным, а про плато я узнала уже в процессе оформления поездки. Что ж? Отлично, решила я. Но из Норильска нас катера в тот год (2020) забрать не смогли, потому как не так просто оказалось попасть на о.Лама. Где-то по пути (а надо было пройти по двум речкам и двум озёрам) была большая волна, и если туда мы прибыть теоретически могли, то обратно – ни теоретически, ни тем более практически сделать это было невозможно. А мы собрали вещи, спустились на сбор группы, но приехавший капитан катера объяснил, что ничего сделать нельзя. Мы даже бузить не стали. С тоской гуляли три дня по Талнаху, съездили на водопады, чем-то занимались. Увы, такая в тех краях капризная погода даже в июле.
Руководство фирмы пообещало нас принять в следующем году и отправить на плато если не бесплатно, то с очень серьезными скидками. Мы это запомнили и осенью согласовали для себя новую поездку в июле 2021: Плато Путорана – Бреховские острова – Диксон.
В 2021 году с начала поездки все шло по плану. Из отеля в Талнахе мы приехали на речку Норилку и загрузились в катер, который тут почему-то называют лодкой. Катер рассчитан на плотное усаживание 10 человек в закрытом пространстве. Забирались мы вовнутрь через нос лодки, а выбраться наружу и немного проветриться можно было на корме. Но там никак не поместились бы все 10 человек. А вот 4, ну 6 – максимум – вполне.
По Норилке шли против течения. Потом была речка Мелкая, озеро почти такое же, еще какая-то речка. Точно названия я вспомнить не могу. Но по озеру Лама мы тоже плыли какое-то время. А Лама хоть и озеро, но по конфигурации – как разлившаяся река. В общей сложности мы плыли (шли по воде) не меньше 7 часов. С двумя краткими остановками. Погода была сказочная. Ярко светило солнышко. Брызги летели как хрустальные осколки. Комаров сдувало. Температура была комфортная, хотя куртки мы не снимали.
И все-таки 7 часов трястись в лодке – это долго. Все немного утомились. Но вот мы уткнулись носами наших лодок в каменистый берег. Выбрались на него. Чуть в стороне обнаружилась деревянная лестница, и врата – без забора. Но врата явно не вчера созданные. Между двух деревянных скульптур красовалась надпись «Лама».
Нас проинструктировали – объяснили, что можно делать, а что нет. И мы направились по хрустящей от песка и камней дорожке вверх к главному (и единственному) дому. Справа-слева стояли деревянные скульптуры – толстые рыбины, а также на небольших деревянных постаментах – свежепокрашенные плуг и нечто, похожее на помпу.
Дом был виден еще от воды. И чем ближе мы к нему подходили, тем больше восторга он вызывал. Дом невероятно хорош! Красавец! Мне он понравился с первого взгляда.
Чудесная планировка, многочисленные двери и балкончики, лестницы и холлы. Мы как будто зашли на открытку советских времен. Или попали в кино середины прошлого века.
Но мы пришли в пустой дом, только что переживший ремонт. Планировка дома необычная. Он напоминает самолёт, если сверху на него смотреть. Чуть позже мы на него, конечно же, сверху посмотрели (со склона горы). И убедились в этом. И в самом деле, похож! То, что есть в планировке некая символика, прекрасно. Но гораздо важнее, что дом задуман и построен очень удобно. Например, со второго этажа (дом двухэтажный) можно спуститься на улицу с двух сторон по удобным и симпатичным деревянным лестницам.
Но когда мы приехали, в доме было неуютно. Во-первых, пусто. Во-вторых, холодно. В холлах не было ничего, кроме картин. На лестницах тоже. На второй день нашего пребывания на Ламе приехала бригада рабочих и стала собирать какую-то мебель. По центру второго этажа находилось что-то, отдаленно напоминающее буфет. Но там опять же ничего не наблюдалось, кроме титана с горячей водой. Конечно, дом пережил не один ремонт и – не исключено, что и перепланировку.
Комнаты – наша находилась в самом дальнем углу первого этажа – красивые, отделаны деревом, со старыми, не пластиковыми, а деревянными окнами ещё с советской фурнитурой. Потолки высокие. Кроватей стояло четыре, было четыре стула и один стол. Комнат вроде как две, но скорее – это одна, разделённая выступами стены. Из небольшого коридорчика было можно выйти на крошечный, но уютный балкончик.
Когда-то в доме наверняка было отопление и все удобства. Сейчас пока что ничего нет. Метрах в ста от дома установлен современный санузел – серо-панельный блок на 3 кабинки, с удобной сантехникой, раковинами с горячей и холодной водой. Проход – по деревянному настилу. Вроде как был ещё отдельно умывальник – на энное количество персон, но я туда не ходила. Душа не было, бани тоже. Повариху и продукты мы привезли с собой. Она готовила нам на мангале, установленном на берегу, там же стояли столы. Около дома еще была спортивная площадка. Чуть в стороне – площадка вертолётная, несколько домиков персонала, гаражи для лодок и что-то ещё – бойлерные и пр. На склоне горы мы видели шикарный коттедж дирекции со всеми сопутствующими строениями. Но это всё современное.
А наш-то дом с историей! Причём история у дома начинается с 1939 года. То, что нам рассказывали на о.Лама представители администрации, лучше не цитировать. Слишком много фантазий и непроверенной информации. Но, честно говоря, информации об этом сооружении и в самом деле удалось найти совсем немного.
Вообще-то у меня сложилось впечатление, что здесь, на турбазе Лама, сейчас все пребывают в ожидании. Прежняя жизнь этого дома осталась в прошлом, а новая ещё не начиналась. Мы попали в некий пересменок. И скоро в этом месте всё кардинально изменится. Не знаю, хорошо это или плохо. Но изменится точно.
Я старательно искала информацию в интернете об этом доме. Есть несколько сайтов, которые перепечатывают (цитируют) статью из «Заполярного вестника». И воспоминания одного из участников строительства дома – Ивана Сидорова. Фотографий много, есть любопытные. Современные фотографы с отличной техникой выкладывают потрясающие виды озера и окрестностей. Есть фото отдыхавших на этой базе людей. И – авиации – гидросамолетов, которые привозили сюда норильчан. Во время одной прогулки по берегу, когда мои друзья фотографировали бабочек на берегу, я села отдохнуть на какие сколоченные, явно не новые доски, лежавшие в стороне от воды. Я решила, что это кусок причала. И не ошиблась! На одной архивной фотографии по такому деревянному настилу шли люди к гидросамолету! В общем, при желании фотографии этих мест – как сегодняшние, так и архивные – в интернете можно легко найти, но я решила использовать в этом материале только свои снимки, пусть они и не очень качественные.
Нет сомнения, что именно тут, на территории турбазы (а может это сейчас уже и не турбаза?) происходили события, которые могут проиллюстрировать всю норильскую историю. Но Норильск долго был закрытым городом, а потому здесь нет традиции рассказывать правду и неправду о том, что тут происходило. Когда город открыли, появились, конечно же, публикации. Но их пока совсем немного и очень сложно найти то, что нужно. Поэтому я буду ориентироваться на вышеупомянутую статью и собственные впечатления.
Озеро Лама – серо-стальное, оно меняет цвет – но в то время, когда мы здесь были, оно было серо-голубое, но с разными оттенками – то белее, то темнее. Но все время – вода как зеркало. Я даже искупалась, точнее окунулась в воду на какие-то секунды. Температура воды – не больше + 4, но мне показалось, что вода какая-то пронизывающе холодная. Точнее, ледяная! И я абсолютно согласна с местными, которые рассказывают об особых свойствах озера. Верю во все легенды! Озеро Лама – таинственно-притягательное. Что-то необъяснимое в этом озере действительно есть. К нему нужно относиться почтительно, уважительно, бережно. По-другому – никак!
В советские времена чего тут только не происходило. Здесь был лагпункт, заключенные валили лес, строили дома и подсобки, производили витаминный напиток для пораженного цингой Норильска. Сюда привозили детей – вроде как отдыхать, ну и отдыхали трудящиеся Норильского комбината. И здесь же проводили подземные (подводные) взрывы. То, что это было, вроде как уже не секрет, но известно об этом исключительно со слов местных жителей.
Итак, в 1938 году на озеро Лама, а именно в то место, где стоит турбаза с одноимённым названием, правда, чуть в сторону, но это детали, привезли на лесозаготовки заключённых. Но содержать их на Ламе ради добычи древесины оказалось и невыгодно, и очень неудобно. Тогда руководитель Норильского комбината в те годы Авраамий Завенягин очень точно определил, что на этом месте нужно делать. А именно – использовать рекреационный потенциал озера. И он дал указание начать строительство в этом месте на Ламе дома отдыха. Завенягин – человек-легенда, уникальная личность, он очень многое сделал и для комбината, и для Норильска, и для людей, кто тут жил и работал. Его имя сейчас носит знаменитый комбинат. Он уже тогда понимал, что Норильск – это не только комбинат, но и город. И город, как и комбинат, должен развиваться. А значит, люди тут будут не только работать, но и жить. Создавать семьи, рожать детей, отдыхать. А где это делать? Выбраться из Норильска «на материк» (так говорят местные жители) было делом непростым: долгим, дорогим и сложным. Самолеты брали на борт по 10 – 15 пассажиров, по железной дороге до Дудинки тогда ходили только грузовые составы. А по Енисею от Красноярска до Дудинки перемещались лишь перегруженные баржи с заключёнными.
Так что почему бы и не построить на красивейшем озере в прекрасном месте дом отдыха? Кстати, дом отдыха на Ламе был первым, но не единственным. Чуть позже были построены и ночной профилакторий «Валек», и профилакторий «Горняк» на Ергалахе, и ночной санаторий «Заря» при заводе стройдеталей. Все они организовывались с расчетом на полноценный отдых норильчан.
Автором проекта дома отдыха на Ламе был архитектор Фёдор Усов. Из открытых СМИ я смогла только выяснить, что он был в Норильске вольнонаёмным и работал там с 1937 по 1952 год. Пишут, что Фёдор Усов был отличным зодчим. Особенно в том, что касалось именно деревянных строений. Затейливые резные дома в Норильске были построены по его проектам. Дом отдыха на Ламе – это одна из первых его норильских работ. И очень талантливая работа!
Строительство дома отдыха на Ламе началось в 1939 году, строили его заключённые. Скорее всего, именно те, которых привезли сюда на лесозаготовки. Не возили же их туда-сюда? Начали они стройку с бараков для самих себя, с огорода, котельной, с прочих построек. Остатки строений, а точнее что-то, похожее на землянки или погреба, правда, со сгнившими деревянными частями, сохранилось на склоне горя.
До июня 1941 года работы закончить не удалось. С началом войны об отдыхе трудящихся пришлось забыть. Надо было думать совсем о другом, не менее важном. Поставки с материка продуктов были сокращены до минимума. Более того, в навигацию 1941 года в Норильск не доставили лук-чеснок (главные источники витаминов в лагере), и в городе вспыхнула цинга. Можно сказать, началась эпидемия. У людей стали выпадать зубы и волосы, возникали страшные боли в мышцах, опухали ноги, появлялись трупные пятна на теле. Если не лечить – был гарантирован летальный исход в течение десяти дней. И это носило массовый характер, а потому надо было что-то срочно придумывать. Не ждать помощи, а решать вопрос на месте. И это «что-то» было придумано. А называлось оно хвойным квасом или витаминным напитком, который включал в себя витамин С – необходимую аскорбиновую кислоту.
В публикациях о цинге 1941-1942 года сообщается, что стали умирать заключённые, охранники, и вольнонаёмные Норильлага. И кто тогда стал бы строить комбинат и выдавать металл? Выход предложил Григорий Соломонович Калюский, талантливый инженер-химик с дипломом Сорбонны, с1937-го отбывавший срок в Норильлаге. Калюский обратился к руководству Норильлага, сказав, что знает, как решить проблему.
«Ещё в 1938 году лаборатория начала изучение флоры нашего района с точки зрения содержания в растениях витамина С. Рассказал мне об этом Григорий Соломонович Калюский в палатке на побережье озера Лама летом 1942 года», – вспоминал бывший заключенный, очевидец этих событий, строитель дома отдыха на Ламе Иван Терентьевич Сидоров.
Из других источников известно, что Калюский сам нарисовал схему агрегата для производства витаминной добавки к пище. А в качестве сырья предложил использовать хвою деревьев.
Именно здесь, на Ламе и начали собирать хвою. И привезли для «витаминного производства» даже небольшой локомобиль – двигатель для выработки электричества в полевых условиях.
«Осенью 1941 года, буксируемый двумя катерами в илимке, был поднят по реке Талой и доставлен на Ламу 38-сильный локомобиль, – пишет Сидоров. – Недалеко от дома отдыха потянули его в гору, установили на деревянный ряж, засыпанный камнями».
Сейчас этот локомобиль стоит в кустах и очень даже неплохо выглядит. Ничего про него нам не рассказали, точнее местный гид-рассказчик поведал какую-то странную историю про строительство железной дороги. Но это не важно. Локомобиль, по-моему, насколько надёжен, что может работать и сейчас. У него открываются дверцы, люки.
История производства «витаминки» хорошо известна, о ней много написано. В лагерном пункте на Ламе тогда было человек сорок заключённых, все размещались в одном большом бараке. Недалеко стояла палатка ИТР, там жили инженеры-заключённые: прораб, механик.
Были в лагере и военные. Их привезли в августе 1941 года. Это были военные командиры из Прибалтики (в основном артиллеристы): генералы, полковники, подполковники, майоры – всего 41 человек (по другим данным 43). После того как Прибалтика стала частью Советского Союза, верхушку военного командования Латвии, Литвы и Эстонии пригласили на курсы для ознакомления с уставами и положениями в Красной Армии. После начала войны неблагонадёжных прибалтов в парадной форме отправили в Норильск, а оттуда – на Ламу.
«К берегу у дома отдыха на Ламе пристали два катера – «Сокол» и «Норилец», связанные между собой. По трапам с трудом сходили на берег пожилые военные – 41 человек. Строго, как по линейке, они выстроились на берегу, поставив у ног вещи: чемоданы, портфели из хорошей кожи – довольно много было вещей у каждого. Никто не давал им команду строиться, тем не менее каждый встал в строй», – писал Иван Сидоров.
Прибалты работали на лесозаготовках, собирали хвою для «витаминки», достраивали главный дом. Зимой 1941-42 года от болезней и морозов умерли 14 из них. Погибших похоронили в «поселке Хаскин» – так в честь врача лагпункта заключённые называли кладбище на Ламе. После войны оставшихся прибалтов вывезли в Норильск. Иван Сидоров записал имена умерших на самодельном памятнике. В 1990 году на этом месте экспедиция из Прибалтики соорудила небольшой мемориал.
Ближе к осени 1942 года катер доставил единственного пассажира, заключённого – «главного, как нам объяснили, специалиста, ради которого вся стройка и затевалась», – это слова Ивана Сидорова. Этим главным и был инженер-химик Григорий Калюский. Он привез маленькую лабораторию: ящик пробирок, штатив и лаборантку – заключённую Асю (в некоторых источниках девушку называют Надей).
«Инженер-химик Калюский, надев сакуй (одежда из оленьего меха) и унты, брёл 150 километров по бездорожью, сопровождая аргиши оленей и собачьи упряжки с оборудованием, с одной думкой: как спасти людей, чтобы они были здоровы и помогали фронту. Он сам руководил монтажом установки и процессом получения витамина С».
За зиму на Ламе срубили из лиственницы котельную, одноэтажный жилой домик и саму витаминную установку. Оборудование для неё завезли в январе 1942 года на восьми оленьих упряжек.
«Особенно отнеслись к этому с душой Александр Сапожков, Николай Сарафа, их коллега Степанченко. Энтузиасты с механического завода трудились круглосуточно – инженеры Захаров, Фомин, Стеблянко».
Бараки, куда из палаток переселили прибалтов, и «витаминка» были построены к весне 1942 года. Установка начала давать хвойный концентрат.
«Летчики Степан Веребрюсов, Алексей Чемеров на красных самолетах привозили пустую тару и увозили готовую продукцию, – пишет Иван Сидоров. – В это же время врачи С.Н. Манькин и А.П. Гринберг испытывали настои лиственницы, ели и ольхи в качестве профилактических средств. К нам привозили больных, которых цинга буквально валила с ног. Почти никто из них самостоятельно не передвигался. И вот на наших глазах «первач» – такое шутливое название получил экстракт из лиственницы – через 12–14 дней поднимал их снова на ноги».
По поводу сырья для хвойного экстракта, спасшего заключённых от тяжелой северной болезни, почти во всех краеведческих статьях пишут, что сразу забраковали: шиповник – из-за сложности обработки, еловую хвою – из-за сложности сбора. Остановились на лиственной хвое – благо собирать её с веток не требовалось: тундру вокруг лагерного пункта сплошь усыпал хвойный ковёр. Однако доктор биологических наук Леонид Колпащиков – руководитель научного отдела Объединённой дирекции Заповедников Таймыра – уверен (а он серьезный учёный!), что в первую очередь сырьём для хвойного кваса стала именно ель сибирская. Этот вид растёт недалеко от Норильска, в некоторых местах на берегу Ламы встречается настоящий еловый лес. Как известно, ель – богатейший источник аскорбиновой кислоты и других микроэлементов, укрепляющих иммунную систему. Надо сказать, что много витамина С содержится в красной смородине, клюкве, чернике. Кстати, бригады заключённых действительно собирали чернику, заготавливали грибы – всё отправляли в больницы.
Отчасти могла бы спасти людей от цинги оленина и субпродукты, получаемые при убое, но добыть необходимое количество оленя было трудно. В 1942-м панацеей от всех бед стал растительный препарат. Совершенно очевидно, что противоцинготное лекарство должно было изготавливаться с минимумом затрат при максимальном выходе продукта. Заключённые собирали хвою каждый день, им установили норму – один мешок. На приёмке был строгий входной контроль.
Итак, для изготовления хвойного концентрата использовали молодые побеги ели сибирской (они составляли основу зеленой массы), лиственницы, а также кору ольхи. Сырьё сортировали, просеивали и отправляли на производство в витаминный цех. Здесь зелёную массу сгружали в большой деревянный куб, он стоял на верхнем этаже. Из куба хвоя попадала в выпариватель, снабжавшийся паром от того самого, ныне ржавеющего в кустах, локомобиля. После перегонки в специальных чанах готовый продукт густого зелёного цвета разливали по стеклянным бутылям – по тем временам страшный дефицит – и доставляли в Норильск. В сутки витаминный цех производил около 400 литров противоцинготного средства. Этого хватало, чтобы полностью закрыть потребность всего Норильска в витамине С.
Из воспоминаний тех, кому довелось употреблять хвойный квас, известно, что пить его без отвращения было невозможно, после одного глотка весь день вся еда была со вкусом хвои. Но это было не самое страшное, главное, что с цингой удалось справиться.
Я прочитала много о витаминном напитке. Его состав изучался серьёзными учеными и в наши дни. Материалы представлялись на научных конференциях. Технология производства «напитка Калюского» была даже адаптирована к сегодняшним реалиям.
Ну а «норильский сиделец» Григорий Калюский за спасение стройки получил двойную порцию каши и пропуск для бесконвойного передвижения, оставаясь в лагере «до особого распоряжения». И оно не заставило себя ждать. В августе 1943 года талантливого инженера-химика отозвали в Норильск решать проблему получения на комбинате серной кислоты. А «витаминка» на Ламе работала еще несколько лет – здесь, в частности, делали ягодные напитки для детских садов. После войны бывшего «врага народа» Григория Калюского, по сути, дважды спасшего Норильский комбинат, наградили орденом «Знак Почёта» и медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», присвоили звание Почётного металлурга СССР.
Но на Ламе не только занимались производством «витаминки», но и продолжали строительство.
«Лагпункт на Ламе был обнесён колючей проволокой в одну линию с трех сторон, четвертую – ограничивало озеро. Размещался он в трёхстах метрах от строительства Дома отдыха. В зоне находились также пекарня, кухня, конюшня с тремя лошадьми. Был и карцер, вроде балка, сколоченного из протёсанных с двух сторон бревен, без окон, с массивной дверью и железной накладкой. Проволочные ворота зоны не закрывались, но около них стоял в белой дублёной шубе стрелок».
Для такого большого строительства, которое развернулось на Ламе, нужен был лес, заготавливали его здесь же. А также лиственницы, связанные в плоты, переправляли с противоположного берега Ламы.
Из воспоминаний Ивана Сидорова:
«Были случаи, когда на озере разыгрывался шторм, и всю нашу «флотилию» относило далеко в сторону. Рудольф Тууль, эстонец, назначенный старшим по сплаву, говорил, что, не раз крестясь, сплавщики смотрели на восток и прощались мысленно с родными. К счастью, утонувших не было».
Местные рассказывают, что здесь был и пионерский лагерь. Можно, конечно, так назвать «пионерскую экспедицию» – около сорока детей, которых привезли сюда в 1941 году. Они ходили в походы, помогали собирать лиственничную хвою, заготавливать для больниц Норильска грибы и ягоды. Детский отдых на Ламе продолжался и во время войны, и после неё. Поначалу ребята жили в палатках или в бараках, оставшихся от лесозаготовщиков. Позже их стали размещать в доме отдыха.
Дом отдыха на Ламе официально был открыт в 1944 году. Он был рассчитан на 40 семейных мест с расчетом на три заезда в сезон. Из совхоза на Ламу привезли коров и поросят, построили парники, где выращивали зелень, огурцы, помидоры, редиску, капусту. Ежегодно там отдыхали сотни норильчан. В 1952 году дом отдыха закрылся, видимо, недешёвым он был в содержании. Однако в 1958 году его отремонтировали и восстановили уже в качестве турбазы. Основным транспортом, доставлявшем сюда отдыхающих, были гидросамолеты. Они, конечно, доставляли людей сюда много быстрее, чем катера, но брали на борт мало народу. А катера (лодки) – двигались долго и очень зависели от погоды. Хотя и самолёты-то тоже в плохую погоду не летали. Сейчас сюда летают вертолёты, но это удовольствие, мягко говоря, не дешёвое. Ни одного не видела за три дня, но за вертолётами точно будущее. И ходят катера (лодки).
Нам, конечно, повезло. Что-то мне подсказывает, что в скором времени турбаза Лама поменяет собственника (если уже не поменяла). Её, скорее всего, перепрофилируют, и тут будут отдыхать уж точно не такие путешественники как я, которых кормит повариха, готовящая уху на костре. И условия проживая у них будут точно другие.
Что ж! Времена меняются.
А я (да и все мы) было счастливы, что нам удалось попасть сюда, на берег красивейшего озера. И пожить три дня в таком удивительном доме. Я умывалась в Ламе, но бережно, аккуратно опускала руки в воду и подносила её к лицу как воду из святого источника. По-другому было нельзя. Я это понимала, точнее, чувствовала. И вода словно придавала мне силы.
Мы много гуляли по берегу. Поднимались по склонам гор (не помню их названий, но они какие-то романтичные) к водопадам. Погода нас радовала. Ветер поднял волну уже тогда, когда мы возвращались в Норильск. Озеро Лама – это ведь буферная зона заповедника Путоранский. В 2012 году заповедник «Путоранский» был объединён с Большим Арктическим и Таймырским заповедниками, войдя в состав ФГБУ «Заповедники Таймыра». Площадь Путоранского заповедника огромная, а уж что говорить про объединенные территории.
Пока мы были на о.Лама про то, что совсем рядом заповедник, как-то забылось. Очень, конечно, хотелось бы посмотреть на него. Но это возможно только с вертолёта. Можно, наверное, пройти с рюкзаками пешим ходом по каким-то тропам буферной зоны. Но это совсем не моё. Ну а вот с высоты птичьего полета? Может быть, когда-нибудь получится.
А пока мы сели в лодки и с грустью покинули территорию турбазы. Дом довольно долго оставался в поле зрения, постепенно уменьшаясь в размерах, пока мы не отошли на лодке довольно далеко, а потом вообще повернули в сторону.
Поначалу вдоль озера склоны гор покрывал хвойный ковёр, но очень скоро горы стали лысо-голубыми, а потом рельеф местности изменился. Озеро Лама осталось позади.
Впереди были другие впечатления, ну а на плато Путорана надо непременно вернуться.