И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла…
Арсений Тарковский
– Тогда заживём, – говорил спокойным голосом отец. Его плечи плавно раскачивались, плавали в мутной зеркальной воде.
Веня всхлипнул. Его слезящиеся глаза медленно заменили собой отцовские. Отражение вскоре очистилось от хаотичных воспоминаний, оставило в своём прямоугольном животе лишь Веню в окружении мебели.
– Вот и зажили, папка…
Пора капать в глаза. Веня дошёл до тумбочки, на которой всегда стояли капли. Пузырька на месте не было.
Веня пожал плечами, пошарил на полу рядом с тумбой, но капель так и не нашёл. Странно. Придётся брать запасные.
Второй пузырёк был почти пуст – Веня использовал его, когда забывал купить основной. На разок закапать хватит. Кап-кап.
Перед глазами, как обычно, поплыли фиолетовые круги, немного упала острота зрения. Веня на ощупь проследовал к креслу. Уселся. Вздохнул.
Зеркало напротив него помутнело, отражение Вени постепенно распалось, его осколки ушли на глубину. На месте Вениамина возник нечёткий тёмный силуэт.
– Не моргаешь, Венечка? Не моргай, – пробасил силуэт.
– Ты покажешь мне это снова?
– Смотри, пока можешь, – вздохнули в ответ.
Зеркало, будто старый телевизор с помехами, начало транслировать изображение. Отца Веня узнал почти сразу – его выдавали пышные тёмно-рыжие усы. Полусидя, папа дремал, пожёвывал тонкую соломинку. От тёплого ветра скрипели пальмы, рядом с отцом копошились солдаты. Веня никогда не пытался разглядеть их лица, для него Вьетнам ассоциировался только с одним солдатским лицом – лицом отца. Люди лежали в кустах, кто-то дремал, кто-то тихонько посвистывал. Никто из них, как обычно, не подумал посмотреть за спину, туда, где шёл смертоносный вьетнамский отряд. Отца и окружающих его советских солдат опять расстреляли.
Зеркало покрылось помехами, Веня плакал, растирая по лицу кислые от капель слёзы.
– Не хочешь моргнуть, Веня?
Веня молчал.
– Не можешь.
Зеркало начало новую трансляцию – это были уже Венины воспоминания. Счастливый выпускник журфака с однокурсником едут на «восьмёрке» в затерянную бурятскую деревушку. Накануне им рассказали что-то про шамана, который живёт там, как отшельник. Друзья хотели написать статью про это чудо, но не особо верили в подобные сказки. Однако оказалось, что шаман, правда, существует. Приятель Вени долгое время пытался его разговорить, просил показать «шаманские фокусы», требовал «реально колдовать» и в конце концов перешёл на откровенные оскорбления. Шаман, сохранявший до этого полное молчание, произнёс что-то невнятное, цокнул языком и противно улыбнулся.
– Моргни, дитятко! – сказал он на ломаном русском, обращаясь к другу Вени.
– Что?
Приятель невольно моргнул и схватился за горло, будто ему разом перекрыли кислород. Через несколько секунд он дёрнулся и упал без признаков жизни.
– Я его выкачал, – спокойно сказал шаман, – А ты, дитятко, будешь моргать?
Веня страшно орал тогда, не моргая, бежал к машине, ехал, держась одной рукой за руль, другой – за веки. В бардачке каким-то чудом нашёлся моток скотча, которым Веня приклеил веки. Приехав в больницу, он с сумасшедшим видом начал просить выписать что-то от моргания. Странно, что Веню тогда не отправили в психиатрию. Наверное, у доктора просто кончалась смена, и ему лень было таскаться с поздним пациентом. Вене выписали обычные увлажняющие капли, тормозящие «моргание», и посоветовали выпить успокоительное, выспаться. Спал Веня с открытыми глазами. Ужасное зрелище.
По зеркалу поплыли розовые разводы. Веня отвернулся и поморщился. Он уже не плакал, внутри была только ненависть и горечь. Отец, как монотонно ты умираешь. Моргнуть не успею, и будем вместе…
Веня встал и подошёл к немытому окну. На улице верили в жизнь – играли в песочницах малыши, дрались портфелями школьники, грязно ругались водители грузовиков. Цепочка грузчиков весело кидала арбузы, обрывалась в дверях гастронома. С соседской машины сняли колёса.
– День промыт, как стекло, только этого мало… – прошептал Веня и пошёл собираться. Нужно было сходить в аптеку за каплями. Эффекта от запасного пузырька хватит максимум до вечера.
Веня оделся, но дверь открыть не мог – замок снова заел.
– Вот чёрт, – ругался Веня, елозя ключом в замочной скважине. Дверь не поддавалась.
Бросив затею самостоятельно расправиться с заевшим замком, Веня решил позвонить мастеру.
– Алло, вскрытие замков? Мне срочно нужен мастер – я застрял в квартире.
– Веня? Ты что ли?
– Вадик?
– Ну, точно ты! Ошалеть. Как долго ни слуха ни духа! Ты как, старина? Здоров, богат? Катька твоя, кстати, замуж выскочила, слыхал? Ребёночка ждёт. Муж её – электрик пятого разряда, такой здоровяк, ты не представляешь. К тому же…
– Да погоди ты про Катьку, – с досадой перебил его Веня, – Ты теперь замки вскрываешь?
– Ну, я больше на телефоне тут… А что у тебя случилось?
– У меня замок заел, я выйти из квартиры не могу.
– Окей, я запишу тебя в очередь, мастер на выезде пока… Ты знаешь, Толян улетел в Барбирос!
– Барбадос, – машинально поправил Веня. Ему было по барабану, кто такой Толян и зачем он уехал на Карибы.
– Ну да, да! Барбаблос. Ох, Венька! Давай с тобой не в Барбаблос, а в бар рванём? Баблос, так сказать, просадим. Как там у Есенина? «Хочу, стаканами владея, я спирт с цымлянским различить…»? Я знаю одно местечко…
– Подожди, Вадик, – Веня старался держать себя в руках, но его начинало бесить это воодушевление собеседника. – Мне срочно нужно выйти из квартиры! Это вопрос жизни и смерти!
– О, так ты тоже по этим делам?..
– По каким ещё делам? – Веня опять не понял, про что его спросили, – Слушай, я на препаратах сижу, если я не найду сейчас ка… – на слове «капли» Веня запнулся, – Таблетки, короче, то я умру. А они у меня кончились. Мне срочно надо в аптеку!
– А что за таблетки?
– Какая разница, что за таблетки, – Веня терял самообладание, – я умираю, ясно тебе? Вызывай кого угодно, либо сам поезжай!
– Да погоди, погоди… А чем ты болеешь? Ты ж здоровый всегда был, как кабан!
– Ты сам кабан недоделанный, – Веня взорвался, – сейчас же выломай чертову дверь!
– Как говорил Екклесиаст, всему своё время! Вот приедет мастер…
– Да иди ты! – Веня в сердцах бросил трубку и пнул ногой дверь. Толстый слой металла издал гулкий звук, но не прогнулся даже на миллиметр.
– Тьфу, зараза.
Веня попробовал выбить дверь плечом, но не нанёс ей никаких повреждений. Хорошая дверь, чёрт возьми, стальная. И окно хорошее, 9-й этаж как-никак.
Веня ещё раз набрал в мастерскую. Занято. И снова занято. За окном начинало смеркаться. Глаза слезились.
Веня побежал в спальню и ещё раз обшарил всё вокруг тумбочки, заглянув внутрь. Ничего.
Капли. Жизнь сейчас – пузырёк драгоценных капель. Да что пузырёк! Всего две таких капли отсрочат кончину на несколько часов. А там, глядишь, приедет мастер, и Веня стремглав побежит в аптеку.
В зеркале плакал отец.
– Что же ты, родненький, чашечку-то разбил? Это же мамина чашечка…
Веня руками держал дрожащие веки. Глазные яблоки нещадно царапала сухость, воздух вгрызался в зрачки…
– Что же ты родненький… В деревнях ели всё! А тебе это горько! Чашечку-то разбил… Из чего теперь пить будем, Венечка? Ох, из чего маму твою поминать…
Веня рванулся к двери. Бил он ее отчаянно, сильно и хаотично. Но что там кулаками выбьешь…
В зеркале появилась школа. Старый учитель бежал с указкой в кабинет, где мальчики играли глобусом в футбол. Девочки хихикали и расчёсывались на подоконниках. Беззубый завхоз, звеня авоськой, чапал в подвал. Продлёнку разбирали по домам.
Веня вырвал дверную ручку.
В зеркале – ночной универ. Катька достала у деда-ректора ключи. Никто не заметил, как влюбленные прокрались в кабинет философии. За окнами невероятно красиво играли на скрипке, а на подоконнике, прямо на Гегеле, лежал недоеденный апельсин. Это она принесла.
В дверь начали колотить снаружи. Глаза резало так, что Веня катался по полу.
Папа. В зеркале снова папа.
– Сына, как звали ту девочку? Сына?..
Моргнул.
Художник: Константин Качев