Полюбила я бандита…
Девушка сидела за столиком у окна. Перед ней была тарелка с вермишелью и куском варёной курицы и стакан с чем-то тёмно-красным, даже бордовым. Скорее всего, это был портвейн.
– Разрешите? – спросил я вежливо. Тарелка со щами обжигала мне пальцы. Я часто захожу в эту столовую кушать щи. Они здесь всегда удивительно горячие и восхитительно дешёвые. Горячесть объясняется великолепной электрической печью, а про дешевизну злые языки утверждают, что щи здесь приготовляются из ворованного на рядом расположенном мясокомбинате мяса. И чтобы их быстрее распродать и таким образом замести следы, их продают здесь в половинную цену.
Девушка подняла на меня глаза. В них стояли слёзы. Она молча кивнула.
Я сел. Мне очень хотелось спросить её о причине слёз, но это выглядело бы нетактично.
– Я вышла замуж за бандита, – сказала она вдруг. – И сегодня утром, когда шла по улице, не замечая ничего вокруг от отчаяния и тоски, попала под машину. Первым ко мне подбежал пожилой седой человек. Он быстро осмотрел мою пораненную ногу, сказал, что ничего страшного и даже нет необходимости вызывать «скорую помощь». А потом посмотрел мне прямо в глаза и вдруг сообщил, что я теперь смогу увидеть Луну.
– Луну? – переспросил я, останавливая ложку со щами уже на подлёте ко рту. – Почему Луну? При чём тут Луна? Какая Луна? За что?
– Я не знаю, – ответила она горестно. – Только теперь я понимаю, что ничего в жизни не знаю. Наверное, он был маг. Да, маг. Кажется, я видела его в телевизоре.
– Ага, – согласился я. – В передаче «Петровка, тридцать восемь».
Остроумие всегда было моим слабым местом. Она взглянула на меня сначала с непониманием, потом с недоумением, недоумение тут же сменилось презрением. Наклонила голову, быстро доела вермишель, догрызла курицу, допила портвейн (я его узнал! Это был «Девяносто девятый»! Конечно! Как же я его сразу не узнал!) и, еле сдерживая внезапно подступившие к горлу рыдания, выскочила на улицу. Почему нельзя любить бандита, билась в моей голове мысль. Разве бандиты не имеют право на любовь?
Я задумался, но одновременно продолжил хлебать щи. Щи были со свининой.
Дедушка и Фантомас
Июнь. Вечер. «Фазенда» Пронькиных. На «фазенде» – четверо: дедушка, бабушка и их внучки, Катя и Маша. Сейчас все они собрались на террасе. Дедушка сегодня целый день окучивал картошку, поэтому устал и сейчас немного выпил (ему много нельзя, потому что он уже старенький. Много он мог себе позволить, когда был молодым. Но тогда много ему бабушка не позволяла. Которая тогда была тоже молодой, цветущей, энергичной женщиной.), и то ли от алкоголя, то ли от пока что не прошедшего рабочего возбуждения, а может, от уличной духоты, которая отступила только к вечеру, непривычно говорлив.
–…а мы – я, Катя, и Маша – знаешь, что решили? – говорит он бабушке, которая сидит за столом здесь же, на террасе и чистит яйца для салата, – Что если кто нас будет обижать, то мы с теми не будем водиться. Да, именно вот так! Решительно и бесповоротно! Не будем – и всё! И пусть даже не просят! Пусть даже не умоляют, даже ползая перед нами на своих дрожащих коленях! Потому что если вы нас обижаете, то и мы к этим вам своим обидчикам вот точно же вот так же и тем же! Потому что мы тоже не какие-нибудь, а эти самые! У нас тоже есть свои жизненные принципы, и нас просто так не проигнорируешь, нет! – и он для пущей убедительности грозит кому-то (кому? Никого же посторонних сейчас здесь, на терраске, нет! Если только мухи – но они не посторонние! Они часто сюда залетают! Здесь, можно сказать, их родной мухинский дом!) поднятым вверх указательным пальцем.
– И наше мнение этих обидчиков мы заставим выслушать рано или поздно! Потому что мы тоже можем пойти на принцип, и мы на него обязательно пойдём! Правильно я говорю? – спрашивает он и вопросительно смотрит на сидящих рядом Машу и Катю.
– Ага, – кивает Маша. – А как же! Обязательно! А чего нам!
– Исьтессьнно, – подтверждает Катя. Если это слово произносить грамотно, то будет «естественно», но Катя его нарочно произносит именно так, жеманничая и нарочито утрируя. Она это «исьтессьно» по телевизору слышала. В каком-то заграничном фильме. Там его так какая-то тётка произносила. Которая тащила по каменным ступенькам огромный чемодан. Она была, кажется, глупой. А может, и не глупой. Может, у неё что-то не так было с её грамотным иностранным произношением.
– Вань, ты случаем не перегрелся? – спрашивает дедушку бабушка.
– При чём тут перегрев? – не понимает дедушка (или скорее делает вид, что не понимает. Потому что на самом деле он всё и всегда распрекрасно понимает! Он очень хитрый, этот внешне совершенно простодушный дедушка! Его запросто так не обманешь, не перехитришь и не проскочишь! Прям как будто он Штирлиц какой, Максим Исаевич, а не просто дедушка. Который пенсионерский и на грядках с тяпкой в его старческих мозолистых руках.)
– При том, что разгунделся непонятно по какой причине, – не покупается на его кажущуюся и оттого совершенно обманчивую наивность бабушка.
– Я правду говорю, – упирается дедушка. Похоже, что алкоголь всё-таки возбуждающе подействовал не его нервную систему. Расшевелил какие-то неясные воспоминания о былом и прочувствованном.
– Ты, надеюсь, не против правды? – спрашивает он бабушку и опять вопросительно смотрит на внучек. Те переглядываются и одновременно пожимают плечами.
– Не против, – соглашается бабушка и почему-то вздыхает. – Как говорится, мели, Емеля. Твоя неделя.
Дедушка умолкает и надувает губы. Он обиделся. Девочки опять переглядываются и шмыгают носами. Они сегодня три раза купались в пруде, и это носовое шмыгание означает, что три раза это явный простудный перебор. Бабушка тем временем дочистила яйца и теперь режет их на доске, чтобы ссыпать порезанное в большую железную миску и перемешать там с укропом, петрушкой, ещё чем-то и полить всю эту смесь майонезом. Такое блюдо называется «салат». Он очень вкусный. Самая еда для «фазенды».
Так что сейчас все они поужинают и усядутся перед телевизором, потому что по местному телеканалу ровно в девять часов вечера начнётся очень интересный фильм, который одновременно и взрослый, и детский. Называется «Фантомас разбушевался» с красавчиком Жаном Марэ и неподражаемым Луи же Фюнесом в главных ролях. Фильм очень смешной. Они его уже раз восемь смотрели. Или даже двенадцать. Чего считать-то? Накой? Они же сейчас на «фазенде». Значит, на отдыхе. А на отдыхе полагается только деньги считать, а всё остальное совершенно не обязательно.
Художник: Владимир Любаров