Наследство / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

На похороны отца Сергей опоздал: нелегко летом вылететь с Севера даже с телеграммой, заверенной врачом. Когда он оказался в городе «ближнего зарубежья», где в последнее время жил отец, всё было уже закончено.

Отец ушёл из семьи, когда Сергею было шесть лет, его брату – одиннадцать. Серый милицейский мундир на спинке стула, наждак отцовской щеки, запах душистых сигарет от его шарфа, шум родительских скандалов за стеной, – больше ничего теперь не вспоминалось.

Отец исчез из его жизни, но он не очень беспокоился: отец обязательно вернётся, Сергей был уверен, что люди не исчезают навсегда, даже когда умирают. Они отсутствуют некоторое время, но потом появляются вновь.

Когда Сергею было девятнадцать, умерла мама. Вдруг упала на кухне. И Сергей впервые усомнился в справедливости своих представлений о жизни и смерти. Отца на похоронах не было, он жил отдельно, где-то на Дальнем Востоке, там, наверное, был острый недостаток в работниках уголовного розыска.

У брата Сергея, Кости, был характер матери, он не простил отцу того, что тот не приехал, и вычеркнул его из памяти. Сергей – нет. Потому что любил отца. Он мгновенно составил ему стопроцентное алиби: тяжело заболел; не смог достать билет на самолёт; не было погоды; рейс надолго задержали, лететь с большим опозданием уже не имело смысла.

Да, он любил его, хотя знал, в основном, по фотографиям. Когда матери не было дома, часами разглядывал их, достав из серванта: вот отец в своём кабинете разговаривает по телефону; вот, он возле служебной машины; вот улыбается, подняв бокал с шампанским, за праздничным столом.

Отец не любил ходить в форме. Высокий, статный, он носил чаще всего светлые костюмы и белые рубашки с распахнутым воротом. Светлые тона шли к его волнистым, русым, тщательно зачёсанным назад, волосам. Когда поседел, – хорошо сочетались с сединой. Больше других Сергею нравилась фотография с размашистой надписью: «Помни Гагру!»: отец в белых брюках на ступеньках лестницы возле фонтана. Вокруг – пальмы, ещё какие-то субтропические растения. Отец держит руки на поясе, широко улыбается, щурясь от яркого солнца.

Глядя на фотографии отца, Сергей верил, что это обаятельный, весёлый человек, что все его любят. Но разве можно было судить об этом по десятку фотографий, хранящихся в нижнем ящике серванта? А мать не рассказывала об отце ничего.

Когда Сергей окончил школу, от отца вдруг пришло поздравление. Они стали переписываться. Брату, Косте, отец, скорее всего, тоже писал, но тот не отвечал.

Сергей учился на четвёртом курсе института, когда отец телеграммой сообщил, что приедет. Сергей встревожился: что если отец на самом деле окажется совсем другим, чем ему представляется? Другой отец был ему не нужен.

В конце мая, перед самой сессией, едва Сергей вошёл в общежитие, вахтёрша Варвара Петровна сообщила:

– Там тебя в комнате мужчина какой-то ждёт. Отец, что ли?

– Да-да, отец! – крикнул Сергей и помчался вверх по лестнице.

Встречу эту Сергей представлял себе много раз, получалось, то неестественно восторженно, то чересчур обыденно.

Отец сидел на стуле, положив ногу на ногу, и разговаривал с Игорем, соседом Сергея по комнате. По обрывкам фраз Сергей догадался, что речь идёт о задержании преступника с погоней и выстрелами. Игорь, обычно непоседливый, слушал с большим вниманием. Но Сергей знал из писем, что отец уже не работает в милиции, он теперь администратор в гостинице.

Отец обернулся. На фотографиях он был значительно моложе, но всё равно похож. В разрезе глаз было что-то неуловимо нерусское, будто бы даже цыганское. Белая рубашка с открытым воротом. Лицо загорелое, с морщинами на лбу и глубокой поперечной складкой на переносице. Глаза серого цвета. Насмешливый прищур.

Чуть улыбаясь, он некоторое время молча оглядывал сына.

– Здравствуй, Серёжа, – проговорил он, наконец.

Сергей крепко пожал отцу руку.

– Здравствуйте.

– Что ж на «вы»-то? – он был явно обескуражен сдержанностью Сергея.

– Но мы ведь давно не виделись.

– Да, давненько, – усмехнулся отец, – мне кажется, что мы вообще никогда не виделись.

Потом добавил;

– Я у матери на могиле был.

Он полагал, что Сергей, как и Костя, обижен за то, что он не приехал на похороны. Он не знал, что Сергей сразу же оправдал его. Сергею захотелось рассказать об этом, снять сомнения, но он не знал как.

– Давайте, ребята, выпьем, – предложил отец. – Игорь, распорядись со стаканами и с закуской, я тут привёз кое-чего.

Исцарапанный циркулями стол никогда не видывал ничего подобного. Дорогой коньяк, экзотические консервы «Крабы в собственном соку», ещё какие-то банки с яркими этикетками; огурцы, помидоры, зелень; апельсины, мандарины, яблоки.

После коньяка напряжение рассеялось. Отец одну за другой рассказывал истории из своей богатой событиями жизни, стараясь придавать им шутливый тон. Расспрашивал про учёбу, про то, где бывают Игорь и Сергей вечерами. При этом ни одного вопроса о матери Сергея. Хотя, чувствовалось, что ему очень хочется узнать подробности: как она умерла, тяжело ли жилось семье после того, как он ушёл, хватало ли денег. Если б он спросил, Сергей, конечно, рассказал бы, но самому заводить разговор ему не хотелось.

Время от времени отец похлопывал Сергея ладонью по спине и говорил:

– Не думал, что ты уже такой взрослый. Наследник.

Вдруг спросил:

– Ты как к деньгам относишься?

– Я их презираю.

– Ну, презирать-то, всё-таки, не надо.

– А вы их любите?

– Понимаешь, деньги дают независимость. Ты бы хотел быть в жизни независимым?

– Хотел бы.

– Вот видишь.

Сергей попытался расспросить его о том, как он живёт. Отец отвечал неохотно, он был весь в прошлом, кажется, очень жалел, что уволился из милиции. Жизнь после этого потеряла для него интерес, блеск. А почему уволился? С кем-то не сошёлся характером? Или выпивал слишком часто? Как бы то ни было, лишь о той жизни он говорил увлечённо и заинтересованно.

Допили всё, что имелось, Игорь побежал в магазин. Отец спросил:

– Как думаешь, заехать мне к Косте?

Костя женился и жил в другом городе, неподалёку.

Сергей ответил честно:

– Нет, к Косте не надо.

Отец, сникнув, горько покачал головой:

– Не надо, так не надо, тебе лучше знать…

…На одной из фотографий отец был с гитарой, Сергей шепнул Игорю, и тот принёс инструмент. Сергей боялся надрывной ностальгии, каких-нибудь полублатных песен отцовской юности. Но отец запел хрипловатым, уверенным баритоном:

В бананово-лимонном Сингапуре, в бурю,

Когда поёт и плачет океан...

Вроде бы, так себе, несерьёзно, и в то же время, очень даже всерьёз. Пел хорошо. Сергей с гордостью взглянул на Игоря: гляди, какой у меня отец!

В последний раз Сергей виделся с отцом три года назад. Отец перенёс операцию: вырезали опухоль где-то в горле. Говорил плохо, сипел. Сильно исхудал, но держался задорно. Расхрабрился так, что прилетел к Сергею в Посёлок, в самое, что ни на есть, Заполярье, хотел доказать, что он всё ещё в силе.

– Так полагаю, помру скоро, – с натужным хрипом выдавливал он, с прежней насмешливостью щуря выцветшие серые глаза, – искромсали всего, лучше б совсем зарезали. Я там, на Украине, сошёлся с одной Ксюшей, она, наверное, жалеет теперь, что со мной связалась. Не думала, что я такой гнилой. А сам я думал? Навалилось неожиданно, я уж крест на себе поставил: лежу в палате, – то один умрёт, то другой, когда ж, думаю, моя очередь?

Подрагивающей рукой налил в рюмки водку. Пить он меньше не стал, несмотря на болезнь. Сергей не мог отвести глаз от дрожащей в его руке рюмки.

– Эх, ни черта я, ни о чём не жалею, один на мне грех: вы с Костькой, да жена – Татьяна. Я ведь любил её, сын!

Ксюша – невообразимо толстая, скирдообразная, с добрыми, выпуклыми глазами. Подбородки, наслаиваясь, друг на друга, спускались на грудь.

«Надо же было тебе, отец, всю жизнь менять женщин, чтобы в конце концов прибиться к такой вот Ксюше», – подумал Сергей.

Ксюша сразу же принялась его кормить. Кормила обстоятельно и настойчиво. Всё было очень вкусно. Во время кормления рассказывала:

– Последние полтора года плохой был, но ещё скрипел, а потом в несколько дней скрутило. Двадцать четвёртого, под утро, захрипел, изогнулся весь, шепчет: «Сергей пусть всё заберёт. Ему отдай».

– Что же он отдавать собирался? Какие сокровища?

Сергею ничего не нужно было от отца, на жизнь вполне хватало, а страсть к накопительству исчезла после того, как он оставил семью.

– На книжке у него деньги лежали. Но вклады-то, когда рубли на купоны перевели, да цены подняли, пропали. Килограммов на пять колбасы только и осталось от всех его накоплений. Я уж не говорила ему, не расстраивала.

– Деньги меня не интересуют.

Ксюша снова принялась пододвигать Сергею тарелки:

– А вот вареничков поешь со сметанкой. Сметанка свеженькая, только с базара.

– Водка есть у вас?

– Ну, а как же? – ещё больше засуетилась Ксюша. Избыточная доброта её, готовность услужить, раздражали Сергея. – Конечно! И как это я забыла? А помянуть?

Сергей выпил две большие рюмки подряд.

– Ничего больше не говорил отец?

– Награды велел отдать.

Достала из серванта орден Красной Звезды и шесть медалей на колодке.

– И ещё вот.

Чистый вышитый платочек, завязанный узелком.

– Это что?

– Золотые коронки. Восемь штук. Приказал, как умрёт, снять, отдать тебе. Только… – Ксюша замялась, – только в морге-то возиться не стали, некогда им было, так вместе с зубами и повырывали.

По мере того, как суть сказанного доходила до сознания Сергея, всё нестерпимее становилась горячая волна, сдавливавшая грудь; горько перекосило, как в детстве, подбородок и губы, защипало глаза. Словно не к отцу, а к нему лезли в рот, вырывая огромными щипцами зубы, один за другим.

– Как же так можно? – спросил Сергей.

– Почём я знаю, – пожала плечами Ксюша. – Значит, можно.

...Отец в белых брюках на ступеньках лестницы возле фонтана. Волнистые, тщательно зачёсанные назад волосы. Отец улыбается, щурясь от яркого солнца. «Помни Гагру!»

Не стесняясь, Ксюши, Сергей заплакал.

Сергей спал на раскладушке, в кухне. Квартира тесная, однокомнатная. Духота не давала покоя. Иногда удавалось забыться и, как в калейдоскопе, начинали мелькать картины: лицо мамы, упавшей замертво на кухне; удивлённые глаза сына, когда Сергей видел его в последний раз, перед разводом с женой; заснеженный балок в северном посёлке с грязным матрасом; вышитый, белый платочек, завязанный узелком, с золотыми коронками отца…

Утром поехали на кладбище. Оно располагалось на небольшой возвышенности. Желтеющее колосьями поле, сосновый лес, неширокая речка вдали. Хорошее место. Сергей подумал, что отцу бы оно понравилось.

В небольшой мастерской, где шлифовали гранитные памятники, Сергей попросил лопату. Выкопал под деревянным крестом, на котором был закреплён портрет отца, не слишком глубокую, на штык, ямку, положил туда вышитый узелок, засыпал землёй.

Ксюша перекрестилась и перекрестила Сергея.

Следующей ночью Сергей опять допоздна ворочался в кухонной духоте. Очнувшись под утро, увидел в дверях отца в белой рубашке с распахнутым воротом. Отец улыбался, золотые коронки были на месте.

Художник: Николай Неврев