Я уезжал я из одного города, вернулся в тот же самый, но другой. Уезжал из одной страны – приехал в другую. И уже не я приехал – другой человек. Поэтому мне было неинтересно в этом городе. Лишь когда проезжал на такси по знакомой улице, всё же спросил у пожилого водителя:

– Здесь раньше гараж был?

– Да, вот на этом месте, – водитель показал на огромный гипермаркет из стекла и бетона. – Этого крокодила на месте твоего гаража построили.

И я почувствовал облегчение: гаража нет, значит, и того, что случилось со мной, больше не существует.

Я рассчитывал уложиться в три дня: похороны моей старшей сестры и поминки не должны были занять больше времени. Пришлось задержаться: все мои многочисленные двоюродные и троюродные братья и сёстры стали всерьёз обижаться, каждому хотелось увидеться со мной, посидеть, выпить в семейном кругу и всё такое. И я побывал в гостях, у кого успел.

Перед отъездом отправился на рынок, чтобы купить детям сушёных бычков, дети у меня уже не маленькие, но этот деликатес любят. К рыбным рядам я двигался, минуя овощные, на прилавках – горы помидоров, огурцов, зелени, редиски. Как вдруг услышал женский голос, зовущий жалобно и печально:

– Витя! Витя!

Виктор – это моё имя, я понимал, что эта женщина зовёт не меня, но невольно остановился.

Молодая девушка торговала редиской, связанной в пучки; они были разложены рядами на бетонном прилавке, девушка брызгала на них из пульверизатора, чтобы товар выглядел свежее. Рядом, на табуретке сидела неопрятная, толстая женщина с растрёпанными седыми волосами, в нелепом сером платье с широким воротом, похожем на ночную сорочку.

– Витя! Витя! – женщина повторяла это имя с затаённой грустью, и мне казалось, что это адресуется мне.

 Девушка сказала:

– Пожалуйста, не обращайте внимания, это моя мать, она давно уже не в себе, всех мужчин называет Витями. Я беру её с собой на рынок, потому что дома нельзя одну оставить.

– Витя! Витя! – не унималась женщина, глядя на меня пустыми, как у всех сумасшедших, глазами.

 

Я почувствовал сильное волнение, показалось, что я хорошо знаю эту женщину, вспомнилось всё, что с ней связано. Я был виноват перед ней. Бывают события, из-за которых хочется умереть, потому что другого выхода нет. Хотя, и это не выход.

Отслужив в армии, я вернулся домой, женился, родилась дочка, работать стал водителем в автопредприятии. Владимир Петрович, директор, доверил мне новый МАЗ с бочкой для питьевой воды. Жизнь, вроде бы наладилась, но она меня не вполне устраивала: крутить баранку до седых волос не хотелось, это был путь в тупик, а жить, чтобы оказаться в тупике, неправильно. И я стал студентом-заочником. Городок наш невелик, из высших учебных заведений только филиал педагогического института, так что выбора не было. Жене моё решение не понравилось: зачем это нужно, ты что, в школе работать собрался, какой из тебя учитель? Это она зря. Жена должна понимать мужа. Я не хотел быть похожим на тех, кто работает вместе со мной в гараже, я должен был отличаться от них.

Объяснить это супруге не удалось, она не слушала, была уверена, что я «выпендриваюсь», хочу выглядеть умнее, чем есть на самом деле.

В гараже коллектив подобрался неплохой, но из-за особенностей характера, я ни с кем не дружил, только с Сергеем Савенко. Его жена, Наташа, работала в диспетчерской, выписывала водителям путёвки. Она мне очень нравилась. Нехорошо дружить с человеком и при этом глядеть на его жену грешными глазами, но я ничего не мог с собой поделать. У Наташи было не только красивое лицо, но и особенные, притягательные формы. Одевалась она умело: то, чему следовало быть на виду, было на виду, и сразу же привлекало внимание. Когда Наташа выписывала путёвку, она наклонялась над бланком, и я глядя на неё сверху вниз из-за перильного ограждения, видел под глубоким вырезом платья полные, налитые груди едва ли не целиком. Могла б, конечно, эта Наташа надевать на работу платья скромнее, чтоб не пялились чужие мужики, куда им пялиться, не следует. Но она знала, что делает.

Сергей грубо напоминал ей об этом, он вообще с ней не церемонился, кричал на неё при чужих людях, она отвечала соответственно. Не ладилось у них в семье, это было заметно.

Вот так и шло время: с Сергеем мы пили после работы пиво, да и не только пиво, а утром, в диспетчерской, у меня перехватывало дыхание, когда Наташа выписывала путёвку. От законной жены, могу признаться честно, у меня дыхание никогда не перехватывало.

Однажды я не выдержал и подал Наташе вместе с путёвкой вдвое сложенный листок: давай встретимся вечером и всё такое. Она внимательно прочитала, подняла на меня круглые, красивые глаза и покрутила пальцем у виска: ты сдурел, что ли? Что я мог ответить: да, сдурел, и ты это отлично видишь. Но, я думаю, ей была приятна эта записка, какой женщине не нравится внимание? Разве не для этого надевают платье с глубоким декольте?

Моё предложение было категорически отвергнуто, и время шло дальше: мало ли, кто в кого влюблён, не складывается любовь, значит, нужно её забыть. Я это понял и старался больше не смотреть на Наташу грешными глазами, когда получал или сдавал путёвку. История моей любви могла бы так и завершиться, если б не возник неожиданный поворот сюжета.

Филиал института, в котором я учился, был в нашем городе, а сам институт – в областном центре, некоторые экзамены приходилось сдавать там: не все преподаватели изъявляли желание ехать в «глубинку».

И вот я, сдав экзамен, иду по центральной улице города к железнодорожному вокзалу, чтобы вернуться домой. Как вдруг меня окликают: Наташа. У неё, оказывается, родители здесь живут, и она к ним приехала, навестить. Я обомлел: не ожидал её увидеть, вихрь мыслей и планов закружился в голове.

Мы обрадовались друг другу, сели за столик в летнем кафе. День был жаркий, мы заказали мороженого, завязался разговор – шутливый, дружеский, – всё выглядело так, словно мы заранее договорились встретиться. Когда вышли из кафе, показалось странным, вдруг взять и разойтись по своим делам: мне – на железнодорожный вокзал, Наташе – к родителям. И мы пошли на набережную, потом – в кинотеатр, где шёл наивный индийский фильм про любовь, над которой следовало смеяться, но нам почему-то над ней смеяться не хотелось. Там, в темноте, мы неожиданно поцеловались, и стало ясно, что мы сходим с ума. Потом – вновь гуляли по улицам, расставаться не приходило в голову. Время летело незаметно, стемнело, я забыл, что мне надо ехать домой и не хотел об этом вспоминать. Мы ещё несколько раз целовались – на скамейке в парке, потом – прямо на улице, не стесняясь людей.

 

Было совсем темно, когда мы вновь оказались в центре города. Я увидел вход в гостиницу, и рискованный план сложился мгновенно. Я попросил Наташу подождать и вошёл в гостиницу. Старуха с седыми буклями вопросительно взглянула на меня, не вставая с кресла: мест нет. Но в этот вечер было возможно всё: я сунул старухе деньги, намного больше стоимости номера, и на всякий случай, показал паспорт. Она сразу же всё поняла, но посмотрела вопросительно, и я дал ей ещё купюру. Старуха покачала головой, поражаясь моей щедрости: «Ну, пожалуйста, вы ведь ненадолго?», и протянула ключ от номера.

Мы с Наташей разделись сразу же, как только закрылась дверь, то, какая была Наташа без платья, было поразительно, мне и в платье-то на неё невозможно было спокойно глядеть. Мы очнулись часа через два от деликатного стука в дверь. Пора уходить, счастье закончилось. Наташа молча оделась и вышла, не дожидаясь меня, я догнал её на улице. Долго шли молча, я не знал, как прервать молчание. Наконец, сказал:

– Следующий экзамен у меня через неделю.

– Ну, и что? – ответила Наташа. – Больше ничего не будет.

 Мне было непонятно, почему может больше ничего не быть, я спросил:

– Почему?

– Хорошего понемножку.

– Почему?

– Что ты заладил, как попугай: почему, да почему. Потому. Я – замужняя женщина, сыну шесть лет, мы с Сергеем планируем дочку родить.

– А как же я?

– Да никак. Побаловались и будет.

 Она почувствовала, что так нельзя, это слишком жестоко, остановилась, обняла меня и поцеловала:

– Не обижайся, Витя. Езжай домой, к жене. У тебя есть жена, вот и езжай к ней.

– Нет у меня жены, – сказал я.

Наташа повернулась и ушла, а я побрёл на железнодорожный вокзал.

В наших взаимоотношениях с тех пор ничего не изменилось, будто и не было жаркого летнего дня, когда мы сошли с ума. Через два года Наташа родила дочку, и мои надежды растаяли окончательно. А потом случилось то, о чём вспоминать мучительно, словно меня привели на казнь, но казнить раздумали, сказали: живи, если сможешь, и отпустили.

Сергей Савченко работал на трубовозе, однажды вечером, возвращаясь из рейса, он пробил колесо, приехал в гараж, измочалив покрышку в хлам. Утром решил колесо заменить и попросил меня помочь прикатить его. Колесо находилось в углу гаража, в самом грязном и труднодоступном месте. Мы с Сергеем, по грязи и лужам, кое-как прикатили колесо к зданию электроцеха, возле которого начинался асфальт, и прислонили к кирпичной стене. Сергей пошёл искать трос, а я – подгонять свой МАЗ, чтобы притащить колесо к трубовозу Сергея.

Сергей зацепил тросом колесо, я сел в кабину МАЗа и стал медленно сдавать назад, к стене. Я видел в зеркало заднего вида, как Сергей машет мне рукой, показывая, что нужно подъехать ещё. До форкопа МАЗа, к которому нужно было прицепить петлю троса, было совсем близко. Сергей стоял возле стены, когда я остановил машину, выглянул из кабины, и крикнул, чтобы он был осторожным. Но Сергей торопился, он что-то раздражённо ответил, кажется, матом, недовольный моей медлительностью. Я не успел очистить ботинки от грязи, подошвы были скользкими. Я слышал, как Сергей кричит мне: «Давай-давай, смелей, не бойся!» Я сдавал назад рывками, слегка отпуская педаль сцепления. Мне вдруг подумалось о том, что Сергей за последнее время стал очень нервным, что ж, будешь нервным, когда у тебя такая красивая жена. Он несколько раз дрался на пляже, когда посторонние мужики, глядя на Наташу, щёлкали языками и многозначительно качали головами, женился бы вместо Наташи на какой-нибудь чувырле, и жил себе спокойно.

Я вновь взглянул в зеркало: Сергей прицепил трос к форкопу и стоял в стороне. Теперь мне нужно было выключить заднюю передачу, и включить первую, но когда я стал это делать, скользкая подошва соскочила с педали сцепления, машина рванулась назад, ударилась в кирпичную стену, и заглохла. Я услышал крик, но не придал ему значения, решив, что это реакция Сергея на мой неумелый манёвр, наверняка, я помял бочку, и теперь получу серьёзный нагоняй от Владимира Петровича, поскольку машина новая.

 

Я не знаю, зачем Сергей оказался между машиной и стеной в тот момент, когда моя подошва соскользнула с педали сцепления, может быть, в последний момент решил поправить трос. Как бы то ни было, я придавил его к стене, расплющил. Сергей лежал на земле, сдавленно хрипя. Он умирал. Я замер в оцепенении, ещё не сознавая себя убийцей: слишком неожиданно и быстро всё произошло. Появились люди, стали что-то кричать, кто-то побежал вызывать «Скорую Помощь». Я не понимал, что мне делать в этой ситуации: каяться, пытаться объяснить свою невиновность? Прибежала Наташа, забилась в истерике. У меня от волнения заложило уши, и я перестал слышать.

Приехала «Скорая Помощь», Сергея увезли, в больнице он умер.

Вспоминая период своей жизни, после того, как погиб Сергей, я удивлялся, что многое не могу восстановить в памяти, отчётливо помнилось лишь непрерывное отчаянье в душе. Вполне возможно, что со стороны я выглядел тогда нормальным – разговаривал, ездил в рейсы, получал путёвки от Наташи, вечером сдавал их ей.

Было следствие, молодой парень, старший лейтенант, изучив суть дела, проникся трагичностью ситуации. Он не видел моей вины в смерти Сергея, считал, что причиной происшедшего была «личная неосторожность потерпевшего». Нашлись свидетели происшедшего. Это должно было меня радовать, но меня это не радовало, легче не становилось, я не мог убедить себя в невиновности. Я был близок к сумасшествию, меня следовало изолировать, но среди людей скрыто так много сумасшедших, что я на их фоне не выделялся. Во мне таилось два человека: один – обычный водитель, который попал, не по своей вине в сложную жизненную ситуацию, и ждёт её благополучного разрешения; и другой, которому наплевать на благополучное разрешение судебного разбирательства. У этого человека перед глазами постоянно находился раздавленный им человек, который вдруг поднимался с земли, брезгливо отряхивал с куртки и брюк пыль, и спрашивал: «Ты это нарочно, да? Ну, признайся, нарочно? Я же знаю, что у тебя с Наташкой в городе было, она мне всё рассказала. Так ты вон что задумал, чтобы на ней жениться».

Я просыпался среди ночи, вскидывался, будто поражённый электрическим током, принимался разговаривать сам с собой, оправдываться.

Жена не знала, что со мной делать, я был безумен. Жаловаться она боялась. Жить со мной было не только страшно, но и опасно. Однажды я рассказал ей о том, что произошло в городе, признался, что давно люблю Наташу и теперь обязательно на ней женюсь.

Жена поняла, что я говорю правду, что это не бред сумасшедшего. Мы и раньше жили не слишком дружно, теперь совместная жизнь стала вовсе бессмысленной. Она уехала вместе с дочерью к родителям. Это было для меня облегчением, но главное испытание было впереди.

Я дождался, пока меня оправдали в суде, признав причиной гибели Сергея Савченко его личную неосторожность, и пошёл к Наташе. Отчего-то я был уверен, что она согласна с мнением суда, и ко мне претензий не имеет. Странно, что я мог так думать, но у сумасшедших своя логика. И ещё я думал: куда ей теперь деваться с двумя детьми, кому она нужна, а я люблю её, я буду о ней заботиться, и она это знает. Я предложу ей уехать куда-нибудь, скажем, на Север, начнём с нуля, с чистого лица, это будет совсем другая жизнь. Неужели она не согласится?

Я пришёл к ней и стал всё это объяснять, но быстро понял, что объяснения глупы и неуместны. Так не говорят женщине, которую хотят видеть своей женой, так объясняют выгоду партнёру, с которым хотят организовать совместную деятельность. Наташа сказала:

– Ты убил моего мужа, а теперь пришёл свататься? Ты понимаешь, как это выглядит?

– Это получилось случайно, я не виноват, было следствие, суд постановил, что это личная неосторожность Сергея.

– Мне наплевать на то, что постановил суд, я сама всё знаю. Ты решил на мне жениться, поэтому убил моего мужа. Что здесь непонятного?

Ей было всё понятно, я мог доказывать обратное сколько угодно. Но мне важно было знать одну деталь:

– Скажи, ты любила меня в тот день, когда мы были в гостинице?

– Не задавай глупых вопросов, ты всё отлично знаешь. Я скажу больше: если б ты не имел отношения к гибели Сергея, я бы с радостью вышла за тебя замуж. Но ты его убил и теперь это невозможно. Странно, что ты этого не понимаешь.

Я этого не понимал. И ещё не понимал, отчего мне досталась на редкость несчастная жизнь, в которой я не имею возможности жениться на женщине, которую люблю.

Я уехал на Крайний Север в посёлок, затерянный в тундре, стал работать водителем в геологоразведочной экспедиции, постепенно освоился, привык и даже женился. Не то, чтобы я совсем забыл прошлую жизнь, но виделась она мне как бы со стороны, словно старая кинокартина. На Севере собрались люди с причудливыми судьбами, я наслушался их историй, и происшедшее со мной уже не казалось из ряда вон выходящим, некоторым людям не везло гораздо больше моего, они с этим смирились, перетерпели, и жили теперь дальше – куда деваться, если ты жив?

У меня родилось двое детей, летом мы с женой ездили с ними на море, на курорт, так получилось, что в свой родной город долгое время попасть не удавалось, и я не жалел об этом. Но в этом городе жила моя старшая сестра и другие родственники, которые писали мне письма и хотели повидаться. Я оказался в нём через двадцать лет, приехав на похороны сестры.

 

– Витя! Витя! – звала женщина.

 Я пригляделся внимательней: нет, это не Наташа, совсем не похожа, ничего общего, я ошибся.

– Как зовут вашу маму? – на всякий случай спросил я девушку.

– Зачем вам? – удивилась она, но как зовут маму сказала, подтвердив мои сомнения.

 Тем не менее, с рынка я ушел удручённым, забыв купить сушёных бычков.

 

 

Художник: В. Шумилов (из открытых источников).

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование