Когда по заснеженным дворам разгуливает морозный зимний вечер, окна в домах украшены заиндевелыми узорами, а у камина смирно греются шкодливые котята, подходит время для сказки! Почему бы под кружку горячего, душистого глинтвейна не поведать огню в камине грустную историю о милой девушке, чьи доброта, красота и молодость чуть не обернулись для неё несчастьем? Пожалуй, расскажу, ведь языки пламени насколько горячи, настолько же и молчаливы – они умеют хранить тайны.
Все любили юную красавицу с её детских лет. Ласковое солнце радовалось, когда любящий отец подкидывал чадо к небесам, тёплый ветер путал русые волосы ребёнку во время прогулок, а жаворонки в небе заливались сладкоголосым пением, слыша её ангельский смех.
Девушке радовались и люди, и звери. Даже растения приветственно шелестели листвой, когда проходила она по тенистой аллее послушать, о чём плещутся волны в городском пруду. Красавица внимала каждому, особенно тому, кто нёс в душе тревогу или скрытую печаль.
Волны всегда кручинились о том, что никогда не станут небом, и по ним не поплывут облака, как плывут по ним их отражения. Девушка лишь улыбалась этому.
– Стоит ли печалиться? – опускала она в воду белые ножки. – Небо красиво, но далеко. Оно бескрайне, но в нём нет жизни. К тому же, с ним я не делюсь секретами.
И успокаивались волны, играя бликами, потому что становилось приятно: настолько обнадёживали ее слова.
Как-то вечером юная дева, подходя к пруду, остановилась на берегу. Вид заходящего солнца впечатлил её настолько, что захотелось сказать ему: «Спасибо за тепло сегодняшнего дня». Красавица свела перед собой ладони и думала поклониться светилу. Но прилетела огромная туча и закрыла собой солнце. Стало темно, как ночью.
– Прости меня, – виновато чихнула она громом, – но так велело Вселенское Зло.
– Разве зло может быть Вселенским? – удивилась девушка. По-моему и просто зла многовато будет. Но почему ты позволяешь собой повелевать?
– Потому что оно грозилось превратить меня в снежный ком, тогда я не смогу летать.
– А ты разделись на десятки облачков, – улыбнулась красавица. – Тогда зло не поймет, на какое из них слать заклятье, и превратится в мелкую пакость.
– Как ты мудро придумала, – вновь чихнула туча, разделившись на десятки маленьких облачков, из которых пошёл грибной дождь.
А когда он прошёл, вечернее небо стало безоблачным.
– Спасибо тебе, мудрое дитя, – улыбнулось заходящее светило. – Сколько буду сиять, всегда помогу. Ты только обращайся, а сейчас я уступлю место месяцу. Подходит его черёд дарить свет.
Когда опустилась ночь и прохлада сменила зной, красавица сидела на лугу и любовалась ночной фиалкой. Девушка любила это растение и его душистые цветы. Под их аромат прекрасно мечталось, особенно в пору летних ночей. Красавица нежно гладила соцветия, от чего пахло ещё сильней и на манящий дух слетались полночные бабочки.
– Как же мне замечательно с вами, милые мои, – радовалась она, словно ребёнок. – Вот бы было всегда так беспечно.
Но её слова прервал суровый ветер. Он подул порывисто, сильно, от чего все бабочки разлетелись.
– Что дурного сделали тебе эти прелестницы? – удивилась девушка. – От чего ты разогнал их?
– Ох, – вздохнул ветер. – Коварное Вселенское Зло обманом заманило меня в терновый куст и велело гнуть к земле всё живое. Я бы, конечно, не стал делать этого по доброй воле, но запутался в колючих ветках, а шипы нещадно впиваются в меня, что приходится дуть от злости и боли.
– Я помогу тебе, сильный ветер, – сжалилась девушка и освободила бедолагу.
– Ты была добра ко мне, – благодарно пробасил мощный друг. – И я всегда отблагодарю тебя. Непременно обращайся в трудную минуту! За добро платят добром!
Сказав это, он понёсся к дальним скалам задувать раны, что остались от шипов терновника. А девушка вернулась к цветам Метиолы, ведь именно так называют ещё ночную лилию.
Как-то, прогуливаясь по парку, красавице показалось будто её кто-то преследует. Но, сколько ни оборачивалась, никого не замечала. Разве что чью-то тень, что скрылась за стволом старого дуба.
– Хм, со мной шутит игривый гном из леса? – пожала она плечами. – Давно старый скромник не появлялся в наших местах. Дам-ка я ему конфетку, расспрошу, где пропадал.
Но вместо гнома за деревом оказался снеговик. По форме и цвету он ничем не отличался от обычного, только слеплен был из пластилина, а вместо носа-морковки кто-то вдавил ему перламутровую пуговицу.
– Какой вы забавный, – смутилась девушка, она ведь никогда не встречала снеговиков летом.
– И несуразный? – грустно договорил он.
– Напротив. Оригинальный, – улыбнулась красавица. – Я и не знала, что в миру бывают снеговики из пластилина.
– О, милое дитя, – безнадёжно махнул он рукой. – Как видишь, бывают. Ты ещё многого не знаешь. Вселенское Зло ходит за мной по пятам. Ему доставляют радость издевательства. Кем я только не был: и причудливым кроликом с оленьими рогами, и белым вороном со свиным рылом, а сейчас я снеговик с крокодильим хвостом.
Действительно, за пластилиновой поделкой тянулся хвост в крокодильей чешуе.
– Зачем оно глумится над тобой? – спросила прелестница, отделив ненужный снеговику хвост.
– Затем, что чужие страдания доставляют ему удовольствие, и оно разрастается.
– Разве можно над кем-то издеваться? – возмутилась девушка. – Что оно о себе возомнило? Это зло – по сути, обыкновенная мерзость.
Тут же грянул гром, непонятная тревога овладела красавицей.
– Не смей жалеть это чучело! – приказал кто-то страшным голосом.
Девушка, поборов страх, обернулась.
Перед ней плотной стеной, не имея определённого обличия, стояла тьма.
– Кто вы, – робко спросила прелестница.
– Ты недавно назвала меня недоразумением и пакостью, – ехидно напомнила тьма. – Я та, что собирает страхи и боль. Я – Вселенское Зло – пришло за тобой. Ты станешь моей невестой. Хочу, чтоб ты нагоняла ужасы на всех, кого любишь.
Но девушка оскорбилась непристойному предложению и возразила:
– Я не люблю тебя и не смогу чинить зла никому: ни знакомым, ни посторонним.
– Сможешь, глупая, – глухо засмеялась тьма. – Это проще простого. А любовь, кому она нужна? От тебя я требую боязни и повиновения, всего лишь.
– Невозможно любить насильно, – возразила красавица. – Я не стану!
– Станешшшь! – прошипело Вселенское Зло. – Посмотри, от чего отказываешься, – к ногам барышни пали горсти драгоценных камней.
– Во мне много ценностей. Они могут принадлежать тебе.
– Что это? – смутилась девушка.
– Непокорные души, – ответило Зло. – Они тоже были неподатливыми, но смотри, как я их огранило, каким светом заиграли они. Знаешь, каково это, повелевать душами?
– Я не стану твоим алмазом. Не буду светить для тебя! – отказалась прелестница. – Ты приносишь несчастье!
– Глупая девчонка, – возмутилось Зло. – Я превосходно укрощаю строптивых. Быть алмазом или сапфиром – это слишком мягкое наказание для тебя. Поищи счастья в новогоднем стеклянном шаре – я люблю живые игрушки. Кстати, пусть твой новый друг присматривает за тобой. Доносительство – чем не плата за доброту?
Так, под жуткий хохот свершилось колдовство – красавица стала крохотной, чуть больше пылинки на комоде. И заточила нечисть её в новогодний стеклянный шар – по сути тот же мир, только в миниатюре. Туда же поместила она и пластилинового снеговика.
– За тобой присмотрит твой жалкий друг, – наказало Зло. – У тебя будет время одуматься, глупый ребёнок! А мне некогда. По мне скучает Вселенная!
Стеклянный шар действительно оказался маленькой копией огромного мира. Правда, всё в нём было искусственным. Вместо пруда – обрезок серебряной фольги, лес – из картонных деревьев, птицы и звери, отлитые из воска, даже сама местность утопала в пластиковой крошке, что заменяла снег, потому и зима была не настоящей – тёплой и поддельной.
– Интересно, кто живёт в этом домике? – указала девушка на разукрашенный теремок недалеко от леса.
– Думаю, что никто, – пожал плечами вынужденный спутник. – Здесь всё бутафорское и нет ничьих следов на искусственном снегу: ни звериных, ни человечьих. Пройдём же и увидим.
– Здравствуй, светлое жильё, – поклонилась красавица маленькой горнице, когда вошли вовнутрь. – Стань нам уютным пристанищем.
Это было сказано настолько искренне, что случилось чудо: лесные орешки, которые находились в вазе на подоконнике, заиграли огнями, словно рубины, а восковой жаворонок ожил и вылетел из позолоченной клетки, лишь девушка открыла дверцу. Звонкой трелью отблагодарила птаха свою спасительницу, от чего в печи вспыхнул огонь, и стало тепло и уютно.
– Тебя добродушно встретил сказочный терем, – грустно вздохнул провожатый. – Умеешь ты радовать и располагать к себе. Это настоящее чудо – оживлять неживое.
– Почему же ты тогда печален, – удивилась красавица. – Скажи, что гнетёт тебя?
– Вспомни для чего я здесь, – грустно улыбнулся он. – Ты творишь добро, я обязан сообщать об этом. Но не хочу.
– Тебе достанется из-за меня, – согласилась девушка. – И Зло погубит всё, что стало живым, но давай мы обманем нечисть. Я вылеплю из тебя Пегаса, такого, как видела на картинках.
Снеговик улыбнулся. Ему пришлась по нраву задумка девушки.
– Действительно, – согласился он. – Зло обязывало доносить снеговика, а коню с крыльями оно ничего не поручало.
Но скажу тебе, огонь в камине, только ещё глотну глинтвейна, – красавица с таким усердием лепила Пегаса, что он получился добрым, и умеющим летать.
– Теперь тебя точно не узнает Вселенское Зло, – улыбнулась прелестница, окончив работу.
– Даже, если узнает, – возразил крылатый конь, – я тебя не дам в обиду, чего бы мне это не стоило.
Раз в два дня в стеклянном шаре шёл снег. Или это так казалось, будто он идёт, потому что словно вихрем поднимало пластиковую крошку, и, коснувшись свода шара, она оседала взвесью.
– Точно настоящий снег, – вздыхала прелестница и добавляла печально. – Как дома, на Рождество...
Всё-таки ностальгия порой одолевала её. И скатывались тогда из глаз красавицы слезинки и тут же превращались они в янтарные зёрна, из которых прорастали цветы Метиолы, стоило зёрнышку пасть на искусственный снег.
– Кто же запускает вихри, – часто гадали друзья. – Должен же быть кто-то, кто кружит пластиковую крупу?
– Есть в лесной чаще учёный, – объяснил однажды жаворонок. – Он и ведает всеми механизмами в шаре. Это очень мудрый человек, почти волшебник. Не помешало бы сходить к нему, он подскажет, как выбраться отсюда.
– Садитесь на меня, – предложил крылатый конь. – Я поднимусь к самому куполу шара, и мы быстро найдём учёного.
Друзья взобрались на коня и, расправив крылья, он полетел, оставив позади гостеприимный терем.
Виды искусственных сосен сменялись запорошенной степью, за которой вновь появился лес. Покружив над ним, Пегас опустился на опушку. Там-то и нашли друзья учёного. Заросший щетиной человек сидел за круглым столом, глядел в микроскоп и что-то увлечённо считал. Поглощённый этим занятием он вздрогнул от неожиданности, когда с ним поздоровались.
– Странно, – удивлённо проговорил учёный. – Мои механизмы не бродят по лесу, тем более не летают. Я не помню среди своих работ таких. Разве что жаворонок, но он обыкновенная восковая игрушка. Кто же оживил тебя, маленькая птичка?
– Мы не механизмы, – возразила девушка. – Вселенское Зло заточило нас в новогодний шар.
– А, – грустно улыбнулся учёный. – Вы тоже не покорились ему, узники под сводами шара?
– А как вы попали сюда? – спросила красавица? – Чем не угодили нечисти?
– Я, прелестное дитя, – признался эскулап, – отказал Злу в сущей безделице – не признал его равным солнцу и ветру, и наш спор окончился моим заточением. Теперь изобретаю механизмы – разгоняю скуку работой. Одно угнетает – даже самый совершенный механизм бездушен. Живое – тянется к живому. Нет у меня способности оживлять и не в одной формуле это не выведено, к сожалению.
– А у неё это выходит само собой, – кивнул на девушку Пегас. – Жаворонок тому пример.
– Так это ты, – взглянул вопросительно мужчина, – оживила птицу? Но так не бывает!
На что девушка пожала плечами в ответ.
– Я никогда не задумывалась об этом, – улыбнулась она. – Просто хочу этого сильно, и так получается.
– Я же могу создать множество механических устройств, а ты оживишь их! Нам никто не помешает – мы одни. Представить только: сколько сможем принести пользы...
– Вселенскому Злу? – перебил учёного Пегас. – Не забывайте, что мы его игрушки.
Пришлось опуститься с небес на землю эскулапу. Он совсем забыл о положении узника.
– Нда-а-а, – безнадёжно вздохнул он. – Вы правы. Мы не принадлежим себе. Придётся разбирать свои конструкции. К чему игрушки Вселенскому Злу?
– Не стоит! – возразила красавица. – Раз есть игрушки, значит, им найдётся применение. Они будут радовать многих. Может, лучше оживить ваши творения?
– Я был бы счастлив, – смутился учёный, – если бы получилось с этим механизмом.
Он хлопнул в ладоши, и недалеко от места, где сидел, откатился люк, а из тёмных подвальных недр, поскрипывая шестерёнками, вышла механическая кукла.
– Самое дорогое и любимое моё творение, – признался учёный. – Не дай бог, Зло узнает о нём!
– Но кто же это? – спросила девушка. – Чем ценна работа, на что способна?
– Она умеет слушать, – воодушевился эскулап. – Все мои идеи, мысли и страхи она принимает без осуждений. Это моя муза! Оживи мне её, юная красавица!
– Но у неё – у живой – появятся свои душа и характер. Вдруг вы не сойдётесь?
– У меня есть ключ к каждому своему механизму, – уверил учёный.
И девушка погладила куклу по синтетическим волосам, от чего вновь случилось чудо: сошёл искусственный блеск и краски с парафинового тела, пропал скрип шестерёнок – зарделись щёки, губки растянулись в улыбке, и кукла ожила.
– Как чудесно быть живой, – потянулось ожившее творение. – Но и у прежней у меня была душа. Каждый твой разговор со мной, великий гений, я помню наизусть. Ты был так трогателен со мной, что я полюбила тебя ещё будучи куклой. Спасибо, любимый, что создал меня, – обняла Муза учёного. – А тебе, красавица, спасибо, что оживила! – улыбнулась она девушке.
Только Пегас неодобрительно покачал головой.
– Слишком много живых игрушек для Вселенского Зла, – произнёс он. – Мы всё ещё заложники в новогоднем шаре!
– Да, – согласился учёный. – Пора убираться отсюда. Мне есть теперь ради кого жить и ради чего рисковать! Из-под этого колпака возможен выход! Нам пригодятся твои крылья, Пегас.
– Единственная уступка, на которое пошло Вселенское Зло, – продолжил учёный, – это раздвижной купол – он позволял изучать звёзды. Главное – выбраться за пределы шара, за ним мы обретём прежние размеры.
Эскулап нажал на маленькую гашетку под столом, и своды купола начали расходиться.
– Пора, друзья! – поторопил учёный. – Нужно спешить, пока не вернулось безжалостное Зло. У него повсюду доносители.
Но не тут-то было. Новогодний шар подняла неведомая сила и затрясла его.
– Кого вы хотели обмануть?! – гулким эхом раздался голос Зла. – Смешно, когда букашки мнят себя богами. Вам не удастся покинуть заточения, вечные рабы!
Тем не менее, друзья взобрались на Пегаса, и он стал подниматься к раскрытому куполу.
Зло жутко хохотало, забавляясь бессилием беглецов.
– Ха-ха-ха, – закладывало уши от смеха восставшим пленникам.
– Тщетны потуги ваши. Они напоминают агонию, – метала нечисть молнии. – Я превращу вас в пепел!
Но всё ближе и ближе, уклоняясь от огненных стрел, подлетал Пегас к выходу во своде, а когда оставалось совсем немного, красавица выпустила жаворонка.
– Заведи самую голосистую песню, – попросила птицу. – Пусть тебя услышат солнце и ветер! Только они нам смогут помочь!
Жаворонок сквозь отверстие в куполе вылетел из шара и поднялся так высоко, что стал невидим. Только тревожная песня его звонко лилась с высоты.
– Напрасно, – бесновалось Зло. – Вам это не поможет. Нет силы, которая остановит меня!
Оно, словно тяжёлым хлыстом, громыхнуло громом такой силы, что красавица слетела со спины Пегаса. А сверкнувшая затем молния подожгла искусственный лес.
– Вы погибните! Да сгорят твои куклы, глупый учёный!
Пламя подходило всё ближе и ближе к люку, за которым хранились работы эскулапа. Казалось, вот-вот и беспощадный огонь проникнет в хранилище.
– Не бывать этому, – что есть мочи закричала падающая красавица. – Возьми лучше меня и останови огонь, отпусти моих друзей с миром!
Но солнечный луч, словно острая бритва, полосонул непроглядный полог тьмы, и разошлась она скулящей гиеной. Сквозь зияющую прорезь пробрались дождевые облака, погасив грибным дождём пламя. Сильный ветер в самый последний момент принял в свои объятия девушку, не дав ей разбиться.
– Успел жаворонок, – улыбнулась прелестница и заплакала от счастья.
Каждая слезинка её становилась янтарным зёрнышком, которое, падая на землю, превращалась в куст Метиолы. Но Зло не оставляло своих попыток:
– Она согласилась стать моей, – яростно кричало оно, протягивая к красавице ошмётки полога. – Отдайте её!
Но солнце кромсало непроглядную темень, делая её меньше и меньше, пока Зло не превратилось в мелкую пакость.
– Тебя не должно быть много, – приговаривало светило. – Ровно столько, чтоб знали цену добру!
– Убирайся прочь, обыкновенная мерзость, – дунул ветер на то, чем стало Вселенское Зло, и разошлись его лоскутки по свету, выкрикивая проклятия тонкими голосами.
– Будут ещё пленники, этот бой не окончен, – смешно угрожали они.
Правда, этого никто не слышал. Радость от спасения овладела всеми, потому что сошло колдовство: герои приняли прежние размеры и вернулись домой, солнце всё также продолжает ласкать красавицу, сильный ветер, как в детстве, путает девушке волосы, Муза шепчет учёному новые идеи, а Пегас превратился в звёздного коня, и каждую ночь он светит с неба милой прелестнице звёздным сиянием. Лишь голосистый жаворонок изредка навещает девушку. Теперь он поёт песни солнцу и радует людей, а это, скажу тебе, огонь в камине, работа не из лёгких. «Как же новогодний шар», – спрашиваешь ты? Так вот он, на комоде. Мудрый учёный починил игрушки в нём, наладил механизмы и обновил пластиковую крошку. Теперь, когда хочется праздника, достаточно накрутить завод, и оживёт рождественская сказка: в нём повалит снег, восковые игрушки закружатся в танце, и волшебными огоньками заиграют лесные орешки, забытые красавицей в вазе на подоконнике. Лишь Вселенское Зло до сих пор сшивает утерянные лоскутки, да в лютую стужу заглядывает в окна. Всё ищет оно новую жертву. И бывает, что находит: в бытовой зависти, в недобром взгляде, в детском непослушании.
Но с ней легко справляются те, кто умеет любить, прощать, уступать и быть просто снисходительным. Они без особых усилий обезоруживают её одной лишь улыбкой. Да и бессмысленно ей, коварной, пыжиться, когда в игрушечном шаре кружится снег, веселит горячий глинтвейн и ждёт новых сказок огонь в камине...