За туманной взвесью серебристых облаков, за бездонной синью небес, а может быть, вовсе и не там, а где-то ещё, в месте, недоступном людскому восприятию, есть рай. Наверняка отличный от того, что описан в Библии, в Торе, в Коране. Отличающийся от видений шаманов и от представлений диких язычников. Но он точно есть. И есть Бог с помощниками своими – ангелами. И изгнанный из рая Сатана с подчинёнными ему бесами тоже существует.

Извечная борьба добра со злом тоже не чья-то фантазия. Противостояние началось ещё от сотворения мира и ведётся до сей поры, и идти будет, пока существуют люди. Ибо за человеческие души ведётся борьба сторонников Света и приверженцев Тьмы, ведь сам человек – высшее творение Бога на земле. Но человек создан свободным, ему дано право выбирать: под чьи знамёна встать, что нести в мир, в который пришёл лишь на время – свет и добро или мрак и зло.

Борются силы добра и зла по строго соблюдаемым правилам, от которых зависит равновесие хрупкого мироздания. И нет ни победителей в этой войне, ни побеждённых. Потому что в этом суть мироздания – в противостоянии, в противодействии. Только так сохраняется жизнь, её развитие: в действии. Ибо бездействие есть смерть.

Но суровое наказание ждёт любого, кто нарушит устоявшиеся законы. Ото всюду будут изгнаны они, и никто не примет оступившихся. И станут они вечными мытарями, усталыми путниками между адом и раем. И продлятся их мучения вечность – столько, сколько вкладывает в это понятие человеческий разум.

 

Райский день вечен. В мирных кущах Эдема всегда царят умиротворение и покой. Каждому созданию находится место и занятие. Во всём ощутима любовь, терпимость и послушание. Господь любит создания свои и велит любить друг друга. Иначе рушатся основы мира и разгораются войны, налетают болезни, и хаос сметает всё и вся. У безгрешных творений Создателя есть всего лишь одно право – любить друг друга, как самого Господа, и одна обязанность – слушаться Его, верша помощь Ему, не вникая в суть истин. И они – помощники Его, коих сотворил Господь – ангелы, помогающие управляться с теми, кто внизу, на земле – с людьми. Ибо печальный опыт показал неразумность человеческую в желаниях и слепоту в поступках.

Как незримые защитники человечьи проявляют себя яснокрылые на земле, и за каждым из них закреплён свой опекаемый.

– Оберегайте их от несчастий и напастей! Стерегите от нечисти. Освещайте путь им во мраке и держите за руку, когда подойдут к краю пропасти. Храните лучше их. Но... Тела смертных – их бренность – то не ваша забота. На всё есть необходимость и причины. На всякое событие: от рождения до смерти, есть лишь воля моя. В это вам вмешиваться не стоит. Благословляю ваш полёт! – наставлял Господь войско ангелов, посылая его на землю, к людям.

И засияли небеса радужным светом, так что даже слепые сощурились, потому что расправили крылья ангелы и устремились по небесному пути к нам, на грешную землю. Смолкли сладкоголосые птицы в лесах и садах, прекратили журчать ручейки и остановились реки, и величественный океан остановил мощные валы свои: стало тихо во всём мире. Всё живое притаилось, завороженно слушая шуршание крыл покровителей человеческих. И летели они к отмеченным Господом, к своим подопечным. У каждого сизокрылого было своё дитя, свой неразумный ведомый. И ещё не появившись на свет, он уже был окружён заботой ангела-хранителя своего. И каждой новой душе, отпускаемой Господом в путь, ангелы освещали волшебным сиянием дорогу, чтобы души весь отпущенный срок стремились к свету. И всё подвластно было ангелам, абсолютно всё, кроме сроков самой жизни.

Но и демонические сущности не дремали, а ждали момента, чтобы загасить волшебный факел, сбить новую душу с пути истинного и отправить скитаться во мраке зла, зависти, злословия… И горе было тому ангелу, что не уследил за ровным горением светоча, ведь душа становилась пропащей и обречённой мыкаться с сердцем злым и чёрствым, творя раздоры, сплетни, убийства… Ведь нет ничего печальнее для ангела, как погубленная душа…

Детским плачем приветствовали рождённые чада ангелов. То была весть всему миру, что ещё на одного человека стало больше, что ещё один ангел спустился с небес на землю и будет сопровождать опекаемого до тех пор, пока Господь не сочтёт достаточным путь одного из чад своих.

 

Громче всех, родившихся в тот день в одном из роддомов города, кричала только что появившаяся на свет девочка. И родители её радовались случившемуся чуду: появлению на свет нового человека.

С особенным трепетом наблюдал за радостью пары яснокрылый ангел. Он впервые явился на землю – молодой, только созданный Богом помощник. Великую любовь и привязанность вдохнул в него Создатель, дабы счастье и неустанную опеку ощущал рождённый ребёнок на нелёгком жизненном пути, полным испытаний, лишений и разлук. Ангел умилялся маленькой крохе, тому, как она пронзительно кричит, попав в этот мир, как забавно машет ручками и как радуется младенцу сам отец, которому разрешили присутствовать при родах. Сродни счастью любовь ощутил Божественный, ведь ему доверено Господом жизнь и судьба беззащитного чада.

– Всё у тебя будет хорошо, ребёнок. Я тебя никогда не брошу и никому не отдам! – обещал яснокрылый, никому из живущих не слышимым голосом. – Ты будешь под пологом моей опеки.

И он следовал своему обещанию. С самого момента появления на свет, не покидал ангел своей подопечной, неустанно находясь при ней денно и нощно. Подставляя свои мягкие крылья, когда падал ребёнок, и нашептывая девочке сказочные сновидения. Наравне с родителями радовался он её первым, неуверенным шагам, первому слову, крепко поддерживал, когда счастливый отец подкидывал девочку вверх «к облакам». Ни одного мгновения не оставалась Лиза одна, он всегда незримо находился при ней, как и положено – за спиной, с правой стороны, в безмерной заботе наблюдая, как растёт ребёнок.

По мере того, как подрастала девочка, менялась и крепла любовь яснокрылого. Из обязательной: ангельской и должной – по прямому назначению своему, она перерастала в любовь всеобъемлющую, возможную только в юном возрасте между парнем и девушкой. И очень часто его стало посещать сожаление, что он бесплотен и невидим, что, участвуя в судьбе опекаемой, сам никак не может стать её судьбой, её любимым спутником, с кем суждено делить и горе и радости. А мысль о скором течении человеческой жизни, ввергала его в уныние и, непозволительные посланникам Господа, рассуждения о несправедливости Божьего промысла.

 

«Отчего так неверно распорядился ты, Отче, с моей опекаемой? И почему ровная, допустимая нам, ангелам любовь к ней, превращается во мне в необузданную страсть? – рождались в его сознании крамольные мысли. – Что же буду делать я, когда не станет её, когда померкнет свет в очах этого ребёнка, когда призовёшь к себе? Не станет ли это мукой для меня, не станет ли испытанием, адом? Нет счастья без неё, а если и возможно оно, то только с ней. Или же отними и у меня вечность и даруй мне плоть, чтобы стал я смертным, ибо бушуют во мне совершенно плотские страсти и желания, и они честны и неукротимы, так же как честен я перед Тобой в бездонной любви».

Но не получал ответов яснокрылый на скрытые ото всех вопросы и изнывал в чувствах к Лизоньке, как если бы он был мужчина, а она женщина. И продолжал исправно нести бремя покровителя девушки, воспринимая и её родных, как свою семью, испытывая и к ним любовь и уважение, положенные только смертным. Что поделать, таким уж создал его Господь – в любви к людям, абсолютно неправедным в Божьих канонах.

И видя это, сокрушались разительным переменам, не сокрытым от глаз эфирных, трое других ангелов, что опекали бабушку, маму и отца Лизы. И вещали они о неладном Господу с должными покорностью и трепетом, ибо был их собрат опалён недопустимыми страстями, не положенными слугам Божьим – не такую любовь допускал Всевышний для ангелов к подопечным своим. И велел тогда Господь:

– Он так же волен, как и всё, что создал Я по образу и подобию Своему и из страстей своих должен выйти сам. Пусть в муках закалится воля его. К великим испытаниям подходит этот юноша – так взрослеют. Он свободен в праве выбора. Вам же Я наказываю: не встревать, когда за родителями его подопечной явится чёрный голубь и унесёт их души в безвременье, дожидаться дальнейшей участи! Туда, откуда их выпущу либо Я, либо Сатана. Больше никто не вправе касаться их!

И вернулись эти трое ангелов на землю, как и повелел Всевышний, и стали они безропотно ждать положенного для своих опекаемых часа, ибо так повелел Господь. И час настал. Настал, как и всё неподдающееся пониманию человеческому. Тогда, как на всё есть воля и задумка Создателя: где, когда и сколько – народится или сгинет. Так было, есть и будет, вопреки человеческим надеждам и желаниям, в любой час дня и ночи, в любое время года – всегда...

 

В тёплый весенний день вышли родители Лизоньки в город. Ещё молодые, радовались они жизни, и казалось им обоим, что всё и всегда в их семье будет хорошо. А пуще всего их тешило сознание того, что выросла любимая дочь – добрая и нежная девушка стала красавицей и в скором будущем наверняка обрадует вестью о свадьбе, а затем и о внуках. Они шли по пешеходному переходу, щурясь от ярких солнечных лучей, держась за руки, потому что не утратили любви друг к другу. Полоски пешеходной зебры мелькали под ногами. Какая-то пара метров отделяла переходящих от бордюра. Но внезапно, на левую полосу, в нарушение дорожных правил, свернув с примыкающей дороги, въехал чёрный внедорожник. Сидящий за рулём водитель, о чем-то говорил по телефону. Было очень поздно, когда он заметил пешеходов, которых не спасло резкое торможение. Так, трагически оборвалась жизнь Лизиных родителей.

И два ангела безмолвно стояли над их телами. Молча глядели они, как души этих несчастных с укором глядят на них. «За что?»– читался немой укор во взгляде отошедших душ, – «Почему не уберегли вы нас? Как же теперь наша девочка? С кем останется она? Ну как же вы так?» И плакали ангелы ясной хрустальной росой, и не могли объяснить, что не в их власти жизнь и смерть человеческая – тем ведает только Всевышний – в этом Его великая воля и тайна. И, если так случилось, значит это для чего-то нужно – никто не в праве нарушать положенного Создателем.

 

Ласково светило майское солнце, тёплый ветерок гладил листву кустарника, пушистый грузный шмель сорвался с яркого цветочка, что рос на обочине. Возрождённая после долгой зимней спячки природа, как юная девушка, дышала полной грудью и радовала глаз человеческий – во всём чувствовалось обновление, и оттого создавалось ощущение блаженства. Только двум несчастным душам было горько и страшно. Горько от того, что дочь остаётся сиротой и их тела лежат безжизненно, стали мертвы, а страшно от неопределённости – куда им теперь?

Чёрным голубем спустился к месту трагедии сборщик душ. Обычная с виду птица глядела на несчастных бесстрастной смолью глаз, в которых не было ни любви, ни сострадания. Всегда безучастная ко всему, она собирала души почивших без эмоций, словно точный механизм, что никогда не выходит из строя. Голубь подлетел к скорбящим над своими телами эфирам и, ухватив их за шиворот, увлёк за собой в небесную высь, оставив безжизненные оболочки лежать в крови на асфальте. И расправили крылья ангелы и взвились невидимые они в высь, выше перистых облаков, туда, откуда Господь вершит надзор над миром, откуда Он ведёт тайный, неподвластный человеческому разуму промысел.

 

Унялся лёгкий ветерок. Мелкой дробью застучал по подоконнику майский дождь. Словно летний душ умыл он листья деревьев, освежил зелёную травку на газонах, отмыл асфальт от пыли. Яснокрылый невидимый защитник стоял за спиной подопечной и любовался из-за её плеча, на то, как смешно пузырятся лужи.

– Словно негодуют, – улыбнулась девушка, когда дождь полил сильнее. – О, как ершатся, смеялась она. – Кто же нарушил ваш покой? Аж лопаетесь от возмущения.

Ангел до щемящей боли любил её. С самого рождения вёл это забавное дитя. Нежным и сладким находил он светлую улыбку её и радовался всем ангельским сердцем радостям девушки, также пуще плакучей ивы кручинился от её неудач и печалей. В беспечной болтовне подопечной он находил милое утешение от томящих мыслей: 

«А, ведь, она не вечна, и век человеческий не долог, – неслышно вздыхал он про себя и, уже который раз, допускал крамольную, недопустимую ангелам мысль. – Никому не позволю её обидеть. Сделаю всё, чтоб этот ребёнок не ведал горя!»

– Право, какие вы смешные, пустые пузыри, – продолжала она потешаться. – Что может быть страшнее вашей кичливости?

В дверь позвонили. Лиза на минутку отвлекла взор от бестолкового развлечения.

– Бабуля, открой, пожалуйста, – крикнула она бабушке. – У меня тут лужи пузырятся.

И муторно стало ангелу. И укрыл он крылами подопечную свою, будто оберегая от тяжёлого испытания. Серого вестника увидал он сквозь закрытые двери – безликую сущность, всегда ехидную, всегда являющуюся без приглашения и в не подходящий срок, когда радость переполняет сердце и человек принимается мечтать, строить планы и беспечно веселиться всякой ерунде.

– Даже не думай входить, – пригрозил яснокрылый безликой сущности. – Только не сюда! Только не к ней!

Зло занесла руку сущность через дверь на ангела – никто, кроме Бога и Демона не смел ей указывать. А тут какой-то недавно оперившийся яснокрылый вмешивается в течение не им установленных основ. И стало понятно ангелу: случилась беда – не уберегли двое напарников его своих подопечных. Дурную весть принесла безликая сущность.

Ещё громче забарабанил по подоконнику дождь. Вновь поднялся на улице ветер. Истошный крик раздался у входных дверей. То пожилая женщина узнала, что в аварии погибли её сын и невестка. Не стало родителей девушки. К пожилой женщине подбежала внучка. Девушка не сразу поняла причины – от чего бабуля сползает по двери, держась за сердце. В дверном проёме с суровым выражением лица стоял мужчина в форме. Девушка, переводя взгляд с полицейского на бабушку, растеряно смотрела на происходящее.

– Бабуля, что случилось? – чувствуя беду, спросила она.

– Вам знакомы?...

– Да, это мои родители.

– Они погибли, – коротко и сухо объявил представитель органов.

Но уже не слышала она скупых слов соболезнования… До её сознания дошло, что случилось непоправимое, что те, кого она так любила, в чьей любви и заботе растворялась с самого детства, – их нет.

– Погибли, – произнесла Лизонька. Страшное слово, оно никак не воспринималось сердцем. Сознание глухо било тараном, отпечатывая каждый удар: «Беда-Беда-Беда!»– но сердце не впускало саму страшную весть, оно противилось ей. В самой глубине души родители были живы – к принятию трагедии нужно было привыкнуть, постепенно впуская суровую реальность. Всё же страшные слова вылились горькими слезами.

– Как же так, бабуля? – обняла она бабушку. – Это неправда. Этого не может быть. Они же ещё с утра улыбались нам. Они обещали...

 

И не смогла она договорить, что именно обещали родители. Истерика овладела ей. Теперь уже на полу, у дверей, причитали две женщины – пожилая и молодая – бабушка и внучка. Обе они ощутили на себе тяжёлый удар судьбы. И роднее их в эту минуту не было никого на свете.

– Господи, за что? – горько шептала бабушка.

И расправил крылья ангел, и сжалось сердце его от боли. Никогда ещё не горевала его опекаемая так сильно. И обнял он её своими невидимыми крылами, и вытирал ими слёзы девушки, но жгли они ему перья жгучей болью. И не мог он справиться с потоком слёз её, настолько было бездонным её горе.

– За что? – стучал вопрос пожилой женщины в его сознании непозволительной крамолой.

«Почему так, Отче? – задавал он сам этот вопрос. – За что этим милым женщинам такое наказание? Посмотри, как в горе убивается несчастный ребёнок. Разве справедливо это, отнимать у дитя родителей? Где же справедливость, Господи? В чём Твой замысел? Не в любви ли? И почему я бессилен помочь ей?!»

Когда на землю спустилась ночь и уставшие от тяжёлого потрясения бабушка с внучкой уснули, ангел склонился над спящей и всю ночь не отходил от девушки. Всю ночь, не переставая, нежно гладил он её мягким пухом белых крыльев. А когда стал зарождаться рассвет и на траве начали зреть росинки, в короткий промежуток безвременья: пока не пробил час светлых сил и уже ушли тёмные бесовские орды, из полумрака вышел мытарь – один из многих, что открывает ворота в неизвестность. Он подошёл к яснокрылому и с печалью посмотрел на девушку.

– Это её родителям я открыл сегодня двери? – кивнул мытарь на девушку. – Несчастное дитя.

– Да, – ответил ангел. – Она сегодня получила печальную весть. Куда их?

Мытарь молчал, любуясь красотой спящей. Девушка всё так же мило улыбалась. Сон её был всё ещё беззаботен. Лицо в наступающих сумерках казалось милее, чем обычно.

– Красивая, – вздохнул мытарь. – Жаль мне её. Мне всегда было их жаль. Никогда не понимал я замыслов Его. Потому и ослушался. Вот, сейчас стою привратником, а раньше подводил их к последней черте. Они платили мне подати грехами. Теми что не учитываются ни Господом ни нечистью. Грехами, что совершались ради любимых, ради детей и ради родителей.

Её родители оставили мне самый главный свой грех – они очень любили дочь свою. Им перед уходом было страшно за неё. «Достаточно ли стоек и силён ангел её?»– Спрашивал отец. Боялся, что отступишься от ребёнка, как от них с женой отступились их ангелы, исполняя наказ Божий. Теперь этот грех жжёт меня. Я пришёл передать его тебе. Если ты ещё в силах нести любовь к ней, – кивнул мытарь на девушку.

– Я боюсь, – признался ангел, – что моя любовь давно переросла допустимую правилами. Я чувствую её не просто божественной, положенной, а обрастаю человеческими чувствами к ней. Хоть это и неправильно, потому что не позволено Всевышним.

– Эх, – тяжело вздохнул мытарь, – знать бы, почему она непозволительна. Ты не видел глаз, уходящих в неизвестность. Больше всего эти грешники сожалели о том, что их разлучают с любимыми, что отнимают у них любовь к близким. Потому и я уже не ангел. Вот, в наказание, стал мытарем – собираю грехи с уходящих. Но, повторись всё заново, поступил так же, как велело мне сердце – по справедливости.

– Э-э-э, так ты тоже очеловечился, – грустно вздохнул ангел. – Значит и ты чувствовал то же, что сейчас ощущаю я. Это неправильно – оставлять опекаемых в мучении. Им же больно... Это против нашей природы. Ради чего тогда вся задумка? В чём смысл этого опыта?

– Я согласен нести этот грех! – согласился яснокрылый. Я не отрекусь от неё – сделаю её счастливой. Я готов пожертвовать собой ради неё.

– Ещё раз подумай, – предостерёг мытарь, – ты рискуешь лишится покровительства Создателя. От тебя отвернутся на небе и не примут в аду. И когда нужна будет помощь, просить её придётся у Демона, а предоставит он её, только чтоб насолить Всевышнему. Таковы незыблемые правила. И условия ставить будет тоже нечисть. Ты превратишься в мытаря, вам положена будет всего лишь одна встреча – в конце её пути, когда я открою двери в неизвестность. Только тогда ты сможешь заглянуть ей в глаза.

– А кто же будет вести её по жизни? – спросил яснокрылый. – Кто станет защищать несчастного ребёнка, если я лишусь своих сил и прав? На кого я её оставлю?

Рассеивались сумерки, свет медленно, но верно наполнял комнату. Голос мытаря становился тише, движения – почти незаметными в тонах рассвета.

– Первое время ты останешься её покровителем, но уже не в обличии ангела. Ты обретёшь плоть, сохранятся некоторые способности. Так продолжится до тех пор, пока не почувствуешь особенную к ней любовь и желание помочь в том, что не зависит от тебя. Когда обратишься за помощью к князю тьмы, лишишься полной опеки, вас разлучат. Но не бойся, к ней будет приставлен другой, более сильный и опытный ангел. Он-то и доведёт положенное Господом до конца.

– Я согласен, – ещё раз уверенно повторил ангел. – Клянусь сделать всё, чтобы она была счастлива!

 

Рассвет полностью растворил мрак. Солнечный луч коснулся стены комнаты и медленно пополз по ней. Растворился в свете наступившего утра мытарь. Он стал легче на один гнетущий его грех, который положено нести теперь будет ангелу. 

Но разверзлись небеса, и остановилось время для людей. Яркий луч света коснулся яснокрылого. Так стоял он, словно нагой и беспомощный, готовый ко встрече со Всевышним, ибо знал ангел, что ни одну тайную мысль невозможно скрыть от Господа. И за каждый греховный помысел, недопустимый божьим созданиям, придётся ответить.

Предстоял разговор с Создателем – тяжёлый и ответственный и от этого было никуда не деться – яснокрылый понимал это очень ясно и был готов ко всему, даже к самому ужасному, к тому, что будет изгнан из рая на целую вечность. И склонил он виновато голову в ожидании порицаний, но со стойкой уверенностью, что правильны поступки его и верны действия. По-другому он не мог, он создан таким: со всеобъемлющей любовью, и не вина ангела, что полюбил подопечную вопреки всем правилам и наставлениям. Уж, что тут поделаешь? Но вина состояла в том, что ради смертной готов был отречься от основ Отца своего, в том, что усомнился в Его справедливости...

– Ты наделал много глупостей, отрок, и мне жаль тебя! – раздался сверху голос Господа. – С этой минуты Я ограничиваю некоторые твои полномочия и запрещаю выступать от Моего имени. Ты ослеп от непозволительной страсти и скоро станешь словно слепой котёнок. Весь мир для тебя станет крутиться вокруг неё.

– Вся вселенная вертится вокруг неё, – ответил ангел.

– Разве вся? – возразил Господь. – Всего лишь пара планет. Просто сильно притяжение её. И вряд ли тебе с этим справится. Ты слаб против любви. И любовь эта плотская, такая, какой ей и положено быть у людей. Не предавай её. У каждого свой крест. У тебя он такой, тоже тяжёлый. Пройди все испытания. Обойди сатанинские искушения. Уж, коль не ослабеют чувства твои в горниле зла и преступлений, то закалится любовь твоя. Ты создан вольным – тебе выбирать. Но будет трудно. Сатане невозможно противостоять, он всегда обманет. По моему велению с этого мгновения ты обретёшь плоть, станешь видим и вернёшься на землю. Войди в тело смертного, испытай на себе полностью те же чувства, что испытывают они. За тобой останется данный мной дар, ты сохранишь способность помогать, но до тех пор, пока дело не коснётся моего Провидения. И когда ты окажешься неспособен помочь ей и придётся обратиться к верховному дьяволу – сатане, тогда не ропщи, проверь силу любви – стоит ли она того, чтоб отрекаться от вечности?

– А что же будет с ней? – тревожно спросил яснокрылый. – Кто будет её опекать, если этого лишусь я?

– Всякому ангелу найдётся замена, – ответил Господь. – Но, в твоём случае это предстоит делать тебе самому. Попробуй, даже падшим, вести и хранить её душу. Останься навсегда её ангелом-хранителем. В любом обличии, днём и ночью, выступая на стороне света или тьмы, ты обречён нести свою любовь к ней! И это тоже твой крест, и это тоже тяжело.

– Тяжело, Отче, – согласно повторил ангел. – Но…

– Тяжело бывает потешному миму веселить народ, когда в печали душа и мысли вяжет тревога, – перебил Господь. – Даже, если на нём маска грусти. Но он должен делать это ради людей. И им плевать на то, что нет желания и неможется, они пришли смеяться. Потому и поступь должна быть плавной, а история смешить. Он мим – и это его судьба. Даже обречённые живут и улыбаются. Ты создан её ангелом – им и останешься...

И сошлись небеса, и засияло солнце. И начал ангел своё иное существование, получив плоть и облик молодого юноши.

 

Он появился ниоткуда. Незаметно для самой Елизаветы. Добродушный, заботливый и безотказный, всегда готовый помочь, словно ближайший родственник. Будто всегда, с самого рождения, находился при ней. Случайный прохожий, он оказался в нужном месте в нужное время. Лиза шла по зимнему городу, о чём-то болтая по телефону. Приятно скрипел снег под ногами. Белые кристаллики отражали солнечный свет, по подоконникам бойко прыгали воробьи, вырывая друг у друга кусочек ржаного хлеба. Проходя по узкой, очищенной до мощёной тротуарной плитки, дорожке, девушка опасливо поглядывала на свисающие с крыши пятиэтажки огромные остроконечные сосульки. Как всегда коммунальщики не успевали за превратностями зимы, и опасные ледяные убийцы дамокловыми мечами напоминали об осторожности прохожим. «Не зевай! Мы бездушны и безжалостны!»

– Когда же станет безопасно ходить по городу! – возмутилась про себя Лизонька, как откуда-то сверху раздался треск, и кичливая воробьиная ватага сорвалась с подоконника, в испуге забыв о хлебном кусочке. Неприятное чувство неизбежной трагедии ощутила в себе девушка. Испуганно заколотилось готовое вырваться из груди сердце. Лизавета сощурилась от страха и, обернувшись, подняла голову. С самой крыши, набирая скорость, прямо на голову ей летел тяжёлый кусок льда.

– Мамочка, – испуганно скукожилась девушка, но трагедии не произошло. Вопреки ожиданиям ничего не случилось. Она сначала один, потом другой открыла свои прищуренные глазки. Перед ней стоял высокий, молодой парень в вязаной шапочке. Он мило улыбался ей, с укором качая головой.

– Надо быть внимательнее, милая девушка. С жизнью не шутят! – парень держал в руке длинную остроконечную сосульку. Ту, которой испугалась Лиза.

– А как? – удивлённо хватала она ртом воздух. – Это невозможно. Это чудо какое-то.

– У вас, видимо, сильный и внимательный ангел-хранитель, – откинул он в сторону ледяную глыбу.

 

Второй раз он явился во сне. Она шла по зелёному лугу и срывала ромашки. С цветка на цветок перелетали трудолюбивые пчёлки, порхали радужного окраса бабочки, в ясном небе, высоко в зените, лил песню неугомонный жаворонок. Ступая по сочной траве, вдыхая гонимый ветерком по лугу аромат цветов, Елизавета чувствовала себя беззаботно. С присущей молодым беспечностью она гадала на лепестках.

– Любит, не любит, – отсчитывала, отрывая лепестки.

– Наша девочка гадает на любовь, – раздался мамин голос.

Странно стало девушке, никто из родителей ей давно не снился. Лизонька обернулась. За спиной стояли и улыбались, как живые, словно не было трагедии, мама и папа.

– Он тебя любит, – подмигнул отец. – Уж, нам-то поверь, мы знакомы с ним и знаем это наверняка.

Лиза на радостях обняла их. Ведь, так по ним скучала, даже во сне.

– Совсем взрослая стала, наша дочка, – погладил по голове папа. – Твоё счастье всегда с тобой. Просто надо научиться видеть его.

– А как? – смущённо спросила она.

– Сердце подскажет, – шепнула на ухо мама. – Главное, не торопись. Оно обязательно придёт – оно рядом. Главное, не отказываться от подарков судьбы. И в эту же минуту к ним, стоящим посреди зелёного луга, подошёл молодой парень. Крепкий, стройный, высокий, ласково улыбаясь. Он показался знакомым девушке, появилось ощущение, будто где-то уже встречались или что знают друг друга с самого детства.

– Позвольте подарить вашей дочери этот венок из ромашек? – обратился он к родителям девушки. Счастливые, они довольно кивнули незнакомцу, позволив ненавязчивое внимание к дочери. Он протянул свой символический подарок, и только Лиза хотела было принять его, как тут же сновидение растаяло, а в памяти осталась добрая улыбка молодого человека.

«Это он, – выудила она из памяти таинственный образ парня. – Это точно он, – вспомнила она. – Тот молодой человек, что спас меня от сосульки. Хм... Как это у него ловко вышло тогда, словно он волшебник какой. Только куда он так внезапно пропал? Как появился из ниоткуда, так и пропал в никуда. Теперь и во сне исчез».

– Если есть кто на небе, – подняла голову девушка к потолку. – Услышьте меня... Дайте возможность хоть спасибо сказать ему. Некрасиво тревожить девушку во сне и исчезать посреди белого дня. Я ж должна отблагодарить, – засмеялась она хрустальным голосочком.

 

К концу того же дня Лиза бродила по узким дорожкам городского парка. Она и сама не понимала, почему вздумала прогуляться именно там. Видимо, надоела городская суета, и красавица решила принять умиротворяющий покой – прочь от суеты и смога магистралей.

День был солнечным, лёгкий морозец пощипывал ноздри. Девушка гуляла по пустынным дорожкам, пока ноги сами не привели к месту, на котором художники торговали картинами. Лизоньке нравилось рассматривать неприхотливое творчество неизвестных городских мастеров. Была в их работах какая-то щемящая грусть, что-то живое – «Настоящее», как говорила Елизавета.

Девушка подолгу смотрела на понравившееся полотно, словно осязая явь написанного, радуясь рисованным василькам и провожая закат на холсте. Многие из художников знали девушку в лицо и потому по-доброму улыбались ей, когда она подходила, несмотря на то, что ничего не покупала. Особенно приглянулся ей один портрет. На нём яснокрылый ангел выходил из преисподней. За ним оставалась глубокая зловещая пещера, свора демонов гналась за беглецом, а один более изворотливый упырь вонзил свои острые когти в белое крыло. Ангел нёс девушку на своих руках, ступая по острым шипам колючих веток. Девушка с картины, поразительно походившая на Лизу, испуганно глядела на разбросанные по дороге колючки, над этой парой вился сам Сатана, протягивая руки к красавице, желая отнять её, а яснокрылый улыбался этому, укрывая свободным крылом от нечисти подопечную, словно говоря: «Не бойся, ребёнок, ты в надёжных руках!» Картина называлась «Побег из ада».

– Что, милая барышня, – обратился к ней седовласый художник в поношенной дублёнке, самый старый из всех

Он с первого же раза заприметил Елизавету, как только она подошла. Старик-то и обратил внимание юницы на поразительное сходство с девушкой с картины. Мастер лукаво улыбнулся и завёл разговор.

– Барышня, – незатейливо начал он. А почему вы сами? Где же ваш спаситель?

Лизонька оглянулась по сторонам, чтоб убедится – точно ли к ней обращается незнакомый художник.

– Это вы мне? – удивилась она, убедившись, что рядом никого нет и что пожилой мужчина обращается именно к ней. – Вы, видимо, обознались.

– Нет, милая барышня, не обознался – у меня профессиональный, намётанный на лица глаз. Разве вы сами не обнаружили сходства с беглянкой с картины? Остаётся только узнать: где же ваш ангел-хранитель…

– Как и положено, на правом плече, – отшутилась Лиза.

– Вы не представляете, как вы близки к истине. Они обычно следуют позади нас, – улыбнулся художник.

Девушка неуверенно обернулась. Никого за ней не было. Только скукоженный от мороза прохожий прошёл по дорожке, даже не остановившись у картины.

– Хм? – разочаровано пожала она плечами.

– Они незримы, – развёл руками мастер, – нужна веская причина, чтоб эти создания обрели привычную людям плоть. Обычно они покрывают невидимым защитным покровом.

– Как это? – удивилась Елизавета. – Невидимым покровом. Если покров, то он уже видим.

– Это как любовь, милая девушка. Её не видно, она неосязаема, но ощутима. Скоро вы в этом убедитесь.

– Как скоро? – хохотнула девушка. – Когда куплю у вас картину?

– Ну зачем вы так? – обиделся художник. – Я же не навязываю вам своё полотно. Я просто говорю очевидные вещи. А верить или нет – это ваше право, так же как: покупать или нет.

– Простите, – извинилась Лиза, – я не хотела вас обидеть. А картина превосходная, были бы деньги, я б купила полотно. Точно-точно. Ради одного ангела купила бы. Его-то мне сейчас очень не хватает, зримого, настоящего... Да и существуют ли они?

– Существуют! – также мягко, но уверено ответил старик. – Ты только верь, красавица. Они существуют и для некоторых обретают плоть.

– Сколько стоит ваше полотно? – раздался приятный мужской голос за спиной девушки. До того знакомый, что Лиза обернулась. У правого плеча стоял и улыбался ей парень. Её старый знакомый, с которым так толком и не познакомилась. Тот самый, что спас от падающей сосульки и тот же, что недавно снился.

– Так сколько? – повторил он свой вопрос.

 

Мастер неловко опустил глаза в пол, по всему было видно, что мужчине неприятно называть сумму, что это расходится с его принципами – кто знает, что вынудило его выйти на эту площадку и заниматься сбытом своего творчества, ведь зима не лучшее время для продажи картин.

– Полторы тысячи, – произнёс он. – В другое время я бы и одного «тэньге» не взял бы с вас, но картины – это моя работа, с них я существую. А...

– А работа должна оплачиваться, и подарки должны дариться, – не дал договорить незнакомец старику.

– Это вам, от меня, – вновь улыбнулся парень Лизе. – Позвольте сделать приятное.

– Я же говорил: Ангелы существуют, – обрадовался художник. – Сдаётся, неспроста принял он человеческий облик. Остаётся порадоваться за вас, милая девушка. Не обижайте его.

– Я и не собиралась, – растерянно ответила она. – Но я не принимаю подарки от незнакомцев. Тем более такие дорогие подарки.

– Извините, не учёл, – виновато ответил парень. – Просто сейчас не сезон ромашек. Я бы обязательно с них начал наше знакомство, кажется, от полевой ромашки вы не отказались бы?

Лизонька внимательно посмотрела на юношу. Сомнения её начали рассеиваться – это действительно был тот же юноша, что снился ей, только теперь он стал явным, не призрачным и стоял перед ней. Какую-то особую уверенность, основательность и доверие к себе внушал незнакомец девушке. Всё ей казалось, что знакома с ним давно, чуть ли не с самого рождения, Но возможно ли это? А почему бы и нет?!

– Что же, вы и теперь исчезните? – двусмысленно спросила она. – Как и в истории с сосулькой и... во сне, – добавила еле слышно.

– Обещаю, – твёрдым тоном ответил незнакомец, – всегда зримо и незримо присутствовать при вас и хранить ваше счастье пуще реликвии.

Они оба – Лиза и парень говорили на языке, понятном только им двоим. Каждое их слово, что зеваки определяли как «любовный лепет», имело определённый смысл и глубокие корни, что вязали забавную пару крепкими узами, хранимыми незримыми неподвластными разуму силами.

Потому все, что собрались у потешной пары, непонятно разводили руками и улыбались.

– Что поделать, – объяснял старый мастер собравшимся. – Любовь – время молодых. Это её ангел-хранитель.

 

Светозар, как назвался парень, в тот вечер остался у Лизы дома. Юноша очень понравился бабушке своей обходительностью и манерами.

– Дай Бог, чтоб это оказался именно тот человек, которому внучка ответит сокровенное «Да», – молила про себя пожилая женщина. – Есть какая-то цельность в этом юноше, какая-то уверенность в нём – такие не предают и не отказываются. Они верны вечность.

Уложив старушку спать, Лиза просидела с парнем до утра на кухне. За уютным столиком под умиротворяющий свет ночника она поведала Светозару всю свою жизнь: от счастливого безоблачного детства до недавней трагедии, произошедшей с родителями. В своём повествовании девушка была эмоциональна: счастлива и весела, когда рассказывала о детстве, и печальна в моменты, что описывали гибель родных.

Юноша же слушал рассказ, истинно радуясь и сопереживая с хозяйкой. А когда у Лизоньки от воспоминаний потекли слёзы, он нежно обнял девушку и поцеловал в лоб.

– Я сделаю всё, чтоб ты больше никогда не плакала. Хочу, чтобы была счастливой, – пообещал он.

 

И действительно юноша делал всё, чтобы его любимая ни в чём не нуждалась, он окружал её заботой и вниманием, словно маленького ребёнка. Даже когда его не было рядом, Лиза ощущала его присутствие. Но всё же тяготила девушку боль утраты. При всеобъемлющей заботе и внимании любимого, наступали моменты, когда она становилась печальной, а вместе с ней кручина передавалась и Светозару. И не мог он ничего с этим поделать, разве что воскресить родителей Лизы.

Как-то сидя в кафе, в тёплый летний день, он вновь заметил тень грусти на Лизином лице. И отбросив сомнения, понимая истинную их причину, решился на разговор.

– Ну, а будь у тебя возможность, что бы ты изменила в этой жизни, что бы исправила, чего бы хотела больше всего? Чем бы пожертвовала, какую боль уняла, если бы представился шанс? – спросил яснокрылый.

Девушка грустно улыбнулась. Запорошенная временем в сердце печаль вновь обнажилась и стала острой резью. Нет, не лечит время раны, оно их всего лишь рубцует и, будто бы глумясь, отпускает, чтоб затем фантомной болью утраченной конечности напомнить о себе. И вспомнила возлюбленная его своих родителей. Два светлых лика явились в памяти. Они словно стали явными и осязаемыми, такие родные, милые и любимые – мама и папа – будто стояли и улыбались ей в дивном, ярком свечении. Слезинки навернулись в уголках зелёных глаз и потекли по нежным щекам. Это и было её самое сокровенное желание, со времён их гибели: чтоб были живы родители. И большего счастья она для себя не видела.

– Хотела бы, чтоб воскресли мама и папа, – чуть слышно прошептала она. – Ради этого я бы пошла на любую жертву. Даже на сделку с дьяволом...

Кому-то невидимому погрозил пальцем яснокрылый. Он-то видел, как над любимой сгустился воздух и чёрная сущность воспарила над ней.

– Не иди на сделку с нечистью, – оборвал он девушку на полуслове. – Дьявол никогда ничего просто так не делает. Это сомнительный способ вернуть родных. Сбереги свою душу – она свята и бесценна.

– А что же делать, если больше никто не в силах помочь? Когда даже ангелы молчат, словно отвернулись от меня?

– Не торопится, – уверенно ответил яснокрылый и печально улыбнулся. – Ангелы никогда не отворачиваются... Они всегда рядом и спасают своих подопечных, даже ценой собственной сути. Иногда они жертвуют своим началом.

Девушка пронзительно посмотрела на ангела. Ей не был понятен разговор, но суть его она уловила: её любимый, такой внимательный и милый к ней, словно не от мира сего, готов на всё, лишь бы она стала счастливой. Благодарность и любовь читались ангелом в зелёной гуще её глаз. Она улыбнулась и хотела поцеловать его. Но…

 

И остановилось время. Застыла гонимая ветерком тополиная пушинка, замер готовящийся спрыгнуть с бордюра малец, впала в оцепенение любимая ангела: остановился сам ход времени. Тёмная сущность опустилась на скамейку рядом с девушкой. Теперь только они двое: ангел и посланник Сатаны остались в течении бытия.

– Ты не решишь этого вопроса сам, – ухмыльнулась нечисть. Тебе нужна наша помощь. Меня послали за тобой. Это уже во власти моего господина. У тебя есть минус мгновение. Решайся и летим.

– Я давно решился, – вздохнул ангел. – Это моё предназначение – любить людей. Я готов. Летим!

И взвились ввысь две сущности. Словно белое облако и чёрная туча сплелись в небе, и поглотила их тьма.

 

Рвал адский ветер крылья яснокрылому и резал раскалённый воздух преисподней плоть его. Ангел шёл в сопровождении посланника князя тьмы по мрачному подземелью. Стойкий запах серы разъедал ноздри, отовсюду клубились зловонные пары – то разлагались трупы прокажённых. Топились кислотные бани, и орды грешников отмывали грехи, скопленные при жизни, и не могли отмыться от них. Язвительно глумились сатиры над блудниками и блудницами, погоняя их ядовитыми плетями похоти. Вместо светильников, нанизанные на колья, освещали темень головы интриганов и лгунов, чьи желчные языки горели чадящим пламенем, прелюбодеи за бесценок продавали видавшие мерзость глаза. Полумрак и стоны веселили собирающихся на шабаш ведьм. Ядовитые аспиды шипели при виде яснокрылого и уползали в страхе прочь.

Они прошли по мосту несбывшихся надежд, над бурными потоками Стикса, чьи воды разъедали людское коварство и зависть, и вселенская тьма тугой повязкой затянула глаза ангелу.

– Так надо, – прошипел на ухо сопровождающий бес. – Воля господина – никто не должен знать ни входа, ни выхода в преисподнюю!

Когда же прекратилось шествие этих двоих по запутанным лабиринтам ада, и сошла с глаз ангела вселенская тьма, пред ним предстал грозный повелитель царства, властитель всех империй, повелитель запретных помыслов и желаний, позволяющий запрещённое, противник Господний, восставший против Божьих правил князь тьмы. Царственно восседал он, облачённый в чёрную шёлковую мантию. Грозное лицо его выражало величие и надменность. При виде яснокрылого он засмеялся, от чего содрогнулись Карпаты мелкой дрожью землетрясения.

– Какой гость к нам пожаловал, – ехидно заметил он. – Только в гордыне своей забыл сложить крылья… Или ты ещё надеешься взлететь после визита ко мне? – Ха-ха-ха, – смеялся Сатана. – Знаешь ли ты, желторотый птенец, что отсюда нет выхода таким как ты, в прежнем обличии?

Покровитель тьмы метал молнии, злорадству его не было предела. Редко… Очень редко, почти никогда, не являются в ад ангелы. Его веселило то, что к нему явился яснокрылый. И пришёл он не от того, что так велел Господь, а за помощью, за тем что в силах себе позволить только тот, что отказался от правил. Тот, что ставил себя на одну ступень с Создателем – грешник.

– Что, мерзко кланяться мне? – ядовито усмехнулся демон. – Страшно отрекаться от незыблемого?

– Я всё решил, – твердо ответил яснокрылый. – Я не изменяю своему предназначению. Я пришёл спасать, а не служить тебе…

– Знаю, юродивый птенец, зачем ты здесь, – улыбнулся князь тьмы. – Это любовь. Правда, не к Нему… Ха-ха-ха… А к смертной. Но ты здесь, и ты просишь. И мне этого достаточно. И дальнейшее твоё безрадостно… Но стоит ли она того? Но готов ли будешь ты, глупый ребёнок, к тому, что она не будет принадлежать тебе – ведь ты же любишь её. Готов ли ты к осознанию того, что жизнь свою она проведёт с другим человеком – не с тобой – ты лишишься возможности быть с ней? Не горько ли будет тебе думать о том, что в постели она будет дарить себя другому? И лишь в беспамятстве снов она вспомнит о тебе... Готов ли ты к этой жертве – это мучительно больно!

– Да, готов, – ответил яснокрылый. – Я буду знать, что она не забыла меня и, хоть во сне, мы будем вместе.

– Но утро будет дарить ей тяжёлое похмелье, непонятное послевкусие, и она не будет понимать природы своей грусти и тревоги. Она будет несчастлива, глупец! И лишь к концу жизни поймёт причину. Лишь у финальной черты вы встретитесь. И тогда будете глядеть друг другу в глаза, но исправить ничего не сможете: ты останешься мытарем, а она скроется за гранью бытия.

– А хочешь, я сейчас покажу тебе твою зазнобу? – засмеялся Сатана и хлопнул в ладоши. Содрогнулась тогда земная твердь, закипели воды в морях и океанах, обагрились реки и сверкнула молния. Сотни бесов замерли в испуге – что возжелает их повелитель, чего затребует он? Ярким пламенем загорелись глаза князя тьмы.

– Извлечь из недр любимую его! – грозно приказал он. – Пусть полюбуется на красоту.

Полились истошные песни. Тысячи грешников пели гимны, сотни ведьм выстилали погребальными венками дорожку. Повеяло холодом, тлетворный запах гнили вполз в зал.

– Ха-ха-ха, – смеялся демон сему действу.

Под общее беснование, мелкими ошмётками, теряя плоть, входило разлагающееся тело. Из-под лопнувшей кожи выпирали жёлтые кости. Когда-то ясный лик был мерзок и страшен, с разъеденных червями глазниц свисали глазные яблоки.

– Ха-ха-ха, – всё громче и громче смеялся демон. – Вот она твоя любимая. Ради неё ты покидаешь Эдем? Эта красавица стоит того, не правда ли? Ха-ха-ха.

С последним шагом от разлагающегося мертвеца отвалилась рука, что ещё больше раззадорило нечисть. В диком веселье заплясали гномы, в необузданном буйстве запрыгали тролли.

– Невеста, невеста, – подпевали вурдалаки.

– Вот ради кого ты лишаешься вечности, – довольно язвил сатана. – Можешь забирать её, не оставляя ничего взамен. Прими как подарок. Представляю, какие у вас народятся дети... Ха-ха-ха, – вновь рассмеялась нечисть.

 

Бесстрашно глядел ангел повелителю тьмы в глаза, стойко терпя неуёмное глумление над собой. Слишком коварны шутки дьявола – знал яснокрылый – никогда и никому он просто так ничего не отдаст. Всё имеет свою цену. И если у Господа ценой считалась любовь, то демон брал откуп страданиями и заблудшей душой.

– Ты был создан для того, чтоб служить Ему, – зло прошипел демон.

– Я был создан для того, чтоб помогать Господу, – уверенно возразил ангел. – А помощь Ему заключалась в любви к людям и в их опеке. Что же я нарушил, когда не отрекаюсь от любви ни к Богу ни к людям?

– Устои, мальчик мой, – задумавшись ответил демон, – ты нарушил устои, ковырнул основу, сам замысел Его подверг сомнению – пошёл наперекор. Ох, как мне это знакомо – ты усомнился в справедливости мироздания, основанного Им.

– Она будет счастлива, когда ты вернёшь ей родителей! – возразил ангел. – А её счастье – это лучшая награда для меня. Это то, ради чего я создан – моё предназначение. Это справедливость!

– Что знаешь ты о счастье и справедливости, юнец?

– Но, ведь, ты уж точно о них не знаешь ничего…

– Правда? – ухмыльнулся демон. – Уж точно, в человеческих страстях я не смыслю ничего… Ха-ха-ха! Глупый мальчишка… Только молодость объясняет твою наивность. Ты мне…

– Мил? – обескураженно спросил ангел.

– Интересен, – ещё пуще рассмеялся демон. – Мне не положена милость. Любопытен и забавен, словно мышь в лапах сытого кота. Я выполню твою просьбу… Ведь ты же просишь?

– Прошу, – понурив голову, признался яснокрылый.

– Мне будет забавно следить за твоими с ней муками. Я ничего просто так не делаю. И горькой расплатой останется твоё бессмертие и её кончина через много лет. Ты станешь вечным мытарем на дороге жизни. Будешь подводить души грешников к последней черте. Боль расставания с ней навсегда станет твоей расплатой за мою услугу. Быть по сему! – хлопнул демон в ладоши, и всё растворилось. Последнее, что было позволено ангелу, провести оживших родителей к оставшейся сидеть на скамейке дочери.

 

И стал ангел рабом сатаны. И звался он теперь «Падшим Ангелом» или «Темнокрылым». Все муки и лишения свои принимал несчастный за любовь, ради своей любимой, которой остался верен и сохранил возможность опеки, при всех угрозах дьявола. Одно условие лишь поставил ему бессердечный Сатана:

– В твоём присутствии будет вершиться зло, но ты не имеешь права на помощь людям. Твои страдания будут мне усладой. Я думаю, любовь к смертной стоит этого. В невольном бездействии ты будешь творить зло!

– Но как я смогу делать людям плохое? – спросил яснокрылый. Это против моей природы. Я не смогу.

– Сможешь, – улыбнулся демон. – Сможешь, если любишь её! Это твоя плата мне за услугу. Вы, челядь, сами не знаете, на что порой способны, как и люди. Привыкли существовать однообразно. Но стоит вас вывести из зоны комфорта, такие гадости вытворяете и всему находите оправдание. А ведь это тоже часть вашей сущности. Наивные людишки даже придумали, что когда-то были обезьянами. Ха-ха-ха! Почему не львами или не тиграми? Так они обезьянами и остались. А до обезьян были амёбами. Безмозглыми, бесхребетными одноклеточными, что тоже поедали себе подобных. Люди все так же до сих пор амёбы: так же жрут друг друга, только клеток в них стало больше. И все клетки эти постоянно голодны.

– А как же любовь? – возразил ангел. – Любовь же существует, я же её чувствую.

– Хм... Любовь есть, пока есть зона комфорта. Но, когда выводишь из неё двуногую букашку, о любви забывают, и тогда дети предают родителей, лишь только те обретают немощь, любимые изменяют, привыкнув друг к другу, не получившие поддержку разочаровываются в Нём, – подмигнул демон ангелу.

– Сейчас это стало модно называть химией. Но не ведают они, самонадеянные, что великие и единые химики – это мы с Ним. Только от нас зависит течение реакции: пройдёт ли она ровно, без последствий или разъест душу щёлочью. Только от нас. И больше ни от кого. Умиляют, правда, при этом глупые лица всезнаек. Да, это уже частности. В болезнях и немощах выражения на их минах меняются, сходит спесь, и смерти в глаза они смотреть с вызовом не способны. Как издыхающие тараканы, они становятся жалкими. Никому не ведома суть бытия: зачем и ради чего.

 

И повиновался падший демону, ибо теперь в его власти было счастье любимой и её родителей, – такова была цена сделки с дьяволом. И противилась злу душа темнокрылого, и в скрежете от бесправия крошились зубы его, но ничего не мог поделать падший – ни что не было в его власти: ни добро, ни зло. И стянулась кожа на лице его, и стали тяжелы крылья – страдания, принесённые человеку, давили. Это был первый грех, самый тяжёлый и запоминающийся, ибо переступил ангел через черту собственных устоев и основ, что лежали в сути ангельской – любовь к людям и забота о них. И летел он зигзагообразно по небу: то взмывая ввысь, то падая, словно летучая мышь, ночной хищник – символ нечисти. И потешался над его страданиями демон, и гром гремел от бесовского веселья, и искрами сверкала молния от диких плясок, что вели в хороводах чёртовы дюжины.

– Как же это муторно, изводить, искушать и наказывать людей, – стонал он и наворачивались слёзы на глаза. – Как это невыносимо и больно! Но я должен терпеть! Терпеть ради неё, той, от чьего имени я улыбаюсь, ради её счастья жертвую я. Почему же за всё надо платить? Неужели, невозможно счастье без боли и жертв – без компромиссов?

Он летел по ночному небу в разъедающих тяжёлых мыслях, натыкаясь на плотные облака полные града, переворачиваясь в воздухе кубарем и дальше продолжая полёт. Под ним мелькали спящие степи, леса, озёра, селения. Всё мирно спало под молчаливым пологом ночи. Лишь над одним селом усталым, затуманенным слезами глазом он заметил суету. Там, внизу, озаряя непроглядную темень ярким высоким пламенем, горел дом. Люди суетливо бегали вокруг пылающего строения в тщетных попытках погасить пожар. Одни тушили дом водой, передавая полные вёдра от ближайшего колодца по цепочке, другие засыпали землёй. Три женщины причитали, голосили дикой бабьей вытью у стен сруба.

– Там же мать с младенцем! – порывались они к дому, чтоб вызволить, разбудить уже угоревших. Но опаляющий жар не давал подойти близко. Камнем полетел ангел с небес на помощь людям, думая успеть и спасти женщину с ребёнком, но страшный голос сатаны остановил его порыв:

– Не смей! – закричал демон. – Не мешай мне потешаться и упиваться горем этих насекомых. Не забывай, кому служишь! Или хочешь, чтоб в таком же пламени горела и твоя любимая? Давно ли она обрела счастье от встречи с родными? Человеческая жизнь хрупка! Верши подлости дальше, исполняй наш уговор!

И полетел падший ангел дальше, коря себя от безысходности, проклиная своё бессилие, ибо не нашёл он справедливости и у сатаны.

«Хотя откуда было взяться правде у нечисти? Видимо, нет правды и справедливости ни на этом, ни на том свете», – думал он. И единственное, что его утешало, была улыбка любимой и её счастливые глаза.

 

И летел темнокрылый дальше, в преисподнюю, туда, где был теперь его дом. И провёл в этих муках Падший не один день, и был день тот словно триста человеческих, ибо тяжело светлому рядиться в чёрное, и претит чистому пить из жижи болотной. Он терпел эти муки ради подопечной своей, крепя любовь, но изводя себя за мечту. И стало казаться темнокрылому в один момент, что весь род людской низок и никчёмен, туп, словно зверь забойный, ибо нет мечты у человека такой как у ангела, да, будто вообще нет у людей мечты. Только злоба да жадность. И потирал в наслаждении от того Сатана руки, ведь знала нечисть, что всё светлое в грязи пачкается, радовалась нечисть ещё одной победе своей над ангелом. Но в один из дней понял падший, что ошибается в людях и что они так же ранимы и беспомощны, как и всё живое, что создал Творец.

Пролетая над пыльной дорогой, он не первый раз наблюдал удивительную картину, изо дня в день одну и ту же. Зрел темнокрылый, как идёт по дороге путник. Человек пускался в путь с восходом солнца, лишь только первые лучи касались душистых трав. Из старой, осевшей со временем мазанки, выходил немощный старик. Еле-еле перебирая ногами, опираясь на кривую клюку, он шёл по дороге жизни, держа в руках воздушного змея. И чем дальше отходил он от дома, тем больше было сил и увереннее становилась походка. А когда за дальним поворотом скрывался дом его, ему уже хватало сил на то, чтоб, удачно поймав поток воздуха, запустить змея в небо, в лёгкое парение. И, отбросив клюку, он шёл дальше, радуясь полёту бумажной игрушки, но только это был уже не дряхлый и немощный старик, а крепкий пожилой мужчина. К полудню нитью правил моложавый юноша, а уже ближе к вечеру в небо на змея глядел шестилетний мальчик. Уставший от долгого пути, он садился на сухой гладкий камень у дороги и начинал плакать.

Как-то раз не выдержал ангел и спустился к мальцу.

– Ты почему плачешь? – спросил он малыша. – Объясни мне.

– Плачу, потому что счастье и мечты старика не может отпустить ребёнок! – ответил путник в образе мальчика. – Оно мне дорого. Мечты всегда одинаково ценны: как для ребёнка, так и для старика. Отпуская заветные, мы стареем, Прощаясь с ними, мы теряем себя.

– Но это же всего лишь бумажный змей – игрушка, – возразил ангел. – Их можно много сделать, в чём его ценность?

– Хм, – ухмыльнулся ребёнок. – Сделать-то можно много, только вот прошлое одно, и мечта в старости одна – вернуться в прошлое, в беззаботное детство, а оно всегда парит над головой воздушным змеем, и ты видишь его, расписанным неумелой детской рукой, с вьющимися на ветру разноцветными лентами – это моё старческое счастье. Это мне тяжело отпустить. Сотню лет хожу я по этой дороге, но рука ребёнка крепко хранит счастье старика... Его мечту о невозвратном и упущенном... Не отпускай и ты своей мечты, крепко держи её, по дороге жизни. Лишь она сделает твой путь легче и осмысленнее.

 

На краю высокого утёса, сокрытого от взора людского, с пристанища смертоносных, безжалостных вихрей, сливаясь с тоном чёрных грозовых туч, стоял падший ангел. Он глядел сверху на землю, где рождались, жили и умирали люди. Туда, где творилась несправедливость, беззаконие, подлость, где люди совершают убийства и предательства. Смотрел и тяжело вздыхал. Потому что знал тёмнокрылый, что, кроме тёмных сторон души, людям присущи и светлые: сострадание, порядочность и любовь к ближнему. И сокрушался тяжёлым раскаянием от того падший ангел делам своим. Ведь не будь добра в сути человеческой, то давно бы они съели друг друга. И ощутил он зловоние мерзости и разъедающую вязь от содеянного.

Темнокрылый грустно улыбался всему роду людскому. И в этой, искорёжившей лицо улыбке, была сокрыта боль оступившегося юноши, что счёл себя взрослым, наделавши глупостей и бед.

– Они не амёбы! – зло прохрипел он в тугую взвесь тяжёлых туч. – Они же живые все и потому ошибаются и грешат, но у них всегда есть шанс – исправить непоправимое. Что же я наделал? Как я был глуп и как же я запутался. Воистину: дорога в ад вымощена благими намерениями! Очень высокой и неподъёмной оказалась плата за сделку. И что же теперь? Я всего лишь хотел помочь любимой, но отвернулся от света, от мира, от Господа! Разве этого хотелось мне? Нет – только знать, что любимый человек счастлив! Но разве чьё-то счастье – это всегда несчастье другого? Опали мне крылья, Господи, дай сойти в бездну! Уж ниже чем пал я, некуда падать...

И пытался сойти в бездну темнокрылый, да не мог. В быстром падении его, крылья расправлялись и несли по воздуху, туда, куда им и стоило носить падшего – к людям. Потому что всякий вечер, как ягнёнка на заклание, тугим, неразрубаемым проклятьем изворотливого и безжалостного демона, падшему ангелу предназначено было летать к людям и строить козни грешникам. Падший, он силился в тщетном сопротивлении коварному демону, пытаясь сложить оба крыла, летел камнем вниз, на валуны, чтоб наверняка разбиться, но крылья расправлялись помимо воли падшего и несли к земле.

Обжигал лицо арктический ветер, колкие снежинки впивались в глаза и пролилась кровь раненного ангела на землю, и там, куда она падала, начинались болезни, а если же на человека попадали брызги, он тут же умирал.

– Я не хочу этого, – отчаянно противился темнокрылый демонической силе, но тщетны были потуги его. – Я не для этого был создан. Я не могу больше нести зло на себе. Отпусти меня, нечисть! Господом заклинаю!

И сверкала молния над ним и бил гром, заглушая мольбу темнокрылого. И громче грома хохотал демон, и разносился смех его глубже преисподней, туда, где существует безразличная ко всему смерть. И скалилась она жуткому отражению своему в косе, предчувствуя скорую жертву – высокого ранга – ей, бессердечной безразлично кого косить, но падшему она была особенно рада – это по его просьбе вернула костлявая жизнь двум своим узникам – родителям девушки.

– Забавны попытки твои, желторотик, – смеялся демон, – меня всегда веселит агония! Как же вы все немощны и жалки, оступившиеся. Прозреваете, когда уже поздно что-либо менять. Ты теперь мой и будешь нести зло на своих крыльях тем, к кому тебя тянет – людям. И никто не помешает мне в этом... Даже...

 

Но не успел договорить Демон, ибо яркий свет поглотил речь его. И рассеялась грозовая туча, и вышла радуга, и белый голубь сел на её коромысло. Опалились крылья темнокрылого, и стал он тяжелее воздуха, и понёсся камнем вниз.

И упал он на мягкую подстилку из перьев – бывших крыльями восставших ангелов, и не поранился он нисколько, а лишь испуганно смотрел в небесную высь. То оказалось чудом для него: как так, ведь он летел с такой запредельной высоты и не разбился. Кто же отвёл его от смерти – или вновь демон глумится над ним и упивается душевными муками падшего?

– Мягко ли тебе, душа заблудшая? – раздался голос с небес. – Не ты первый, не ты последний теряешь крылья. Их здесь мириады, тебе не счесть. И первым, кто сложил их сюда, был демон, самое первое существо, что восстало и отреклось от Меня... Чудно: крылья демона не дают разбиться раскаявшимся грешникам. Поднимись же, дитя опалённое. Пора помочь тебе, сам уже не выберешься из лабиринта страстей.

И спустился Господь к неразумному созданию своему, и обнял Он его. И бился в истерике неразумный ангел, причитая:

– Господи, прости, если сможешь, ибо не жизни себе вымаливаю, а понимания Твоего. Заплутал я в поисках истины. Хотел исполнять своё предназначение пуще должного и влюбился в опекаемую свою. Помощи для неё хотел и счастья. Но мог ли знать я, что цена окажется столь непомерной и кабальной? Я всего лишь желал ей счастья – не это ли ты заложил в меня – саму любовь?

И гладил его Господь по голове и становились русыми волосы ангела, и светлел лик его. И всё так же стекали слёзы по щекам, только это были уже не слёзы горести и отчаяния, а росинки, в которых зарождалась надежда на справедливость и вечное счастье. И понял тогда ангел, что милостив Отец и что всякое создание Его имеет шанс на прощение и счастье в вечной жизни, ибо счастье заключалось в том, чтоб быть всегда с любимыми своими. И вещал ангелу Господь:

– Что же вы торопитесь всегда, дети Мои, когда ещё не окреп ваш разум, а страсти уже правят вами? Никогда и никому Я не желал зла, но есть законы и правила, без них не выжить. И всегда есть право выбора, по какому пути пойти. Только дороги всего две, и одна из них ведёт в преисподнюю. Ох, сколько же вас, сложивших головы и восставших против Меня... Но, глупенькие, жизнь во всех вас вдохнул Я, даже в сатану. И существует он, пока это допустимо Мной.

Все же дышат полной грудью: вдох-выдох, и никто не восстаёт против этого, иначе задохнётся... Это есть правило – аксиома. Почему же и не жить всем так, как заповедано. Я люблю вас, мои создания, столь сильно, что Сам не понимаю: кто кому нужнее, кто без кого не сможет: вы без Меня или Я без вас! И скорее второе истина. Я помогу тебе, душа заблудшая – в ошибках мудреют, в огне закаляются – невозможно пройти по земле, не испачкав ног. Ты прощён Мной. Ты скоро встретишь свою опекаемую, и первого, кого она увидит по дороге в рай, будешь ты. Вам судьба быть вместе. Отныне вы оба станете венчать пары, потерявшиеся во времени и пространстве, здесь, в раю. Тех, что доказали свою любовь ещё при жизни верностью и преданностью, тех кто жертвовал собой ради любимого. Они заслужили это муками расставаний – «Браки совершаются на небесах!» Это не досужие домыслы – это воля Моя.

– Но Я, всё же хочу показать тебе, какое будущее готовил тебе демон, – добавил Всемилостивый Бог и грозно повелел: – Восставший против меня, изгнанный мной из рая, явись передо мной, дабы отпустить дитя моё заблудшее.

И явился перед Господом сатана, самый великий из бесов. И поклонился он Создателю своему, и боялся глядеть в глаза Богу, лишь отвечал уверенно на Его вопросы, испытывая злобу к ангелу.

– По первому же велению явился я, Создатель, и по-другому быть не может, ибо нет силы величественнее Твоей. Но что же я нарушил и от чего Ты ввергся в дела мои? Или равновесие сил качнулось, или нарушен договор?

– Не тебе напоминать о договоре, – строго ответил Господь. – Пока есть грех, есть нужда в нас обоих, потому мы оба нужны для равновесия, без него наступит хаос.

– Тогда почему ты сделал людей вольными, Яхве, – возразил сатана.

– Потому что я их делал по образу и подобию Своему, как и тебя.

– А теперь покажи этой душе заблудшей, что уготовил для них с любимой, какое будущее.

 

И сгустилось пространство, и стал воздух плотнее обычного, и вошёл ангел в уготованное ему будущее.

И оказался он в дремучем лесу, непроходимом из-за бурелома и сухостоя. Сумрачном от плотных ветвистых сосен, через которые с трудом пробивался свет. По дикой чаще разносились щебет птиц и рыки голодных хищников. По всему было видно, что сюда никогда не хаживал человек. Лес был заброшен от первозданья. Только на лесной опушке увидел ангел нагую девушку, спящую в лапах огромного бурого медведя. Зверь в полудрёме бережно обнимал длинноволосую красавицу, настороженно ведя ухом на каждый шорох в траве, на каждый скрип вековой сосны. Учуяв носом ангела, медведь освободил из объятий красавицу и, встав на задние лапы, грозно пошёл на незваного гостя. Хищник раскрыл страшную пасть, оскалив острые зубы, и прохрипел человеческим голосом:

– Не подходи, пришелец, не отдам тебе своего счастья. Никто не отберёт его у меня. Не доводи до греха. Она единственное, что есть у меня, без неё и смысл жизни теряется.

Девушка спала мирным сном, словно после долгих ласк и утех с косолапым. Она знала, что находится под надёжной защитой и опекой и что её никто не коснётся, пока с ней рядом её медведь.

– Тебе никого не напоминают эти двое? – спросил Господь ангела.

– Нет, – неуверенно ответил он. – Разве что юная красавица... Она очень похожа на ...

– Да, – сурово прохрипел сатана. – Это она. Твоя любимая. Это вы. Это ваше будущее.

С непониманием глядел ангел на медведя, а медведь на ангела. Если то, что говорит сатана, правда, то ангел мог казнить сам себя, в другом обличии. Настолько коварен был замысел демона.

– Но, как так можно? И почему я медведь? 

– Потому что это смешно! – рассмеялся демон. Потому что ты оказал ей медвежью услугу, вызволив родителей из царства теней. Она была обречена на лесные сумерки, а ты бы её никому не отдал, защищая ото всех, даже от самого себя, словно медведь.

И замолк в растерянности Ангел, подумав про себя: «Почему так?» Но мысли его хорошо слышали и Господь и Сатана. И ответил Господь неразумному созданию своему:

– Потому что демон безжалостен, он ничего не делает просто так и всегда обманет…

 

Садилось солнце. Оседала пыль на дорогах Земли. По вечернему небу, над облаками летели две сущности: прощённый ангел и его опекаемая, ставшая волей Господа вечной спутницей яснокрылого. Они летели к месту, с которого открывался умиротворяющий вид на землю, к нагретому солнцем утёсу. Чтоб, нежась на тёплых камнях, наблюдать за величайшим Божьим творением, за жизнью земной и, сидя: она, положив голову на правое плечо ангелу, а он, нежно держа её ладонь в своих руках, любоваться мирозданием, несмотря на то, что происходит и греховное там, внизу, на земле. Теперь оба знали наверняка, что так же там возможно и счастье, пусть в его незначительных проявлениях: от беглого, сердечного «спасибо» до бескорыстного сострадания. И радовались эти двое тому, что у каждого живущего на земле есть возможность искупления и прощения греха. Ибо в этом и есть смысл жизни, её основа и непогрешимое правило – вовремя сказать «Прости!» Если не Богу, то обиженному или даже самому себе, собственной совести, ведь, в прощении счастье! И сидели они так, не видимые никому из живущих, пока не опустилась тьма, а это было время других сил – злых, бессердечных и коварных, потому что без них нет, не будет, да и невозможно равновесие в мире людей, которые нужны и Господу и Сатане больше, чем Бог и Дьявол людям. Ибо коварна нечисть в происках и искушениях, но и милостив Господь к падшим и оступившимся, особенно когда те полны раскаяния и оправданы их грехи истинной любовью и самопожертвованием. У всех есть шанс – и у людей, и у ангелов, ибо и те и другие несовершенны и невозможны друг без друга. Так же как и без Господа и нечисти – человек, но и мы, грешники, нужнее им в смешных потугах понять суть мироздания... Для чего?

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование