Калликанцары

20

3783 просмотра, кто смотрел, кто голосовал

ЖУРНАЛ: № 140 (декабрь 2020)

РУБРИКА: Проза

АВТОР: Юдин Александр Валентинович

 
каликанцары.jpg

Эту совершенно невероятную историю портит лишь одно: произошла она не со мною. Более того, услышал я её, что называется, не из первых уст, поскольку очевидцев описываемых в ней событий в живых к тому времени уже не осталось. И, тем не менее, известное касательство к ней я имею.  

Представьте: Кипр, Ларнака, июнь 1999 года. Я уже четвёртый день как прилетел и поселился в одном из отелей в северной части города. Отель, хотя и пятизвёздочный, от побережья расположен далековато. Меня, впрочем, это мало заботит, поскольку на остров я прибыл по делу. Вечер четвёртого дня застал меня где-то в туристическом пригороде Ларнаки в таверне под названием «To Dovkato». В ожидании заказа я коротал время за бокалом сладкой коммандарии. Так вот, сижу я в полутёмном зале, оформленном в псевдоготическом стиле, совершенно один, и жду, когда хозяин этого заведения, он же официант и повар в одном лице, приготовит мне клефтико. Дегустирую кипрское вино, слушаю доносящиеся со стороны Ларнакского залива бесконечные переливы сертаки – в общем, расслабляюсь после трудового дня.

Мне как раз принесли долгожданную баранину, когда в зал вошёл тучный господин с некрасивым, но располагающим лицом. Я сказал хозяину «спасибо» и хотя тут же поправился и произнёс более уместное «эфхаристо», было уже поздно – посетитель немедленно признал во мне соотечественника и с видимым удовольствием поздоровался. Я ответил ему тем же и пригласил за свой столик. Мы обменялись рукопожатием, познакомились и разговорились. Сотрапезника моего звали Тимур Айдарович, был он служащим нефтяной компании, и на Кипре, куда приехал впервые, – отдыхал с женой.

– Не посоветуете, что мне заказать из традиционной кухни? – обратился ко мне новый знакомый.

– Сефталию пробовали?                                            

– А что это за блюдо?

– Рубленное тушёное мясо, запечённое в свином желудке. Если не пробовали – очень рекомендую.

– Свинину – увы! – не ем.

– Что ж... тогда, пожалуй, стифадо. Оно из говядины готовится. В винном, знаете, уксусе, со специями разными и лучком. Весьма!

Пока он делал заказ, я решил задать вопрос, действительно меня интересующий. Свой ужин я закончил, и потому от ответа на этот вопрос зависело, стоит ли мне ещё задерживаться или можно уже откланяться.

– Вы, Тимур Айдарович, в каком отеле отдыхаете, не в «Гранд Бич»?

– Да, там, – кивнул он. – А как догадались?

– Так это ближайший... Позвольте ещё поинтересоваться: номер ваш на каком этаже?

– На пятом, – пожал он плечами. – А какая разница?

Я внутренне подобрался: второе совпадение подряд, уже можно говорить об удаче. Значит – и дальше повезёт. Если, конечно, не теряться, а резко брать эту капризную дамочку – удачу – за задницу.

– Да! – спохватился я. – Под стифадо водочки, замечу, неплохо. Или тоже не употребляете?

– Отчего же, употребляю.

– Тогда я закажу бутылочку зивании.

– А зиванию эту не из винограда ли гонят?

– Из винограда… А, понимаю! Вы про слова Пророка о том, что-де первая капля вина губит человека?

– Вовсе нет, – успокоил меня Тимур Айдарович. – Просто любопытно. А про первую каплю это, знаете ли, пустяки. Тут я полностью полагаюсь на поучительный пример древних арабов.

– Это как это? – заинтересовался я.

– Ну… если верить некоторым историкам, прежние последователи Магомета опускали в кувшин с вином палец и просто стряхивали эту пресловутую первую каплю.

 

После третьей рюмки, когда разговор неизбежно приобрёл более доверительный характер, я рискнул продолжить свои расспросы.

– А что, наших в отеле много?

– Думаю, наберётся десяток-другой.

– А контингент какой? Не безобразничают?

– Нет, всё культурно. Хотя... Порой, встречаются колоритные типы. Даже чересчур.

– О, даже так? Может, поделитесь какой-нибудь историей?

– Гм... однако странно, что вы интересуетесь.

– Мой интерес объясняется просто. Дело в том, что я журналист. Корреспондент… корреспондент этой… «Душеполезной беседы». Да, да! И вот не далее как сегодня со мной связался главный редактор и попросил срочно выслать очерк из жизни, так сказать, отдыхающих. Причём, желательно что-нибудь «жареное». Зачем такая спешка и почему именно эта тематика – Бог ведает. Редакционная политика, понимаете ли… – я неопределённо покрутил вилкой.

– Как это, должно быть, интересно! Значит, вы здесь в творческой командировке? То-то я смотрю, у вас эдакая особенная... острота, что ли, присутствует во взгляде. Не спорьте – я ведь вас ещё днём приметил. Когда вы с обслугой в нашем отеле беседовали... А знаете, у меня есть для вас нечто.

– Так, так! – подбодрил я собеседника. – Я само внимание.

– И даже более чем нечто. Потрясающая история. Только я не знаю... то есть немного опасаюсь... не выйдет ли мне предание гласности, а тем более опубликование... как-нибудь того... боком. Случай, повторяю, дичайший.

– Давайте договоримся: вы сейчас поделитесь, а если у меня возникнут хоть малейшие сомнения в этом плане – всё останется между нами. Я порядочный человек, уверяю вас. Не папарацци какой-нибудь. В конце концов – отель, имена, время действия – всё это можно изменить.

– Что же... на таких условиях... по рукам! Тем более, меня самого буквально распирает.

 

Тимур Айдарович выпил еще рюмочку зивании и начал так:

– Я с моей Геляночкой отдыхаю здесь уже две недели, так что завтра – назад в Элисту. Ну да я это говорил, кажется. Когда мы только въехали, в соседнем с нами номере жил один русский парень. Знаете, с такой характерной внешностью: крепыш, загривок вот эдакий... голова бритая и вся в шрамах. Короче, чистый зверопотам. Да! Ещё на левом плече наколка – «СЛОН». Что с вами? Поперхнулись? Постучать по спине?

– Кх! ничего, ничего… кхе! кхо! Просто не в то горло попало. Продолжайте!

– Ага. Я и говорю... общения, понятно, между нами никакого не происходило. Только на второй день нашего приезда – мы как раз из Пафоса вернулись, с экскурсии... Кстати, вы сами бывали в Пафосе? По-моему, очень миленький городок, не правда ли. Там ещё колонна есть, к которой святого Павла – ну, апостола – привязывали, знаете об этом? А? Видели её?

– Далась вам эта колонна! Вы рассказывайте, рассказывайте...

– М-да... ага, вернулись из Пафоса, устали и поэтому сразу после ужина легли спать. Только часов около двенадцати по местному времени – стук в дверь. И настойчивый такой. Пришлось вставать; открываю – стоит этот наш сосед, ну, зверопотам который, с ноги на ногу переминается. Я ему: «Чем обязан?». А он: «Извиняюсь, – говорит, – вы, ведь, русский?» Ну, отвечаю, не грек точно. Он крякнул и опять мнётся. Вижу, смущён человек. Чем могу помочь, спрашиваю снова. Ну, он вздохнул и заявляет, не хочу ли я, дескать, выпить с ним, причём у него в номере. Я прямо опешил. Извините, говорю, не хочу. Только он уходить и не думает, напротив даже, ломится через порог, берёт меня вот эдак за плечо и доверительно гундит в самое ухо: «Да ладно, братан, посидим часок, пузырёк раздавим...». Тут уж я немного занервничал. «Какой же я вам, – говорю, – братан, когда в папы гожусь? И потом, вы знаете который теперь час?». Думаете, срезал? Как бы не так! Брателло этот только тоном выше взял: «Ну чё те, западло с соотечественником чуток потрендеть? Раз прошу, значит, дело у меня до тебя!» Чувствую – не отвяжется, да тут ещё супруга проснулась: «Тима! Кто там пришёл?». Ладно, говорю, пойдёмте в ваш номер, там объясните, что за дело, только пить с вами я всё одно не стану. Он обрадовался как ребёнок, я же успокоил жену, сказал, что скоро вернусь, ну и пошёл к этому питекантропу. К тому же, если честно, он меня слегка заинтриговал, а я от природы чрезвычайно любопытен... Жена говорит – любопытный, как крыса, хе-хе-хе! Она всегда, знаете ли, эдакое ласковое прозвище найдёт…

Так вот, заходим в соседний номер, присели. Осматриваюсь – батюшки! – в номере икон – точно в церкви! И на двери, и над кроватью, и на тумбочке. В сувенирных лавках здесь много этого добра. Только, думаю, зачем ему столько? Понятно, если человек ценитель, но эти-то доски с наклейками – барахло, новодел. Да и какой из него, микроцефала, ценитель? С одной стороны, это подогрело мой интерес. А с другой, заронило зерно сомнения в его... психической адекватности. Я, знаете, полагаю, что чрезмерная религиозность свидетельствует либо об известной умственной ограниченности, либо о болезненной экзальтированности натуры. Но это так – реплика в сторону, не для печати, упаси Боже! А ещё, смотрю, на столике рядом с полной уже одна пустая бутылка водки стоит. Тьфу ты, думаю, как я сразу не разглядел, что он датый? Хотя, конечно, у таких хряков алкоголь пока по всей комплекции разойдётся... Присмотрелся я тогда к нему повнимательней и вижу – явно не в себе человек: бледный, потный (а кондиционер-то – на полную мощность!), губы трясутся. Но только всё это не с перепою, нет – от страха! Да, да, сосед мой очевидно пребывал в состоянии, что называется, панического ужаса. Тут уж я окончательно заинтриговался. «Ну, что за вопрос ко мне?» – спрашиваю. А он, знай, заладил своё: «давай хлопнем», «давай вмажем». Тогда я поднимаюсь и – к выходу; он меня за рукав цап, и чуть не со слезами: «Пить не хочешь, хоть так посиди». «Чего сидеть-то, – спрашиваю, – когда ночь на дворе? Я спать хочу». Ну, он повздыхал, покрякал ещё и говорит, что её-то, дескать, и боится. Кого её, удивляюсь? А, вот, ночи этой самой, отвечает. Я – как так? Он – да, уж вот так... и поэтому ему беспременно нужна компания. До самого утра. Посиди, говорит, со мной; не хочешь пить – не пей, просто сиди, телевизор смотри. Только не спи. Каково?

Задав сей риторический вопрос, Тимур Айдарович промочил горло глотком зивании, с удовлетворением крякнул, подождал, покуда я вновь наполню поместительные рюмки, кивнул с благодарностью и принялся рассказывать дальше:

– Тут я подымаюсь и решительно заявляю: ну вот что, говорю, любезный соотечественник, либо ты сейчас же мне всё начистоту рассказываешь – что у тебя за проблема и чем я тебе могу помочь – или я немедленно, сию секунду, ухожу! А что до боязни темноты, так с этим лучше к доктору. Не темноты, говорит он мне, я боюсь, а того что в ней. Здрасьте, отвечаю, приехали! Ни в каких стрелках-разборках я тем более участвовать не желаю. И что он себе думает – я ему телохранитель? Нет, просто я проживаю в соседнем номере и сюда, кстати, приехал отдыхать, а не приключений искать на свою... Ну, и далее в таком духе.

Он набычился было, потом накатил себе полный стакан водки, выпил единым духом, махнул рукой: а ладно, говорит, всё расскажу, слушай... только сам после не пожалей.

И действительно, любой разумный человек на моём месте после первых же слов последовавшего рассказа заткнул бы уши и убежал без оглядки. Но я, честно признаюсь, поначалу решил, что мой случайный знакомец колокол льёт. А после поздно было... м-да. Ну, так вот что мне поведал сей колоритный персонаж:

 

– Влип я, папаша, в историю... Вообще говоря, мне не впервой: три ходки за плечами, это тебе не козявку стрескать. Так что, по жизни, чтоб ты знал, я блатной. Не из козырных правда, а так... боец. Атлет, по-нашему. Да ты не мандражируй! Говорю же, всё – в прошлом, завязал я. Слава Богу, мир не без добрых людей. Нашёлся такой, наставил на путь истинный. Большой человек, авторитетный… Что ж ты, говорит, братушка, без пользы мочиловом пробавляешься? Не надо – без пользы, надо, чтоб – с пользой. Когда бы не он, так бы и топал сейчас по дурной стёжке-дорожке… Короче, он-то меня сюда, к папандопулам кучерявым, и заслал. Что? Кто такой, спрашиваешь? Про то тебе знать не обязательно. Скажу только, что должен был я завалить – догоняешь? – вражину одну нехорошую. За что – не моего ума дело. А вот дело своё я как раз понимаю чётко и трудностей не боюсь. Я по жизни вообще ни хрена не боюсь. Вернее – не боялся. Случалось, с одной заточкой на самых что ни на есть матёрых вертухаев хаживал. Наколочку-то мою видал? Сечёшь, как читается? «Смерть легавым от ножа». То-то! Так вот, я и говорю – не впервой. Только в этот раз масть дурная легла, полный душняк...

Нет, так не годится! И я толком объяснить не смогу, и ты не въедешь. Придётся в подробностях... Оно, конечно, стрёмно выходит, не по понятиям... да и я привык за метлой следить... только ты мне сразу глянулся: больно у тебя лицо того... шибко ты на батюшку похож, которому я исповедуюсь, ну прямо тютя в тютю! Располагаешь к себе... Ну, а если чё... кто тебе поверит? Да и мне, кажись, по барабасу уже...

Короче, на дело я всегда хожу с напарником. Нас с ним на самый крайняк задействуют, только если у других – у фраеров-одиночек, значит – не выгорело. Бригада «скорой помощи», как Шутник, мой кореш-напарник, шутил, бывало. Вот и в этот раз поручили нам приморить сложного клиента. Конкретно – бабу, которая сюда недавно метнулась. С Москвы. Купила дом в Лефкаре (деревня здесь такая, а по мне так город городом, дома-то все сплошь каменные) и зажила. Знала, видно, что заказ на неё, вот и решила за бугром отсидеться. Видать, бабки водились. Она у нас-то ведь на хлеб с икрой колдовством зарабатывала. Кого не бывает? Колдуний? Ну это ты не ври. К нам в Москву приезжай, сам увидишь – что ни баба, то ведьма. А у этой и вовсе ксива имелась, патент, типа, какой-то. «Пелагия Рублевская, потомственная ведьма-некромантка в седьмом поколении, служительница Гекаты», как-то так. Ладно, не про то базар.

Приехали мы сюда с Шутником как отдыхающие, по путёвке от турфирмы на неделю. А ты как думал? Здесь же не Москва, где сделал дело, стволы скинул, прыг в тачку – и ищи ветра в поле! Тут, вон – остров, все на виду. Поэтому, план был такой: после всего мы ещё пару-тройку дней, пока срок не выйдет, в отеле кантуемся, а потом, как все, чартерным рейсом – домой. Понтово? Зачем сразу когти рвать, если основной шмон пойдёт как раз в аэропортах, когда местные мусора трупак обнаружат. Жмурик откуда? Из Раши. Значит первые подозреваемые кто? Наши. А тут, смотрят, приехали двое, а как шухер поднялся – вдруг назад, типа, заторопились. Подозрительно? То-то. А мы – нет, мы как отдыхали, так и продолжаем. Попробуй вычисли нас! Если не наследить, так нипочём. Это Шутник придумал, он у нас вообще головастый. А юморной какой был... эх! Совместим, говорит, приятное с полезным.

 

Поначалу так всё и выходило. А чё? Море, тёлки; в номере, вон, бар – бухалово всегда холодненькое. Чем не условия? Два раза скатались на экскурсию в эту Лефкару – первый раз вдвоём, а во второй Шутник ездил один, меня с собой не брал – всё путём обсмотрели. Выяснили, что ведьма наша не одна в доме живёт, а с двумя мужиками, типа как телохранителями, – сторожится значит, ага. Впрочем, это мы и так знали, кое-какой информацией о клиенте нас, понятно, снабдили. Ну, о том, что кроме как во двор никуда не выходит, всё необходимое – жрачку там и прочее – ей шестёрки приносят; что сама живёт на втором этаже, а те двое – на первом; все дела, короче.

Шутник ещё на досуге как следует, в деталях, обмозговал всё, спланировал; тачку на прокат мы в первый день взяли – чтобы успеть приноровиться, движение-то здесь левостороннее. Накануне вечером ушли на пляж, а в номер обратно не вернулись. Как совсем стемнело, мы – в тачку и в путь. Дороги тут гладкие, так что домчались в миг. В саму деревню въезжать не стали, тачку на обочине, за стожком каким-то, парканули и – пешкодралом. Подваливаем к дому, смотрим: из-за ставен на первом этаже – свет, а в окнах второго темно. Привернули глушилы, я собрался было дверь высадить, только Шутник меня тормознул: толк её пальчиком – а она не заперта! Влетаем, а те двое, прикинь, сидят за столом, в нарды играют. Лохи убогие! Короче, они и охнуть не успели: мы – пук-пук! – лежат. Лады. Прислушались – тихо. Значит, хозяйка кемарит, не разбудили мы её. Обсмотрели на всякий пожарный весь первый этаж.

Да! Перед тем как наверх подыматься, меня вдруг такой мандраж пробил, аж в пот кинуло. Веришь, никогда такого со мной не бывало, а тут – всё как по маслу и – на тебе! Я Шутнику шепчу: а что если некромантиха эта нас как-нибудь того... зачушканит. Ведьма всё же. Он меня на смех: не ссы, типа, никакого колдовства нет, а одно шарлатанство и фуфло.

Дальше так: поднялись по лесенке, там – дверь – уже на запоре. Мы – тук-тук! Оттуда женский голос: «Русланчик, ты?». Шутник покашлял для невнятности и отвечает: да, мол, я. Как только ведьма замочком щёлкнула, я дверь ногой настежь и две маслины ей – одну в пузо, вторую – меж титек. Ту аж через всю комнату обратно на шконку отбросило. Хотя весу в ней было кило под полтораста, мощная тётка. Заходим не спеша, я примеряюсь жахнуть ей в башку; понятно, с дырой в брюхе да в груди она и без того труп, однако порядок есть порядок. Шутник «контролем качества» это называл. Я ж говорю, приколист ещё тот был... ага. Навел это я, значит, пушку… Вот с этого момента всё у нас наискось пошло. Гляжу – а баба-то ещё живая! Да не просто дышит – это бы куда ни шло, – а на кровати приподнялась и булькает, сказать, типа, что-то хочет. Мне занятно стало – надо какая двужильная! А Шутник тот возьми и брякни: «Привет тебе, профура, от деда Аслана!»

И тут началось! Ведьма глаза выкатила да как заревёт: «А-а-а! так я за вашим Асланом сраным с того свету приду! А вас, блатата позорная... вас... за то, что посягнули... Обрекаю вас КАЛЛИКАНЦАРАМ!!!». А кровь-то из дырок, что я в ней навертел – из груди особенно – так и хлещет, так и свищет! Да что хлещет! – фонтаном бьёт, ровно из пробитого огнетушителя! Прикинь: стены, потолок, мы сами – в секунду всё в кровище было! Как на бойне. И откуда в ней её, крови то есть, столько? Дальше – больше: вскочила она с койки и давай руками махать, бельма пучить и верещать. Притом пузо у неё с натуги лопнуло (калибр-то у моей волыны недетский), и все кишки, словно клубок серых змей, наружу высклизнули! А она знай бесогонит что-то, типа: «Агарат-Махалат-Наама! Тебя призываю, Куцодаймон, пожри их плоть! Агарат-Махалат-Наама! Вырви им кишки, о Куцодаймон!». Да таким заунывным, протяжным голосом – ровно собака воет. Ну, полная баланда, короче! Только тут напарник мой наконец очухался и шмальнул некромантихе этой прямо в лобешник – у той мозги по стенке... да. Но – веришь ли? – она и тогда не враз откинулась: считай, полбашки ей снесло, а она секунд с пять ещё глазищами ворочала. И даже – мамой клянусь, сам видал! – руку левую приподняла и пальцем, мелко-мелко так, погрозила, точно участковый бакланам....

 

Когда она затихла, я к Шутнику поворачиваюсь, чтобы вместе приколоться – типа, вот это кипеж так кипеж! – гляжу, а он сам на измене: белый стоит, ровно жмур, едва зубами не клацает. Я ему: ты чё, мол, шарлатанство, ведь? А он пригоршню марафета в ноздрю вдул и говорит: «Хиляем!». Ага, ладно...

Вернулись мы к отелю, тачку на стоянку, а сами, понятно, не в номер пошли – на пляж; там искупались прямо в одежде, заодно и кровь смыли. Только Шутник боец основательный: всё равно, говорит, шмотки оставлять нельзя. Какие никакие следы крови остаться могут, поэтому сейчас пойдём вон на тот пустырь и там их прикопаем. А сами в отель вернёмся в плавках – типа, мы до завтрака искупнуться ходили. Я ему: чем прикопаем, когда там одна глина (здесь кругом глина, где красная, где жёлтая, хорошей земли нет) – без лопаты никак; может, лучше спалить? А он: ну ты, бажбан! Костёр, если не из отеля, так с дороги могут просечь. А ведь по ней и легаши местные иной раз проезжают. Не получится зарыть, бросим так – хрен кто найдёт.

Короче, отправились мы, пока затемно, на тот пустырь – знаешь, что за ограждением отеля начинается. Там дикий пляж с километр до соседнего отеля тянется, а от пляжа и до самой дороги – заросли сухого бурьяна, не густые, но довольно высокие. Идём, значит, идём... А меня жуть такая проняла: прикинь, темень кругом, хоть глаз выколи (ночи-то здесь, сам знаешь), луны не видно, только звёзды с неба мерцают; под ногами похрустывает чего-то, словно косточки какие мелкие – в общем, мандраж. Да некромантиха эта никак из головы нейдёт. Я Шутнику говорю: хватит уже, давай прямо здесь. А он – нет, подальше, чтоб надёжней, значит...

Забрались в самую середину пустыря, решили – здесь. Остановились. Только хотели одежду скинуть, вдруг слышу: шр-шр-шр... шр-шр-шр... – шуршание какое-то понизу. Шутник тоже просёк – слышь, шепчет, Гоблин, шебуршит будто что-то? Может, бродячие собаки, говорю. Сам думаю, откуда им взяться? За трое суток ни одной не видал. А тут со всех сторон уже: шр-шр-шр... клик-клак! Шр-шр-шр... клик-клак! И темень вокруг загустела – чисто гудрон, а не темень. А! Ещё ни с того ни с сего холодно сделалось, как в ШИЗО... Шутник ко мне оборачивается: ну их в пень, говорит, не будем закапывать; кидаем прямо здесь и уходим. А у самого изо рта – пар, ей-богу!

Только сказал – из-за кустов появляются они... Чего – «кто»? Калликанцары, понятно, про которых нам ведьма втирала. Как догнал? А ты зацени, какие они из себя: ростом с локоть, сами голые, тощие, а головы такие... бледные, раздутые ровно тыквы; рты – от уха до уха – и зубки в них меленькие, но острые-острые! типа акульих. Ну, чего? Не похожи на греков? На турок тоже... Они вовсе на людей не походили. Да! И все – верхом на крысах с хор-рошую кошару величиной; а глаза у крыс красные, как у альбиносов – и светятся!

Шутник едва рыпнулся, как один из этих уродцев прыг ему на грудь и – зубами в горло! Он было в крик да – какое там! – когда дымоход перекушен, одно «ххр-хрр» вышло. Я поворотился бежать, а погань эта на крысах уж и сзади, и с боков... в кольцо взяли, короче. Что делать? Вилы! Стволы-то мы, как положено, ещё там, в доме скинули. Шутник тем временем ту тварь, что в него впиявилась, от горла отодрал, швырнул обратно в бурьян, сам на колени осел, шею порватую зажал рукам и хрипит мне: «Гоблин! Пособи...». А чего я могу? У самого ноги ватные, только что не обделался; стою, крещусь да молитву вспоминаю.

Тут кольцо калликанцаров раздалось и в круг вступил... о-ох! вспоминать даже тошно! Эдаких отморозков я и в кино не видал: мне по пояс, одна нога короче другой, на груди горбыль, а уж голова! – во-от такущая голова! И язык красный на горбину свисает. Я сразу расчухал, что он самый Куцодаймон и есть. Походняк и все движения у него шустрые, до неуловимости, но вместе с тем какие-то... дёрганые. Как если бы заржавело у него что внутри. И при каждом шаге это самое «клик-клак» раздавалось... Чего? Чего ты лыбу давишь?! Думаешь, типа, порожняк толкает Гоблин, да? Я тебе не Гоголь Лев Николаевич – языком мести не мастак. Но и не фуфлыжник! Это, может, на словах по косячному выходит, а когда бы ты своими глазами... Такой душняк! Глянул он на меня – и задубел я чисто чурка, не шелохнуться. Ты когда-нибудь в канализационный колодец заглядывал? Тьма без дна, и дохлятиной тянет. А ещё – типа, есть там чего-то, которое давне-енько тебя поджидает. Вот такой у него взгляд!

Доковылял он, значит, до Шутника, ткнул в него пальцем (а на пальце-то коготь дли-и-инный!) и сипит: «каа-лиссс...пэ-э…ра-а!». Все прочие тварюги в момент на Шутника сиганули, облепили по самую макушку, и давай его натурально жрать! Хрустят, чавкают да попискивают. До сих пор тот хруст в ушах стоит. А Шутник – ни звука. Наверное, неживой уже был. Я ойкнуть не успел, как они его до костей объели... Вдруг главный их отморозок, Куцодаймон, опять что-то вякнул по-своему, и остальные нехотя отлезли от Шутника. А горбун поднял палец, замер и башку эдак наклонил, типа прислушивается к чему; потом ощерился и ну на них шипеть – те так и прыснули в разные стороны, как тараканы. Секунда – и нет никого...

Оклемался я маленько, огляделся, смотрю – небо раскумарилось, ночь, значит, кончается, вот-вот рассветёт... А что дальше? Вырыл кое-как руками ямку, спихнул в неё Шутника – ну, то что от него осталось, – шмотьё наше, и пошкандыбал на пляж. И всё это – ровно в полусне каком, то есть как пришибленный. Чувство такое было, точно не со мной это происходит... Выкупался. Тут и солнце взошло.

Воротился в отель, вернее сказать – в бар; весь день до вечера квасил. Поэтому, как отрубился, не помню... Только очнулся среди ночи от холода, поднялся, чтобы кондиционер убавить, гляжу – а с балкона на меня мурло Куцодаймона пялится! Ага, прям, привиделось! Луна светила ярко, так что разглядел в деталях: морда морщинистая, синюшная, глаза с вертикальными зрачками как два жёлтых фонаря горят, а на багровом языке слюна кипит... Ух, я и подскочил! В коридор выбежал и уж больше не спал – ходил взад вперёд; если чего, думаю, в другие номера стучаться стану... Во-от. Это вчерашняя ночь была, а сегодняшняя – последняя. Завтра утром улетаю отсель к ядреней фене. Так ты мне, папаша, пособи последнюю-то ночку перекантоваться... лады? Такая история...

 

– «Такая история», с трудом пробормотал он, тут же уронил голову на грудь и захрапел. Видимо, прошлую ночь действительно не спал, и за рассказом целую бутылку водки один уговорил – вот его и сморило. Я тихонько, чтобы не разбудить, поднялся, открыл балкон – накурено было страшно – и на цыпочках – к себе в номер. – Закончив повествование, Тимур Айдарович умолк, испытующе глядя мне в глаза.

– И это всё? – спросил я. – Всё? Тогда, мой вам совет: выкиньте эту байку из головы. Совершенно очевидно, что ваш сосед тяжело больной человек. Вы ещё легко отделались, ведь он мог вас запросто и вилкой ткнуть! Кстати, куда он делся потом? Уехал?

– А знаете, я тоже так решил. Ну, что он не в себе, под кайфом или вообще шизоид. Только...

– Что только?

– Дальнейшие события поколебали мою уверенность.

– Вот как? И что же случилось потом?

– А вот слушайте: где-то во второй половине ночи, на самом её излете, меня разбудил приглушённый шум, доносящийся из соседнего номера. Мычание какое-то и возня; потом раздался звук падения, хрипы... и глухие такие удары, скорее даже шлепки... хотя нет – всё-таки удары; знаете, как если бы мясо отбивали деревянным молотком... В общем, очень похоже на шум борьбы. Минут десять продолжалась эта возня, потом стихло всё... и лишь время от времени тишину нарушали какие-то... то ли всхлипы, то ли подвывания.

– И что же вы предприняли?

– Да ничего не предпринял! Может, думаю, у человека белая горячка? А что тут удивительного? Вы вон из одного рассказа сделали такой вывод, а я-то с ним полночи провёл и видел – очевидно неадекватная личность. То есть или допился до чёртиков, или на солнце перегрелся, или же от рождения такой... ушибленный; а скорее всего, и то, и другое, и третье одновременно. Поэтому перевернулся я на другой бок и постарался уснуть. Но как тут уснёшь, когда из-за стенки всё: «И-и-и-и...» да «и-и-и...»!

Еле-еле дождался утра, встал, выхожу в коридор – решил, дай проведаю соседа, может, ему требуется медицинская помощь? Только собрался в дверь постучать, как он сам её передо мною распахивает, едва по физиономии не заехал. Смотрю: ну и видок у него! Одежда – футболка, шорты – порвана, клочьями висит, а шея вся синяя, точно его душил кто. Глаза стеклянные, совершенно бессмысленные, выкатил на меня; вижу – не узнаёт. Я – задком, задком – в свой номер. Ну его, думаю! Но тут он взгляд на мне сфокусировал: «А-а! – говорит, – папаша, на кого ж ты меня оставил?» И голос хриплый такой, будто сейчас только из петли. Я ему: «Вам доктор нужен. Обождите, я попробую вызвать...», – а сам продолжаю отступление. Он на мои слова ноль внимания и всё сипит по-своему: дескать, чего-то он там «форшманулся» и ведьма его всё ж таки «зашкварила». Ну и прочее в таком роде – я в этой «блатной музыке» не шибко силён. А потом вдруг схватил мою руку и прижал к своему животу: «Оно там... во мне! – говорит. – Чуешь, шевелится? Чуешь?!» Я глянул – мать честная! – брюхо у него, как у роженицы на девятом месяце и – так и ходит волнами, так и ходит! Словно садок с живой рыбой. Я говорю: «У вас, наверное, газы. Вам непременно надо к врачу...» А он только головой трясёт; потом вдруг взвизгнул, обхватил живот обеими руками и – бежать. Я глазом не успел моргнуть, слышу, он уже вниз по лестнице – топ-топ-топ!

Хотел было я за ним, а потом думаю – и чего? М-да... честно говоря, в тот момент как-то не по себе мне стало, жутковато. В общем, вернулся я в свой номер, смотрю, жена, слава Богу, спит; вышел на балкон – и наблюдаю следующую картину: мой сосед галопирует по пляжу, а живот всё так же руками придерживает, точно расплескать боится. Добежал до моря и, не останавливаясь – в воду; сначала так шлёпал, а как глубина позволила – вплавь. Прямиком к буйкам. Тут Геляна моя проснулась: «Тима! Ну как сосед? Познакомились? Он приличный человек?» Я отвлёкся, чтобы соврать ей чего-нибудь (ну, не пересказывать же ей в самом деле всю эту кошмарную жуть), а когда снова на море посмотрел, Гоблина уже не было видно.

Во-от... Однако, это не конец истории. Ещё нет. Слушайте, что произошло дальше: соседа в этот день я больше не видел, хотя, правду сказать, специально его и не разыскивал. Решил – не моё дело. Вот так. Я на отдыхе, в конце концов! И ответственность несу, прежде всего, за свою супругу... Вечером на ужин не пошёл, решил прогуляться по пляжу – он в это время пустынный – потому как аппетита не было да и обдумать всё хотелось. Хожу, брожу, дышу морским воздухом. Вдруг, наблюдаю, как в районе дикого пляжа, за территорией отеля у самой кромки воды народ кучкуется, фонариками светит, то есть суета какая-то. Я – туда. Подхожу ближе, а там служащие из администрации отеля и люди в форме местной полиции столпились вокруг некоего продолговатого предмета; руками машут, тараторят между собой по-гречески. Поскольку уже порядком темно было, они не сразу меня заметили. А когда наконец заметили, я уже успел разглядеть, чего они на берегу рассматривали... На мокрой от прибоя гальке лицом вверх лежал мой сосед – Гоблин. Мёртвый, разумеется. Почему разумеется? А потому что живот у него от грудины до паха разорван был... Тут они увидели меня, руками замахали: «сигноми!» да «паракало!» – уходите, мол, уходите! Я и ушёл...

 

– Постойте, Тимур Айдарович! – перебил я своего собеседника. – Как же так? Ведь я только сегодня разговаривал со служащими вашего отеля, и они мне не рассказывали ни о чём подобном. Хотя я спрашивал достаточно конкретно...

– Нужна им такая слава! Ко мне, вон, на следующее утро заявилась целая делегация. С сувенирами разными, презентами. И с единственной просьбой: чтобы об увиденном на пляже не распространялся. Это, говорят, трагическая случайность – турист был сильно нетрезв, заплыл далеко за буйки, попал на сильную волну, и она швырнула его об острые камни. Несчастный случай, представляете! Но я-то видел...

– Может, так и было?

– Ну да, конечно! А как вы объясните, что Гоблин лежал не просто с распоротым животом – он был выпотрошен! Да-да! Так хорошая хозяйка треску потрошит – брюшная полость вся пустая и чистенькая, ни одного внутреннего органа! Будто их ему кто выел. Это вам как?!

– Да-а уж...

– Вот именно, что – да уж! – согласился Тимур Айдарович, довольный произведённым эффектом. – Ну и как вы находите мою историю?

– Прямо мистический триллер. Жаль, я не работаю в этом жанре. Но, всё равно – спасибо за незабываемый вечер.

– Это как же? Надо понимать, для вашего журнала она не годится?

– Гм... не знаю, что и сказать.

– Может, вы полагаете, я всё это придумал, а?

– Ну что вы, Тимур Айдарович! Такое выдумать невозможно...

– Вот именно! …А впрочем, оно и к лучшему. Как говорится, всё к лучшему в этом лучшем из миров... Ого! смотрите-ка, за разговором бутылочку-то мы с вами уговорили! Что же? Пора прощаться, так?

– Как можно? – почти искренне возмутился я. – А на посошок!

– Но бутылка пуста. И хозяин куда-то запропастился...

– Нет-нет! Давайте перед расставанием выпьем по бокалу пива – и всё!

– Почему бы нет? – раззадорился Тимур Айдарович. – Давайте. Хозяин! Хо-озяин!!

– Не трудитесь, – остановил его я, – он, наверное, на кухне – не слышит. Сейчас я к нему сам схожу. Заодно выберу самое лучшее, из местных сортов.

Я отправился в подсобную часть ресторана, отыскал там хозяина – он порывался обслужить нас сам, но я убедил его не беспокоиться – и быстро (слегка только замешкавшись у барной стойки) вернулся назад, неся в каждой руке по бокалу. Поставил пиво на столик и рядом с каждым бокалом положил по десертной ложечке, какие обычно используют для мороженого – их я тоже прихватил на кухне.

– М-м-м! – обрадовался Тимур Айдарович моему возвращению. Он порядком уже осоловел от выпитого. Пожалуй, завтра с трудом вспомнит о нашем разговоре. – Как называется сей пенный напиток?

– Он называется «Кео». Замечу, что перед употреблением его принято размешивать. Вот так, – я взял одну из принесённых ложечек и быстро помешал в своём бокале.

– Забавно! Никогда о таком не слышал... А! Это, вероятно, чтобы убрать пену, да? Так я её сейчас просто сниму...

– А вот этого делать не стоит! – заволновался я. – Эдак вы самый смак снимите. Нет, следует именно перемешать, вместе с пеной. Давайте, покажу. – Я перегнулся через стол. – Вот так, вот так!

– Спасибо, я понял, понял! Действительно, так вкуснее... И всё же, есть, по-вашему, в истории Гоблина правда?

С минуту я помолчал, обдумывая свой ответ, вернее определяясь, до какой степени могу быть откровенен со своим собеседником. А потом решил: какого чёрта?

– Если желаете, я готов изложить вам свою версию случившегося.

– Любопытно послушать!

 

– Извольте. Полагаю, что рассказ Гоблина вполне правдив в части совершённого им с подельником заказного преступления. Тем более, про это убийство я уже слышал, причём из других источников. Относительно же мистической составляющей его истории скажу следующее: волей случая мне кое-что известно о жертве – о злополучной Пелагии Рублевской. В частности, я достоверно, практически на личном опыте, знаю о её недюжинных гипнотических способностях. Кстати, до своей карьеры колдуньи, она была психиатром и работала в институте имени Сербского, лечила гипнозом пограничные психические расстройства – тяжёлые психозы, фобии и прочее; по отзывам коллег, весьма успешно. Поэтому думаю, дело было так: перед смертью Пелагия успела каким-то образом загипнотизировать Гоблина и дала ему жёсткую установку на устранение подельника (как его – Шутник, да?). Гоблин установку исполнил, но сразу после, осознав, как выражаются юристы, всю тяжесть содеянного и наступивших последствий, ужаснулся, психика его не выдержала, и он, что называется, подвинулся рассудком, впав в эдакий болезненный фантазм. Иначе говоря, Гоблин не в состоянии был даже самому себе признаться, что смерть напарника на его совести. А потому стал искать для себя оправдания и нашёл его в замене субъекта преступления – дескать, во всём виноваты некие уж-ж-жасные «калликанцары», а никак не он.

– Невероятно!

– Но всё же менее невероятно, чем банда калликанцаров верхом на крысах.

– Гм... но тут вот ещё что. Нечто похожее и мне приходило в голову. Однако, думал я, странно, что Гоблин с его, как вы заметили неразвитым умишком, а, соответственно, и воображением, измыслил совершенно фантасмагоричных существ – калликанцаров – а не каких-нибудь банальных зеленых чертей. Вот я и позвонил своей дочке – она у меня студентка филфака МГУ – и попросил её поискать в соответствующих словарях-энциклопедиях значение этого слова. И существует ли вообще подобное понятие.

– И что же?

– А вот слушайте: оказывается, в греческом фольклоре такие существа присутствуют! Это демоны, и они действительно ростом с ребёнка, а начальником у них Куцодаймон. Любопытно, что обличье у них примерно такое, как описал Гоблин. Правда, по местным поверьям, ездят они не на крысах, а на хромых курицах, да и появляться в мире людей должны под Рождество. Демоны эти вредоносны: любят мочиться в еду или в очаг, до прочих пакостей тоже охочи. А самый главный и самый опасный из них – Куцодаймон. Он насилует девиц и протыкает животы беременным.

– Удивительное дело! …Но это никак не подрывает моей версии.

– Разве?

– Значит, наша «некромантка» внушила киллеру не только необходимость убийства напарника, но и этих калликанцаров с их Куцодаймоном.

– Позвольте! Да когда бы она всё это успела за пару мгновений до рокового выстрела в голову?!

– Как-то, вот, успела... Я же говорю – талант, неординарная личность. Потом, Тимур Айдарович, у вас имеется другое объяснение? Уж не верите ли вы, в самом деле...

– О нет! Это, разумеется, совершенно невероятно.

– Про что и речь. Давайте уже отвлечемся от гоблинов с их калликанцарами и займёмся нашим пивом.

– Согласен!

– Перед расставанием, Тимур Айдарович, позвольте один совет.

– Приму с благодарностью.

– Никому больше не рассказывайте эту историю, – для значительности я даже понизил голос. – Во всяком случае, пока не вернётесь в Россию. Зачем вам разбирательства с местными правоохранительными органами? Вы же, считай, свидетель по делу.

– Спасибо, – с чувством произнёс Тимур Айдарович. – Я так и поступлю.

– Ну, тогда, как говорят здесь, на Кипре: «Я мас»! На здоровье!

 

***

 

Распрощавшись со своим собеседником, я решил немного прогуляться, чтобы утрясти съеденную пищу и полученную информацию. Сегодняшним днём я был вполне доволен. Профессионализм плюс удача всегда равняются успеху. Теперь, поскольку на Кипре меня более ничего не задерживало, я решил улететь завтрашним же рейсом. А пока, возвращаясь пешком в свой отель, вкушал на десерт томную прелесть южной ночи.

Свернув с дороги, я вышел к пляжу; присел на камень у самой кромки прилива и закурил; ленивая волна, сморщив широкую лунную дорожку, добежала до моих ног и схлынула. Раскинувшееся в истоме Средиземное море, словно женщина после бурной ночи любовных утех; безлюдный, пустынный пляж – всё располагало к неспешному размышлению и вдумчивому анализу.

Итак, я выяснил всё, что хотел: Пелагия Рублевская мертва (это, впрочем, мне было известно), Шутник с Гоблином тоже... Конечно, обстоятельства их гибели несколько загадочны, но... главное, что они не попали в руки полиции. Шутника жаль: славный паренёк был; безбашенный чуток, но этим и брал... А вот кого совсем не жалко, так это Гоблина. Животное, оно и есть животное! Правильное Шутник погоняло ему придумал. Это ж надо – первому встречному всех сдал, даже заказчика! Из-за него пришлось ликвидировать хорошего человека. А он мне даже успел понравиться. И рассказчик исключительный.

А вы как думали?! Естественно, Тимура Айдаровича нельзя было оставлять в живых – слишком о многом ему стало известно. И всё из-за болтливости и суеверной трусости Гоблина.

Интересно, наверное, как и когда я это сделал? Ну, правильно, там, в ресторане «To Dovkato». Я ему в пиво порошок фаллоидина подсыпал. О-о! Это отрава замечательная, просто исключительная по своим свойствам. Если называть вещи своими именами, так фаллоидин не что иное, как истолчённая Amanita phalloides – бледная поганка, в переводе с латыни. Исключительность же её состоит в том, что попав в организм, токсины этого грибочка в течение длительного времени не вызывают никаких симптомов; и лишь через сутки, а то и двое появляются первые признаки отравления: головокружение, тошнота, нарушение зрения. Потом наступает временное облегчение – часа эдак на два. А затем – по новой: желчная рвота, понос, судороги, жгучая боль в желудке; конечности холодеют, пульс падает... Это ж как удобно! Мало ли где и что в течение латентного периода – до появления первых симптомов – человек кушал? Вот взять моего Тимура Айдаровича: в отеле утром покушает? – покушает; в самолёте тоже, да и дома перехватит наверняка. Ну и как определить, где он наглотался этой гадости? Немыслимо! Да её немного и надо – тридцать миллиграммов всего. Этакая капелюшечка в любое блюдо может попасть. Но прелести фаллоидина этим не исчерпываются! Самое главное, что ко времени появления первых симптомов он успевает вызвать необратимые изменения внутренних органов: некроз печени, почек, полное перерождение тканей селезёнки и сердечной мышцы. То есть спасти человека уже невозможно – смертельный исход неминуем! А? Каково?! Да-а... сколько живу, а всё не перестаю удивляться чудесам природы.

Хочу кстати похвастать – порошок этот я приготовил своими руками. Такое тонкое, ответственное дело лучше никому не доверять... Когда ж это было? Ну, точно! Года два назад в подмосковном, помнится, истринском, лесу собирал грибы (люблю это дело!), вдруг, вижу: на поросшем вороньим глазом и земляникой холмике стоит она, Amanita phalloides, собственной персоной. И ничего в ней на вид особенного, обычный, заурядный гриб: ножка белая, шляпка внизу пластинчатая, а поверху шелковистая, зелёно-оливковая... А вот, поди ж ты, сразу её опознал. Аура у неё какая-то... злокозненная... и будто некие вредоносные флюиды источаются. Что говорить? Родство душ, полагаю. Взаимопроникновение чувств...

 

Однако я отвлёкся. Воспоминания такая штука: цепляются друг за дружку точно канцелярские скрепки... Не запутал я вас? Ну ничего, дабы окончательно прояснить ситуацию, скажу, что, излагая Тимуру Айдаровичу свои соображения о произошедшем на острове Афродиты, я нисколько не кривил душой и ничего не утаил. За исключением одной малости... Хотя вы, наверное, сами догадались, что никакой я не журналист. Разумеется, догадались. На самом деле я советник Асланбека Гиреева, того самого деда Аслана, о котором Гоблин проболтался, помните? Вообще, по профессии я адвокат, а согласно штатному расписанию – юридический советник. Где-нибудь на солнечной Сицилии меня, пожалуй, именовали бы «консильери».

Ну, а кто такой дед Аслан, пояснять, полагаю, не нужно? Фигура хотя и не публичная, но весьма узнаваемая. Вам ещё наверняка интересно, зачем деду Аслану было заказывать какую-то ворожею. С этим всё просто до банальности. Один из коллег-конкурентов Аслана нанял упомянутую «служительницу Гекаты», чтобы та сорвала моему шефу некую крупную сделку. И Пелагия вроде бы в сем деле преуспела. Вообще, люди нашего круга, стоит только зайти речи о магии-религии и прочем шаманизме, становятся такими суеверными, что хоть святых выноси! Справедливости ради отмечу, что Пелагия Рублевская, известная также как «Рублевская гадалка», не была рядовой шарлатанкой. Многим внушала доверие и даже внешностью обладала подходящей: здоровенная такая бабища, с комплекцией продавщицы мясного отдела и с пронзительным, прямо-таки магнетическим взглядом! По паспорту никакая она, разумеется, не Пелагия и уж тем паче не Рублевская, а Антонина Петровна Чуйская. Однако ж она в самом деле имела учёное звание доцента и одно время трудилась в институте имени Сербского. Специализировалась на гипнотерапии. Правда, как я выяснил, ушла оттуда не своей волей, почти со скандалом. Психопатов да эпилептиков гипнозом излечивать ей показалось скучно. Увлёкшись разными эзотерическими практиками, она возомнила себя этакой новой Марией Дэви Христос и организовала в институте нечто вроде секты. Благо, имеющийся человеческий материал тому благоприятствовал. Когда всё открылось, Чуйской пришлось покинуть институт, и она, уже под именем Пелагии Рублевской, пополнила собой когорту ворожей, экстрасенсов и прочих народных целителей – тех, что сулят доверчивым потребителям снять венец безбрачия, навести порчу, вернуть жену-мужа, сглазить разлучницу, а деловым людям – обеспечить верный успех коммерческого предприятия.

Всю эту информацию о Пелагии я разузнал заблаговременно, однако, честно говоря, не очень поверил в её гипнотические способности. Выходит – зря.

 

Как бы то ни было, вызывает меня однажды Аслан и говорит: так и так, мол, кончать надо с этой Рублевской ведьмой. Надо так надо. Направил я к ней человека – опытного бойца, чтобы он под видом клиента к ней подобрался да и шлёпнул бы по-тихому.

Только, по-тихому не вышло.

В тот же день возвращается мой боец с задания и идёт прямиком к деду Аслану. Я сразу насторожился, поскольку у нас так не принято – с бойцами Аслан никаких дел не имеет, а только со мною. Этот же ещё ко всему вернулся какой-то тухлый: глаза оловянные, обкуренный, что ли, думаю? Спрашиваю его: всё ли в порядке? А он на меня и не смотрит, к деду обращается. «Тебе, – говорит, – мать Пелагия весточку велела передать». И тянет из-за пазухи рабочий инструмент...

Ну, там кроме меня ещё человека два было – изрешетили, конечно, перевёртыша – он и предохранителем не успел щёлкнуть. Так что, видите, и в части гипнотических талантов Пелагии я тоже не погрешил против истины.

Следует отметить, что мой шеф имел по жизни темперамент гадюки, иначе говоря, весьма холоднокровный. Но уж если кто наступал ему на хвост! А это был как раз такой случай, и потому взъярился он не на шутку: «Из моих ребят зомбей делать?!» Дальнейшее развитие событий очевидно: мне в категоричной форме было велено распылить обнаглевшую ведьму до молекулярного состояния.

Правда, Пелагия после своего неудавшегося «удара возмездия» сразу дёрнула на Кипр. Видно, надеялась, у Аслана руки коротки через Средиземное море до неё дотянуться. Напрасно. Обнаружить её лежбище было делом техники. Оставалось решить, кого заслать к ней с ответной весточкой от деда Аслана.

Мой выбор на Шутника с Гоблином пал естественно не случайно. Я как рассуждал? Во-первых, раз они вдвоём, всегда приглядят друг за дружкой; не сможет же в самом деле эта ведьма двоих зараз лишить здравомыслия? Во-вторых, более несходных между собой людей, чем Шутник с Гоблином сыскать было трудно. Гоблин имел ум неразвитый, образованием незатронутый и, по логике вещей, слабо подверженный всяким фантазиям; такого не вдруг заморочишь. Шутник же, тот сам кого хочешь в транс ввести мог, не хуже Кашпировского. Упрямый, злой как конвойная овчарка. Правда, на «коксе» крепко сидел… но характер имел железный.

Так что в Шутнике я был сильно уверен. И сейчас, по здравому размышлению, полагаю – это я с Гоблином дал маху. Потому – неразвитый интеллект сродни детскому. А дети как раз в категорию повышенной внушаемости и входят.

И ведь проинструктировал стервецов: ни в какие разговоры с Пелагией не вступать. Ну да что теперь казниться попусту? И на старуху бывает проруха.

Тут, правда, какой ещё нюанс: по приезде в Москву, поднял я досье Гоблина. Оказалось, он с детства состоял на учете в ПНД. А это уж прямой огрех в моей работе, ничего не попишешь... Но меня сбило с толку, что он был трижды судим. Как же его всякий раз признавали вменяемым? Ума не приложу.

Когда я вернулся в Москву, меня ожидал ещё один сюрприз: через сутки откинулся дед Аслан. Причём при странных, если не сказать загадочных обстоятельствах. Однако чтобы привнести в эти обстоятельства относительную ясность, я вынужден вновь сделать небольшое отступление.

 

Аслан у себя дома, в центральной гостиной, соорудил нечто вроде зимнего сада: пальмы да юкки в кадках, какаду по веткам порхают, на головы гадят; террариумы с всевозможными гадами источают экзотические миазмы. И среди прочей причудливой фауны имелся у него аквариум. Большой – литров на пятьсот. Только жили у него в этом аквариуме не рыбки, и не рептилии, и даже не лягушки, а – экая мерзость! – жуки-плавунцы. Ну, те что в болотах и прудах обитают. Что характерно, он в этих насекомых прямо души не чаял – очень они его забавляли. Бывало, кинет им горсть головастиков, а эти твари торпедами чёрными метнутся – аж вода вскипает! – и своими челюстями их – хрям-хрям – напополам! Однажды, чтобы похвалиться здоровым аппетитом и хорошей спортивной формой своих любимцев, он при мне бросил в аквариум взрослую лягушку. Зрелище, доложу вам, преотвратное, не для слабонервных: они бедной квакше сначала вспороли брюхо, а после в буквальном смысле на куски раздербанили! Меня едва не стошнило. Но Аслану нравилось...

И вот, на следующий день после моего приезда охранники находят деда мёртвым. В собственной ванной. Опочил и опочил, что ж такого, спросите? Действительно, он уже не молод был – седьмой десяток успел разменять; да и образ жизни... В общем, всё естественно и гармонично. Но изюминка, я бы даже сказал, пикантность ситуации, заключается в том, что ванна, в которой его грешное безжизненное тело в гидромассажных струях колыхалось, кишмя кишела этими любезными его сердцу плавунцами!

Помер-то он, понятно, не от их укусов – сердце не выдержало, это и результаты вскрытия подтвердили. Но вот что странно, вот какой вопрос не даёт мне до сих пор покоя: кто мог в денно и нощно охраняемом доме учинить с дедом Асланом такую развесёлую шутку? Не сам же он, в самом деле, решил принять джакузи с жуками?

Однако, как заметил покойный Тимур Айдарович, всё к лучшему в этом лучшем из миров. Благодаря перечисленным событиям, дело Аслана перешло ко мне. Вполне легитимным образом, на безальтернативной основе, поскольку ни семьи, ни детей у Асланбека Гиреева не имелось. Какая семья у вора в законе? Пришлось, конечно, слегка помудрить с документами. Так на то я и юрист. Кстати, строки эти я пишу в бывшем его – а теперь уже моём – доме, в той самой роскошной гостиной. От аквариума с отвратными жуками я, совершенно понятно, избавился...

 

Ладно, притомился я что-то, хватит, пожалуй, на сегодня заниматься мемуаристикой. Тем паче, эта диктофонная запись предназначается никак не моим современникам, а, скорее, отдалённым потомкам. Для истории, так сказать. Что поделать? Тщеславие – мой главный грех. Потом и время уже позднее... Ягр, мой годовалый лабрадор, и тот уже выказывает возмущение: вон, забился под стол, хвост поджал и скулит. Ах ты, дурашка эдакая!

И ещё меня окончательно достало непонятное шуршание, уже битых полчаса доносящееся из-за входных дверей. Собака, что ли, какая приблудилась, в дом просится? А куда глядит охрана? За что я им плачу, за крепкий сон? Эх, грехи мои тяжкие, придётся выбираться из покойного кресла и идти самому проверять, в чём там дело. Иначе никаких нервов не хватит слушать это: шр-шр-шр... клик-клак! шр-шр-шр... клик-клак....

   
   
Нравится
   
Омилия — Международный клуб православных литераторов