 |
          |
|
 | ||
«Это всё моя Россия...» |
 ***
Отныне ты отдана дракону и будешь век ты ему верна... Кому-то – кущи, котлы – другому, а самым несчастным – моя страна.
Да, месть – это холодное блюдо, но трудно его остудить в аду... А 30 сребреников – валюта, которая и сегодня в ходу.
Но пусть мы погрязли в грязи, в обмане, пусть вечно хмелеть на чужом пиру... О сердце, не обращай вниманья! Продолжай любить и когда умру.
***
Сколько льётся во славу речей, бодрых гимнов вокруг пьедестала! Сколько бубнов, фанфар, трубачей... Только музыки больше не стало.
Кто заказывал нам её здесь – не заканчивал консерваторий. Льётся лести гремучая смесь, какофония их ораторий.
Нас ведёт за собой крысолов... Но плясать нам под дудки те – дудки! Пусть потоки молитвенных слов из суфлёрской диктуются будки.
Подпевалам наградою – кляп. Верный пёс получает намордник. Ничего не жалеется для верноподданной певческой дворни.
Искажай, передёргивай, ври, только сердце не даст барабанить. У него ведь свой собственный ритм, не сфальшивить его, не убавить.
***
Цветочек аленький герани на подоконнике расцвёл – как крови капелька на ране, как будто кто ножом провёл.
Дождь, размывающий границы и избавляющий от слёз – как будто кровь, а не водица, а у небес – туберкулёз...
Мы на земле прожить пытались, исправив хаос и содом. Надежды те не оправдались, как подзащитный пред судом.
Я думала, что я успею, не слыша божьих укоризн, я жизнь жила как эпопею, а вышел краткий афоризм.
Но так запомнить будет легче, когда уйду от вас совсем. А время лечит и калечит, неумолимое ко всем.
***
Всё в нашей жизни самоценно, нет никакого вторсырья – её окраины, зацепки, ошмётки, рваные края…
Всё, всё оправдано сторицей, за всё нам воздано с лихвой – в ночи исписанной страницей или влюблённостью лихой.
Как щепку нас в потоке крутит. Жизнь – как песочные часы. Как хочется перевернуть их, чтоб снова помыслы чисты...
Сначала день как персик сочен, потом как червь грызёт тоска. Сначала под грибком песочек, потом пустыня из песка.
И мы отныне возлагаем на имя возраста табу, и рвёмся за холодным Каем с застывшим стёклышком в гробу...
Пусть среди кукол или пугал, но нужен угол нам родной, пусть даже это пятый угол иль угол зрения иной.
Или в отсутствие героев, когда в округе ни черта – пускай утешит и прикроет деревьев блеск и нищета.
А жизнь – театр, и вновь – на сцену, как воду стряхивает гусь... Всё в нашей жизни самоценно. Ни от чего не отрекусь.
***
Все мысли привычно о милом моём былом. На завтрак готовлю твои любимые блюда. На кухне висит твой портрет за этим столом. Ты видишь оттуда, как я тоскую люто?
Мы были одно, а теперь из него ты изъят. Ничем, ничем не заполнить мне это зиянье. Был губ твоих мёд, теперь лишь слёз моих яд. А там где ты был – неземное встаёт сиянье.
За всем следит, усмехаясь, Большой Игрок. Да, жизнь игра, но мы в ней всего лишь игрушки. Нас всех разметает по свету жестокий рок, кем мы бы не были, не приходились друг дружке.
Никто не знает правил всемирной игры. Мы все новички на этой актёрской сцене, в свой срок получая удары свои и дары, и постигая, что каждый тот миг бесценен.
***
Всё лишнее прочь, на земле как придётся, чем хуже – тем лучше судьбе. Чем меньше земного во мне остаётся – тем выше взлетаю к тебе.
Закон гравитации будет нарушен во имя небесной зари. И чем холодней год от года снаружи – тем мне горячее внутри.
Пусть бабочки снова слетятся на слово и крылья себе обожгут. А я буду жить ради высшего лова, взлетая на каждом шагу.
Мой внутренний компас давно туда метил, хотя я земная до пят, но тронулся лёд мой и пепел мой светел, и звёзды мне в руки летят.
***
Солнце жеманно смотрится в лужу – есть кто румяней и кто милей? Хочется просто молчать и слушать шорох прохожих, шум тополей.
Вправду молчание – знак согласья с миром, с совестью, с красотой... Дальше – беззвучие и безглазье, прах, энтропия, души отстой.
Может быть, завтра жизнь меня слижет, и замолчат любви голоса... Выживем, если будем чуть ближе, сердце к сердцу, глаза в глаза.
Если любовь или любованье вечной свечою согреет жизнь, если прошепчет существованье: ты ещё нужен здесь, задержись.
***
Страшные надписи: «Вход воспрещён»,
***
Множится прожитых лет поголовье,
***
Когда мы впервые с тобой были в Питере – ездили к Коле и Гале – ты был ещё – помнишь? – в дымчатом свитере, вместе с тобой покупали.
Мир Пушкина, Гоголя, Достоевского крутил нас, толкал плечами, и толпы праздно гуляющих с Невского порою нас разлучали.
И я сказала: коль потеряемся – (мобил ещё нет и в помине) – тогда на площади этой встречаемся, у памятника Екатерине.
Сейчас брожу вот по нашему городу, под нашими небесами, встречаю всё, что было нам дорого, невольно ищу глазами –
а вдруг не ты, но тень твоя где-то тут – невидимая, но рядом – заденет похоже кепкой надетою, согреет случайным взглядом…
Быть может ты – тот мелькнувший в трениках, иль эти в коляске дети? Мы просто с тобой потерялись временно на этой дурной планете.
Порой померещится: мы с тобой в Питере… Ну где тебя черти носят?! Но никого нет в дымчатом свитере. Такие теперь не носят.
***
Ещё на год, ещё на два
***
Коню не смотрят в зубы, пусть даже он троянский, и я всегда так рада подаркам от судьбы. Пусть даже волк тамбовский то будет или брянский… Целуют те же грабли расшибленные лбы.
Бывает, вычитанье даст больше чем сложенье, хоть то не сразу видно обобранной душе. Какое-никакое, но жизни украшенье, когда любовь лепила я из папье-маше.
Хоть золотник непрочен – я в нём души не чаю, и пусть судьбы уроки и впредь не будут впрок. Я жадина – билета Творцу не возвращаю. Я лучше обменяю на гениальность строк.
***
Днём – золушка, мету, варю,
***
Я полюбила сказку про белого бычка. В конце у всех развязка, а он – за новичка.
Все сказки шлют ретиво героев под венец, пусть там конец счастливый, но всё-таки – конец.
А эта – до простого – и вовсе без конца! Хоть не про золотого, а белого тельца.
Бычок не знает мата, он говорит лишь «му», а больше и не надо наивному уму.
Бычок идёт за лаской, за тучкой, за дымком… Мне жаль, что с этой сказкой хоть кто-то не знаком.
Пусть назовут докучной, нелепой и смешной, а мне так нету лучше канвы её сплошной.
Живи, бычок, беспечно, не знай, что есть тоска. Пусть под тобою вечно не кончится доска.
Пусть повторится в красках, сначала, с кондачка, бессмертнейшая сказка про белого бычка.
***
Грязная лужа когда-то была белым снегом. Я обошла её, не попирая ногой… Эта старушка когда-то была Белоснежкой. Кто-то, поди, и сейчас её помнит такой.
Были когда-то ругательства нежным признаньем, но их отвергли, и вот они стали грубы. Было невежество раньше осмеянным знаньем и опустевшими норками были гробы.
Не допустите, чтоб стала лягушкой царевна, и чтобы принц превратился в чудовище вновь. Пусть будет так, как задумано Богом издревле, пусть торжествует на свете добро и любовь.
***
Уважать чужую суверенность, не переходить границы уз, чтоб ни ревность, ни земная бренность не утяжелили бы союз.
Лёгкость отношений – это трудно, требует недюженности сил, чтоб не привязаться однолюбно к тем, кто нас об этом не просил.
Мудрость соблюдения дистанций, гибкость и уменье отпускать, чтоб любить – как упиваться танцем, а не как булыжники таскать.
И сейчас подумалось нахально, а смогла бы так бы ведь и я? – Бунинское лёгкое дыханье, Кундерова лёгкость бытия…
***
Весна, что делать мне с тобой?
***
Мёртвый голубь на моём балконе.
***
Время круглое, как земля. Отправляясь в путь, что не прожит, всё равно, как бы ни петлял – ты оказываешься в прошлом.
Как бы жизнь ни была не люба – ты со мною как дом и детство. И куда б ни вела судьба – никуда от тебя не деться.
Ты меня на руках носил... И сейчас мне даришь надежду. Как атлант из последних сил, надо мной моё небо держишь.
Я по мостику снов иду… Как любил ты меня красиво! И в гробу тебе, и в аду буду я повторять: спасибо.
С точки А вышла в точку Б... Только сколько в пути ни странствуй – а вернусь всё равно к тебе. Время круглое, как пространство.
***
Заколоченные ставни, одинокая изба... Мир мой старый и недавний, что на сытные хлеба,
на весёлый мегаполис был обменен и забыт, и твоя трава по пояс, и бесхитростный твой быт.
Луч потухшего заката, мелколесье, серый день… Как же я была богата! Вот оно – бери, владей.
Это всё моя Россия, что болит у нас внутри, первобытная стихия, пустыри, монастыри...
Вечер опустил кулисы, огоньки дрожат во мгле... Вот пейзаж, что сердцу близок. Я не очень на земле.
Художник: Исаак Левитан
|
||||||||||||||||||||||
|
СЕТЕВАЯ ВЕРСИЯ
/ АРХИВ НОМЕРОВ
/ АВТОРЫ
/ РУБРИКИ
/ ПЕЧАТНАЯ ВЕРСИЯ
/ О ЖУРНАЛЕ
/ КНИГИ
/ ПАРТНЁРЫ
/ АКТУАЛЬНО
/ КАРТА САЙТА
|
|
