Любопытство не порок / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

У нас на улице до сих пор проживают одни сплошные интеллигенты. До сих пор. Одни лишь и к тому же только. Сам удивляюсь: как это они умудрились сохраниться из глубины веков в таком своём первосортном, практически нетронутом интеллигентном виде, когда на окрестных улицах интеллигентства как социальной прослойки нет уже давным-давно? На соседних все уже сплошь успешные бизнесмены (некоторые уже сидят, и некоторые – уже не по первому разу). Единственная не бизнесменистая – тётя Дуся, потомственная уборщица на соляном складе. И всё. Прямо натуральная загадка природы. Как говорил мой сосед Иван Абрамович Гробощёкин (тоже потомственный интеллигент, его прапрапрадедушка птичником заведовал у Ивана Грозного), «хучь дуй, хучь плачь, хучь мордой об забор».

Да-а-а-а-а-а… А история, которую я хочу вам рассказать, произошла у нас на улице уже давно, ещё в непоколебимые времена Советской власти. Да и история-то именно что интеллигентная, какие у нас на улице тогда чуть ли не каждый день и у каждого забора… Но почему-то запомнилось. Тогда у водонапорной колонки, на самом выходе улицы к вокзалу, конфуз приключился: подрались Васька Кузин и Петька Хрен наны (Хрен наны это не фамилия. Это кличка Петькина. А фамилию я не знаю. Кажется Ежов. Или Ёжиков. Или Ежикович. Или даже Ежикян. В общем, что-то колючее, любит колбасу). Нет-нет ничего плохого о них сказать не могу! Что Васька, что Петька – вполне уважаемые граждане, достойные представители наших уличных интеллигентных кругов, эстеты, балагуры и незлобные пьяницы.

А весь кипиш начался с того, что Васька Петьку сифилитиком обозвал (по какой причине – непонятно. Петька этим интересным заболеванием никогда не болел. Грыжу он да, оперировал, причём три раза, а чтобы сифилис…), а Петька в ответ сказал, что Васька блюёт где попало (что тоже перебор. Не где попало, а исключительно у Тамариного забора. Чем уж он ему так завораживающе приглянулся, именно Тамаркин – загадка загадок. Другие заборы у него почему-то не вызывали никакого рвотного рефлекса. Даже позыва. Только Тамаркин. Да-а-а-а… Прямо «очевидное-невероятное» какое-то! Удивительное – рядом!).

В общем, сцепились. Васька-то маленький, но кругленький. Он исключительно салом питается, потому на мясокомбинате забойщиком в это время работал и оттого был такой кругленький и жирненький. Хоть и росточку небольшого. Метр шестьдесят с чем-то. Петька же, наоборот, та ещё оглобля. И худой, как глиста. Конечно! На пшённом концентрате не очень-то разжиреешь! Петька на крупяном заводе работал, слесарем элеватора. Вот он с этого своего родного элеватора крупу и… А чего ж? Смотреть, что ли, на неё! От смотрения в брюхе не пополнеет и в кошельке не зашевелится! Так что он её и сам пожирал и ещё и на продажу соседям таскал. Отдавал за полцены – и правильно делал. Чего мелочиться-то!

Так что помахались. А чего? Дело молодое! Ваське в то время чуть за тридцать было. Петьке – сорок шесть. Махайся и махайся! Как это в старинных русских былинах: «Эх, раззудись плечо, размахнись рука!».

Да-а-а-а… А тут как назло Арнольд Степаныч проходил. С супругою своею Аглаей Марковной. Они то ли в кинотеатр ходили, то ли в гастроном, то ли в баню, а может, просто воздухом подышать. Они всегда везде вместе ходили. Как голубки ненаглядные. Очень трогательная картинка… И вот проходили они вроде бы мимо, и вроде бы уже прошли… Но по старой интеллигентской привычке остановились и, конечно, совершенно интеллигентно поинтересовались: какова причина разгоревшегося всуе конфликта? В чём его так сказать, Альтер эго и сопутствующая квинтэссенция здравого смысла? Может, помочь надо в чём? В смысле, подачи дружеского совета? А?

И как же в таком консенсусе не воспользоваться такими дружеским участием и душевной добротой? И наши немудрёные герои, Васятка и Петюнчик, конечно же, воспользовались! Тут же всё популярно объяснили. И про причину, и про эго, и про уксус в маринаде. А именно: Петька Степанычу шляпу с башки сбил и по соплям смазал, Васька Аглае в ухо заехал. Оно и понятно, оно и объяснимо: в горячке чего не сделаешь, кому не навернёшь! Уж сколько раз-то – и ничего, и никому, и никак, и даже без особых последствий (особенно в быту)! А эта… «сладка парочка» сразу начала орать, визжать, брыкаться и звать милиционера (тогда ещё милиция была.). Нет, что за люди, а? А ещё интеллигентами себя называли! В первом поколении. Жалко, что не в последнем и окончательном…

Тут же пришёл милиционер (он там рядом был. В привокзальной пивной закусывал. Он там всегда закусывал. Ему ж там бесплатно подносили, как непримиримому борцу с коррупцией. Хучь плачь). И потому, как только услышал вызов – тут же вышел из пивной. Подошёл, платочком аккуратно губки свои промокнул. То ли жир с них пожелал вытереть, то ли прикрылся, чтобы присутствующие перегар от него не учуяли.

– Чего бузите, ханурики? – спросил вроде бы даже заботливо, почти что ласково и, не дожидаясь ответа, широко распахнул своей могучий едальник. И, никого не стесняясь, полез в него пальцами, чтобы выковырнуть застрявший между зубами кусок мяса от закусошного беляша. Он предпочитал в пивной беляшами закусывать. Потому что это сытно. И опять же бесплатно. А чего? А нормально! Опять же беляши буфетчица Зойка ему специально в микроволновке разогревает. Чтобы, как говорится, с пылу – с жару, и чтобы нОлитое не пролить. Красота, а не житуха!

И вот этот его совершенно естественный и совершенно неприхотливый и даже в чём-то гигиенический жест вдруг вызвал даже не возмущение, а настоящую агрессию у записного интеллигента Арнольда Степановича. Который при лицезрении милиционерского распахнутого едальника и лезущих туда без всяких церемоний милиционерских же пальцев побагровел, затрясся и выпалил стражу порядка прямо в глаза всё, что он, Арнольд, о нём, милиционере, думает. Милиционер внимательно выслушал, удивился (он не привык к такой прилюдной откровенности), а может, его смутила интеллигентная внешность говорившего, и он попросил-потребовал повторить. Аглая вцепилась Арнольду в рукав, что желаемого действия не возымело: Арнольд повторил. Милиционер в свою очередь нахмурил своим милицейские брови, построжал лицом, раскрыл ладонь правой руки и демонстративно положил её на кобуру, которая висела у него на служебном ремне справа от пупка. Аглая ахнула. Васька и Петька перестали драться. Арнольд растерялся и побледнел.

– Ну, чего, очкарь? – ласково осведомился милиционер. – Сам пойдёшь или пистолет доставать?

Арнольд опустил голову. Агрессия сменилась унынием. Такая моментальная смена настроения характерна для наших интеллигентов (не только уличных. Вообще). От этого они и считают себя совестью нации.

Итого: в отделении «совести нации» выписали штраф в пятьдесят рублей за оскорбление сотрудника органов правопорядка, да к тому же при исполнении его служебных обязанностей (по советским временам – неслабые деньги!), а Ваське и Петьке – по двадцатке за нарушение общественного порядка. Аглая в деньгах не пострадала и отделалась лёгким испугом (она по жизни была не очень-то пугливой. Но всегда робела в присутствии людей в погонах), а по приходе домой орала на супруга так громко, что было слышно во всех соседних интеллигентных подъездах и отдельных отдалённых квартирах. И даже у Дуськи на соляном складу (или складе? Как правильно-то? Чтобы по интеллигентному!).

Художник: Владимир Любаров