«Душа моя не чужестранка…» / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

***

Надоел ещё с утра

Твой речитатив.

Видно, правда, уж пора

Сдать тебя в архив.

Целиком ли, по частям?

Можешь выбрать сам.

Отнести ко всем чертям,

Как утиль и хлам.

Новый, с новыми людьми,

Век не виноват.

Успокойся иль прими

Антидепрессант.

Век растущий, как дитя.

Как помочь ростку,

Причитая и кряхтя,

Наводя тоску?

Забывая, что ему,

К общей стыдобе,

Трудно, судя по всему,

Так же, как тебе.

***

Вы тоже, видимо, заметили,

Что, кроме общей суеты,

У каждого десятилетия

Свои особые черты.

Возьмём хотя б пятидесятые,

Давно минувшие года,

Одёжка куцая, с заплатами,

И коммунальная среда.

Покуда лёд ещё не тронулся,

Но грянет оттепель – держись!

И едут по стране автобусы

И самосвалы марки ЗИС.

А вот уже шестидесятые.

Освободился пьедестал.

Выносят профили усатые

И бюсты грозные в подвал.

Но все надежды, устремления

И все слова про коммунизм

Забудут в очень скором времени

И спишут на волюнтаризм.

И вместо узких брюк и пёстрых

Рубах, наденет молодёжь

Костюмы, сшитые по ГОСТу,

А кто покруче, брюки клёш.

Те и другие вместе взятые,

Крикливые и беспокойные,

И сразу вслед семидесятые

Года, унылые, застойные,

Невразумительные, вялые,

Окрашенные серой краской,

Грозящие нам небывалой,

Трагической для всех развязкой.

Ну а потом, подумать только,

Как всё стремительно и просто:

Застой, чуть позже перестройка

И все лихие девяностые.

Но сколько в этой круговерти

Обрушилось на человека?

Они и плюс почти что четверть,

(Уж четверть!) нынешнего века.

Какие были заголовки!

Какие открывались дали!

И как не вяжется концовка

С тем, что задумано вначале.

Как это всё на нас похоже,

Хулить, чем жили лишь недавно.

И кто нам растолкует, в чём же

Здесь «историческая правда»?

***

Моё глубокое почтенье!

Моё почтение всем вам,

Живущим в эко-поселеньях.

Мир вашим замкам и домам!

Поклон от всех, кто вновь унижен.

Кто прозябает не у дел.

От их лачуг, квартирок, хижин,

Трущоб, «шанхаев» и фавел.

В посёлках, наглухо закрытых,

Вдали от посторонних глаз

Вся современная элита

Сегодня прячется от нас.

Под сенью девственной природы,

Скупив озёра и леса,

А их токсичные заводы

Коптят нещадно небеса.

Пытаясь в свойственной манере

Им незаметно под шумок

У неделимой биосферы

Оттяпать лакомый кусок

В отдельном эко-поселенье,

Что несомненно говорит

О скудости воображенья

Так называемых элит.

***

Обрывки фраз, сомнений, грёз

Уходят в прошлое всё дальше.

И впору задавать вопрос,

«А был ли (в самом деле) мальчик?»

Что всех любил и всех жалел,

Ходил в кружки, читал запоем.

Который с возрастом хотел

Стать положительным героем.

И был ли юноша весьма

Доверчивый и непрактичный,

Хоть и сдававший сопромат

И «начерталку» на «отлично»?

Зато был зрелый муж вполне,

Пускай и повидавший много,

Поверивший, как все в стране,

Неадекватным демагогам.

Их зажигательным речам,

Став, сам того не понимая,

К шестидесяти двум годам

Заложником у негодяев.

***

«Таитесь вы под сению закона».

И что бы ни стряслось в стране моей,

Она по всем неписанным канонам

Российским всё пышнее и пышней.

У трона, тесно сгрудившись, толпитесь,

Не ведая ни чести, ни стыда,

Прибрав к рукам всю власть, и не боитесь

Сегодня даже Божьего суда.

Твердите о законопослушаньи,

Вновь обрекая всех, кто не упрям,

На рабское, покорное молчанье,

Проверенный годами «одобрям».

И в рамках одиночного пикета,

Дозволенных пока что, налегке

Взойдя на постамент, «На смерть поэта»

Читает некто в длинном пиджаке.

Одноклассникам!

Друзья мои, девчонки и мальчишки!

Не повезло вам, так же, как и мне.

Мы лицезреть могли полвека с лишком

Все глупости творимые в стране.

И ужасы бессмысленных репрессий.

И глупость нескончаемых тирад.

И смутный гул из всех краёв и весей,

И двух систем хронический распад.

Бравурный тон слащавых песнопений,

Помпезность, лишь сводящую на нет

Величие всех прежних достижений

И значимость одержанных побед.

Они всю жизнь преследуют нас с детства,

Переплетясь в одну большую нить.

И их никто, как сроки президентства,

Не в силах в одночасье обнулить.

***

Века, не считаясь с затратами,

Не ведая будет ли прок,

Ума набираясь у запада,

Стремилась меж тем на восток.

Расправилась с Марфой-посадницей,

Противилась воле Петра,

И с плохо прикрытою задницей

Преграды брала на ура!

Не слыша ни стонов, ни доводов,

Свою ненасытную длань

Простёрла на Псков и на Новгород,

На Тверь, на Владимир, Рязань.

И вот все они в запустении,

Поглубже втянули живот,

И вновь на твоём иждивении

Чужой ненасытный народ.

Шесть с лишним столетий, Рассея,

Тверяне, Рязань, туляки,

Живут под Москвою, не смея

И слова сказать вопреки.

***

Всю неуёмную породу,

Все корни древние свои,

Все песни, пляски, хороводы,

Как и кулачные бои,

Нам не изжить ни в коем разе.

И всё нам было нипочём:

И хан, и пан, и царь, и Разин,

И вор Емелька Пугачёв.

Мы дети лапотной России.

Наш прадед – русский человек,

Простой мужик, в красе и силе

В лаптях входил в двадцатый век.

Носил посконную рубаху,

А вот его крестьянский сын

Бежал с земли родной со страху

Под бурным натиском машин.

То Бога поминаем всуе,

То вновь Россию, но боюсь,

Что лишь Кольцов, Никитин, Клюев,

Есенин и любили Русь.

И вот уж в веке двадцать первом,

Как ночью в поле огоньки,

Считает русская деревня

Свои последние деньки.

***

(На стихи Н. Мельникова)

«Поставьте памятник деревне»

«С крыльцом, рассыпавшимся в прах»,

Где люди ходят ежедневно,

У входа на ВДНХ.

А чуть подальше, не при входе,

А в глубине, где пруд и сад,

Создайте памятник природе,

(Не той, что привратили в склад).

Не пожалейте раз усилий.

Ведь это будет, господа,

Последний памятник России,

От нас ушедшей навсегда.

А через три-четыре года

Откройте красочный музей:

Деревня, русская природа –

То лучшее, что было в ней,

И что столетиями кряду

Нам заменяло хламудьё

Призывов, шествий и парадов

И встречных планов громадьё.

***

Не одиночные пикеты,

Солдаты с бомбами. Во мгле

«Аврора» прячется. Советы.

Свобода. Первые декреты:

Декрет о мире и земле.

Но наяву не так всё просто,

Как на бумаге. Вновь война,

Гражданская, плюс продразвёрстка,

СудЕб и сУдеб перекрёстки,

Две правды, и одна страна.

Декретам радоваться рано.

Опять солдаты кормят вшей.

Свобода вылилась обманом,

И не видать вовек крестьянам

Земли, как собственных ушей.

Пора, наивные людишки,

Пора избавиться от грёз.

Сначала выгребут излишки,

Потом немного передышки,

И добровольно марш в колхоз.

Изрядно подзабытый термин,

Не вызывающий восторг,

(Другие в моде), стонет фермер,

Пустеют сёла и деревни,

И процветает «Мираторг».

***

Переехал я в город со всеми

Из деревни, но мне повезло,

Называли меня, не «деревня»,

Называли нежнее; «село».

Но мои деревенские корни

Не давали покоя врагам,

И поэтому, кто я сегодня,

Затрудняюсь ответить и сам.

Я не первый такой, не последний,

И, как видно, вся суть такова,

Что Россия – сплошная деревня,

И большая деревня Москва.

По совсем аж недавнюю пору.

Но прогресса свирепый оскал

Всё разрушил, и вот уже город

Под себя всю деревню подмял.

Сердцем знаю, и разумом помню,

Полагаю, известно и вам,

Что в деревне могла быть часовня,

А в селе обязательно храм.

Много лет выясняем причины,

Ищем корни российского зла,

А деревня жила вся общиной,

Круговою порука была.

Но любой лизоблюд и наушник,

И царёк был несказанно рад

Непременно хоть в чём-то разрушить

Первобытный крестьянский уклад.

Потому и сегодняшний фермер

Получает в итоге лишь «пшик».

И по той же причине, наверное,

И пророс на полях борщевик.

***

Семь лет учился на продлёнке.

Работая, окончил ВУЗ.

И вот сижу на удалёнке,

Как славный житель Сиракуз,

За двести лет до нашей эры,

(Для вечности почти пустяк),

Закон открывший Архимеда

И подаривший нам рычаг.

Как тело вытесняет воду,

Сей доблестный науки жрец

Заметив в бане, тут же сходу

Помчался голый во дворец.

Воскликнув: «Эврика!» Негромко.

А может, громко? Так был рад

Тому, что внёс на удалёнке

В науку столь весомый вклад.

И заверяю всех, ничтоже

Сумняшеся, не только он.

Давайте вспомним здесь, что лёжа

Под яблоней открыл Ньютон?

Для пресловутой повремёнки

Настал конец, раз столько схем

Работы есть на удалёнке.

Работай! Было б только чем.

***

С десяток Нобелевских премий

Героям, что заставят СМИ

Забыть про ужас эпидемий

И про угрозу пандемий.

Дадут свободу домочадцам,

Позволив, лики не тая,

В карете прошлого помчаться,

Вернувшись на круги своя.

Кто разрешит передвигаться,

Работать, жить, учить детей,

Кто возвратит из резерваций

Несчастных пожилых людей.

Подарит прежнюю улыбку,

Освободит от всех забот

Нас, сделав нужную прививку

И закрепив за каждым код.

Душа моя как чужестранка

Душа моя не чужестранка,

Но пребывает, словно в клетке

В своей стране, где лишь нефтянка

И вездесущая разведка.

Где почему-то все идеи

Вдруг превращаются в насмешку,

И каждый день и час за нею

Ведётся пристальная слежка.

Где здравый смысл всегда в загоне,

Снаряды вечно на исходе,

Где сволочь, как дерьмо, не тонет,

И все забыли о народе.

Где глупо ожидать от граждан

Какого-то самосознанья,

Поскольку абсолютно каждый

Ни чьим не верит обещаньям.

***

Дал давно себе зарок,

Как бы ни было «хреново»

И паршиво, чур, молчок,

О политике – ни слова.

На работе ли, домой

Возвратившись, даже вкратце,

Даже с собственной женой

Не привык распространяться

Ни минуты. Но она,

Как навязчивый Мавроди

С МММ, увы, сама

Каждый день ко мне приходит.

Злая, едкая, как желчь,

То податливая с виду,

И старается вовлечь

В воровскую пирамиду.

В ей одной удобный час

Заявляется по-свойски

И не просит каждый раз

Извинить за беспокойство.

Мне плевать на твой зарок,

Говорит, и ты, товарищ,

Непременно, видит Бог,

Обо мне ещё узнаешь.

Всем, кто ждёт, разинув рты,

Я не то ещё устрою.

Цель моя, таким, как ты,

Не давать всю жизнь покоя.

Всласть глумится надо мной,

Вечно сыпет соль на раны,

И бросает снова в бой

На меня политиканов.

Что способны взять врасплох,

Охмурив почти любого,

Кто давал себе зарок:

О политике – ни слова.

***

На старой летней танцплощадке

Смятение и полумрак.

В углу дружинник для порядка

И профилактики от драк.

У женщин на щеках румянец.

Они волнуются и ждут,

Когда объявят белый танец

Всего на несколько минут.

Стоят, оценивая взглядом

Потенциальных визави,

Им, в принципе, немного надо:

Покоя, счастья и любви.

Как раз того, что во Вселенной,

Пусть и на несколько минут,

Судьба и жизнь одновременно

Всем даже в танце не дадут.

***

Писать о прошлом как-то поздно.

О будущем остерегись,

Какие пакости и козни

Ещё нам приготовит жизнь?

Да, можно, коли вам не к спеху,

Чуть покопавшись в голове,

В карете прошлого проехать,

Пожалуй, остановки две.

Пока от всех былых оказий,

Вновь появившихся вблизи,

Карета ваша не увязнет,

Зарывшись до рессор в грязи.

А лучше бросьте эту прихоть,

Копаться в прошлом, господа.

Живите в настоящем тихо

И не спешите никуда.

Ведь каждый факт всего лишь довод

И аргумент в руках сутяг,

Когда-нибудь, коль будет повод,

Им вновь вертеть и так и сяк.

***

Пора уж прошлое оставить.

И годы утекли в песок.

Но несговорчивая память

Готовит новый марш-бросок.

Уж эти мне её посылы!

Привычка бить исподтишка.

Она, похоже, не забыла

Мне ни единого грешка.

А эта странная манера –

Плохое только вспоминать.

Корить, вновь приводить примеры

И в помощь совесть призывать.

Нет, так я просто им не дамся.

Я не один, наверняка,

Такой плохой. От этих санкций

Не умирал никто пока.

Я буду биться, извиваться,

Не признавать упорно суть.

А если в трёх словах и вкратце:

Пытаться память обмануть.

***

Памяти Н.П. Ростовой

В кольце врагов, в кругу друзей

И в гордом одиночестве

Мы помним всех учителей

По имени и отчеству.

Кто отдавал себя всю жизнь

Работе днём и вечером,

Чтоб в нас, друзья мои, вложить

Разумное и вечное.

Всех, кто когда-то нас учил,

Трудился по призванию,

Крепил наш общий фронт и тыл

И вкладывал в нас знания.

Учил любить родную речь

И, что бы все мы стоили

Без Родины, ценить, беречь

Страну с её историей.

Кто в нас уверенность вселял,

Не донимал схоластикой.

Кто наше тело укреплял

Спортивною гимнастикой.

Учил на классике ценить

И юмор, и иронию,

В природе синтез находить,

А в алгебре – гармонию.

Тогда их люди из РОНО

Не доставали вздорными,

Нелепыми, но всё равно

Вводимыми реформами.

Не строили на раз-два-три,

Вникали в обстоятельства,

И не пророс ещё внутри

Тлетворный дух стяжательства.

В кольце врагов, в кругу друзей

И в гордом одиночестве

Мы помним всех учителей

По имени и отчеству.

Всех до единого и Вас,

Любимая и главная,

Объединившая весь класс,

Надежда наша Павловна.

Художник: Виктор Хрулёв