Когда и в жилах стынет кровь,

Я грелся памятью одной.

Твоя незримая любовь

Всегда была со мной.

 

В сырой тоске окопных дней,

В палящем, огненном аду

Я клялся памятью моей,

Что я назад приду.

 

Хотя б на сломанных ногах,

На четвереньках приползу.

Я в окровавленных руках

Свою любовь несу.

 

Как бьется сердце горячо,

Летя стремительно на бой!

Я чувствую твое плечо,

Как будто ты со мной.

 

Пусть сомневается другой,

А я скажу в последний час,

Что в мире силы нет такой,

Чтоб разлучила нас!

 

 

Лирика Занадворова – это сочетание фронтовой правды и любви к родной земле, к своим близким, простых пейзажей и военных будней.

 

И юности вечной родник,

Тропа босоногого детства!

Посмотришь – сливаются в миг

Удары винтовки и сердца…

 

Здесь, на фронте Владислав обдумывает замысел будущего романа, считая, что «поэтическое время ушло безвозвратно. Не знаю, как ты, а я за это время здорово постарел, – словно сердце остыло...» – пишет он в письме другу [3]. В этом произведении он надеялся «…сказать такую правду о человеке, что у всех, кто узнает ее, – дух захватит..». 

Как отмечает Дмитрий Шеваров, «о решительных наступлениях, о взятии городов, о Победе Владислав Занадворов написать не успел. Но погиб он в наступлении…На его стихах запеклась кровь отступлений. В его строках – сорванный голос тех, кто прорывался из окружения» [3]. О последних минутах сообщают лишь несколько сухих строк старшины Шаурова в письме к жене поэта Екатерине: «Ваш муж Занадворов Владислав Леонидович погиб 27 ноября 1942 года в бою с немецкими захватчиками. Тов. Занадворов убит вражеской пулей в 10 часов вечера 27 ноября 1942 в деревне Русаково Чернышевского района Ростовской области».

Этот бой был частью контрнаступления советской армии, которое завершилось разгромом фашистских войск под Сталинградом. По информации всё того же Шеварова, в этих сражениях отличился и будущий кинорежиссёр Григорий Чухрай, отразивший Занадворова и его поколение в образе Алёши Скворцова в «Балладе о солдате».

Лирический герой поэта, как и он сам, – действительно собирательный образ целого поколения молодых патриотов, своей жизнью вносивших вклад в общее дело Победы. И сама война находит очень чёткое и подробное выражение в одном из «программных» стихотворений автора:

 

Ты не знаешь, мой сын, что такое война!

Это вовсе не дымное поле сраженья,

Это даже не смерть и отвага. Она

В каждой капле находит свое выраженье.

 

Это – изо дня в день лишь блиндажный песок

Да слепящие вспышки ночного обстрела;

Это – боль головная, что ломит висок;

Это – юность моя, что в окопах истлела…

 

Этим строкам по-своему отвечают, в чём-то им возражая, а в чём-то дополняя их, стихи, написанные другим автором двумя годами позже – в 1944 году:

 

Война не вечна! И когда-то

Чехлы закроют пушкам рты,

А кровь и смерть – в скупые даты

На пожелтевшие листы.

С сапог сотрётся пыль походов,

Забудем цвеньканье свинца.

Но никогда не смогут годы

В нас разминировать сердца.

 

«Неразминированное сердце» – такое образное определение благодаря последней процитированной строчке критики дали лирике Константина Мамонтова. «Тема войны, как стрела огненная, пронзила их…» – сказал о его стихах Виктор Астафьев [4], а по утверждению Валерия Черкесова, «сам поэт говорил, что он не творит и не сочиняет художественные произведения, а пишет дневник в стихах». Судьба Мамонтова, как в творческом, так и в более широком смысле, и непроста, и уникальна одновременно. Будущий литератор рано лишился отца, старших сестёр и братьев. Был оставлен на попечение деда и бабушки, после того, как их раскулачили, бежал, примкнул к беспризорникам и скитался по всей России. Чудом ему удалось найти мать, но счастье было недолгим – она наложила на себя руки.

Именно эти потрясения и побудили его начать писать стихи. А взрослые добрые люди спасли от беспризорничества – бездетная супружеская пара учителей стала ему новыми родителями. В более поздних стихах он скажет об этом так:

 

Благодарю тебя, Отчизна,

За то, что ты, не помня зла,

Сквозь испытания по жизни

Меня с достоинством вела…

 

* * *

Кто-то заменит обноски худые,

Вымоет в баньке, протянет еду...

Чуткое сердце ты носишь, Россия,

К горю чужому, к попавшим в беду.

 

В 1939 году Константин Мамонтов окончил Пермский музыкально-педагогический техникум по классу виолончели. После он был призван в армию, пройдя всю войну и создав её поэтическую летопись, за что был награждён орденом Красной Звезды. В 1944 году поэт был тяжело ранен, и тогда же потерялся планшет с шестью блокнотами его стихов, где было около 300 стихотворений. Дальнейшая история этого планшета разворачивалась так: «В 1960 г. в еженедельник «Литература и жизнь» (ныне это «Литературная Россия») пришло письмо от некоего Борисова, который писал: «Граждане писатели! В вашей газете попал на одну статейку «Стихи из окопов», прочитал её и вспомнил: у меня в сундуке блокнот лежит, с фронта привез. Там тоже, вроде, стихи. Как тот блокнот попал ко мне, не помню, только знаю: с фронта привез. Я в госпитале в сорок третьем да в сорок четвертом санитаром работал по ранению и по возрасту тоже. Блокнот этот посылаю вам, разберитесь, что к чему».

Корреспондент газеты А. Т. Емельянов написал статью «Трудная судьба», в которой просил читателей сообщить об авторе стихов, если кто-то знает о нём. Выяснить ничего не удалось. Решив, что хозяин блокнота погиб в боях, газета передала стихи в издательство «Молодая гвардия», где готовилась книга стихов погибших поэтов «Имена на поверке». В эту книгу и были включены стихи Константина Мамонтова.

Вот после этого одна дотошная читательница и установила, что автор жив. К Мамонтову прилетел А. Т. Емельянов и вручил ему блокнот за № 1. Автор плакал и целовал потрепанную книжицу..» [5].

В судьбе Мамонтова оставили след сразу несколько городов. Это и Екатеринбург, где в детстве он оказался с матерью после смерти отца и братьев и сестёр (мать была домработницей в доме архитектора). Это и Кунгур, где прошло время в компании беспризорников. Какое-то время он пробыл в Одессе. С 1974 по 1989 год Мамонтов прожил в Белгороде, в освобождении которого принимал участие.

«Ну, не то чтобы освобождал, – уточнял поэт в интервью Валерию Черкесову. – Я был связистом. Пехотинцы шли впереди, а мы обеспечивали связь. Это не так опасно. Вошли в Белгород, он был весь в руинах, казалось, ни одного целого дома не осталось, ни одного жителя. Но горожане нас встречали, угощали, чем могли. Помню, в одном из садов мы нарвали недозрелых яблок и слив....» [4].

И хотя в контексте нашей статьи мы касаемся, в первую очередь, военной лирики, поэт Константин Мамонтов вошёл в пермскую литературу и другими мотивами, в числе которых, по определению Германа Старикова, есть и «есенинские» [6]:

 

Страда – страдать. Вот, видимо откуда

Возникло слово русское: страда…

Насущный хлеб – не только зёрен груда,

А пот и кровь крестьянского труда…

 

Параллель с Есениным возникает из-за обращения к крестьянской теме и образам родного края. В ряде строк поэт олицетворяет природу («За спиной уснувшего Урала Солнце притаилось до утра. Тихо-тихо ночь ко мне подкралась и присела рядом у костра»; «Ночь спустилась в деревушку и присела у ворот»). «Я сын твой, Россия» – название одного из сборников и определяет творческое кредо писателя.

 

Ты мне помогла, и о том не забуду.

Случится беда, за тебя заступлюсь.

Я сын твой, Россия. И где я ни буду,

Ты лишь позови – на помощь явлюсь

 

«Я с щемящей неохотой уезжаю вновь с Урала» – писал Мамонтов. Именно поэтому в 1989 году поэт возвращается на родину и вновь обосновывается в Кунгуре, уже до самой смерти в 2000. За несколько дней до ухода появляется сборник избранных стихотворений «Благодарю тебя, Отчизна».

Своё послание будущим читателям он выразил в следующих строках:

 

Потомок мой, не будь холодным к датам

Военных битв сороковых годов.

За каждой цифрой – кровь и смерть солдата,

Судьба страны в нашествии врагов.

И сколько б лет тебя ни отделяло

От этих дат, сумей расслышать в них

Разрывы бомб, зловещий лязг металла

И стон предсмертный прадедов твоих.

 

«Было ли тебе, человеку мужественному, когда-нибудь страшно? Всё-таки боевые награды о чём-то говорят!» – такой вопрос поэт и журналист Михаил Смородинов задал ещё одному нашему герою, поэту и фронтовику, прошедшему и войну, и госпиталь, и тюрьму, и шахты. Николай Домовитов ответил так: «Трижды в жизни, и всё от одиночества, от беспомощности: 1-ый раз в 41-ом, когда полз по лесу раненый, к своим, и стонать боялся: а вдруг немцы на голос придут?

2-й раз – когда меня осенью 1943 г. ранило, и прямо из госпиталя забрали с простреленными ногами – сразу затолкали в карцер в следственной тюрьме, где можно было только стоять, и зимой 1943 г. осудили на 10 лет.

А 3-й раз – уже после ЗОНЫ, в Донбассе.

В шахте случился обвал, и нас с Юрой Огоньком завалило в уступе, на глубине 1200 метров. Трое суток, как в могиле. Мы уж и не думали, что горноспасатели нас откопают».

Он не был коренным пермяком. Родился в 1918 году в Петрограде, окончил Ленинградский машиностроительный техникум, ещё в юности начал писать стихи.

 

Ах, детство, детство,

Ты за поворотом!

Закрой глаза,

Мальчишка поскорей.

…Звон бубенцов.

И к стареньким воротам

Стремглав несётся

Тройка лошадей…

 

Биография Домовитова не менее удивительна. По мнению многих критиков, он принадлежит к тому поколению, про которое Юлия Друнина сказала: «из 100 бойцов, вступивших в сражения в 41-м, вернулись после победы только 3» [7]. Первая его книга вышла в 1941 году в Баку. Тогда же он был призван на фронт и под Мгой получил ранение. Те года автор вспоминает в статье «Я ещё и сотой доли о войне не рассказал...» (журнал «Уральский следопыт», №11 за 1987 г.) [8]: «Два месяца отступал наш батальон к Ленинграду.

Позади остались пылающие города и села, холмики братских могил. Из тех, кто отражал первый удар врага, в батальоне почти никого не осталось. В конце августа под станцией Мга мы попали в окружение и прочно засели в болотистом лесу. Фашисты несколько раз пытались выбить нас оттуда. Бомбили, наугад забрасывали минами и снарядами. Лес стонал от взрывов, заволакивался дымом, густым и желтым, как разведенная горчица. На головы нам сыпались с деревьев листья и колкая хвоя, пронзительно свистели осколки. Идти в лесную чащобу фашисты не решались. Их танки топтались на опушке, приминали тонкие осинки и снова уходили на грунтовую дорогу, подальше от лесного сумрака и зябкого дыхания зеленых трясин…»

По утверждению поэта, «война сделала многих моих ровесников не только солдатами, но и поэтами». После ранения он попал в госпиталь.

«Тишина госпитальной палаты... Не было этой тишины. Я просто придумал ее. Был концертный зал Бакинской консерватории, превращенный в госпиталь, было сорок коек в этом зале, на которых метались от боли сорок изувеченных ребят, кричащих в бреду «ура» и зовущих маму.

Моя койка находилась возле органа. Блестящие трубы его уходили куда-то высоко-высоко, словно сосны в солнечном бору. Орган молчал. Некому было играть на нем. А мне все слышалась песня о звезде, разговаривающей со звездой. И рождались стихи, первые стихи о войне:

 

…Весь день свистела маленькая птица.

В моей крови кленовый плавал лист.

И я не знал, что раньше прекратится:

Мое дыханье или птичий свист?

Замолкла птица...

Сердце тихо билось,

Настойчиво выстукивая: «Жить!»

И кровь из раны больше не струилась,

И вновь глаза потухшие зажглись.

Я жить хотел!

И смерть прошла сторонкой,

Меня не тронув лапою своей.

Быть может, песней, радостной и звонкой,

Ее прогнал веселый соловей…

 

Прямо из госпиталя и попал он на зону – всего лишь из-за одной неосторожной фразы. Прочитав в газетах о потерях немецкой армии, Николай взял да и сказал: «Братцы, так с кем же мы воюем, если всех фашистов уже перебили?». Видимо, кто-то из соседей донёс.

Фронтовик с перебитыми ногами оказался сначала в карцере следственной тюрьмы НКВД, где невозможно было ни сесть, ни согнуться. Раны открылись, и когда через три дня за ним пришли, он стоял по щиколотку в собственной крови. Как позже вспоминал сам автор: «Как многие «язычники», севшие за то, что языком ляпнули не то, в зоне я работал почти по специальности. Делали оборонную продукцию, да и после войны машиностроительных заказов хватало.

Отбыл срок, и мне предложили на выбор: или езжай на остров в Аральском море, чтобы тебя, пораженца, никто не видел, или – под землю, в Донбасс.

Я выбрал шахты, работал проходчиком, монтажником.

И меня, «врага народа и пораженца», «вольные» долгое время сторонились. А переносить людское отчуждение – хуже зоны» [7]. 

 

Порой уступ бывает тесен,

В нём и плечом не шевельнёшь,

Шахтёр работает без песен.

В забое, брат, не запоёшь…

 

В Донбассе у Домовитова выходили книги стихов и во многом автобиографичный роман «Горькая рябина». В конце пятидесятых – начале шестидесятых годов он был принят в члены Союза писателей и заочно окончил Московский литературный институт им. А.М. Горького. С 1969 года и до последних дней проживал в Перми, где занимался общественной деятельностью и работал с молодыми литераторами.

В его стихах нашла отражение не только военная тема. В них есть место и пейзажной, и любовной лирике. Ещё в госпитале в 1942 году он начал писать стихотворение «Россия», в первом варианте которого были такие строки:

 

Мой предок далекий, я вижу тебя,

Одет ты в тяжелые латы.

И сокол садится на кончик копья —

Предвестник победы крылатый.

Я вижу, шатер твой стоит у Днепра,

Парчой дорогою украшен.

Пируешь с дружиной своей до утра,

Пьешь брагу из праздничной чаши…

 

Обращение к прошлому родной страны во многом сближает его и с поэтами-классиками, и с современниками. Подобные мотивы можно было найти и у Владислава Занадворова, чьё творчество уже было рассмотрено в начале статьи. В его стихотворении «Щит» случайно найденный трофей отсылает нас к Куликовской битве, доказывая, что тема патриотизма русского народа и тема памяти о нём вечны, с каким бы врагом ни сводила судьба, и сколько бы ни минуло лет:

 

…Безвестный ратник здесь расстался с жизнью,

Подмят в бою татарским скакуном,

Но всё же грудь истерзанной отчизны

Прикрыл он верным дедовским щитом.

 

И перед ним в молчании глубоком

Мы опустили шапки до земли,

Как будто к отдаленнейшим истокам

Могучего потока подошли.

 

…Что станет думать дальний наш потомок

И чем его наполнится душа,

Когда штыка трехгранного обломок

Отыщет он в курганах Сиваша?

 

Стихотворение Домовитова «Россия» впоследствии изменилось, из наблюдателя лирический герой и сам стал участником тех далёких битв, а образ родины, как это часто бывает в поэзии, олицетворяясь, принимает черты любимой женщины:

 

…Пусть ноженьки в росах купает босые,

Пусть солнышко вечно сияет над ней.

Она не жена мне,

Она мне — Россия!

Ей нужно любить и рожать сыновей.

 

Биография поэта сама по себе является примером сильного духа, который не сломили тяготы. Из таких фактов и из таких мотивов и складывается в целом фигура русского солдата, видевшего Россию в каждом её проявлении – в родных пейзажах, как и у Занадворова, в поддержке родных и близких. Один из сборников Домовитова называется «Незабудки на бруствере», и в одном этом названии соединяются образ войны и образ родной природы, связанный с нежностью и памятью:

 

Мы глаз не смыкаем четвёртые сутки,

А рядом с окопом цветут незабудки.

Солдат седоусый промолвил: – Цветочки

Точь-в-точь как глаза моей маленькой дочки.

И смотрят мне в сердце, совсем как живые,

Любви моей первой глаза голубые.

А рядом на майской зелёной полянке

Дымят иноземные чёрные танки.

Они у песчанного брусвера встали,

Танцует огонь на пробитом металле,

Они опустили тяжёлые пушки,

И снова нам годы считают кукушки.

Но только не верят вещуньям солдаты,

Мы молча запалы вставляем в гранаты.

Нам враг отдохнуть не даёт ни минутки,

Но мы не отступим.

Цветут незабудки!..

 

И если у Занадворова мы встречали образ истлевшей в окопах юности, то и у Домовитова мы находим нечто подобное в ещё одном хрестоматийном стихотворении «Убежать бы мне в юность»:

 

…Вот я вижу друзей.

Мы лежим на снегу

И кричим, задыхаясь:

— Атака отбита!

Убежать бы к друзьям мне,

Да я не могу —

Я живой,

А друзья — из гранита.

 

Взяв эти строки в качестве эпиграфа, спустя годы Фёдор Востриков напишет о Домовитове:

 

И всё-таки он слово не сдержал.

Простим высокогомудрого поэта,

Что, не дождавшись летнего рассвета,

К друзьям вихрастым в юность убежал.

 

Но это было гораздо позже. Пройдя и войну, и зону, и шахты, поэт Николай Домовитов дожил до 1996 года, оставив память о своём опыте в стихах и книгах и войдя в историю пермской литературы.

«Не знаю, все ли в жизни удавалось Борису Ширшову, но стихи ему удавались…» – так Домовитов говорил ещё об одном пермском поэте-фронтовике, о котором хотелось бы рассказать в этой статье и чьи строки были взяты в качестве эпиграфа. Этот автор тоже не был коренным пермяком. Его родина – Артемовский прииск Иркутской области. Но совсем скоро семья переехала на Урал, где в 1939 году Борис закончил семилетку. Ему тоже посчастливилось, пройдя всю войну, вернуться живым. Однако становление поэта началось ещё до военных событий. Уже в 10 лет он опубликовал своё первое стихотворение. И затем детская тема не оставляла Ширшова – среди его поэтического наследия есть книга для малышей «Сто загадок»:

 

Когда с тобою этот друг,

Ты можешь без забот

Шагать на север и на юг,

На запад и восток.

 

 

* * *

Если ей работу дашь –

Зря трудился карандаш.

 

Непросто поверить, что такие лёгкие детские стихи мог написать фронтовик, в прошлом командир пулемётного взвода, награждённый орденом «За отвагу». Между тем, в своих «невоенных» строках Ширшов искренне радуется новому дню, описывая жизнь в её самых простых и от этого самых ценных проявлениях:

 

Восходом тёплым озарились крыши,

Прозрачна неба голубая высь.

Из дома я чуть-чуть пораньше вышел,

Чтоб просто так по городу пройтись.

Роса блестит на цветниках ковровых,

И под кустами тень ещё густа,

И бабочка ещё сидит под кровом

В безветрии недвижного листа…

 

Его творческим кумиром был Твардовский. Ширшов даже сочинил своеобразное продолжение его самого популярного произведения – «Василий Тёркин на заводе».

 

В новой летней гимнастерке

(Отпуск взять пришел черед)

Фронтовик Василий Теркин

Навестить решил завод.

Говорят, Василий Теркин

Из смоленской стороны,

А другие спорят: «В сборке

Он работал до войны».

Ну, а третьи не шутейно,

А серьезно говорят:

«Вася Теркин! Да в литейном

Вместе много лет подряд

Проработали». Короче,

Чтоб не спорить, скажем так:

Теркин нашим был рабочим,

Остальное все пустяк..

 

В этом, конечно, он был не одинок – по утверждению самого Твардовского, «из «продолжений» и «подражаний» «Теркину», известных мне, можно было бы составить книгу, пожалуй, не меньшего объема, чем существующая «Книга про бойца…» [9]. Тем не менее, как видно из приведённого отрывка, продолжение Ширшова полностью сохраняет строфику и размер оригинального произведения, а заодно и сам образ Тёркина в его собирательности – этакого «своего парня», который есть везде и всюду. Опять же, как писал Твардовский:

«Василий Теркин» вышел из той полуфольклорной современной «стихии», которую составляют газетный и стенгазетный фельетон, репертуар эстрады, частушка, шуточная песня... Сейчас он сам породил много подобного материала в практике газет, специальных изданий, эстрады, устного обихода. Откуда пришел – туда и уходит. И в этом смысле «Книга про бойца», как я уже отчасти говорил,– произведение не собственное мое, а коллективного авторства. Свою долю участия в нем я считаю выполненной» [9].

В числе литературных ориентиров Ширшова хорошо знавшая его поэт и журналист Вера Кудрявцева называет также Сельвинского, Заболоцкого, Василия Фёдорова – многих «непрограммных» авторов. Свои стихи в кругу друзей он почти не читал – «поэт не скрывал, что учился у мастеров, равнялся на них, видимо, ещё не чувствуя себя готовым встать в этот строй… Борис читал только современных советских поэтов… Нас потрясало, что в его памяти тома стихов! Сам он нисколько этому не удивлялся и был всегда прост, естествен…» [10].

И в его стихах находит отражение тема творческих поисков и личного становления поэта:

 

Она пришла ко мне, боязнь строки,

Ей риск и нетерпенье не по нраву:

Я у строки стою, как у реки,

Обдумывая долго переправу.

Я шел сперва по затесям чужим,

Теряя их, плутая, да не пятясь.

Следы чужие… Благодарен им,

Теперь пора свою оставить затесь.

По ней не поверну в обратный путь,

Ей за спиною суждено остаться.

Но, может быть, другим когда-нибудь

Мои зарубки тоже пригодятся…

 

Посмертный сборник Бориса Ширшова получил название «Успевай, человек!». Поколение фронтовых поэтов, видевшее смерть вблизи, как никто другой ценило жизнь и стремилось успеть запечатлеть все её проявления. Именно поэтому картину военных лет мы воссоздаём, в том числе, и по поэтическим строчкам. И тем более удивительно, что под боевым огнём поэты оставались поэтами, создавая летопись не только своей жизни, но и истории всей страны.

 

Мы цену жизни узнаём с годами.

Чем наша жизнь становится длинней,

Тем больше дум рождается о ней

И ценится она дороже нами.

Но в памяти у нас не всё хранится.

И если жизнь начнёшь перебирать,

Глядишь, исчезла целая страница,

А иногда — и целая тетрадь.

Дневник помог бы возместить утраты.

До дневников ли было нам, когда

В дыму сражений, в грохоте труда

Взрывались дни и ночи, как гранаты…

 

Военная лирика Ширшова во многом перекликается с мотивами его современников и собратьев по перу, уже упомянутых в этой статье. Немаловажную роль в ней играет и тема памяти, проявляющаяся в параллели с войнами прошлых веков. Владислав Занадворов обращался к временам Куликовской битвы, примерно с той же эпохой связывал образ России Николай Домовитов. В стихотворении «Солдатская могила» Ширшов адресует свои мысли солдату Бородинского сражения:

 

Я стою над широкой чугунной плитою,

Всё на ней – письмена и эмблемы – темно.

Здесь покоится прах офицера-героя,

Получившего раны под Бородино…

 

…Спи, герой бородинский! Столетье второе

Над тобою проносит года чередой,

Ты не знаешь, что рядом, под этой горою

Спят недавней войны молодые герои

Под неведомой ранее красной звездой.

 

Где они воевали, что они испытали,

Ты, наверное, большей беды не знавал,

Но Отечество в битвах они отстояли,

И войну тем же словом они называли,

Как и ты горделиво – свою называл…

 

И если Константин Мамонтов в своём поэтическом обращении к потомкам просит их не относиться холодно к важным историческим датам, то Борис Ширшов выражает схожую идею в стихотворении «Последний»:

 

Не ранее, чем в двадцать первом веке,

Считая от сегодняшнего дня,

Почтенный дед смежит устало веки,

Над ним поникнет горестно родня.

Прочтёт ли кто на помертвелом лике,

На потускневшем серебре наград,

Что умер воин той войны Великой,

Её последний доблестный солдат.

Ни одного участника былого,

Ни одного живого! Навсегда!

Не будет глаз живых, живого слова.

Всё отдалит минувшего гряда…

…Грядущий век! Ты был спасен

двадцатым.

Не допусти, чтоб вымерла земля.

Последнему Известному солдату

Зажги навечно пламя у Кремля.

 

Именно в этом мы видим свою задачу как читателей и потомков. И именно в этом, пожалуй, главный смысл обращения к военно-фронтовой лирике.

 

 

ЛИТЕРАТУРА

 

1. Лексин В.Н. Великая культура великой войны//Лексин В.Н.//Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование. – 2015. – т. 8. – № 3. – с. 65-83.

2. Шеваров Д.Г. «Помни, что я тебя любил всеми силами души моей...». Письма с фронта лейтенанта Занадворова. URL: https://www.bigbook.ru/articles/detail.php?ID=22507. Дата обращения – 05.04.2020.

3. Шеваров Д.Г. Фронтовой поэт Владислав Занадворов. URL: https://moi-goda.ru/sudbi-liudskie/frontovoy-poet-vladislav-zanadvorov. Дата обращения – 05.04.2020.

4. Черкесов В.Н. Неразминированное сердце/ В. Черкесов // Литературная Россия. – 2005. – 15 апр. – С. 7.

5. Мамонтов Константин Яковлевич. Пермский край. Энциклопедия. URL: https://enc.permculture.ru/showObject.do?object=1805339321. Дата обращения – 05.04.2020.

6. Стариков Г.Л. Поэт Константин Мамонтов. URL: https://uraloved.ru/ludi-urala/mamontov. Дата обращения – 05.04.2020.

7. Н.Ф. Домовитов. Пермский поэт-фронтовик. URL: https://parnasse.ru/teatr-na-parnase/klasika-literatury/drugie-avtory/n-f-domovitov-perskii-poyet-frontovik.html. Дата обращения – 05.04.2020.

8. Домовитов Н.Ф. Я ещё и сотой доли о войне не рассказал...//Уральский следопыт. – 1987.–  №11. – с. 58-59. 

9. Твардовский А.Т. Как был написан «Василий Тёркин» (ответ читателям). URL: https://lib.ru/POEZIQ/TWARDOWSKIJ/as_ter.txt.  Дата обращения – 05.04.2020.

10. Кудрявцева В.М. Одна поэтическая зима//Урал. – 2005. – №3. – с. 160-166.  

11. Я был убит в боях. Стихи молодых поэтов, павших в годы Великой Отечественной войны. – Пермь: Кн. изд-во, 1990. – 246 с. 

12. Домовитов Н.Ф. Незабудки на бруствере: Стихи и поэмы. – Пермь: Кн. изд-во, 1981. – 116 с.     

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование