19 мая 1712 года заложенный 9 годами раньше город в устье Невы стал резиденцией Петра I и столицей огромного царства.
Можно заметить, что как и день основания Петербурга (закладка царём первого камня в фундамент Петропавловской крепости 16 мая 1703 года), дата переноса российской столицы считается таковой по факту, а не по дню выхода какого-нибудь официального государственного акта на этот счёт.
Последний до сих пор так и не обнаружен даже самыми дотошными архивистами, хотя впервые столицей новый город Пётр назвал в письме Меньшикову ещё в 1704 году. Отчего в исторических справках об официальном учреждении нового центра русской державы обычно фигурирует несколько расплывчатая фраза – «в этот день, по воле Петра…».
Воля же эта и выразилась не в «высочайшей подписи» на формальном Указе, а лишь в том, что 19 мая 1712 года в строящийся город на Неве переехал царь-реформатор с семьёй. При этом дав понять и соотечественникам, и иностранцам, что этот переезд уже навсегда, а не на время.
Тем более что основания так думать действительно были. Ведь реальный переезд правительственных учреждений в Петербург начался ещё в 1710 году, когда туда начали переезжать отдельные сенаторы (полностью Сенат заработал на новом месте в 1713 году).
Понятно, что приезжали крупные чиновники не на пустырь. В Петербурге с 1703 года шло активное строительство, в 1705 году, например, уже была построена Адмиралтейская верфь, зимний и летний дворцы царя, морской госпиталь и многие другие учреждения.
В 1710 году в город были вызваны 15 тысяч ремесленников, обязанных обеспечивать нормальное функционирование города, его гражданского и военного хозяйства.
А уж после переезда в Петербург царского двора туда из Москвы переехали и посольства четырёх ведущих на то время европейских стран – Англии, Франции, Голландии и Пруссии. Что было не просто обычным переездом, но и фактическим дипломатическим признанием российского суверенитета над «Ингерманландией» (в которую входило и устье Невы) – территорией, формально ещё находившейся под юрисдикцией Швеции.
Швеция к тому времени уже фактически проиграла сухопутную войну с Россией после катастрофического проигрыша в Полтавской битве, а потому европейские монархи и не боялись задеть чувства шведских политиков признанием законности российских завоеваний. Тем более что речь действительно шла об исконных российских землях, ставших шведскими лишь после лихолетья Ливонской войны и Смутного времени.
Понятно, что Пётр решил построить новый город и перенести туда столицу страны не просто так. История знает немало примеров такого переноса монархами-реформаторами.
Так, ещё в Древнем Египте фараон Эхнатон (его женой была знаменитая Нефертити), начавший радикальную реформу и госуправления, и религии, перенёс свою столицу из Фив в новопостроенный город Ахетатон.
В конце III века уже нашей эры римский император Диоклетиан сделал своей резиденцией Никомидию, поближе к центру огромной империи. Спустя несколько десятилетий первый император-христианин, Константин Великий, сделал столицей уже город, названный его именем – Константинополь. Считается, что основной побудительной причиной для такого переноса было то, что в Риме были слишком сильны языческие традиции, которые император-реформатор пытался постепенно изживать.
В значительной мере сходные мотивы были и у Петра, конечно, не столько в религиозной сфере (хотя насаждаемое им «синодальное» Православие по организации больше напоминало таковую в протестантизме, нежели в византийской практике), сколько в сфере культурно-цивилизационной.
Пётр I, как известно, был убеждённым «западником», а Москва оставалась символом и опорой той самой старины, с которой реформатор неустанно боролся. Вот и решил вместо «вливания нового вина в мехи ветхие» построить новую столицу обновленного государства на новом месте. При этом заселив её в первую очередь нужными людьми, а не косными консерваторами.
Хотя, разумеется, нельзя сбрасывать со счетов и общеизвестный фактор желания Петра находиться поближе к прорубленному его же усилиями «окну в Европу». Сделав центром России город-порт, не просто интенсивно торгующий с европейскими странами, но и находящийся в куда большей доступности к ним не только географически, но и бытийно-идеологически, чем расположенная в глубине царства Москва.
Можно заметить, что массовой поддержки населения петровскому начинанию поначалу не было. К 1710 году, до начала массовой бесплатной раздачи земель для поселения ремесленников, в городе жило не больше 8 тысяч постоянных жителей, спустя 10 лет их число дошло до 40 тысяч, к концу века достигло 90 тысяч (население Москвы в то время было около 175 тыс.)
В новый город добровольно переселялись лишь те, чьё благополучие напрямую зависело от близости к монарху – чиновники, крупные аристократы, военачальники. Солдаты и моряки, понятно, должны были служить, где прикажут.
Но менее зависимых от монарших милостей московских дворян порой приходилось переселять на новое место практически силком, под угрозой конфискации имущества.
Ремесленников же приходилось привлекать в город на Неве «кнутом и пряником». Как посулами хороших заработков и бесплатных земельных участков, так и наказанием за самовольное оставление нового места жительства.
Больше всего же в новой столице было временных рабочих. Число строителей в разные годы варьировало, обычно не превышая 40 тысяч в год.
До 1717 года этот контингент был представлен в основном крепостными, отправленными на работы помещиками во исполнение царских повелений. Позднее в строители стали набирать и вольнонаёмных.
Оплата труда не превышала, как правило, 1 рубля в месяц. При этом немалая доля заработка удерживалась у крепостных как вороватыми государственными интендантами, так и их владельцами-помещиками. А потому до десятой части таких работников ударялись в бега, немало и умирало от болезней.
При тогдашнем уровне медицины и организации труда средним уровнем смертности на таких стройках считались 6-8%. С учётом сотен тысяч участвовавших в строительство нового города рабочих, известное выражение «Петербург стоит на костях» преувеличением не назовёшь.
При этом не стоит забывать, что на таких же «костях» в дореволюционную эпоху зиждилось и большинство других сколь-нибудь заметных свершений. Например, о строительстве железной дороги из Петербурга в Москву Некрасов писал:
А по бокам-то всё косточки русские…
Сколько их! Ванечка, знаешь ли ты?
Так или иначе, новому городу на Неве, любимому детищу Петра, была суждена яркая и важная судьба. В отличие, скажем, от того же упоминавшегося выше древнеегипетского Ахенатона, покинутого знатью и остальным населением практически сразу после смерти своего основателя-фараона.
Именно в Петербурге Россия была провозглашена Империей, столицей которой город оставался до самого её конца (за исключением небольшого перерыва в царствовании Петра II в конце 20-х годов XVIII века). Да и ныне этот большой и красивый город нередко называют «северной столицей», подчеркивая его важность для тысячелетней страны…
Художник: В. Серов.
