Тихий сонный август перевалил за середину. Тепло ещё, солнечно, а природа, да и душа человечья, уж к осени готовятся.
Месяц август, он ведь как, он ведь хорош для отдыха и нетяжёлой работы, да не на дядю какого чужого, а на себя; копошению в удовольствие на огороде да послеполуденному подрёмыванию в тенёчке с разговорами неспешными…
В августе даже небеса не такие, как всегда – а какие – я и слов-то таких подобрать не умею. Бездонные, словно для входа открытые. Может, потому в этих самых августах-то самолёты да корабли чаще, чем в иные месяцы, падают и тонут.
И уходят души людские в эти распахнутые небесные врата вне всякой очереди…
В селе два дня как медовый Спас отгуляли, а уж и яблочный перед глазами.
Мёд в церковь освещать Никитины ходили всей семьёй – традиция. Только вот, если старшие на службу шли осознанно, то ребятишки только за ради развлечения – интересно им, зачем нынче столько народу в церкви да почему?
Так всю службу в храме-то по сторонам и крутились, толкались острыми локотками да перешёптывались…
Только самая младшенькая, двухлетняя внучка, с дедовых рук, тихо и внимательно, на святые лики смотрела – вроде как понимала что, или вслушивалась во что-то только ей ведомое. Со стороны так поглядеть – разговаривали лики с нею.
Чудны дела твои Господи…
Сегодня бабка никитинская, Ксения, пирожки печёт. С солёными груздями. Нет, нет, не нынешнего урожая – откуда урожаю в такую раннюю пору взяться? – груздочки только-только пробиваться стали, их ещё собрать нужно, засолить, засола дождаться – песня долгая. Так что в дело шли грузди прошлогоднего засола – прошлый-то год урожайным был, гриба много запасли – до сих не съели.
Грузди бабка отмочила, мелко порубила да на постном маслице и обжарила. Лук репчатый обжарила отдельно. Потом всё смешала и зелёного лучка добавила – вот начинка и готова.
Пирожки один за другим ровными рядочками на противне выстраиваются – часок расстоятся и в печь… Пирожки с солёными груздями на всех, на всё семейство, а вот для внучки любимицы да неслухов внуков Ксения пирожки из свежей черёмухи готовит. Третьего дня внучата старшие на реку купаться бегали, а там черёмуха знатная уродилась, крупная – бидончик вмиг набрали. Бабка её перемолола дважды вместе с косточками, да с сахаром один к одному и смешала. Три дня время от времени начинку перемешивала – пока та не загустела…
За столом рядом с бабкой внучка – двухлетняя Таисия. Помогает Ксении. Усердно мнёт пухлыми ручонками кусочек теста, носик и волосы на головушке в муке, щёчки в черёмуховой начинке. Старается. Время от времени вскинет взгляд на бабку – как мол? – бабка ей в ответ кивает – хорошо, солнышко, хорошо. Так-то ладно у них всё получается…
Распахивается дверь – в избу влетает пятилетний Мишка, брат Таисии. Не разуваясь, в сандалиях, бежит к баку с домашним квасом. Черпает ковшом всклень, и надолго присасывается к нему.
– Лопнешь, чудушко!
– Не-е, баба! У меня пузо крепкое!
– Место для пирожков оставь, пузо крепкое... – бабка улыбается.
Мишка привстаёт на цыпочки и заглядывает в противень, что стоит на столе:
– У-у, они ещё не испеклись. Можно, я тоже полеплю?
– Можно. Руки помой.
Мишка бежит к рукомойнику, пару раз стукает ручонками по соску:
– Помыл, баба!
– Разве ж так моют? – Ксения Ильинична оставляет лепку, отряхивает руки свои от муки и ведёт Мишку к рукомойнику.
Руки Мишкины все в ссадинах и синяках, да и ноги, что тонкими ниточками со сбитыми коленками торчат из широких шорт, тоже. Как он их ещё только не переломал?! Тьфу, тьфу, тьфу – не дай Бог! Когда грязные ручейки вперемешку с песком перестают сбегать с Мишкиных рук, бабка насухо вытирает их большим цветным полотенцем. Мишки экзекуция не нравится и он, как только может, сопротивлялся.
Пока бабка возилась с внуком, внучка Таисия долепила свой пирожок и уложила его на противень. Конечно, он получился не такой красивый, как у бабушки, но Таисия на такие мелочи не обращает внимания. Она потянула к себе новый кусок раскатанного теста. Тесто упиралось. Таисия тоже. Она потянула его к себе двумя руками. Тесто порвалось, Таисия откачнулась набок и свалилась со стула. Не столько от боли, сколько от неожиданности заревела.
Но уже через пару минут благость и рабочая обстановка восстанавливаются.
Пирожки теперь уже лепят трое – бабушка, внук и внучка.
Мишке на месте не сидится, пытаясь слепить пирожок, он крутится и пристаёт к бабушке с вопросами:
– Бабушка, а когда я вырасту большой, ты будешь мне пирожки жарить?
– Большой, это какой?..
– Ну, как папа…
– Да нет, солнышко моё, для такого большого не буду…
– А почему?
– Я и сейчас-то уж старая, а тогда уж – тогда уж я на небушко переселюсь…
– На небушко? А что ты там делать будешь?
– Что делать? – дедушке пирожки печь.
– А дедушка тоже на небушке будет?
– Будет…
– А что он там делать будет?
– А что он сейчас делает?
– Он на задах траву кролям косит…
– Ну, вот он и там травушку небесную косить будет…
– А потом?..
– Когда потом?
– Ну, когда дедушка траву скосит…
– Тогда сядем мы с ним на небесную скамеечку и будем с небушка на вас глядеть, на тебя богатыря и Таечку красавицу. На вас, на детей ваших, на то, как вы все вместе пирожки стряпаете…
– А на Ваню с Серёжкой, будете смотреть?
– Конечно, будем, они же тоже наши внуки любимые. Так же, как и мои дедушка с бабушкой на меня смотрят, так и мы с дедушкой будем…
– А мы с Таей, тоже дедушкой и бабушкой будем?
– Обязательно, солнышко…
– И всегда, всегда так будет?
– Всегда, умничка моя, всегда…
У Ксении Ильиничны почему-то зачесался нос, глаза набухли влагой, и первая слёзная дорожка расчертила слегка припудренную мукой щёку…
Она отвернулась к окну и попыталась незаметно убрать слёзы с глаз.
– Бабушка, что с тобой?
– Ничего, Мишенька, ничего, золотой мой. Мука в глаз попала…
– А-а…
За окном тлеет тихий август. По глубокому синему небу куда-то неспешно плывут белые облака. Лёгкий ветерок парусит марлевые занавески на раскрытых окнах, коими бабка Ксения пытается оградить избу от вездесущих мух. И на всех подоконниках бесконечно цвёт герань.
Детство.
Августовское небо, квас, пирожки и молоко в крынке.
И так будет всегда…
Художник: Александр Фуников