Венценосная Русь

 

Я не знаю, что делать с любовью,

но любовь мне пророчит слова.

Положу я листки к изголовью,

в этом буду, наверно, права.

 

И ко мне снизойдёт вдохновенье,

как метелью, укроет в глуши.

Напишу я о русском терпенье,

о величии русской души.

 

Мне твои васильковые ночи –

во Вселенной родные огни.

Я люблю тебя, Родина, очень,

во все самые трудные дни.

 

Мне твои золотые просторы

светят в сумраке нынешних смут.

Наших предков тревожные взоры

призывают к свободе от пут.

 

И любовь к тебе необозрима,

бесконечно твоё бытиё!

Да святится в веках твоё имя,

васильковое имя твоё!

 

Я не знаю, что делать с любовью,

и пророчить стихом не берусь.

Но спасём тебя, – ныне я молвлю,

о, моя венценосная Русь!

 

 

Молитва о России

 

Нет, я не справлюсь. Справиться нет сил

с моей печалью о былой России.

Господь, даруй мне пару крыл

и дай нечеловеческие силы!

 

Я расскажу всем людям всей земли,

что Русь была великою державой.

Она сейчас валяется в пыли,

но снова станет – и святой, и правой!

 

Куда же денутся тогда её враги?

Где им искать прибежища придётся?

Кому облизывать придётся сапоги?

Да ну их всех… с их «мировым господством».

 

Русь неделима. И на всех одна.

Врагов ея поглотит пламень адский.

«Се будет шторм…». И захлестнёт волна –

давно пророчил Иоанн Кронштадтский.

  

 

Молитва о Рубцове

 

И счастлив я, пока на свете белом

горит, горит звезда моих полей…

Н. Рубцов

 

Теперь везде твердят: Рубцов! Рубцов!

Он, мёртвый, всем как будто стал дороже.

До коих пор такое будет, Боже?

Ведь он же был когда-то жив-здоров!

 

Скажи, Господь, зачем тебе печаль?

Зачем Поэтов создаёшь без кожи?

Ты испытанья нам даёшь, похоже!

Но неужели нас тебе не жаль?

 

Ведь мы же дети, Господи, твои, –

как муравьи, деревья, звёзды, поле.

Ведь ты же сам своей диктуешь волей

стихи. – И мы поём, как соловьи.

 

Стихами душу раздираем в кровь,

уносимся в просторы мирозданья.

Ты нам такие открываешь тайны,

ты нам такую открываешь новь!

 

Господь, я о пощаде не прошу,

но только отпусти побольше силы,

чтоб до кончины, до слепой могилы

мне дописать, что я сейчас пишу.

 

Я знаю, у тебя несчётно дел,

но как мне хочется узнать, не скрою:

всё то, что было велено тобою,

Рубцов сказать поэзией успел?

 

Писал. Любил. И нёс свою суму.

Искал, как все, людского пониманья.

Стихи ему – спасенье? Наказанье?

Вот этого никак я не пойму.

 

Рубцов – любовь давнишняя моя.

Его стихи – чистейшая Музы́ка

и отраженье Божеского Лика!

Певучие, как Русская Земля!

 

Ах, Господи, для нас его спаси!

Тебе молиться никогда не поздно:

пусть тихим светом светят ему звёзды

родных полей его святой Руси.

 

 

Облака

 

Опять плывут на север облака,

и где-то на равнине на зелёной,

там, где течёт широкая река, –

низвергнутся водою обновлённой.

 

И так – из века в век, из года в год.

И так – из глубины тысячелетий

во глубину других – течёт народ,

и обновляется, как всё на этом свете.

 

И посреди лесов, полей, степей,

и посреди долин зеленооких

живёт народ, забывши о своей

истории, о вере, об истоке.

 

Ослаб народ – без веры и богов,

ослаб народ, хотя ещё крепится.

А был велик. Был к подвигам готов,

когда он помнил, где его Крыница.

 

Я – часть того народа, что ослаб.

Стою, как все, на ветреном распутье.

Мне говорят, что мой народ есть раб,

что он ленив, и лжив, и непробуден.

 

Я – на распутье. Обратилась в слух.

Врагам открыта. Ветер слёзы студит.

О, что это? – Я чую вольный дух –

славянский дух – он память мою будит.

 

Хочу я, как вот эти облака,

что проплывают над землёй зелёной,

где протекает древняя река,

я тоже стать душою обновлённой.

 

О память сердца! Ты во мне жива,

ведь это ты речешь во мне стихами.

Тебя коснувшись лишь едва-едва, –

мне так спокойно с русскими богами.

 

 

Бояново слово

(по мотивам русских песен)

 

Далеко-далёко в стольном граде

собирались люди на закате,

собирались люди в чистом поле,

стали кликать ратников на рать.

 

Ой вы, буйны головы младые,

вьются ваши кудри золотые.

Ноет сердце от кромешной боли,

но придётся, други, воевать.

 

Пусть единство будет между нами.

Там, за невысокими холмами

лютый ворог землю нашу топчет,

терпеливо смерти нашей ждёт.

 

Будем дружны и сильны, и смелы.

Вы пустите, други, свои стрелы

в супостата злого – что есть мочи,

пусть в ковыль степной он упадёт.

 

Пусть он сложит голову лихую,

пусть оставит думу он плохую,

будто наш великоросский витязь

сдастся ему в тягостный полон.

 

С нами наши боги и отвага,

кладенец, копьё, перо, бумага.

И Бояна слово, подивитесь,

ратников зовёт со всех сторон.

 

Не пристало ныне быть в печали.

Просто, други, сильно мы устали,

стосковались по вольготной воле,

а её совсем хотят отнять.

 

Потому сегодня в стольном граде

собирают люди на закате,

собирают люди в чистом поле

ратников на доблестную рать.

 

Потому во граде во Рязани, –

я своими видела глазами, –

много ныне витязей отважных

и готовых грудью встать за Русь.

 

Лебеди кричат там над Окою,

над могучей русскою рекою.

Ради этих лебедей прекрасных

одолеем мы любую гнусь.

 

 

***

 

Всё те же избы серые –

как сон –

предутренний – неясный, странный, зыбкий…

Всё те же избы серые –

как стон –

предсмертный, но с прощальною улыбкой.

 

Всё те же избы серые –

гляди –

как будто слёзы на щеках пророка.

Всё те же избы серые –

войди –

и вспомни, вспомни златоуста Блока.

 

 

Славянофильское

 

Жалеем, о многом жалеем.

Жизнь будто неведомый вал

вздымается – крикнуть не смеем,

и кажется, дух наш устал.

 

И где, по каким бездорожьям

искать нам желанный покой?

Коль слышу я древний, острожный,

некрасовский плач или вой.

 

И хлещет нас ветр чужеземный,

не первый уж век и не год.

О русский мой, благословенный

край, где пропадает народ!

 

Куда, за каким горизонтом

теперь нам с надеждой бежать?

За лесом ли, полем, болотом

нет разницы, где нам лежать.

 

Но гибель желанна злодею,

но муки нужны палачу.

От ужаса я холодею,

и больше жалеть не хочу.

 

Так может, всей русскою силой

подняться единой стеной?

Друзья мои славянофилы,

вы слышите клич за рекой?

 

То грозные тучи клокочут,

то во поле ветры поют,

то раны бойцов кровоточат,

то в бой Ярославны зовут.

 

Так вспомним слова Святослава,

друг друга за руки возьмём.

И великоросская слава

победно вернётся в наш дом.

 

 

Русский гений

 

Подняться над заботами земными,

смотреть на мир с Вселенской высоты,

благоговеть пред чувствами простыми,

и быть с природой-матушкой на «ты».

 

Всё это гений. Русский гений может

и в простоте величие открыть.

И трепетанье бабочки дороже

дыхания Галактик, может быть…

 

Всё это гений. Русский гений волен

творить добро – во тьме, но не для тьмы,

ведь он подобен храму, что намолен,

ведь он как царь в толпе средь голытьбы.

 

Пока он жив – заботами земными

полны его пророческие дни.

Но он идёт ступенями крутыми

на горние Вселенские огни.

 

Он – соль земли, дитя, небесный старец,

жрец Вечности, ваятель Красоты.

Он солнечный живой протуберанец,

кудесник, волхв, певец огня. Он – ты.

 

 

Русская Макошь

 

Прядёт, прядёт свою кудель Макошь.

О, наша православная богиня,

ты с древних пор Россию бережёшь,

храня просторы русские и ныне.

 

Вон ты летишь незримо в облаках,

паря над Русью и её народом.

Вот ты стоишь с колосьями в руках

под голубым и вековечным сводом.

 

У ног твоих – малюсенький ручей,

исток Оки – твоей реки могучей.

Как отраженье Божеских Очей

и воплощенье воли неминучей!

 

А вот ты плачешь в звёздной высоте

и видишь беды русские воочью.

Ты видишь всё – что мы уже не те,

что свет померк, и выплаканы очи.

 

И ты протягиваешь правую ладонь,

оберегая будто от удара.

И говоришь всей нечисти: «Не тронь!

Се – мой народ! Святой народ и правый!

 

Ему готовить смертную постель

я не позволю сатанинской дряни.

Покуда я пряду свою кудель,

он соберётся и ещё воспрянет!»

 

Прядёт, прядёт свою кудель Макошь.

О, наша православная богиня,

ты с древних пор Россию бережёшь,

храня просторы русские и ныне.

 

Доколе будешь ты кудельку прясть,

доколе помним мы святое имя –

нам не упасть и в бездне не пропасть,

коль в наших душах Бог и Берегиня.

 

 

Аркаим

 

Ну, вот и встал над миром Аркаим,

как памятник людского безразличья.

Веками он богами был храним,

как грозный символ Русского величья!

 

Куда девались те, кто унижал

достоинство и честь великороссов?

Встал Аркаим над миром, будто знал,

что много есть к Истории вопросов.

 

Он всё расставит на свои места,

не зря он был построен в виде Коло!

Душа славянская так солнечно чиста,

как соловьиное божественное соло!

 

И души предков, будто соловьи,

летают над уральским Аркаимом,

где были счастливы когда-то и они,

и до сих пор их памятью хранимом.

 

И потому над миром Аркаим

восстал из праха многовекового,

чтоб каждый славянин проснулся с ним,

и чтоб душа воспрять была готова.

 

 

Голубоглазый ангел

 

Александру Пушкину

 

Идут года, сменяются века,

и наши судьбы – Вечности игрушки.

Но к нам спешит, спешит издалека

голубоглазый ангел Пушкин.

 

Он нас спасёт, и нашу Русь спасёт,

и мы пойдём по пушкинскому следу.

И потому Россия расцветёт,

и никогда не канет в Лету.

 

И как бы ни глумился супостат,

и как бы ни пугали нас забвеньем –

спешит к нам Пушкин силы дать стократ –

голубоглазый русский гений.

 

 

Песнь о древнем городище Старая Рязань

 

Хочу уснуть, да что-то не могу,

я у бессонницы, как пленница ночная.

И вижу в дрёме – я на дивном берегу,

и предо мною гладь блестит речная.

 

Опять вернулась мысленно сюда,

где только лишь недавно побывала.

Здесь и вода-то в речке не вода,

а воздух – век дыши – всё будет мало.

 

Здесь косогоры, всхолмья и валы,

те самые, что город окружали.

Но от него не видно и золы,

лишь ветры носятся в неведомой печали.

 

На самой круче, наверху – погост,

совсем здесь заросли травою плиты.

Но чуть вдали, внизу – понтонный мост,

и значит, здесь не все ещё забыты.

 

И в самом деле, холмики могил

ухожены заботливой рукою.

Веночки бьются птицами без крыл

и призывают к вечному покою.

 

На многих плитах видим письмена,

что сохранились, видно, только чудом.

И крест с трезубцем – вот так старина!

Века прошли, но вот они – под спудом.

 

А вот на камне выбита Макошь,

богиня русская, хранящая от козней.

И каждый, кто сюда отныне вхож,

пускай остережётся всякой розни.

 

Рознь не пристала русичам никак,

мы испокон веков народ соборный.

И чувство локтя – вовсе не пустяк,

и путь у нас испытанный и торный.

 

И этот путь меня сюда привёл

к истокам русским, старице зеркальной,

чтоб сердце сохранить от разных зол

и прикоснуться  к песне изначальной.

 

Вода на солнце золотом блестит,

и серебром искрится – что за диво!

Вот и не сплю – душа огнём горит,

и потому перо моё правдиво.

 

На склонах – неказистое сельцо,

но как бы поселиться здесь желала!

Я Солнцу подставляла бы лицо

и пела бы о том, как оно ало!

 

Лилось оно потоками лучей

с высот, живым покуда недоступным.

Единое – как Бог – для всех людей,

и щедрое – и честным, и преступным.

 

Легко мы поднялись на косогор,

и нам открылось русское раздолье.

И этот целомудренный простор

хранит далёкий голос богомолья.

 

Быть может, я услышала его,

ведь им полны и камни, и травинки,

овраги, кручи, более того,

сама Земля здесь мыслит по старинке.

 

Быть может, это атомы стихов,

которые извечно рядом с нами!

Но мир делиться красотой готов,

чтоб вновь сиять чеканными стихами.

 

О той далёкой, сказочной стране,

об этом знаменитом городище.

И потому совсем не страшно мне,

что заросло травою пепелище.

 

О православной, благостной Руси

и я пою над Старою Рязанью.

И счастлива, сей радости вкусив,

и вечно благодарна мирозданью.

 

 

Зелёные оды

 

Спасской природе Рязанского края

 

Я иду по земле, расправляя уставшие плечи…

Вон в овражке глубоком я вижу в иголочках гриб.

Осень в мире стоит. Замолчали цикада, кузнечик.

Осень в мире стоит, и ему зимовать предстоит.

 

Рядом птицы большие о чём-то тихонько стрекочут,

но одна сорвалась, а другая осталась одна.

Мне сдаётся, она с этим местом расстаться не хочет.

Тишина. Боже мой! Что за дивная здесь тишина!

 

Вот и я, как та птица, гнездо покидать не желаю,

хоть горюю порой и с печалью смотрю за окно.

Всё же жизнь моя здесь, я привыкла к Рязанскому краю,

где живу я давно, да, теперь уже очень давно.

 

Что за диво я вижу – в зелёной листве земляники

показался цветок и сияет своей белизной.

Ничего не пойму. Может, это от солнышка блики?

Ну, зачем ты цветёшь запоздалой своею красой?

 

Никогда не забуду сосновые тёмные боры,

никогда не забуду берёзово-радостный день,

увядание трав, и в опавшей листве косогоры…

Всё, что с давних времён называют у нас словом «сень».

 

Надо мной высь небес и берёзок прекрасные своды.

Замирает душа… И шуршит под ногами трава.

Я иду по земле, и я слышу зелёные оды,

эту песню небес, что сейчас нам поют дерева.

 

 

Зерцало истины

 

Был полумрак с кривыми зеркалами,

и среди прочих лишь одно мерцало,

пронзая мрак правдивыми лучами.

Я поняла – вот истины зерцало.

 

В его провале виделось мне явственно,

что не увидишь в нашем смутном времени –

изгиб реки, и в повороте царственном

вдруг женщина в стремительном течении.

 

Она тонула, взмахивая крыльями,

верней, руками… Уходила по́д воду…

Её движенья были ещё сильными,

и сомневаться не давали поводу.

 

По сторонам стояли люди разные,

одни свистели, от восторга топали,

другие были равнодушно-праздные,

а третьи в страхе убегали во́ поле.

 

Я отшатнулась... Пот холодный выступил,

кривые зеркала мне рожи корчили.

Но я взглянула вновь в зерцало чистое –

узнать, что небеса нам напророчили.

 

И вижу сцену с тусклыми софитами,

и воздух спёртый – хочется повеситься,

хоть двери все оставлены открытыми,

куда-то вниз ведёт гнилая лестница.

 

Театр пуст… И кажется, в агонии…

Лишь чьи-то тени в полумраке мечутся.

Музы́ки нет. Лишь всхлипы какофонии.

И вместо лирики слова иные шепчутся.

 

Они похожи больше на заклятия,

и в полумраке видится мне бо́сая,

и кажется, как будто на распятии,

чужая женщина с распущенными косами.

 

Что за кошмар сегодня мне мерещится,

и что за женщина мне гибнущая видится,

что за река в моих виденьях плещется,

чьему распятью стала очевидицей?

 

Уйду скорей… оставлю место странное,

не оглянуться важно на прощание.

Зерцало истины – как будто поле бранное,

его виденья словно предвещание.

 

Но я сама давно живу прозрением,

что Родина давно от боли корчится.

Но и её безмерное терпение,

наверное, когда-нибудь да кончится.

 

Потом история рассудит всех по-своему,

злодеев назовёт и победителей,

кого-нибудь признает и героями,

и может, нас вспомянет как воителей.

 

Тех, кто смотрел в зерцало это чистое,

судьбу предсказывая грозную и славную,

кого не испугало небо мглистое,

кто Родину любил свою державную.

 

Не утонуть ей и не быть распятою,

хоть предстоит великое борение.

И я шепчу слова свои заклятые

ей во спасение.

 

 

***

 

О, Русский мой Язык нерукотворный!

Веди меня, веди тропою торной

и приведи туда, где правит Слово,

где всё знакомо мне, хотя и ново.

 

Верни меня к единому истоку,

а в суете и мишуре не много проку.

Я шифр хочу понять и смысл сокрытый,

живой, сакральный, тайный, первобытный.

 

То Перво-Бытие мне видится прекрасным,

оно понятней с каждым днём и часом.

Тогда Миры творили Словом без усилья,

и у Души, наверно, были крылья.

 

Но мир Словес внезапно был разрушен,

безкрылы стали все земные Души.

И жизнь пошла в разладе и раздоре,

и сила Слова позабылась вскоре.

 

О, где теперь его былая сила?

С Душой безкрылой бытие уныло.

Как нам не сгинуть в одночасье, сразу

и одолеть тысячелетнюю заразу?

 

Есть Русский Бог! И есть святая свита!

И тайна есть, которая сокрыта!

И есть Язык  – живой, нерукотворный,

который нас ведёт тропою торной.

 

 

Русский язык

 

Какими таинствами полнится наш мир!

Какое чудо нам дарует Космос!

Звучат на высоте десятки лир,

а на Земле произрастает колос.

 

И среди этих тайн живёт одна –

древнейшая, как видимо, загадка.

Она исконного величия  полна,

и высшего, наверное, порядка.

 

Откуда к нам пришёл родной язык,

какие боги нам его послали?!

В какой счастливый и чудесный миг

они его с любовью создавали?!

 

О Русский, солнечный, сияющий Язык!

Певучий, как река в своём теченье!

Ты до сих пор хранишь и Божий лик,

и золотое мудрое сеченье!

 

Хранишь в себе незыблемость основ

и высшей математики начала.

О, Русский мой Язык! Язык богов!

Тобою вся природа зазвучала!

 

Ты в голосе и шёпоте ветров,

ты в шелесте полей зеленооких,

ты в пенье птиц, ты в яви наших снов!

О, Русский мой Язык! В тебе – истоки!

 

Да, ты хранишь основы тех начал,

заложенные со времён творенья.

О, если б каждый силу твою знал

и осознал твоё предназначенье!

 

Космическую сущность языка!

И звёздную высокую причину!

Кто это понял – жизнь того легка,

тот не согнёт перед врагами спину.

 

О, Русский, мой единственный Язык!

Сколь велика под Солнцем твоя слава!

Пока ты есть – отраден каждый миг!

Пока ты есть – жива моя Держава!

 

 

Славянский триглав

 

Славянский Мир, пойди рука к руке!

Сегодня я от радости лишь плачу.

Наверное, предчувствуя удачу,

душа моя сегодня налегке.

 

Славянский Мир, уж у твоих ворот

теснятся люди пёстрою толпою!

Да это же единый наш народ

с единой и солнечной судьбою!

 

Украйна милая, Окраинная Русь,

прекрасная в нежнейшем цвете вишен!

Сегодня я спросить тебя решусь,

ужель тебе зов пращуров не слышен?

 

О, Малороссия! Ужель забыла ты

счастливую годину князя Кия,

великую эпоху лепоты!

Ведь мы – единокровная Россия!

 

А Белая, Божественная Русь,

умытая слезами поколений,

я на тебя надеюсь и молюсь,

ты нам нужна для будущих свершений!

 

Сегодня ты для преданных сердец

единственная, может быть, отрада.

И верю я, что будет и конец

негожего славянского разлада.

 

Наш предок общий – князь Великоросс,

зовёт из тьмы веков к соединенью!

И не на глиняных ногах уже колосс,

уже он близок к верному решенью.

 

Славянский Мир! И разве трудно нам,

всем, взявшись за руки, стоять за честь и веру!

Ведь это же угодно небесам!

Последуем же Божьему примеру!

 

Недаром же древнейший наш совет

когда-то назывался словом ВЕЧЕ!

Здесь каждый получал на всё ответ,

здесь мудрые всегда звучали речи.

 

Так вспомним опыт доблестных отцов,

на веки вечные соединим же руки!

Вы слышите славянский этот зов,

из сердца рвущиеся искренние звуки?

 

И вечно юная Славянская Душа

начнёт эпоху – грозно, смело, строго!

И счастьем и любовию дыша,

Бог завращает Колесо Сварога.

 

И заскрипят святые жернова,

и мы узнаем, что такое слава!

И станут Минск, и Киев, и Москва

как три главы Священного Триглава!

 

 

***

 

Ты Россия моя,

ты моё заповедное слово,

драгоценная речь,

васильково-вселенский простор.

Ты Россия моя,

хоть на чём я поклясться готова,

что когда-нибудь мы

одолеем славянский раздор.

 

Жизнь моя для тебя –

капля малая в поле пшеничном,

во ржаном, во гречишном

в голубеющем море льняном.

Только знаю и то,

что никто для России не лишний,

что любому она, словно мать,

даст и пищу и дом.

 

Потому-то веками сюда

так рвались инородцы.

Их манила к себе

непонятная эта страна.

Ты Россия моя,

ты как девица, что у колодца

всех гостей напоит,

а потом лишь напьётся сама.

 

Но пора знать и честь,

и нам нужно к гостям обратиться:

ой вы, гости весёлые,

вам не пора ль на покой?

Не пора ли покинуть пределы

славянской столицы?

И не тянет ли вас, наконец,

нестерпимо домой?

 

Мы поможем –

проводим мы вас подобру-поздорову,

и наступит в России

старинный, блаженный покой.

Даже Солнце посмотрит на землю

как будто по-нову

и начнётся рассвет,

и вернётся к нам век золотой.

 

Ты Россия моя,

хоть на чём я поклясться готова,

что когда-нибудь мы

одолеем славянский раздор.

Ты Россия моя,

ты моё заповедное слово,

драгоценная речь,

васильково-вселенский простор.

 

 

***

 

Я в берёзовый лес приезжаю в осеннюю пору,

он встречает меня благотворной своей тишиной.

Серебрятся стволы, и лазурь открывается взору,

и шуршит под ногами листва, не тревожа покой.

 

Остро пахнет земля, остывая от летнего зноя.

Что за чудный шатёр распростёрт над моей головой.

Рядом птица поёт – про любовь и про что-то такое,

отчего становлюсь я счастливой и юной душой.

 

 

Преодоление тьмы

 

Какое счастье – тьму преодолеть

в своей душе, в своём дремучем чреве.

И вновь на мир глазами посмотреть,

какими смотрим в благородном гневе.

 

Яснеет взор, и пламенеет суть

вещей, предметов, их предназначений.

Я всё теперь хочу с себя стряхнуть,

чем омрачён был наш славянский гений.

 

О, сколько лет душа жила в плену,

не видела, не слышала, не знала,

вводила в заблуждение страну,

с чужого голоса саму себя ругала.

 

О, сколько чуждых нам имён и голосов

искусственных, но вовсе не искусных

мы слушали, почти предавши кров,

в потоке дней однообразно тусклых.

 

Мы восхищались ими, как слепцы,

опоены, как все, их славой дутой.

Нам говорили, что на них – венцы,

и крепче нам затягивали путы.

 

О, сколько времени потрачено на них –

на пастернаков, мандельштамов, фрейдов,

и костенел великорусский стих,

и даже не выдерживали нервы.

 

И в пыльной тишине библиотек

мы изучали бывшие эпохи –

и Золотой величественный век,

и от него оставленные крохи –

 

Серебряный упаднический век,

век нисхождения во тьму и мрака,

эпоха модернистов и калек,

бесовская зловонная клоака.

 

В учебниках мелькают имена,

не имена, а псевдонимы-клички,

как будто зона – целая страна,

и голоса слышны на перекличке.

 

Почти не слышно русских голосов –

Мартынов, Марков, Тряпкин – исполины!

Их книги запирают на засов,

их слов боятся, будто это мины.

 

И даже русский праведный язык,

живущий по божественным законам,

сегодня захирел, зачах и сник,

от их словечек став почти жаргоном.

 

Куда деваться? И куда идти?

Как говорили встарь – камо грядеши?

От Золотого – золото в горсти,

а от Серебряного века – бреши.

 

И путь во тьму, полёт над бездной зла,

культ негатива, восхищенье адом.

Камо грядеши, брат, когда дотла

сгорело то, что было палисадом?

 

Но были те, кто противостоял

и ратовал среди чумного пира

за слово русское – открыто, без забрал,

что оберег для мыслящего мира.

 

 

Ярманские берёзы

 

Когда увидела – не скрою

берёз немецких белизну,

прониклась горечью такою, 

её постигнув глубину. 

 

Да как же так, ведь это – наше,

исконно русское – до слёз,

и виды вспаханные пашен,

поля, берёзки, речки, плёс...

 

Но вот они – вдоль автобана

растут как будто нипочём...

И саданула боль, как рана,

а как же Русь, а отчий дом?

 

Неужто нет границ у мира,

границ у Родины моей?

И кажется, берёзам сиро,

в краю, который им ничей.

 

Немецкие берёзы – дико

нам сочетанье этих слов,

в нём будто отголоски крика,

или обрывки страшных снов.

 

Да только рано или поздно

узнать придётся тайны нам,

чтоб больше отродясь не сниться

таким невероятным снам.

 

А тайна в том, что пол-Европы

была славянской искони,

здесь жили предки до потопа,

и после жили – в наши дни.

 

А городов-то величавых

настроили – не перечесть!

В них трудовая доблесть бравых

славян и воинская честь!

 

Микулин Бор, Бреславль, Торговый,

Пархома, Тетерев, Рарог,

Липск, Зверин, Рыбница, Дроздовый,

Старград, Обронный бор, Росток!

 

Что говорить, когда заводишь

речь про одну лишь Померань!

Здесь сплошь названия находишь

славянские, куда ни глянь.

 

Германия-то, между нами,

страна загадочных ярман,

кто солнце чтил и жил по прави;

от слова яр и слова ман.

 

Не знали раньше, что печально,

что дом германский – дом родной,

где предки жили изначально

и не боялись быть собой.

 

Так вот что это за берёзки,

они ж ярманские, друзья,

они не просто русским тёзки,

я больше вам скажу – родня!  

 

Ярманцы с русами едины –

солнцепоклонников народ!

Но кто согнул прямые спины

и кто их по сегодня гнёт?

 

Когда и где, в какие годы

подобное произошло?

Рассорить целые народы –

грех непростительный и зло!

 

Кто разделил, какая сила

нас раздвоила пополам?

Тому – бесславная могила

и слава солнечная – нам!

 

 

Красное и белое

 

В глухой судьбе, средь русского раздора

мы до сих пор на всех семи ветрах.

Укрытые от Божеского взора

и с белою тоской в живых сердцах.

 

И в круговерти будней угорелых

покоя нет, и ждёт моя страна

от красных покаянья и от белых,

ведь Русь у нас по-прежнему одна.

 

Но примиренья нет, да и не будет.

А как же сердце красное в груди?

Наверное, один лишь Бог рассудит

и белый свет укажет впереди.

 

 

Художник: Ксения Черномор

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование