***
Тучи похожи на госпиталь,
Годы похожи на дым.
Все мы, как свечки, пред Господом,
Все, как придётся, коптим.
Бог же, затеявши чудное,
Смотрит из лунных ладей,
Словно никак не прощупает
Пульс у Отчизны моей.
Как быть?
Мимо нот, мимо душ, мимо времени
Грянул ветер на струнах рябин.
Народилось под ним поколение
И уныло по жизни рябит.
Злым угаром взахлёб оскотинены,
С вечным скепсисом в мутных глазах
Острословы, обжоры и циники –
Чужестранцы в своих берегах.
Поколение дурней ли, хамов ли...
Всё, что можно открыв догола,
Девки рты матерком опохабили,
Пацаны – блудной случкой тела.
Мот нервозный, смердя сигаретою,
Призывает «из рашки валить»...
Неужель, только кровью поэтовой
Эту гниль навсегда искупить?
***
Верховые пожары памяти,
Меловые позёмки совести,
Что от нынешнего оставите,
Что от прошлого припомните?
Возле речки сижу затерянной,
В тиховодье бросаю камушки,
Смотрит вечер в глаза у берега,
Как лицо богомольной прабабушки.
И, как в дни простодушной беспечности,
Где все ладушки были оладушки,
Колобродят под музыку вечности
Облаков багровые катышки...
Сердце бедное не обезболите,
Слёз от горечи не избавите,
Меловые поземки совести,
Верховые пожары памяти...
***
Настанут дни, такие дни,
Огнём и плетью не отвадишь.
Душа моя, повремени
Лепить из тела тёплый мякиш.
Решай, пока не сбит режим
И пыль на комнату клевещет:
Что дальше – жить или кружить,
Собрать мне вече или вещи?
Когда к румяным берегам
Пацан-апрель идёт враскачку
И каждый друг – немножко Хам,
И каждый стих – почти заначка
От этих видов захмелеть
Что в лужу плюнуть, право-слово.
Кончай дурить: есть жизнь и смерть.
И никого. И ничего иного.
***
Сойти с ума – девиз гуляки,
И кровь пускай оттает в жилах.
Хочу, чтоб лето в буераке
Мне по ладони ворожило.
Ох, будет пылкая беседа
И благодать, как после бани,
Пускай тягучий хмель рассвета
По клочьям сердце раздербанит.
Пусть жизнь летит всё мимо, мимо,
Но только птицей, а не пулей,
Останусь сдавленной малиной
На пальцах розовых июля.
Не дрогнет дух. Не лопнет скрепа.
И отрекусь от всех желаний –
Нас прослезившееся небо
Серпами радуг пожинает.
И в напророченной метели –
Гробы со снегом вперемешку.
А лето... Было? Неужели? –
Прошло, как сон или насмешка.
Но что прошло, того не жалко,
Июль другой придёт, звеня,
И вновь красавица-славянка
Под сердцем вынесет меня.
Шпальная дума
Не по чёткам сегодня молюсь, а по шпалам,
Чтобы совесть как можно больнее щипало.
Всё, что кроме того, лето бедное стерпит,
Сушью ветра скребя кукурузные стебли.
Чтобы больше пшеницы, вина и елея,
Хотя вроде с вином можно и поскромнее.
Не спеши пировать, моя скорбная младость –
У тебя под уздой цел-целёхонек август
У тебя под подушкой стихов белый лепет,
У тебя под гортанью – мольбы белый лебедь,
Что с мучительным криком реет над кровлей,
Призывая идти – на вершину ли, в ров ли.
И в ответ – да, заминка на том перекрестье
Городов, государств, захолустных предместий,
Где блюют и блудят, задыхаясь от колик,
Где комичен лишь трагик, а трагичен – лишь комик.
Скорый поезд спасёт – унесёт из тумана.
Шпала – раз, шпала – два – а в плацкарте, как пьяный
Гражданин блудный сын. Ему – 24.
Сочиняет стихи и мечтает о мире,
Где не будет хамья и ножа в чью-то спину,
Где не примут его за дворовую псину,
Не посадят на цепь и пинком не отпотчуют,
Когда мёрзлой души разоряется вотчина.
Над душой – три печальных сосны, как три Цербера,
Слева – двор кабака, справа – дверь старой церковки.
Эй, фотограф, не спи – это снимок бессмертия,
И страны, и людей, и аорты столетия.
Художник: Вячеслав Хабиров
