Преступление без наказания. (Повесть А.П. Чехова «Драма на охоте»)

Антон Павлович Чехов – пожалуй, самый загадочный русский писатель. Причём загадочность эта обусловлена не напускной таинственностью, а глубочайшим, многоплановым смыслом, которым наполнены его произведения. При этом – никаких излишних комментариев и пояснений. Перед нами возникает сама жизнь – во всей её неисчерпаемой глубине и разнообразии. Единственный ключик, позволяющий приблизиться к пониманию авторского замысла – характерные детали, через которые описывается и быт, и душевные состояния персонажей, и человеческий характер. А эти детали можно воспринимать по-разному, в зависимости от душевного склада человека.

Именно поэтому так распространено незнание, искажённое толкование, а иногда и просто непонимание творчества этого великого писателя.

Предмет нашего рассмотрения – известное под наименованием повести произведение писателя «Драма на охоте». Хотя сам автор недвусмысленно в тесте называет свой труд романом. Если судить по объёму – утверждение спорное, но по глубине вложенных в него мыслей может потянуть и на эпопею. Современным россиянам это произведение знакомо, в основном, по замечательному фильму «Мой ласковый и нежный зверь». Разумеется, фильм не может полностью передать замысел Антона Павловича, но сюжет и акценты представлены с максимальным приближением к оригиналу. В этой статье я попытаюсь вкратце наметить те основные идеи чеховского текста, которые остались за рамками фильма и литературной критики.

Во-первых – это действительно роман. Так его именует автор, и это важно для раскрытия его главной мысли. Почему? Потому что это своеобразный диалог с Ф.М. Достоевским, продолжение и развитие тех идей, тех принципов, которые выражены в романе «Преступление и наказание». На чём базируется данное утверждение?

Чехов очень высоко ценил Фёдора Михайловича, но художественный метод у него был иной. Душа человека, её сокровенная жизнь, взлёты и падения – были для А.П. Чехова такой же главной темой всего творчества, как и для Ф.М. Достоевского. Жизнь, однако, шла вперёд и ставила перед художниками новые задачи. Ко времени написания чеховской повести получили известность воззрения Ницше, его теория «сверхчеловека» и отрицание устоявшихся моральных норм. Тем самым, идея выдающейся личности, которой позволено распоряжаться жизнью других людей, получила новое философское оправдание. Соблазнительность и привлекательность этой теории требовали нового, художественно-нравственного отпора. Неслучайно А.П. Чехов обращается к роману, в котором уже произнесён приговор новой идеологии, но развивает его основные прозрения и идёт дальше.

Главный герой чеховской «Драмы» – Иван Петрович Камышев совершил убийство, так же как Раскольников, но в отличие от него остался безнаказанным. Думаю, неслучайно, что и Камышев и Раскольников убивают не только свою главную жертву, но и, заметая следы, убирают свидетелей. Отличие в том, что Раскольников планирует преступление заранее, а сестру старухи убивает случайно. У Камышева всё строго наоборот. Ольгу он убивает в припадке ярости, но наблюдательного слугу Кузьму убирает затем холодно и расчётливо. Внутренне и внешне Камышев и Раскольников совершенно непохожи. И в этой непохожести и состоит главное пророческое предвидение Чехова. Раскольникова мучает вопрос: «тварь он дрожащая, или право имеет», у Камышева такого вопроса не стоит. Он знает, что имеет право. Чеховская характеристика Камышева и со стороны стороннего наблюдателя (редактора), и со стороны самого героя рисуют нам сверхчеловека, который на голову умнее, сильнее и красивее окружающих: «Всё его тело дышит здоровьем и силой. Лицо розовое, руки велики, грудь широкая, мускулистая, волосы густы, как у здорового мальчика. Ему под сорок… Но, что главнее всего и что так немаловажно для всякого мало-мальски порядочного героя романа или повести, – он чрезвычайно красив… Не много нужно усилий моему герою, чтобы согнуть подкову или сплющить в кулаке коробку из под сардинок, а между тем ни одно его движение не выдаёт в нём физически сильного… Глядя на его лёгкие движения, не верится, что он силён и тяжёл. Спенсер мог бы назвать его образцом грации». Окружающие волей-неволей поддаются его обаянию. Он легко обыгрывает в карты страстных игроков, одного его взгляда или слова бывает довольно, чтобы ему повиновались. Камышев – баловень судьбы и своего положения в обществе (судебный следователь, кандидат прав), добился благодаря своим дарованиям и мог бы вполне добиться большего, если бы захотел. При этом нравственные вопросы его почти не интересуют. Он великолепный психолог и почти никогда не теряет самообладания. В конце, во время последней беседы с редактором, признавшись в убийстве, он более спокоен, чем его собеседник. Вот редактор неопровержимо доказывает, что перед ним убийца, причём, и убийца свидетеля тоже:

«Итак, Кузьму вы убили, боясь, чтоб он не назвал вас.

– Ну, довольно! – проговорил Камышев, смеясь, – будет! Вы вошли в такой азарт и так побледнели, что того и гляди, в обморок упадете. Не продолжайте. Действительно, вы правы: я убил».

Вот это признание в убийстве со смехом, невозможно для Раскольникова. Перед нами совсем другой человек, действительно знающий о своём превосходстве над окружающими. Конечно, и ему известны муки совести, но у него есть своя методика борьбы с ними:

«Все восемь лет я чувствовал себя мучеником. Не совесть меня мучила, нет! Совесть – само собой… да я и не обращаю на неё внимания: она прекрасно заглушается рассуждениями на тему её растяжимости. Когда рассудок не работает, я заглушаю её вином и женщинами… Мучило меня другое: всё время мне казалось странным, что люди глядят на меня, как на обычного человека; ни одна живая душа ни разу за все восемь лет пытливо не взглянула на меня; мне казалось странным, что мне не нужно прятаться; во мне сидит страшная тайна, и вдруг я хожу по улицам, бываю на обедах, любезничаю с женщинами! Для человека преступного такое положение неестественно и мучительно. Я не мучился бы, если бы мне приходилось прятаться и скрытничать. Психоз, батенька!»

В этой короткой исповеди – показана вся сила смертного греха, владеющего человеком помимо его воли. Эта сила такова, что даже такой незаурядный человек как Камышев, этот «сверхчеловек» не может перед ней устоять. Вот оно, наглядно продемонстрированное «рабство греха». Именно порабощённость главному греху гордости и заставляет Камышева писать повесть, которая практически обличает его преступление. Но это чувство совсем не покаянное, оно порождено гордыней, и его итогом становится ещё большее презрение к окружающим. Помимо воли, почти бессознательно Камышев жаждет всеобщего трепета и ужаса, всеобщей покорности. Скрытая гордыня желает быть обнаруженной в процессе развития порождённых ею честолюбия и властолюбия.

По некоторым, едва уловимым намёкам, можно сделать предположение о том, что к разорению графа Корнеева, Камышев тоже приложил руку. Все, кто был причастен к его унижению, кто обладал Ольгой, должны быть наказаны. Прямо об этом нигде не говорится, всё догадки читателей, догадки… Но догадкам и размышлениям в этой драме отводится важная, можно сказать главная роль. Именно такие догадки и привели редактора к раскрытию тайны убийства.

К теме человека, ставящего себя над обществом, Чехов вернётся и в повести «Степь» и в знаменитой «Дуэли». «Драма на охоте» – открывает эту страницу в творчестве писателя. Нельзя не заметить, что, ставя себя над обществом, Камышев, таким образом, оказывается и вне общества. И здесь мы выходим на проблему одиночества, обособленности, отгороженности человека – одну из главнейших тем в творчестве А.П. Чехова. Камышев одинок, одинок бесконечно, трагически – он, по сути, отрезан от других людей, тем, что совершил. Именно поэтому он и пишет свою повесть и разговаривает с редактором – единственным человеком, за многие годы с которым он может позволить себе быть искренним. Камышев не любит лгать, ему это несвойственно, так как это унижает его достоинство. Как сейчас модно выражаться, понижает его самооценку. А самооценка у него может быть только высочайшей, чтобы оправдать и убийство, и своё презрение к людям. Чехов словно на витрине выставляет нового героя нового времени: посмотрите, полюбуйтесь на него, вот он истинный «сверхчеловек». Не отвлечённая философская схема, а живой человек из плоти и крови. Что скажете, хорош? И вся надуманная философия Ницше начинает трещать по швам. В конце романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» у Раскольникова, обновлённого покаянием, возникает надежда на новую жизнь. У Камышева этой надежды нет, да он и не нуждается в ней. Зачем? Он и так самодостаточен. Другие люди – всего лишь пешки, которыми он, не задумываясь, пожертвует не только ради своей выгоды, а даже ради просто прихоти. В конце концов, он прекрасно может обойтись и без них. Без людей, без человечества вообще. Стоит ли в таком случае горевать по поводу убийства одного, нескольких или даже множества людей? Предостережение Антона Павловича современники не расслышали и не поняли.

Через 50 лет в одной отдельно взятой европейской стране тип личности Камышева будет объявлен идеалом. Будет создано общество, основанное на идее силы, страха и всеобщего подчинения. Совести, добру и нравственности там места не найдётся. Скрытые силы зла и ненависти, дремавшие в человеческих душах, вырвутся на волю и властно потребуют себе всё новых и новых жертв. Новые «сверхчеловеки», чистые арийцы начнут устанавливать свой порядок, несогласные с которым должны будут умереть. И тогда начнёт задыхаться уже весь мир. Перед человечеством ясно обозначились два пути: путь ненависти и смерти и путь человеколюбия и любви. В беспощадном столкновении двух систем мироощущения, ценой миллионов жертв, мы всё-таки остались живы. Нам был дан шанс на продолжение существования. Сумеем ли мы достойно его использовать?