О книге Андрея Тимофеева «Навстречу»[1])
Родилась новая литературная критика – православная, тихая, глубинная, чуткая. Без скрытого вызова «сейчас посмотрим, кто кого», не ироничная, а укрепляющая и направляющая, как «со-страдание с произведением», по мнению одного из комментаторов сайта «Российский писатель». Внимательная и понимающая, спешащая с радостью навстречу писателю – на встречу с человеком. Тихая, потому что уверена в себе и в принципах, которым следует сама и которые предъявляет прозаику и поэту, в принципах, которые закреплены традицией отечественной культуры.
Треть книги писателя Андрея Тимофеева «Навстречу» – критика. Статьи, знакомые по сайтам газеты «День литературы» и журнала «Наш современник». Собранные вместе «критические заметки», как определил свой жанр автор, представляют целостную систему взглядов на отечественную литературу и критику – на их место в современном культурном процессе, на принципы определения качества написанного, включённости творчества в традицию или исключённости из неё, и на странную сейчас, архаичную в пространстве вседозволенности, значимость нравственной позиции автора.
У новой критики старые критерии художественности, красоты и весомости русского слова, требование этической высоты позиции писателя, признание ценности любви к родине, к человеку, согласованности философских и эстетических взглядов. Признание писателя, создающего родную культуру, а не разрушающего её, болеющего за страдания матери, а не отталкивающего её, помогающего родине выжить, встать на ноги, обрести силы.
Среди важных критериев, предлагаемых Андреем Тимофеевым для определения художественности, следование психологии характера героя, внутренней его логике и связи личных качеств, мыслей, поведения. На примере конкретных произведений современной литературы критик выделяет несколько типов психологической недостоверности, искажающих действительность: психологическую очевидность, психологическую спрямлённость, неорганическое проникновение автора и героя, истерику как распространённый способ изображения мотивов действий героев. «К сожалению, подлинный психологизм почти полностью исчез из современной литературы», – утверждает автор. Для читателя книги остаётся, правда, открытым вопрос о причинах снижения или отсутствия психологизма в современной литературе. Дань ли моде, профессиональная ли неграмотность пишущего, равнодушие или нежелание тратить творческие силы, либо коммерческий заказ противоположен традиции отечественной классики. В любом случае, даже приведённый перечень возможных причин не полный.
В русской литературе Андрей Тимофеев видит два типа психологизма – толстовский и аксаковский. Толстовский – точный, объективный, следует логике развития каждого чувства героя, и, добавим, диалектике связи его мыслей, чувств и поведения. Аксаковский – это не анализ, а способ «простодушно назвать вещь своим именем», посмотреть на чувство светлым взглядом. Скорее всего, критик имел в виду, в первом случае, описание последовательности возникновения и развития мыслей, чувств, а во втором, их одномоментное образное запечатление, целостное изображение. И тот, и другой тип психологизма, по мнению автора, представляет традицию русской классической литературы.
Необходимым критерием для определения художественности Андрей Тимофеев называет целостность. Анализ критика основан на сравнении одного из современных произведений литературы с повестью Валентина Распутина «Пожар». Необходимым для высокого качества изображения автор считает не только вплетение мыслительного пласта в сюжетно-событийный, но и воплощение мысли в центральном образе, вбирающим в себя основные идеи. Целостность произведения критик также видит в органичности характера героя, его психологической достоверности, в единстве внутреннего мира героя и его мыслей, чувств, поступков, в соответствии системы персонажей и событий. Всё это направлено на то, «чтобы, в конечном счёте, увидеть в одном тексте, как в маленьком осколке, отражение духовно-нравственной целостности всего Богом созданного мира».
Ещё одно требование, которое предлагает Андрей Тимофеев для определения художественности литературного произведения, – подлинность. Она выражается, по мнению автора, в искренности писателя, в отсутствии масок. За масками часто скрывается пустота, отсутствие мыслей и чувств. К ним критик относит, в том числе, маски тенденциозности и поучительности. Автор книги убеждён, что стилизовать искренность нельзя. «Произведение художественной литературы это всегда разговор автора и читателя, в некотором смысле их личная встреча друг с другом», в другом месте о том же – «личная встреча глаза в глаза». Если мы ждём доверия к себе и сами готовы доверять другому, то говорить надо по-настоящему, по-человечески. Иначе разговор, по мнению критика, может превратиться в беседу ни о чём. Встречу автора и читателя Андрей Тимофеев понимает как чудо, так же, как чудом видит возникновение любви читателя к автору и его героям.
Требование к писателю отражать в литературе не бытовое и сиюминутное, а бытийное, фиксировать не ускользающее время, а приближать читателя к тайнам жизни человека и мира смыкается во взглядах Андрея Тимофеева с требованием изображать вечное. Изображение бытийного устройства мира критик понимает как изображение личной связи лирического героя с Богом, признавая его сложным и почти словами не выразимым. Диалектику проникновения на бытийный уровень критик рассматривает на примере стихов Пастернака. «Это достижение неязыковое, а над-языковое – вступление на территорию того, что по всем мыслимым земным законам невозможно выразить словом, но в тоже время (оказывается) можно им выразить». Художественность словесного произведения и его отнесённость к литературе, по мнению Андрея Тимофеева, определяется глубинными смыслами, в нём выраженными, прикосновениями к законам бытия, и в том, «раскрывает ли оно нам что-то в мироустройстве, трогает ли наше сердце, побуждает ли задуматься о вечном».
В оценке современной литературы автор книги «Навстречу» предлагает ориентироваться на центральный объект изображения – человека. «Но всё же главным в литературе всегда оставался – человек, потому что глубина человека несоизмеримо больше того, что открывается нам в описательности, языковой ткани, идейности». В согласии с традицией русской классической литературы изложение собственных взглядов критик начинает именно с требования любви писателя к своим героям. «Любовь автора к своему герою, подобно любви одного человека к другому, выражается не в положительной этической оценке, а в подлинном интересе к его личности. Любящий автор никогда не позволит, чтобы его герой был картонно-одномерным». Любовь автора к герою как важный критерий в определении художественности присутствует в нескольких статьях Андрея Тимофеева, представленных в книге. Автор говорит об отсутствии любви как характеристики современной литературы, отмечая разную степень концентрации нелюбви у разных писателей. Можно ли поверить, что писатель думает, что народ состоит из «недоделанных», серых людей? – размышляет критик при анализе одного из современных произведений. И на следующей странице отвечает на свой вопрос: «серых людей (а, следовательно, и серых героев!) не существует. <…> Потому что, полюбив человека, пусть самого обычного, пусть самого безобразного, ты не сможешь не увидеть в нём личность, единственную и неповторимую».
Внутреннее согласие критики и художественного творчества самого писателя выразилось в этой позиции – любви к герою. Мотив любви к человеку, близкому или чужому, к встреченному в гостях, на улице, случайному собеседнику в гостинице, в общежитии, попутчику у Андрея Тимофеева представлен как главный. Сюжет, судьбы главных героев, их внешние и внутренние конфликты, движения души воплощают собой мотив любви в разных измерениях и понимании, определяются им. Метафорически ёмким кажется образ, возникший в словах Марии Дмитриевны, соседки профессора Дубова, главного героя в повести «Медь звенящая», помогающей ухаживать за больной женой. «В настоящей любви, сказала она, нет бури в стакане воды, а есть только тихое, глубокое дыхание океана». Девушка записывает эти нечаянно прозвучавшие слова на рецепте – как лекарство, что метафорически усиливает их многозначность. Образ любви в словах простой женщины варьируется в диалогах Анастасии и Дубова, в ситуациях, пейзажах, состояниях героев, получая в повести значение лейтмотива.
Заключительные страницы книги Андрея Тимофеева «Навстречу» отданы изложению взгляда на сущностьлитературы. Критик оспаривает утверждение, что писатель должен отражать современность на языке современности (сленг, ругань, обрывистость речи). Эту установку автор считает ошибочной. «Писатель обязан преображать мир, а не подражать ему». И выход из непонимания видит в возрождении русской литературной школы и работе с молодыми писателями, в непротиворечивом следовании классической традиции. А сущность художественной литературы раскрывает двумя её качествами. «Первое – художественная литература всегда есть прорыв вглубь; касание самого нерва жизни; не рассказ о бытовании, а слово о бытии». И второе – «выражение драгоценного содержания языком не логических, рассудочных (пусть даже и вполне глубоких) построений, но языком образов». Тем самым молодой автор обращает внимание современной критики на природу литературы, имеющей в познании мира собственный путь прозрений и открытий, и использующей собственный, присущий только ей язык – язык словесного образа. Автор возвращает литературе и критике то, ради чего они возникли.
Очевидно, что у новой критики есть старый учитель – русская классическая литература и русская критическая школа, которые выделяют в творчестве писателя, в первую очередь, человеческое начало в полноте высоких смыслов. И не ограничивают изображение человека только биологическим измерением, возникшим позднее – к концу XIX и началу XX веков. Традиция русской литературной критики определяется уважением к личности, интересом к её противоречивому характеру, сложным изгибам судьбы, к желанию обрести себя, найти своё место в мире. С согласием или не согласием героя с тем, что происходит вокруг, но всегда с рефлексией на это. Человек в сегодняшней жизни не потерял эти качества, но их потерял герой современной литературы. Или, возможно, писатель, который не видит эти качества в себе и в своём современнике.
С этой точки зрения повести и рассказы Андрея Тимофеева в книге «Навстречу» возвращают потерянного в XIX–XX веках героя русской классической литературы, способного размышлять и создавать себя, проживая личный опыт наблюдений, знакомств, встреч для понимания своего смысла жизни, для собственного внутреннего роста. В произведениях писателя восстанавливаются отторгнутые постмодернизмом понятия «преображение», «самосовершенствование», «духовный путь», «совесть», пришедшие в отечественную культуру не из литературы социалистического реализма и коммунистической идеологии, а из христианства, основополагающего для национальной картины мира, в том числе и для русской классической литературы. Такими понятиями излагали свои мысли знаменитые старцы, смотрящие на нас теперь с икон, святые Сергий Радонежский, Паисий Величковский, Серафим Саровский, Игнатий (Брянчанинов), оптинские старцы, и многие другие подвижники, не оставившие имён. Оздоровительная и утешающая сила их слов в грозные и предгрозовые века-годы неизмерима для сохранения страны, народа.
В произведениях Андрея Тимофеева присутствует тайна как невозможность до конца понять созданный Богом мир. Эта тайна чувствуется в раскрытии души отталкивающего на вид человека из грубого, чужого для повествователя мира («На несколько мгновений»), в рождении любви, судьбы среди толчеи студенческого общежития («Первый вечер»), в красоте души, сохранённой в изломах жизни («Катенька»), в обнаружении нового в характере близкого человека («У моря»), в открытии себя в отношениях с родными («В тёплых лучах»), в начале и завершении женской судьбы, связи входа в неё и её исполненности («Свадьба»). В каждом из главных героев присутствует автор, одновременно сострадая и проживая то, что с героями происходит. И это тоже тайна – уже процесса художественного творчества, связи автора и его персонажей, вживания и отстранения от них, вопрос, раскрытый в теории литературы М.М. Бахтиным.
Тайны творчества касаются герои повести «Медь звенящая». Её сложность и непостижимость воплощается в отношениях творческого сознания и производных им образов, когда кажется, что изображённый герой «настоящий, существует в этом мире, ходит между нами, страдает и радуется вместо меня», в раскрытии процесса литературного творчества, в котором всё «произошло случайно, как-то само собой. Вдруг пришло время, спокойно открыла тетрадь и написала целый эпизод», в изображении колебаний ощущения то важности, то мелочности писательского труда, оттачивания языка, «копошения» над словом, и, наконец, в определении источника творчества – всё это в повести остаётся тайной. Но в процессе её постижения читатель попадает в гущу споров людей, связанных с литературным делом – редактора столичного журнала, преподавателей, студентов – будущих писателей, попадает в стихию возникновения замыслов, взглядов, мнений на состояние литературы, на её место в действительности. Авторские идеи звучат голосами многих персонажей, создавая объёмность видения, отражаются в разноречии профессиональной рефлексии и позволяют читателю присоединиться к любому из суждений, или остаться со своим собственным.
Повесть «Медь звенящая» приоткрывает процесс литературного творчества, его психологию, связь с действительностью из глубины души писателя – через образы студентки Литинститута Анастасии и профессора, писателя Петра Валерьевича Дубова. В первом случае, изображён поиск творческой индивидуальности – своего героя, сюжета, языка, во втором – страстное желание выразить себя в переполняющих сознание замыслах. Центральным в размышлениях писателя Дубова о литературе можно считать утверждение, что важнее «вдохнуть в текст настоящую красоту вечности…», что созвучно взглядам Андрея Тимофеева, изложенным в критических статьях. Вершинной в понимании назначения писателя можно признать мысль Дубова, высказанную им при прощании со студентами, что «борьба оправдана, только если она пронизана любовью». Напутствие преподавателя возникло в ответ на стремление студентов выйти на площадь, на их порывы тотчас же изменить мир или хотя бы внести в него поправки.
Тема согласия литературного труда и личной жизни писателя, вероятно, важна для автора книги, потому что представлена в двух произведениях – в повести «Медь звенящая» и в рассказе «В тёплых лучах». Творчество писателя изображено как непрерывный труд, как подвижничество, служение. Сложность соединения работы и семьи выражается в конфликте двух служений – воплощения собственного дара и долга перед другим человеком, доверившим тебе свою судьбу. Увлечённость творчеством, влюбленность в литературу, поглощённость ею главные героини ставят в укор своим мужьям. Внешний конфликт осознаётся писателями как внутренний. Столкновение потребности реализовать себя и ответственности за близкого человека вносит разлад, причиняет душевные страдания, вызывает чувство вины, и наконец, раскаяние. Первенство в борьбе двух служений остаётся за долгом перед человеком. Отношение к себе и другому в душе и молодого, и зрелого писателей определяется совестью.
Главным героям художественных произведений Андрея Тимофеева интересен человек. Они всматриваются в него и в себя не только для того, чтобы понять других и себя, но и для того, чтобы не причинить окружающим боль, защитить их от собственного вмешательства, от зла, сберечь неприкосновенность и право каждого быть самим собой. Боль, однажды пережитую, герой повести «Навстречу» не может причинить другому – девушке, и потому первая утрата в его жизни не отражается в другой. Подобное бережное отношение к человеку в реальной жизни существует только к родному или очень близкому человеку. И потому нечаянное сочувствие встречного человека удивляет и радует («Катенька»). Внутренний мотив встречного шага, движения навстречу людям прослеживается с начала повести «Навстречу».
В героях Андрея Тимофеева первично чуткое отношение к миру. А в произведениях выделен центральный объект внимания – душа человека. Сюжетные линии его повестей и рассказов определяются не внешней событийностью, а желанием прикоснуться к тайне души, увидеть за внешним её внутренние движения, развитие, преобразования – преображение. Высшая точка стремления героя к совершенству, осознание и признание возвышения души очевидна в творчестве писателя. В этом проявляется связь творчества Андрея Тимофеева с русской классической литературой – внимание к внутреннему миру героя как способ раскрытия его духовного состояния, его духовного пути.
Андрей Тимофеев интересен как писатель-художник и как литературный критик с собственной актуальной концепцией, отстаивающий право смотреть на произведение согласно традициям русской классической критики. Классическая школа русской критики в трудах Пушкина, Белинского, Добролюбова, Гончарова, Достоевского и других оставила главное наследие – способность видеть человека во всей полноте социальных, психологических, философских, эстетических, нравственных, духовных устремлений. Это по-прежнему может быть инструментом анализа современного литературного критика, пока увлечённо ищущего новизну в формотворчестве, которое часто маскирует изображение разрушения и распада человеческого в человеке.
Тихая критика Андрея Тимофеева – это как «тихая моя родина» Николая Рубцова и Василия Белова, как тихая речь, к которой стоит прислушаться, вслушаться, отстранившись от информационного шума и агрессии. Тихая, потому что сострадательная, упреждающая, как слышимый внутри, только тобою голос матери: «Береги себя».
[1] Тимофеев А. Навстречу: проза, литературная критика. – М.: Редакционно-издательский дом «Российский писатель», 2016. – 256 с.
Комментарии пока отсутствуют ...