Барахолка в СССР. От сумы до тюрьмы

«С сердцем богача, сумою нищего», — чётко и верно подметил когда-то давным-давно певец И. Саруханов про духовный настрой советского гражданина.

Каждое появление новой песни, к примеру, «Машины времени» — было из ряда вон выходящее событие. Сродни празднику. И так во всем. Шузы ли «KISS», сапоги на платформе а-ля «АВВА», майка, рубаха, книга, журнал — да всё!

Кстати, в отличие от крайнего однообразия в совковой одежде, журналов, в общем-то, было выше крыши. «Юность», «За рулём», «Мурзилка», «Весёлые картинки», «Смена» — полно изданий. Но — стоило появиться какому-нибудь задрипанному зарубежному каталогу (типа «OTTO»), — как за ним тут же выстраивалась нехилая очередь. И зачитывался он до дыр.

Любовь к хорошим вещам неизменно сталкивала людей со «специалистами» в этом деле. Иногда сия дружба кончалась плохо. Бывало, что и тюрьмой. В зависимости от того, насколько ты продвинулся по спекулятивно-карьерной лестнице. (Да-да! Там тоже своя иерархия.)

Ну, купил американские батник или штаны на барахолке — ничего страшного.

А вот когда тебе снесло башню после перепродажи тех же джинсов — пиши пропало. Внезапная прибыль в 100-150 руб. (с одной удачной сделки!) каждого заставит задуматься. А какой смысл корячиться за те же бабки в институте, на заводе, за баранкой?

И начиналась гонка за несбыточным забугорным счастьем… Ведь денег всё равно много не бывает. И предела желаний — тоже.

И вот ты уже вышел на «нужного» чела — из МИДа. И договорился насчёт приобретения шмотья. Которое тот притащит из ближайшей командировки.

Как правило, дипломаты не жлобили. Зарабатывали они и так неплохо. Тем более что заветная валютная «Берёзка» всегда к их услугам: в заграничных товарах нужды особо не было. Посему цены на «привоз» — приемлемы. Да и время горит — скинул чемодан проверенному надёжному перекупу (в данном случае тебе). И дело в шляпе.

Ты уже к той поре поднялся на новый уровень — из первых рук берёшь товар. Собственноручно выбираешь. Поэтому навар с оборота будет не менее чем пятерной. А может, и больше.

У тебя есть свои личные клиенты. Перекупы «нижнего» уровня. Они берут у тебя дома — и тащат на барахолку.

На базаре нежелательно барыжить оптом — могут замести. Тебе легче и лучше раскидать по «своим». А уж с чем-то оставшимся — не грех и на рынке постоять. Поболтать с торговым людом. Похохотать. Выпить винишка. Жись-то — красота! Удалась.

Жена одета. Дети тоже. Соседи дохнут от зависти. Ведь «богатство» не скрыть. А джины-дублёнка-ондатра-вельвет-кожа — реальная советская роскошь. Шик.

И вот ты уже добазарился со знакомым человечком о машине-«копейке». С минимальной переплатой! А ты ему за это — подгонишь польский гарнитур. А тот, с гарнитуром, выменял его на редчайшее собрание сочинений Диккенса. А тот, с Диккенсом, — на раритетный набор посуды царской семьи. Посуду — на кольцо с бриллиантом. Бриллиант — на место заместителя товароведа в ГУМе. Место — на четыре чемодана дефицитнейшей красной икры. Икру — … А вот икра, увы, оказалась в кабинете майора с Петровки.

И делюга эта — большая. Толстая. Важная. Вопрос о краже социалистической собственности — «Рыбное дело»: махинация в государственных масштабах. От 10 лет — до расстрела.

И пошла верёвочка виться в обратном направлении…

В «серый дом» приглашают уже самого тебя. Объясняют, что нет смысла отпираться и врать. Что если ты ничего не ответишь — мы типа всё равно найдём «концы». И отвертишься ты не «условным» мягким сроком, а — реальным. Жёстким. И долгим.

Тебе ничего не остаётся, как поведать ментам про «своего» дипломата.

Тебя даже отпускают безо всяких нудных протоколов.

Так в неведении проходит месяц, второй…

Жутко волнуясь, ты решаешься на проверочный звонок поставщику. Занято: пик-пик… «Ну и ладненько». — Вообще зря набирал. Ты ж его сдал. С потрохами. Что ты ему скажешь? Не привёз ли очередной груз?

Через некоторое время, — отбросив неприятные воспоминания (может, ты и вовсе помог милиции!): — в полный рост занимаешься своим любимым бизнесом. Нашёл другие концы, связи. Лучше, чем раньше. Веселей.

Сейчас ты общаешься исключительно с богемой. Молодыми артистами государственного ансамбля варьете, — постоянно ошивающимися за границей. Угощаешь их в фешенебельных ресторанах. Они — сливают тебе не задорого дефицит. Ты для них — как золотая дверца Буратино. Шито-крыто. Капуста — сразу. Никаких рассрочек. Деффчонки пищат от восторга. (Всё ж таки они подписку кагэбэшникам давали на «вывоз» и «ввоз»: фарцевать чревато увольнением.)

Всё идёт окей.

И, закуривая «Мальборо» в бирюзовой ласточке, ты мысленно представляешь, как приезжаешь домой на… белой «Волге». [Чёрную нельзя. Это уж совсем для блатных-приближённых.]

Э-э-х… Лепота! (Как восхищался Москвой Иван Василич.) Скоро Новый год. Рождество. Жене — норковую шубу. Будет самой красивой на кафедре. Сыну — крокодиловый болгарский портфель-«дипломат» в школу. Будет крутющим чуваком. Себе — если удачно сложится — вожделенную «волжану». «Мечты сбываются. И не сбываются…»

Вышел из тачки. Открыл багажник. Достал оттуда две увесистые сумки со свежим поступлением фирмы́.

«Здравствуйте, Серей Александрович», — сзади по плечу.

Вздрогнул.

«Вы меня узнали?» — «К-конечно». — «Давайте подсобим. Пройдёмте в УАЗик. Вместе с сумочками, естественно».

Что-то навалилось сверху тяжёлое, серое. Прямо из-под сердца.

Статей навесили несколько. Спекуляция. Валютка. Что-то даже про шпионаж в пользу империалистов. (Через варьете.) Что-то про конфискацию.

Попал ты крепко, брат. Обескуражен. Придавлен. Обливаясь кровавым потом страха.

— Всего лишь несколько коробок, — киваешь ты на сумки, пытаясь оправдаться.

— Нам они нафиг не нужны! Отдадим твоей жене…

— Когда.

— Когда в камеру пойдёшь.

— За что.

— Дипломатика своего помнишь из МИДа? В прошлый раз рассказывал.

— Да.

— Не было никакого дипломатика, усёк?

— Как не было?

— А вот так. Не было, и амба. Ко́да.

— Почему не было?

— Потому что вся эта афера — с рыбными консервами — ваших рук дело.

— Каких ваших?

— Ну, твоё и твоих подельников. Они уже отписались насчёт твоего непосредственного участия. Вот их показания.

Пачку бумаг на стол.

— Я ж не ведаю ни про какие консервы.

— Зато мы ведаем. Читай, читай.

Все всё поняли.

— Сожалею, — тихо сказал майор.

Когда ты выйдешь из лагеря на Вятлаге, — согбенно-поседевший, одинокий: — социализма уже не будет. И джинсами можно торговать сколько хошь.