Сказка о том, как генерал копейку украл. О возвращении Мальчиша-Кибальчиша, его твёрдом слове и военной тайне

25

1577 просмотров, кто смотрел, кто голосовал

ЖУРНАЛ: № 181 (май 2024)

РУБРИКА: Проза

АВТОР: Чирков Александр Сергеевич

 

Давно ли это было – в древнейшие времена или в наше время, да только случилось это тогда, когда ещё копейка рубль берегла. А дело было так, как рассказал нам, мальчишкам, эту историю в ночном у костра старый солдат, прошедший три войны. Много с тех пор воды утекло в нашей реке. Неторопливо звучал рассказ деда, а мы, тогда ещё дети, внимательно слушали его.

 – Все вы знаете сказку «О Военной тайне, о Мальчише-Кибальчише и его твёрдом слове».

Погиб он, Мальчиш-Кибальчиш, смертью лютою, а Военную тайну не выдал! А Плохиш, который его предал, затаился и ждал своего часа. Сапожки щегольские, модные скинул, обулся в лапти. Надел рубаху рваную. А рожу свою сажей вымазал, чтобы не узнали. Сиротой-беспризорником прикинулся. Стал жить среди народа. Всё шипел да вредил из-за угла. Своего часа ждал. Надеялся, что буржуины вернутся, да и сломают светлую жизнь народную. А вслух нужные слова говорил, что как бы он вместе со всеми, до полной Победы! Да только нутро поганое его нет-нет, да и проявлялось. Но все вокруг думали, что это у него от трудного детства. Хорошо, крепко он затаился, как шпион знатный. Втирался в доверие к начальству, угождал. Опыта в этом он набрался, когда буржуинам прислуживал. Все в пионеры пошли и он вместе со всеми. А, когда в комсомол принимали, он опять нужные слова говорил. Громче всех песню пел «Взвейтесь кострами, синие ночи!». А про себя думал: «Вот погодите ужо, вернутся мои буржуины!». Жаден был, да нечист на руку. То, у кого из кармана мелочь украдёт. То общему делу как-нибудь навредит. Умом не блистал, да изворотлив и хитёр был. Чужие мысли за свои выдавал. Вот и направили его, как сироту, на учёбу в самый что ни наесть Университет, в столицу первопрестольную. Учился он так себе. Но и здесь приспособился. Учителям угождал, прислуживал. А как экзамены сдавать – подарки им дарил. Друзей у него не было. Никто с ним дружить не хотел. Предавал он их по привычке. «Подставлял» по-ихнему. Окончил он университет. Все ребята из университета поехали на комсомольскую стройку. Вся страна в стройках была. Счастливую жизнь создавали, толковые специалисты везде нужны были. Только Плохиш за ненадобностью в других местах, а может из услужливости да за подарки, остался при университете лаборантом. Стал он помогать профессорам да инженерам там, где машину времени создавали.

 

Вот здесь он старался всё получше узнать да понять, как она работает да как в прошлое попасть. Недоброе, видно, что-то замыслил. Коллектив был хороший, дружный. Профессора были известные и старой ещё школы – дореволюционной, и новой – советской. Одно дело делали, друг за друга переживали, помогали. В будущее стремились. Потому и машину эту изобрели. Втёрся к ним Плохиш в доверие. Всё разузнал. За какие рычаги да ручки дёргать, какие кнопки нажимать. А машина была так устроена, что не одного, а всех могла во времени переместить. И вот однажды, когда рабочий день заканчивался и все расходились по дамам, Плохиш сказал, что ему надо ещё поработать, что чего-то не успел он днём сделать. Дождался, когда все ушли. Остался один. Недолго думая, взгромоздился он на сидение машины и давай рычаги дёргать да кнопки нажимать так, как выведал. Всё вокруг поплыло, да закружилось. В голове да глазах затуманилось… Через какое-то время очнулся он. Глядит да ничего не узнаёт вокруг себя. Долго в себя приходил. А потом понял, что в прошлое попал сам, да и всех отправил. Всё вокруг своё родное буржуинское! Крестьяне в лаптях да картузах. Рабочие бледные в засаленных спецовках. Мещане с папиросками да купцы развесёлые. Царь, бояре да господа всякие, да жулики-мазурики. А чего ещё Плохишу надо?! Возрадовался он, возликовал. Закричал прилюдно во весь голос: «Слава богу моему, Мамоне!» Глядь, а на нём опять сапожки щегольские, штаны с лампасами, эполеты генеральские, да шапка с орлом двуглавым. Идёт он по улице с барышней, променад совершает. А солдаты стоят во фрунт, вытягиваются. Кричат ему: «Здрав желам ваш бродь!». Как и не бывало революции, Советской власти, Красной Армии да Мальчиша-Кибальчиша, всех Побед да свершений наших. И все бы было замечательно. Но вышел конфуз с Плохишом, как плата за возврат в прошлое. Когда всё закружилось в машине времени, ему одним рычагом большой и указательный пальцы на левой руке отшибло напрочь. Да ещё часть среднего. А на башке его, на самой, что ни наесть лысине, появилось пятно от ожога, как родимое. Будто клеймо какое. Ну да ничего. Он его под шапку с золотой кокардой спрятал. Ходит важный, щёки надувает. На народец свысока поглядывает. Оказалось, что по чину, он высокую должность в военном ведомстве занимает. Видимо, ещё старые заслуги его предательские в буржуинстве зачли. Собирался он с такими же важными чинами и при эполетах, и в штатском, на всякие собрания-заседания. Как бы думать. Подъезжали они на собрания, кто на карете, а кто на шарабане с рукоятками и с мотором керосиновым. Все важные. А как иначе, чай не народ! Государственные дела решают, думу думают. Всякие дела они там обсуждали державные, но и себя не забывали. Повеселясь на заседаниях, отправлялись они в закрома державные. Получать на нужды да на всякие дела – кому сколько надо целковых. Между собой сильно не ругались, на всех хватало. В казне на то время ещё полно было злата-серебра. Брали они там – кто сколько унесёт. Тащили сундуками, мешками да коробами – кто сколько сможет освоить. Слуги да всякий мелкий чиновный люд, конечно, помогали. Ну, а как такую тяжесть самому утащить? И пока генеральские сундуки да мешки к каретам да шарабанам тащили, приворовывали маненько. Кто сколько может. А как иначе? Там мешок прорвётся, а там сундук опрокинется. Когда мешки с золотом из казны тащили, тут и купцы уже каждый раз стояли. Приглядывали у кого мешков больше. Рядом с ними и мамзели отирались. Купцы с ними в сговоре были. Мамзели старались понравиться генералам да боярам, и прочим чиновникам. Стреляли глазищами своими по генеральским сердцам. Намекали господам, что неплохо бы было выпить шампанского, с продолжением. Да в карты поиграть. Ну и купцы – тут как тут. В общем, дым коромыслом, гулянка, карты, провал в памяти. К утру генералы без денег. А купцы с наваром, в прибылях. С утра все похмелялись. Пели хором «Боже, царя храни!», А потом кадриль плясали, мазурка по-ихнему. От слова мазурик. Так и жили весело, с огоньком! А медные деньги из казны в церковь отдавали. Грехи свои замаливали да свечки ставили. А и то, всем хорошо! И тем, кто с золотом да серебром. И тем, кто с медью. Грех то несложно отпустить. Не мешки ворочать! Больше грехов – больше денег. Крестьяне землю пахали да рожь сеяли. Ну, а кто-то с грехов урожай собирал. Каждый был занят своим делом. А народ свой господа не любили. Да и то, за что его любить то? Вечно грязные, потные, руки в мозолях. Так и звали его – трудовой люд. Да ещё у каждого тогда детей сопливых по многу было. И все есть хотят. В общем не народ, а народишко. Так его и называли. Государь там у них был либеральных взглядов. К боярам, генералам да прочим чиновникам проявлял снисхождение, душевность. На их «проказы» смотрел сквозь пальцы. Хотя, бывало, когда они уж совсем набедокурят, посмотрит на них строго. Погрозит пальчиком да скажет: «Ух, вы, такие-сякие. Пошто так делаете? Нехорошо это! Не безобразничайте!». Те постоят, погрустят, как будто переживают. А потом кричат хором громко: «Виноваты, Ваше царское величество! Бес попутал! Прости дураков!». Ну, у царя сердце доброе, улыбнётся он и опять отдыхать отправляется. Али с послами дальних стран встречается, слушает их рассказы, про распрекрасную жизнь тамошнюю. Ну, а бояре, генералы да разные господа (это они сами себя так называли), опять к своим привычным делам возвращаются. Кто крестьян пороть, кто деньги из казны делить, кто по заграницам разъезжать. Ну, а к простому народу государь был строг. Если и народ будет баловать, как господа, то что же в государстве будет? Бывало, кто-то из простых людей забудется, да бросит стаканчик бумажный из-под мороженого, али какой другой мусор не туда куда надо, так его сразу в кутузку. А то и выпороть прикажут. А и поделом, нечего «их бродь» волновать! Так и жили. Наступило время – и свой народец надоел боярам. Захотелось новых ощущений. Стали завозить арапов из дальних стран южных. А арапы эти стали местный народец колотить за то, что молятся неправильно. Ну да сами виноваты. Поделом! В общем, жили все хорошо, сытно и мирно. Так государь думал.

 

И так эта жизнь Плохишу-генералу понравилась, что решил он жениться. Выбрал жену себе из богатой семьи купеческой. Отец их раньше был известным бандитом-разбойником. А потом остепенился, разбогател, да стал большим чиновником. В церкви свечки ставил огромадные. Ну, а дочку их – жену Плохиша, звали Фёкла. А прежде она тоже мамзелью была, когда помогала папане первоначальный капитал сколотить на грабеже да разбое. Сыграли свадьбу как полагается. И всё вроде хорошо, да стала жонка Плохиша-генерала печалиться. Долго он у неё выведывал, в чём причина грусти её. Почти сразу она и призналась. Пожалилась, что у товарки ейной Соньки, да у соседки Маньки дворцы за границей, да ребёнки ихние в других странах учатся, а мужья деньги туда возами отправляют. А Сонька уже и не Сонька вовсе, а Софи зовётся, а Манька – Марианной. Запечалилась сильно жена Плохиша-генерала. Слезу пустила. А сама искоса на мужа поглядывает. За его реакцией следит. Расстроился Плохиш. Стало ему жалко Фёклу, как себя самого. Вроде и денег много в доме, а поди ж ты, у других-то оказывается ещё больше. Купили они дворец себе в Париже. Фёкла стала Франсуазой. Но морда-то всё одно рязанская! А Плохиш-генерал тоже стал туда в ихние банки деньги возами отправлять. Если раньше брал из казны по мешку червонцев, то теперь стал брать по два, а то и по три мешка, чтобы от других не отставать. Тащили из казны все, кто мог. Как будто последний день жили. А государю докладывали, что всё в ажуре. А он им верил. Или делал вид, что верит? Либерализм, понимаешь ли. Таскали бояре да генералы из бюджета без удержу. Денег в закромах да казне меньше становилось. Народ зарабатывать не поспевал за ними. И вот настал момент. Приходит как-то Плохиш-генерал в казну. А она пуста! Лишь в дальнем углу 1 копейка лежит. Золотом отливает. Блеску от неё – на весь склад. Как солнце сияет. А на копейке той герб с серпом да молотом, и звезда пятиконечная. А по кругу надпись «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Озверел Плохиш-генерал. Тянет он к копейке этой свои руки загребущие, лохматые. Пальцы растопырил. Аки вурдалак какой. Звание генерала имел, а копейку, по привычке, украл! Схватил он эту копейку. А она ему руки жжёт без удержу…

И тут всё вокруг Плохиша закружилось, поплыло, как в мираже. Вихрем пошло, завеяло. На часах швейцарских, которые у него были при себе, стрелки, как бешеные, в разные стороны крутиться начали. Закружило и его самого. Только и почувствовал он, что сапоги щегольские генеральские с ног его соскользнули. Будто во сне, стены казны затрещали, лопнули, как струны на огромной балалайке. А вся держава на куски развалилась… И услышал он, как тысячи голосов где-то вдали запели песню: «Отречёмся от старого мира, отряхнём его прах с наших ног! Нам не нужно златого кумира! Ненавистен нам царский чертог!»…

 

Тут наш старичок замолчал, хитро прищурился. Закурил папироску да дым колечками пустил. Сколько мы ни просили его продолжить рассказ, молчал он да весело поглядывал на нас. Все мальчишки у костра примолкли. Обдумывали услышанное. Ругали про себя нехорошими словами Мальчиша-Плохиша проклятого. Посидел дед с нами ещё немного. Картошки, печёной на костре, отведал. А ночь такая звёздная была! И казалось нам всем, что это не звёзды вовсе, а Мальчиш-Кибальчиш смотрит на нас сверху, улыбается. Знает он продолжение… Старичок наш встал, распрощался с нами, пошёл и растворился в ночной темноте. Только крикнул нам издали: «Не волнуйтесь, ребята! Жизнь вам сама продолжение подскажет! Всё поймёте и узнаете!». И тут нам показалось, что рассказчик-то наш, как две капли воды, похож на Мальчиша-Кибальчиша, только повзрослевшего… Тихо жевали траву и отфыркивались лошади. Костёр наш догорал. Мы подкинули веток. Сидели у костра, думали. Вспоминали Аркадия Гайдара да «Сказку о Военной тайне, о Мальчише-Кибальчише и его твёрдом слове». А может, и не погиб он вовсе?..

   
   
Нравится
   
Омилия — Международный клуб православных литераторов