 |
          |
|
 | ||
В поисках минувших столетий. Встречи на все времена |
Александр Алексеевич Грязев (1937–2012), российский вологодский писатель, публицист, прозаик, историк, журналист, музейщик и архивист.
Раннее утро обычного сентябрьского дня. Солнце только-только зарождалось на небе. Оно своими вспышками невольно процарапывалось сквозь лучи, уступая себе дорогу. И через облака были видны его первые опыты зарождающегося дня… Новая страница моей жизни обещала быть какой-то простой, неизвестной, неизведанной, но интересной. День обещал быть спокойным и тихим… Собираясь на работу, у меня был включен транзистор, работало радио. И мой слух приковала транслируемая радиопередача. Передавали репортаж, приковавший моё внимание. …Начала передачи я не слышал. Оно осознанно у меня совпало с переживаемым… – Известно, что поэты существуют парами… – звучало из транзистора, зная, что в эти дни в Вологде должна проводиться «Рубцовская осень» (это своеобразный слет исследователей и исполнителей песен на стихи Николая Рубцова). Я обратил внимание на передаваемое, и машинально зацепил остаток фразы, транслируемый по радио… – Можно, конечно, это оспаривать, но куда, однако, денешься от насмерть друг с другом повязанных странными узами Пушкина и Лермонтова, Тютчева и Фета, Есенина и Маяковского, Цветаевой и Ахматовой, – говорили хорошо поставленным голосом из слышимой мной передачи. Далее, для меня уже передача шла сама собой, а я собирался на работу, слушая только фоном транслируемое. В очередной раз я насладился рубцовской изысканной строкой, когда декламировали его стихотворение:
Взбегу на холм и упаду в траву, И древностью повеет вдруг из дола. И вдруг картины грозного раздора Я в этот миг увижу наяву…
Эта фраза для меня была ключевой, почему я обратил свой слух на передаваемое… А думал я в тот момент над выступлением на Всероссийском съезде Союза краеведов России. Поэтому этот стих для меня показался особенно актуальным. И я подумал…
Кажется, что малой родины всегда много… Она привычна, относимся мы к ней как-то походя, не замечая её скромного величия, любим очень тихо, а кто-то и вообще не любит. Для учителей, например, уроки краеведения, они лишние, и лучше этот отведённый час они потратят на изучение общего курса истории. Но воспитательное значение от пройденного материала несравнимо… Как-то мы к малой родине относимся непочтительно, брезгливо, как-то снисходительно… «Чего у нас-то может быть интересного?», – спросят у меня незатейливые, «никчемные» жители города. Но когда приходит вопрос «где она?..» – ответить не можем… Каков её образ, географические очертания?.. Какими словами можно выразить к ней своё отношение?..
Краеведение – слово народное, по своей сути, тёплое, как в детстве – пирожок матушки… Оно обиходно, общеупотребительно. И у каждого творца – есть своё определение этого интересного загадочного слова… И у Н.М. Карамзина, и у Д.С. Лихачева, и у С.О. Шмидта, и у В.М. Шукшина, и у П.А. Колесникова, и у В.И Белова… Краеведение – антропологично, как и вся русская культура (это часть культуры). А русская культура, по определению многих учёных, в отличие от других национальных культур – литературоцентрична. В произведениях В.И. Белова, например, была изложена формула-модель его малой родины, того крестьянского мира, царившего во второй половине XIX – первой трети XX века. Поэтому неслучайно он одно из своих сочинений назвал «Лад». Это была прямая проекция простого человеческого счастья, продолженного в трилогии «Час шестый». Рецепции трилогии писатель черпал в судьбах своих односельчан – жителей деревни Тимониха, выведенной им под названием Шибаниха. Внесла в дело распознавания современного краеведения и вологодская поэтесса О.А. Фокина («Храни огонь родного очага…», «Счастлив тот, кто счастлив дома…»). Раньше слово краеведение звучало несколько иначе: краелюбие, родиноведение… Со временем придумали регионоведение, было время – провинциологии… Нередко оно перемежевывалось с народными знаниями, употреблялось в месяцесловах и численниках (так в старину именовались отрывные календари). В науке это слово и наука, говорящие об отношении к краеведению, давно оформились… Оно звучит как антропология. И её ответвления: социальная, культурная, историческая… скрывают только одно начало: человеческое и людское отношение к историческому процессу, историческому явлению или событию.., сознание, по-научному, восприятие, некоторые не любят это слово – «рецепция»… Но она ЕСТЬ, она живёт и развивается… И пусть критики мне сколько угодно заявляют, что эта наука только ещё формулируется, её научный аппарат ещё не сложился, ко всему новому мы очень сложно привыкаем. Трудно идёт эта наука у нас в обиходе. Мы уже это проходили в своей истории… А классик русской литературы, Писатель, Историк, мудрец и просто хороший человек Н.М. Карамзин, назвал Историю интересным Словом – наставница жизни. (Для вологжан этот историк очень интересен тем, что был любимым писателем Василия Ивановича Белова. И его любимый литературный персонаж – Дон Кихот – напоминал любимого героя, с которого брал пример писатель и человек в жизни и литературе). И проповедовал Н.М. Карамзин это начало производно от Истории… Её нравственное начало. Он говорил, что История современна по своему назначению… Но я глубоко убеждён, и литература, и история, в числе социальных наук точно может сказать и ответить на эти вопросы, то есть историко-литературные науки и САМ литературный процесс антропологичен по определению.
Что такое МАЛАЯ РОДИНА, мне, как и любому человеку, сказать трудно, сложно и противоречиво… Скажем, Москва – столица моей Родины. Город и свой, и чужой, он расположен где-то там, далеко-далеко… Я знаю Родину близкую – родную мне Вологодчину, которую можно понять всей душой, телом и сердцем. По своим очертаниям, или попросту абрисом, она напоминает нашу большую родину – Российскую Федерацию, о которой французский мыслитель Жан-Ришар Блок говорил: «Россия – это сама жизнь». Чувствуете: САМА ЖИЗНЬ! И это высказывание ценно: взгляд со стороны оказывается не уродливой и злой карикатурой на наше Отечество, как это часто бывает, а взвешенной и беспристрастной оценкой. О моей малой родине – Вологодчине – мне однажды довелось слышать такое высказывание: «В недавнем прошлом мы говорили высокие слова о любви к отчизне, но несправедливо забывали малую родину – маленький городок, село, родную деревушку. А сейчас обращаем к ней взор, как к спасительнице, с надеждой на исцеление и возрождение души, с болью и виной за бедствующие села и малые города, за гибнущие памятники архитектуры и культуры и, наконец, за удручающее состояние самой провинциальной жизни…Что же с нами происходит?». Оно принадлежит фотохудожнику Игорю Зотину. Ему, как никому другому, оно очень свойственно… Вернее, человеку его профессии оно очень красноречиво соответствует. Оно ценно ему, как человеку, видящему каждое мгновение во времени. Ведь именно он, как и многие фотохудожники, запечатлевает ежеминутность, сиюминутность, он видит секунду в тот самый момент, который вдруг им и уловим.., ему ценны доли секунды, поскольку ему Бог дал возможность видеть мгновение в том цвете, которого не видит никто, он видит цвет, как-то видит время по-особенному, в своём измерении... Тут оживает фраза в тот самый момент: Остановись, мгновение…
Можно это мгновение не только видеть глазами, но и услышать плеск речных и озерных волн, шелест камыша, песни птиц, крики чаек, чириканье воробьев. Можно войти в неё, красавицу природу, потрогать руками, поцеловать, как красивую девушку, наслаждаться её красотой. Это и есть самое простое человеческое счастье. Так что же такое малая родина?
Это то, что расположено недалёко от меня… Это где-то рядом… Это то, к чему я прикасался в детстве… Это то, чему я радовался в юности… Эта любовь к местам, где я родился, живу и работаю… Это то, чем я любуюсь сейчас. Когда от одного воспоминания о малой родине защемит сердечко, а иногда вдруг да повлажнеют глаза…
Говорить о малой родине всегда сложно, тем более сегодня, когда, вступив в XXI век, население все больше и больше перебирается на жизнь в города, порой забывая об исконных корнях современной цивилизации. Вслушайтесь, ведь мы сейчас все больше и больше говорим, что хотим жить «цивилизованно», пользоваться плодами «цивилизации», и под этим понимаем городскую жизнь. Идет процесс урбанизации, люди перебираются на жизнь в город, но мы все вышли из деревни и маленьких провинциальных (уездных, районных) городков, коих на европейском пространстве миллионы. И невдомёк нам, ныне живущим в «цивилизации», что любая деревушка, наша малая родина, старше европейских столиц на несколько столетий. И цивилизация идет именно оттуда. Земля нашего рождения, деревня или город, а многие снобы говорят – провинция, как и человек, имеют свой облик, свою судьбу, свою историю. Испокон веков деревенских жителей и население небольших городов считали символом провинциального захолустья. С подобным утверждением сложно смириться. Стоит однажды побывать в наших деревнях, и ты влюбляешься в эти селения, очаровываешься уникальными памятниками провинциальной старины, деревянными и каменными особняками, церквами, а главное – общением с его жителями. Согласитесь, что побывав там, ощущаешь «особинку», выраженную в окружающей действительности. Именно она делает родным и притягательным удивительные земли нашего детства и юности. Не знаю, мне кажется, что нестоличные жители покоряют очарованием искренности и исконности. И если вслушаться в названия вологодских деревень… Семейные Ложки, Сарафанная Кулига, Липовица, Кокошница, Никола-корень, Конь-гора, Раменье, Соболиха, Родинка, Крáсота, Порубежье, Меленка, Воздвиженье, Березино, сельцо Тяпушкино… Звучит как речитатив… Почти что… народная поэзия… А названия наших городов… Например, Устюг Великий… Немногим городам на Руси присваивали подобные эпитеты, топонимы… Тысячи вологодских названий, топонимов… И в них – чистая поэзия народного слова. Сравните их с современными наименованиями… И станет ясной неумелая словесная эстетика наших современников. С горечью поймем, что отшатнулась от нас красота жизни, померкло словесное золото. Любая деревня, небольшой город, прежде всего труженики, хранители традиций. Истинны их неброская красота и спокойное достоинство. Исконно его самоощущение собственной необходимости и значимости в человеческих судьбах. Здесь разлиты в воздухе историческая памятливость, мудрая сосредоточенность, неспешность в делах и начинаниях, дающие уверенность в будущем. В деревенском убранстве нет крикливой кичливости, назойливости и безудержного самолюбования, которые характерны для столичных городов. В деревенской жизни все спланировано, соразмерено и думается здесь как-то по-другому – мягче, лиричнее... Куда бы я ни приезжал в Вологодской области за последние годы, всюду меня встречали с улыбкой и ненатужным гостеприимством… Общаясь со своими соотечественниками, я удивлялся их искренней доброте и исконной мудрости, выражавшейся необыкновенными речевыми красками и занимательным говорком. Говоря о русской деревне, районном центре, у каждого читателя, вероятно, в памяти всплывают удивительные памятники гражданской и церковной архитектуры, прекрасные образцы древнерусской темперной живописи, красивейшие иконостасы местных монастырей, соборов и церквей. Однажды побывав в русской деревне, небольшом уездном городе, невозможно не влюбиться в тихие улочки, обрамленные архитектурными жемчужинами, в его жителей, спокойно и уважительно встречающих многочисленных путешественников, приезжающих на свидание с историческим прошлым. Встретившись с местными жителями, начинаешь чувствовать и несколько понимать их непритязательную и немножко величественную стать, воспитанную самой Историей и укоренившуюся в их самобытном менталитете. После знакомства с городом или деревней ощущаешь могущество и одновременно сказочность всего увиденного. Русские деревни и небольшие города испокон веков считались оплотом русской духовности. Сегодня важно не потерять, а может, где-то и снова обрести, веру в свое историческое прошлое. Следуя традициям, в умах и сердцах людей могут появиться вера в завтрашний день... Как здесь не вспомнишь великого Пушкина... Без Истории нет Будущего...
Сейчас мне почему-то вспомнилась стихотворение вологодского поэта Александра Романова:
Сколько их на Руси поставлено, Деревенек и сел бревенчатых, Подпоясанных палисадами И рябинами увенчанных. То речушки со щучьими плесами, То леса их к себе привадили... Широко по земле разбросаны, Словно дети одной матери... И в озерах ржаных да клеверных Чередуются, будто пристани. Еле слышные – ближе к северу, Ближе к югу – голосистые. Среди них одинокими вехами Есть такие, что глаз не радуют: Пассажиры давно все уехали И не взяли билеты обратные. Между ними, будя минувшее, Там и тут церквушки на склонах Кораблями лежат затонувшими И белеют в глубях зелёных.
Это стихотворение отражает судьбу многих тысяч русских городских и сельских селений.
И все они имеют свою многовековую историю… И каждым шагом своей судьбинушки они утверждали устои государства для нескольких поколений своих городских и деревенских граждан. Северные уездные города и деревня никогда не производили впечатления застылости, праздной созерцательности, отстранённости от существовавших устоев жизни. Здесь всё было так же, как и повсюду в государстве. С самых первых веков местной истории люди трудились, учились жизни, дружили, влюблялись, создавали семьи, растили детей, завершали свой путь на земле, выполнив свое жизненное предназначение. Каково оно – это жизненное предназначение? Каждый человек самостоятельно определяет его для себя. Для кого-то, как и для А.С. Пушкина, оно состояло в том, чтобы «чувства добрые» лирой пробуждать, чтобы восславить свободу «и милость к падшим» призывать. Не менее достойное предназначение – посвятить себя благополучию своих близких, родных, своей семьи. Или, как это делали и делают до сих пор сельские труженики. Но чтобы ответить на вопрос о собственном предназначении, необходимо осознать себя во всей полноте человеческой жизни в сегодняшнем измерении. Но этого не произойдет, если мы будем забывать историю своей малой родины. Она всегда выступает как путеводная звезда, которая как «земля отцов и дедов... дала мне всё, ничем не обделя: ни радостью, ни гордостью, ни болью». Когда-то древнеримский писатель и историк Плутарх сказал: «Что до меня, то я живу в небольшом селении и, чтобы не сделать его еще меньше, собираюсь в нем жить и дальше». Жить по душе, душевно, в согласии с миром, согласно своей ментальности.
Города на Руси, и стольные, и губернские, областные, уездные, районные, то есть, и Москва, и Вологда, а, вместе с тем, и Великий Устюг, были небольшими поселениями… Городки – называют таковые города археологи и отечественные медиевисты… Недалеко ушли, прáвыми они остаются и за столько столетий.., когда Геродот назвал их Гардарикой, поскольку она состояла из Городков. И в нашей земле имеются таковые поселения… Тарногский Городок, Кичменгский Городок, известен городок Хазелец в современном Никольском районе. Если бы мы применили все знания социальных наук и приложили их Гардарике, то древнейший историк назвал эту страну Гардарией. На лицо употребление суффикса «К» – уменьшительно-ласкательная форма этого топонима. И если внимательно всмотреться в сегодняшний день современной жизни многих русских городов (да и Москвы, да и Вологды, или Твери, Череповца, Суздаля, Никольска), то можно увидеть черты небольших поселений. Не зря до сих пор нашу столицу называют «большая деревня». Издавна она выступала деревенской. И ещё в Имперский период Санкт-Петербург, город Петра Великого, нашего Императора, ассоциировался, как европейская столица, а Москва, тоже столица, но столица поменьше, усадебная столица, центр дворянской усадьбы. Петербург никто не осмелится назвать большим селом, ибо у него нет на то оснований, он сразу смотрел столицей. Деревня Москва и деревня Вологда сдаются городскому образу неохотно, раздражённо. Ещё есть в Москве чудом уцелевшие деревенские улочки, окружённые высокими домами. Надолго вписались в городской ландшафт Вологды и деревянные дома. Неслучайно в Вологде зачастую льётся легкозвучащая песенка о городе, «где резной палисад». Жители Москвы, «последние могикане», сильно сопротивляются напору властей, своему переселению в дома с горячей водой из крана и вообще со всеми удобствами в квартире, а не во дворе. Вологда более покладиста и разумна… Почему? Сказывается провинциальный характер. Издавна считали, что вологодскую землю населяли потомки чуди, чуди белоглазой и чуди черноликой. Но она, с истечением времени, «ушла под землю», как считалось в легендах и преданиях, сейчас она «жива» в народах финно-угорской языковой группы, пережила весь, стала вепсами, и со временем её ассимилировали люди славянской национальности. Сколько ж веков прошло у этой эволюции, чтобы в современных городах и деревнях жили простые русские люди – одна из национальностей в многонациональной стране – Российской Федерации. И большая, чем в Москве, этническая однородность населения.
Если сходство между Москвой и Вологдой, вологодскими городами? Одно дело Череповец, где скорость жизни отличается от Вологды. Другое дело – сама Вологда. Третий вариант – Великий Устюг с оттенком некой провинциальности. Но всё же он Великий, эпитет, полученный в древности, в средневековый период русской истории. В веке минувшем определись характера российских городов. Да, да. Я не ошибся. У городов есть свои характеры. Их разная, но столичность (в этом понятии кроется некая самость наших граждан, своеобразная гордость, но не гордыня, наши жители, как отмечают пришлые народы, именуются добрыми, ласковыми, приветливыми и гостеприимными людьми). Как известно, слово «столица»произошло от слова «стол». История Отечества знает примеры разных «столов». И Новгород, и Москва, и Владимир, и Санкт-Петербург. Отсюда и разная «столичность», ментальность и их жителей… Москва – город Первого Престола. Она сажала на стол и короновала. С конца XVII века до начала ХХ столетия – Петербург стал государственной столицей, но Москва, оставалась Первопрестольной. Великий Новгород – столица (стол) российской вольности, потерявшая себя перед Москвой. Нижний Новгород – торговая столица (стол) России.
Вологда, что не есть, как раз может именоваться душевной столицей. Как бы она не была сильнее, под давлением времени, но русский дух в этом городе жил всегда. Неслучайно люди регион – именуемый Вологодская область – его прозвали «бастионом патриотизма». И примеры с войнами, хоть на то – пример, Отечественная война, война вторая Отечественная, 1941–1945 годов. Сильнее духом, чем она, я не знаю. Самое большое количество людей, просиявших под ликом святых – здесь! Самое большое количество людей, представленных к званию Героя Советского Союза и Российской Федерации – здесь! И подобные примеры можно продолжать и продолжать.
В целом духом Москва и Петербург, душа российская, чуткая, восприимчивая и святая, особенно сильно живёт в Прилуках, Кириллове, Ферапонтове, Белозерье, Тотьме, Никольске и в каждом укромном месте области, где из-за деревьев и деревенских крыш ныне опять выглядывают купола и колокольни. И не случайны многие современные вологодские чудеса, свидетелями которых становятся другие города. Какие? Лишь большой мерой душевности можно объяснить явление второй половины ХХ столетия вологодской литературной школы, особой страницы в истории всей страны. Или недавняя, как будто совсем не Божественная, сказочная история: явление народу Деда Мороза в Великом Устюге. Почитайте миллионы детских писем, адресованных сказочному волшебнику, какой душевной теплотой наполнены обратные корреспонденции, вышедшие с вотчины Деда Мороза. Вологодская душевность – понятие особое! Весь край наполнен ею. И если этого не замечают в других местах, не понимают этой характерной черты края – не беда для него, а беда для тех, кто не замечает.
Читатель меня может спросить, почему я так долго рассуждал о ментальных устремлениях земли Вологодской? Ответ мой – прост. Душевность, которой восхищаются многие люди, свойственна произведениям многих писателей – прозаиков и поэтов, рожденных на земле Вологодской. Особенно – прозаика Василия Белова и поэта Николая Рубцова! Неслучайно в октябре 1970 года в газете «Литературная Россия» известный критик Всеволод Сурганов впервые упомянул термин «вологодская школа» современной литературы. Проговорил он его вскользь, как бы между прочим, но потом его подхватили многие. Очевидно, что основой для выводов критика послужили, прежде всего, творчество Александра Яшина и Василия Белова, хотя в самой статье имена назывались и другие. В данном случае, важно увидеть основания для подобных мнений критика. В поэзии вспомним Николая Рубцова. Говоря о «вологодской школе», никак нельзя упускать, что в 60-е годы XX века литературную Вологду без этого имени теперь представить трудно, ему удалось оставить после себя целое направление в русской поэзии. Его неудачно назвали «тихой лирикой», потом поправились. Конечно, нет в поэзии Николая Рубцова никакой «тишины». Есть наполненность самой народной жизнью в ее различных проявлениях. Поэзия Николая Рубцова – это голос народа. Приведем суждение Вадима Кожинова на схожую тему о поэзии Николая Рубцова: «О народности того или иного поэта часто говорят, основываясь на тематических и языковых чертах его творчества – то есть на осваиваемом им “готовом” материале жизни и слова. Такая внешняя народность достижима без особого дара и творческого накала. Между тем, народность Николая Рубцова осуществлена в самой сердцевине его поэзии, в том органическом единстве смысла и формы, которое определяет живую жизнь стиха. Дело вовсе не в том, что поэт говорит нечто о природе, истории, народе; сказать о чем-либо могут многие, и совершенно ясно, в частности, что многие современные поэты говорят о природе, истории, народе гораздо больше, чем Николай Рубцов. Дело в том, что в его поэзии как бы говорят сами природа, история, народ. Их живые и подлинные голоса естественно звучат в голосе поэта, ибо Николай Рубцов… был, по словам Есенина, поэт “от чего-то”, а не “для чего-то”. Он стремился внести в литературу не самого себя, а то высшее и глубинное, что ему открывалось». «Сила, конечно, в самой органичности и исходности материала, – вторит критик Владимир Гусев, – в мощи первичных ценностей, в острой постановке вопроса, в чём же п р о ч н о с т ь, т р а д и ц и я (выделено мной. – С.Т.) человека в нынешнем динамическом мире; слабость – в иллюзии герметизма деревни, в прекраснодушной мечте, что мир таков, м о ж е т б ы т ь (выделено мной. – С.Т.) таким, каким мы представляем его, сунув голову в чистый, влажный зеленый куст какого-нибудь чернотала иль краснотала; но мир – вот он, вокруг, в просторе, и человек, даже дремля в зное, в общем-то все равно знает в душе, что впереди – дорога». «Дорога» выступает в данном случае символом не просто движения, а своеобразных преобразований. Но здесь следует и важное замечание, что «деревенская проза», как явление была необходима, чтобы выразить новые тенденции в духовной составляющей общественного сознания, вдруг понявшего необходимость возвращения к истокам страны, имевшей название «Россия, Русь», обозначено также слитно, как и в известном стихотворении Николая Рубцова. Критик Анатолий Ланщиков высказал мысль: «С понятием “вологодской школы” связывались имена Александра Яшина, Николая Рубцова, Василия Белова, Ольги Фокиной… И вот сибиряк Виктор Астафьев сразу же вписался в эту “школу”. Художник, чей талант намного превышает масштабы местного таланта, всегда легко впишется в любую “школу”, если она, разумеется, достойна его таланта. Астафьев не только вписался в “вологодскую школу”, но во многом обогатил ее своим самостоятельным художническим поиском».
Завершить мне хочется свое повествование словами ещё одного вологодского писателя, всемирно известного Варлама Шаламова. Когда-то он писал:
Мы родине служим по-своему каждый, И долг этот наш так похож иногда Но странное чувство арктической жажды, На сухость во рту среди неба и льда.
И, формулируя ответ на вопрос, в чём заключается русская уездная или деревенская (они обе пошли от деревенской) ментальность (правда, здесь будет уместным замечание о национальных чертах характера), мне кажется, будет верным сказать: «Деревенская ментальность, независимо от того, где проживает её носитель, сосредоточила в себе контрастные черты, как скромность и даже стеснительность, но при этом глубочайшую уверенность в себе. Неяркость, сдержанность внешнего выражения чувств и вместе с тем глубину их душевного переживания, мощную внутреннюю силу характера, личности, стремление быть самим собой при любых обстоятельствах, неизменное чувство собственного достоинства. К этому можно добавить любовь к своему краю, внимание и поддержку земляков, где бы они ни находились».
…Закончил я слушать передачу по радио задолго до её окончания. Услышанное стихотворение Николая Рубцова подтолкнуло меня для того, что я скажу коллегам на предстоящем Съезде Союза краеведов. Благодаря ему я сформулировал основные подходы своего видения проблем краеведения в современной исторической науке.
Комментарии Комментарии пока отсутствуют ...
Добавить комментарий:
|
||||||||||||||||||||||
Изучение истории наших предков и передача исторических знаний другим людям – достойное дело всякого истинного сына Отечества…
Компания «Сигма-СИ» |
СЕТЕВАЯ ВЕРСИЯ
/ АРХИВ НОМЕРОВ
/ АВТОРЫ
/ РУБРИКИ
/ ПЕЧАТНАЯ ВЕРСИЯ
/ О ЖУРНАЛЕ
/ КНИГИ
/ ПАРТНЁРЫ
/ АКТУАЛЬНО
/ КАРТА САЙТА
|
|
