В киселях и молочке
И буду жить, как луговой мари,
В природу дух вплетая прозорливый,
В квасу туманов, в киселе зари,
В нектаре трав, в ухе речных заливов.
(Дмитрий Терентьев)
Голодный, я близ Волги колесил,
Смотрел вокруг, земля как будто наша.
Но вот беда: желудок сок пустил,
Когда легла тумана простокваша.
И заурчало громко в животе,
И нюх и зренье стали обостряться.
Земля цвела, и в этой красоте
Увидел я, как щи пруда дымятся.
Я признаюсь, что рифмами грешу,
Себя на пьедестале я представил.
Супец дождя пролился, и лапшу
Он на ушах читателя оставил.
Не повезло
Река Москва, над нею – чайка
Крылом касается воды.
Касаюсь я – почти случайно –
Своей губой твоей губы.
(Василий Нацентов)
Кому – планида золотая,
Кому – насмешница-судьба,
Поэта портит, выступая
Над верхней, нижняя губа.
До блеска выбрит и возвышен,
И, вдохновение будя,
Однажды без зонта я вышел,
И в рот накапало дождя.
И я смотрел на женщин кисло,
Тут дело, видимо, труба.
Шли дни и месяцы, отвисла
Всё та же нижняя губа.
И понял я, что годы мчатся,
Забыл про завтрак и обед,
Так захотелось целоваться
За эти сорок с лишним лет!
Её плечо (о шёлк овала!)
Я тронул как бы невзначай,
Но посмотрела и сказала:
«Губёнку, Вася, закатай!».
В камне
А может, я останусь навсегда
Солёным камнем: слушать песни моря.
И будет мне студёная вода
Подругой верной в радости и в горе.
И в оный день на мой замшелый бок
Присядет девушка с тоскою безголосой.
И будет, улыбаясь, гладить Бог
Прядь непокорную волос её белёсых.
(Алексей Полубота)
Чем стану я? – и так и сяк верчу,
Вы стороной меня не обходите.
Не камнем быть, а в камне быть хочу,
Ну, в мраморе, допустим, иль в граните.
Чтоб с высоты, уставший от трудов,
Взирать на вас и тихую аллею.
Стишок-другой и несколько хлопков –
И чувствую уже, что бронзовею.
Придут ко мне, запыхавшись в ходьбе,
Всё чтения и всё глагол задорный,
А памятник любимому себе
Наверно, лучше, чем нерукотворный.
Увижу я, под тенью птичьих крыл,
Как на меня насмешливо кивают.
О если б кто макушку мне отмыл,
А то летают птицы и летают!
Без места
Во мне и Чацкий, и Онегин,
Все Карамазовы, Левша,
Обломов, Чичиков, Телегин…
Как общежитие – душа.
(Николай Зиновьев)
Сквозят века, и в древних ветрах
Душа истончена, как тень,
Ведь на её квадратных метрах
Толкутся все кому не лень.
Порою чей-то возглас горек,
И вынырнет из толчеи
Не д’Артаньян, не бедный Йорик –
В душе толкутся все свои.
Вон Смердяков в компашке этой,
И Швондер, ярый управдом,
И Штирлиц, вечно с сигаретой.
Душа пропахла табаком.
Ещё князья (о сколько чести!) –
И Рюрик тут, и Трубецкой,
И Данко в этом чудном месте,
И Берлиоз, но с головой.
Души забиты кулуары.
Хаджи-Мурат, Карач-Мурза…
Тараса Бульбы шаровары
Опять бросаются в глаза.
Вон Киса в непотребном виде,
Орёт Микула: «Гой еси!».
Пусть в тесноте, да не в обиде,
Как говорится на Руси.
Душа-то без конца и краю,
И други все, считай, семья.
Бывает, всех пересчитаю
И спохвачусь: а где же я?
Приметы
Мне дожди ни к чему пока:
Паука раздавить – к дожжу.
Вязь роскошного островка
Из угла сметать погожу.
(Наталья Радостева)
Я приметами убедю,
Всё сбывается тут и там,
Муж к соседке зашёл – к дождю,
Ну, а если домой – к ветрам.
К страшной ссоре рассыпать соль,
Ты подальше её положь,
Это к ночи бессонной, коль
Огурцы молоком запьёшь.
К боли пяточной и зубной,
Если дёргать за хвост кота,
Ну, а птицы над головой –
Это к стирке мого пальта.
Нос зачешется – тут бегом
В тот, что рядом, универсам.
Это к встрече, увы, с врачом,
Если чешется где-то там.
Если метко летит плевок
И тебе не хватает слов,
Это как бы опять намёк,
Что не надо писать стихов.
Электронные заморочки
Печаль сменил я на усмешку:
Наш мир – компьютер, а не дом.
Судьба, похожая на флешку,
Едва протиснулась в разъём.
Не жду от техники подвоха,
Но знаю, сущность не виня, –
Возможно, новая эпоха
Отформатирует меня.
(Дмитрий Ханин)
Боюсь, что времени убудет,
Усну я за полночь в тиши,
И виджет, как часы, разбудит –
Пиши, мол, дорогой, пиши.
Примчится глори, то есть слава,
Апгрейдится моё нутро.
Есть куча гаджетов и клава –
Зачем бумага и перо?
Какая глупость – мастер-классы
И эти догмы, наконец.
Слова, слова – что прибамбасы,
По клаве щёлкну – и виндец.
Писать, вестимо, не наскучит,
Но только в разной суете
Винчестер старенький мой глючит –
Слова роятся, да не те.
Признаюсь вам, судьба жестока,
И снова, юзера кляня,
Читатель едкий ох далёко
Отформатирует меня.
О конкуренции
Не ходите, мальчики, в поэты,
В мире горше доли не найти.
Вам ещё неведомы секреты,
Что судьба готовит на пути.
(Евгений Семичев)
Раздавал я мудрые советы,
Ну, короче, делал я добро:
«Не ходите, мальчики, в поэты,
Не берите, девочки, перо!».
Это поначалу небо звёздно,
Стих, другой – и ты с собой не схож,
И поймёшь, что влип, но будет поздно,
И покорно к музе побредёшь.
Здесь нацедят яда, и не только,
Разойдутся – не угомонить,
А тревог-то: кто да с кем, и сколько,
И больное: быть или не быть!
Дальше – хуже, в душу влезут бесы,
И судьбу порой не разглядишь:
То возникнут на пути дантесы,
А глядишь, и сам себя решишь.
Так пугал я племя молодое,
Конкуренты лезут, на беду.
Только бы оставили в покое,
А оставят – буду на виду.
Грёзы
Вдали кабак мерцает сладко,
Мороз ударил или свет.
«Ямщик, скажи мне для порядка,
Попойка будет или нет?».
Мы обустроились, согрелись
Среди свечей, лампад, острот.
Ах, боже мой, какая прелесть –
Красотка водку подаёт,
И глухаря, и пива кружки,
Как эту прелесть не любить!
И я подумал, что я – Пушкин,
Как славно Пушкиным побыть.
(Владимир Скиф)
Пригрезились кабак и тройка
И что летим туда стремглав.
«Ямщик, а будет ли попойка?» –
Тяну возницу за рукав.
«Всё будет, барин. Мне нальёте?».
Киваю головой. Вошли.
С поклоном: «Пушкин. Узнаёте?»
Девица робко: «Натали».
Мы пили и шумели громко,
Летели пробки в потолок.
Ко мне подсела незнакомка,
И я представился ей: «Блок».
В виденьях снова перемены:
Сижу (вода со всех сторон)
На острове Святой Елены.
Наверно, я Наполеон.
Начитавшись классиков
Я бы мог, наверно, жить иначе.
Будто лёд, кремнистый путь блестит.
Не жалею, не зову, не плачу –
И звезда с звездою говорит.
(Лев Котюков)
Выхожу один я на дорогу,
Пишется неплохо при луне.
Допишусь до книги понемногу.
Дай же, Джим, на счастье лапу мне!
Вроде бы зима, – а дождь и слякоть,
Прячу шею в тёплое кашне.
Ох, февраль! Достать чернил и плакать,
Вспомнив Гюльчатай и Шаганэ.
Молния ударила, сверкая,
Но её в стихах не восхвалю.
Я люблю грозу в начале мая,
А зимой, поверьте, не люблю.
А ещё, друзья, люблю культуру,
Только книг приличных не достать.
То-то и печатают халтуру,
Что умом Россию не понять.
Лермонтовское
Стоит одиноко на севере диком
Писатель с обросшею шеей и тиком
Щеки, собирается выть.
Один-одинёшенек он на дорогу
Выходит, внимают окраины Богу,
Беседуют звёзды (кавычки закрыть).
(Сергей Гандлевский)
И как это я оказался далёко?
На севере диком стою одиноко
(Из классики, скобку закрыть),
И шмыгаю носом, и плачу натужно,
Заросший щетиной (здесь скобок не нужно),
Уже приготовился выть.
Запрыгали скулы, задёргалось веко,
Меня затрясло – не узнать человека,
Моя задрожала спина,
А в горле-то спазмы, уже я заика,
И для объясненья подобного тика,
Конечно же, сноска нужна.
Пустыня внимала доверчиво Богу,
Пока выходил я один на дорогу,
Пока собирался я выть.
Звезда прошептала: «Кто сей созерцатель?»,
Другая хихикнула: «Это писатель.
Немедля кавычки открыть!».
По секрету
Здесь днём сегодняшним живём,
Семь бед – один ответ,
А там, куда мы все идём,
Зарплат и пенсий нет.
Там, с остальными наравне,
К расчёту, наг и бос,
И то, что ты служил стране,
Зачтётся ль? Вот вопрос.
А не зачтётся, что пенять?
Авось, у райских врат
Ты будешь на часах стоять,
Солдат – везде солдат.
(Александр Кердан)
Чтоб эрудицией блеснуть,
Я рассказал секрет,
Что там, куда мы держим путь,
Деньжат и блата нет.
Что там изжито хвастовство
И скромен всякий стих,
И что обиднее всего –
Там нету книг моих.
Я задержусь у врат чуток,
Армейских полон сил,
Но не возьмёт под козырёк
Архангел Гавриил.
Как страшен цепкий взгляд его!
Как сканер – этот взгляд,
И райсовет, скорей всего,
Пошлёт меня в наряд.
Вдохновлённый весной
Расцеловал бы первого встречного!
В рожу бы плюнул! а всё зачем?
Чтобы припомнить лицо, а нечего,
Что-то такое на букву «м».
(Олег Чухонцев)
Вот и весна, соловьи за стенкою,
Не усидеть за столом уже.
Этого встречного – да коленкою
Пнуть бы под что-то на букву «ж»!
Я ароматом сражён и красками,
Эта брюнетка, как дама треф.
Врезать бы ей, засветить под глазками
Что-то такое на букву «ф»!
Долы родные, речушка узкая,
Радостно мне по земле идти.
Сила ты, силушка, удаль русская!
Кто попадётся мне на пути?
Плюнуть бы нынче в любого встречного!
Дальше, в словесной кружа пурге,
Зарифмовать бы чего, а нечего,
Что-то такое на букву «г».
Называя женскими именами
Завесы разошлись от крика,
К стакану тянется рука.
Прощай, Россия-Анжелика,
Мария-Родина – пока!
Крепчает бормота-цикута
На донышках немытых чаш;
Поставь свечу, Сибирь-Анюта,
За образ уходящий наш.
(Александр Хабаров)
Когда стихи, когда новеллы
Усердно пишешь дотемна,
Как в тему рюмки Изабеллы
И Василиса-ветчина!
Нет, не пустяк закуска наша,
Такая скудная на вид,
С лучком, селёдочка Наташа
На блюдце розовом лежит.
Потом чудачества, затеи…
Увижу где-то вдалеке
Оазис сладкой Галатеи
И Галатею на песке.
Всё чушь, пирушка как пирушка,
Я потянусь на лунный свет.
Прощай, Матрёна-комнатушка,
Варвара-улица, привет!
И вот иду, расправил плечи,
В оазис сказочный хочу;
Калитку распахнув, «До встречи!» –
Канаве Глории кричу.
Чем не поэт?
Так было! Было, есть и будет
С тем, что родится от корней.
Я знаю: будущее будят
Дела давно минувших дней.
(Терентий Травник)
Все что-то пишут и рифмуют,
Бегут в издательство скорей.
Меня, как никого, волнуют
Дела давно минувших дней,
Преданья старины глубокой.
Я посмотрел, вот это вид! –
Глаза большие, с поволокой,
Русалка на ветвях сидит.
Какие перси, нос точёный!
Так было, леший там бродил,
И днём и ночью кот учёный
То пел, то сказки говорил.
Да, было, и, видать, немало,
Там ступа шла сама собой,
К избушке вон заковыляла
Старуха с костяной ногой.
Гулять полезно для здоровья,
И я, намедни встав чуть свет,
Гулял себе у лукоморья
И думал: чем я не поэт?
Назидание
Слова в стремительном полёте
И грациозны, и легки,
Но если строчки пахнут потом,
Простите, это не стихи.
(Николай Беседин)
Не стоит тяготеть к широтам,
Корпеть над словом день и два,
Не дай-то бог пропахнуть потом
Душе, рифмующей слова.
Что присоветовать поэту?
Твори, чтоб кто-то не хи-хи,
Но если в чувствах рифмы нету,
То это, знамо, не стихи.
И если мысли легковесны
И в голосе твоём фальцет,
А все слова скучны и пресны,
Пардон, тогда ты не поэт.