«С иконы Россия глядела…» / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

Колокол

В нём сталь булата и клинка,

В нём смуты, стоны, стынь-тоска,

Тревога, трепетность молитв…

О, колокол! По ком звонит?

Вся даль ему подчинена.

Внимай и слушай, сторона!

Не долу взгляд. – Глаза в зенит.

Насквозь. Малиново. Навзрыд.

Так чаша до краёв полна

Терпеньем, – выпита до дна.

Обет молчанья – вечный зов

И дамбы прорванный засов…

И мир с отравленной толпой

Такой, как есть. И не другой.

И всё, как встарь (О, времена!),

Где горе черпают до дна…

И только колокол речист:

И чашей пол, да звоном чист.

Хранит историю вериг

Звонарь, качающий язык.

Русь

Весело ли – грустно ли,

Близко ли – далёко ли

Разметалась Русь моя

Облаками лёгкими,

Птицами да стаями, –

Гуси да журавушки.

Милями – верстами ли,

Молодцы да павушки.

Переясны – плаканы.

Святославы с битвами.

Латы перелатаны.

Лапти перелыканы.

Гой, ты, Русь, раздолена,

В передел разделена,

Где слезой рассолена,

Где в муку размелена.

Высекая просеки,

Ввысь сигая с крыльями,

Ты всё в небо просишься,

Колокольно-быльная.

Журавлино-дольная,

Березяно-стёжная,

Ты любимо-вольная

Доля невозможная!

Где ещё – токующей?

На миру – краснеющей?

Прошлою и будущей

В горе матереющей?

После слёз – с колен трава.

Где с мольбой – там с семенем.

Кто-никто, но ты права

Правдою да временем.

Из цикла: «Россия»

Коптила лампадка, горела

И вспыхивала, померцав…

С иконы Россия глядела

Всесведущим взглядом Творца.

Что воля в глазах, что неволя…

На лике бесстрастны черты.

Застыла вселенская доля

В двух омутах немоты.

Рассеяла власы по суше,

Главу преклонив на Урал.

И сна твоего не нарушит

Никто, кто б тебя ни пытал

Калёным железом ли зельем,

Копытом чужим иль венцом,

Ни пиром честным, ни весельем…

Сама ты – рабом и Творцом.

Сжигали тебя, предавали

Щедроты твоих палестин…

Ты – ариев иерарий,

Ты – вечности Господин.

Ты, опыт прожив человечий,

Поднимешься с самого дна…

Ты Россо. Ты Русь. Ты предтеча.

Такая в тебе глубина.

Слово и время

Как часто бывает,

слова выцветают,

линяют, как фото

в альбомах иных…

А время фильтрует

и пену глотает

и строит в анапест

сады и ряды.

То цепко, как Цеткин,

то липко, как Либкнехт…

то поедом выест,

то полетом – влёт…

то ночью на стыке

вагоном… охрипнет,

то бурей подхватит

и в небо взовьёт.

О, время! Кто чёрным

квадратом иссажен,

тобою проверен, –

встаёт на броню.

И вес его слова

уже не бумажен.

В нём тяга земная.

И смысл на корню.

Разговор с дождём

Что на стекле рисуешь, выводишь, дождь?

Думаешь, если сер, так мой день пропащий?

Тонким штрихкодом криво ложится ложь.

Кто он, твоей рукою легко водящий?

Мне письмена твои – обморок, морок, дрожь.

Это лишь ночью – тьма, чёрных окон глушь.

Мокрыми пальцами будишь в душе тревогу.

Это в ответ тебе из кричащих луж

Дыбятся брызги вслед и кропят дорогу.

Это от туч твоих не видать ни зги.

Что разошёлся так? Поумерь свой норов!

Я разгадала в коде штриха изгиб,

И не грози с небес, поджигая порох!

Это моих дорог отреченья даль.

Это костры мои, что сгорев, истлели…

Это забытых дум моих пастораль.

Это куда стучим, да закрыты двери.

Что же, а вдруг и ты: не в окно, так в дверь?

Хочешь, пойду по лужам, тебе кричащим?

Вот и на равных бродим с тобой теперь.

Город и окна с призраками глядящих.

Я за тобой! А ты убегаешь прочь.

В луже пропал пузырь от последней капли.

И задышала влажною липой ночь.

Ну, а потом и сны мои липой пахли.

Лодочка

Лодка-лодочка качается

На излучине реки.

Дальше речка измельчается:

Косы, мели, островки.

Чьи следы легли песчаные

Через множества веков?

То ли пряники печатные,

То ли пиршества богов…

Даль диковинную, странную

Отделяет поворот.

За излучину обманную

Моя лодочка плывёт.

Под Кологривом…

По Унже, лучшем из зеркал,

(Где взять причудливей лекало?)

По глади белый конь скакал,

А грива до копыт спадала.

Где бил копытом резвый конь,

Там ключ рождался говорливый.

Кто был в местах под Кологривом,

Другими сердце не полонь.

На Унже – каждый день таков:

Закатам не хватает неба.

Здесь край непуганых мальков, –

К ладоням льнут и просят хлеба.

И что ни тропка – вся в грибах…

Здесь рань в туманах, утра – в росах…

Маслята – в травах по откосам…

И зверь диковинный в борах.

А ночью звёзд на небе – в крик!

Здесь зов Небес бросает в слёзы…

Что пара звёзд, – то Божий лик.

Так близко… Кажется, в берёзах…

Под вечер в дрёме…

Под вечер в дрёме глохнут краски,

И слепнет в полутёмке день.

И облаков намокших связка

Глотает блики на воде.

Кривя с небес улыбкой тонкой,

Уж месяц жалится иглой.

А лес, что днём стоял в сторонке,

Пришёл проситься на постой.

И каждый куст в ряду у пруда,

И лип знакомых череда

С ним заодно: хотят уюта.

Ну, заходите, кто куда.

И тучи позвала я в гости

(ведь были тучи так грустны).

Ну, коль пришли, то плакать бросьте,

А то промочите мне сны.

Кудрявый выбившийся локон

У тучи месяц подхватил.

И лес по деревцу входил

В проёмы всех открытых окон.

Милый май зеленоглазый…

Милый май зеленоглазый

Столько слов наговорил!

То на солнце маслом мазал,

То нескладно воду лил…

Нараспах рубаха-парень,

Вольный ветер, хвост трубой,

Ты замешан на опаре,

На опаре дрожжевой.

Шапкою горишь на воре,

То бушуешь, то поник,

То смирился, то повздорил –

Молод, зелен, лунолик.

Милый май зеленоглазый.

Закружилась голова:

О любви за фразой фраза,

Да на ветер все слова.

То мне под ноги сирени,

Всех черёмух сладкий дух,

Ублажаешь настроение,

Райской птицей тешишь слух.

И берёзу у окошка

Май по-майски закадрил,

Бриллиантовые брошки

Ей дарил, дарил, дарил…