1

 

Вокруг одни лгуны. Как утверждает наука: «Современный человек за десять минут разговора успевает солгать, даже порой, не замечая этого, три раза. Две трети людей уверены, что нужно лгать, чтобы не обидеть собеседника. Половина рассказчиков преувеличивают события, чтобы сделать более интересным повествование. Самый действенный способ выдать ложь за правду, сказать: «Это уже доказали». Кто? Что? Когда? И где? Доказал. Объяснять необязательно. Большинство слушателей вам поверят». Я, чтобы не быть белой вороной, поступил как все. Придумал неправдоподобную историю и решил её рассказать. Может быть кому-то описываемые события покажутся очень знакомыми, это только потому, что это враньё вы может быть уже слышали. Людей интересуют небылицы, чем реально произошедшие события. Разный вздор они охотно пересказывают друг другу, при этом добавляя в первоначальный вариант что-то своё ещё более неправдоподобное. Рождается иллюзия – этого никто не видел, а об этом все знают.

С историей, изложенной ниже, с её героями и страной, в которой они проживают, я явно перещеголял в полёте фантазии среднестатистического гражданина. Конкретно, наврал с три короба. К изложенному добавить больше нечего. И так перевернул всё с ног на голову. Такого просто не может быть.

Придуманное государство вместо защиты граждан, будет предлагать народу только одни советы: как распознать недобросовестного продавца, неквалифицированного врача, милиционера-бандита, чиновника-взяточника. И совсем абсурдны обвинения правителей: «Почему ты, народ, не сообщил этому милиционеру о том чиновнике и не свёл вместе того врача с тем продавцом?» По мнению государственных мужей, для благоденствия жителей необходима личная встреча этих персонажей. Прямо скажу, сии претензии от лукавого. Все выше перечисленные граждане друг с другом давно знакомы и, надо заметить, уживаются между собой не плохо. Даже больше – у них симбиоз. Исчезновение любого из них, неминуемо повлечёт за собой уход в небытие и других.

Требования предъявим к жителям страны ещё нелепее:

– Иметь неброский внешний вид.

– Грамотность не вообще, успехи на этом поприще мало кого интересуют, а именно политическая, сравнимая с безответной любовью. Объект воздыхания – власть.

– Уметь каждому жителю страны пользоваться огнетушителем, делать искусственное дыхание рот в рот и накладывать шину на место перелома у пострадавшего.

– При встрече с правоохранительными органами не надо лепетать несуразности: «Представьтесь, пожалуйста. Какое вы имеете право!?» И тому подобное. Не огорчайте блюстителей порядка! Помните: они при исполнении! Наберитесь мужества да честно признайтесь: «Дорогие наши защитники, деньги, находящиеся у меня в кошельке, я нашёл. Заберите их, пожалуйста. Не обессудьте. Пусть вас не обидит данная сумма».

– Тем, кто ничего не находил, рекомендуется иметь при себе документ, удостоверяющий личность, справку с места жительства и с места работы, а также валидол, бинт, йод, огнетушитель, каску на голове, спасательный жилет на теле. Если этого всего нет, то нужно уметь изготовить необходимое плавсредство и защиту на голову из подручных материалов.

 

Надеяться на государство – утопия и дурной тон одновременно. Оно ничего не должно своим гражданам. Ибо самый ходовой лозунг в стране: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Самый популярный тренд – налоги. Заплати их и спи спокойно – это ещё не всё. Каждую неделю вводим новый налог или акцизный сбор! Шуба натуральная, шапка меховая зимой – налог на роскошь; газировка, колбаса – акциз на гадость; туалет на даче – природоохранный сбор. Казалось после этого денег в государстве – пруд пруди. Но нет. Государственные мужи говорят, что туго с бюджетом. Спрашивают они у народа: «Где взять средства на пенсию?» Народ оторопевает от поставленного вопроса. Те, кто уже на пенсии выкрикивают: «Как прожить на неё?» Им вторят, кому не вышел срок: «Как дожить до неё?» Шаркуны предлагают совсем отменить пенсию, и тогда не будет таких вопросов, провозглашая лозунг: «Пенсионер не путайся под ногами и не обременяй бюджет страны!» Поэтом кому за восемьдесят встречаются редко, а кому за девяносто воспринимаются, как ошибка отдела записей актов гражданского состояния.

Жители описываемой страны во время поездки заграницу любят бывать на кладбищах, удивляясь ухоженностью местных погостов и с неверием несколько раз пересчитывая: «Сколько же прожил здешний абориген, лежащий под надгробной плитой?» Государство Германия для них вообще один сплошной вопрос: «Мы же их в сорок пятом?! А они…?!» И молчание, когда узнают, что пособие по безработице в проигравшей войну стране больше, чем способен заработать внук победителя, стоя каждый день по восемь часов около станка.

Получается придуманная страна – не государство, а полный эрзац, где предлагается к употреблению колбаса без мяса, пиво без солода, сливочное масло без молока, кетчуп без помидоров, в таблетках – один мел. Кто, что производит, тот сам этим не пользуется. Самолётостроители при перемещении в пространстве предпочитают поезд. Если врач заболел, то у него такая безысходность в глазах. Хоть сейчас на исповедь. Зато оптимизмом отличаются доморощенные химики. Они все как один нацелены найти философский камень. А пока, до своего главного события в жизни, на кухнях и в гаражах энергично перемешивают всякую гадость, синтезируют что-то, стараясь получить цимус. Надо заметить, если не учитывать отрицательного воздействия на организм, сходство по цвету, запаху, вкусу со временем становиться всё ближе к оригиналу. И вообще в данном государстве химик не профессия – это состояние души. Так как химичат все, и этот процесс происходит по наитию, при игнорировании писаных и неписаных законов.

 

Без дела не сидят и кладбищенские работники. Им всё подвозят и подвозят, а они закапывают, закапывают и закапывают. Ещё в этой стране живут, чтобы работать, а не как везде, работают, чтобы жить. Любой здравомыслящий человек скажет, что людей ничего не связывает между собой. Такая общность индивидуумов просуществует не более одного дня и развалиться. А описываемый временной промежуток значительно больше.

Чтобы совсем не спускаться до бредятины, в нашу историю добавим элементы реализма. Для объединения людей, используя опыт предков, возьмём грязь. Древние целые города из неё строили. Обляпаем всех и соединим людей между собой. А к тем, к кому она не пристаёт, навяжем чувство вины за себя и за всех нас. Усугубим, приняв правила и законы, противоречащие друг другу, и будем регулярно их менять. Вчера за это расстреливали, а сегодня – иди в Кремль, получай орден. Кто не знает, куда идти? Поясняем. Это там, где центральное кладбище, сразу за забором. И вот уже из сказки сделали быль. Тем самым исполнив пропетую ранее в песне мечту своих соплеменников: Стонем – значит, поём. Умом понять ничего нельзя, остаётся только верить. На вопрос: «Что делать с теми, кто не обляпался и не взял вину на себя?» Задаём встречный вопрос: «А для чего у нас есть кладбищенские работники?»

Повторюсь, из приведённых выше утверждений следует: все, что будет написано ниже, – чистой воды фантасмагория. Поэтому мой совет: не тратьте время, не крутите глобус, нет страны на карте этой. А встречающаяся схожесть в географических названиях и совпадения с историческими событиями – всего лишь случайность. В такое удивительное государство по праву автора и определю, почти как приговорю к пожизненному заключению, наших героев.

 

Один из участников событий – директор оборонного предприятия Каменев Виктор Алексеевич. Он до такой степени основательно, как обороняющийся солдат, окопался на своём месте, что пророс и пустил корни во всех здешних структурах. С прокурором – охота и рыбалка, с местным главой администрации, а до этого с первым секретарём горкома партии – баня и шашлыки. Шло время, на этих постах менялись люди и в том числе политические пристрастия в государстве, но совместные увлечения именно с прокурором и первым лицом района оставались незыблемы. И такой сценарий жизни один в один для этих должностных лиц по всей стране.

В девяностые годы, ветры перемен унесли в прошлое пуританские взгляды, и в вышеперечисленные забавы присовокупились элементы эротизма. В сауне к пиву и ракам добавился массаж пальчиками и другими частями девичьего тела. На пикнике поменяли официанток, применив к ним возрастной ценз от восемнадцати до двадцати пяти лет и убрав требование отбора по политическим взглядам. Заменив его на креативность. Для вновь созданного кордебалета обновили репертуар, теперь канкан шёл не как завершающий номер, а в самом начале, для разогрева публики.

Нельзя категорично утверждать, что при коммунистах всего этого не было, но и с выводами, что было, тоже не будем торопиться. Свидетельства по этому вопросу путанные и, в основном, в пересказе от третьих лиц. Теперь всё в режиме онлайн. Не увидел в прямом эфире – тогда вечером смотри в новостях или читай в завтрашней газете. Сначала думали – подстава, позже оказалась – пиар-акция. Новые времена! Нано технологии! Рейтинги! Это там, у них за бугром – одна жена, любовница засекречена, как субмарина на дежурстве у вражеского берега, благоухает парфюмом и белоснежная улыбка. Наш товарищ – изрядно выпивши и угрюмый, качающийся, но ещё стоящий на ногах, что уже вызывает трогательную влюблённость у окружающих: «Ух, ты, родной!» Изо рта обильный мат, расстегнут гульфик и, в довершение с большой вероятностью, в губной помаде, причём в неожиданных местах. Где? С кем? Что? И сколько? Вспомнить не может. Отбило напрочь.

 

Надо заметить, Виктор Алексеевич, хотя являлся человеком системы, но не был ярким представителем советской номенклатуры. Он при развитом социализме получил прозвище «буржуй», зато, что без лишних слов и суеты умел организовать работу, и добиться результата. После назначения на пост директора для сотрудников своего предприятия за короткое время решил жилищный вопрос. Как бы и хорошо, но, когда ещё в стране ютятся в коммунальных квартирах и общежитиях с плотностью один человек на один квадратный метр, такой шик непонятен. Или тут не так, или там?! Плюсуем подсобное хозяйство, обеспечивающее работников предприятия овощами, мясом и молочными продуктами; дом культуры, профилакторий, пионерский лагерь, спорткомплекс. Выглядело это всё как-то не по-нашему. И совсем вызывающе, с возможностью одновременной помывки мужчин и женщин в один день и, причём в разных помещениях, смотрелся построенный банно-прачечный комбинат под названием «Дельфин». Если ещё добавить существование в бани двух больших бассейнов для купания после парной для всех посетителей без исключения, а не только для членов партии и активистов профсоюзного движения. Получалось, вроде как бы по директиве приблизительно на коммунизм похоже, но почему-то ассоциации у народа связаны были с капитализмом.

Созданные блага – верхушка айсберга. А что под водой? А под водой – долгий и мучительный процесс собирания резолюций. Сколько людей пришлось ублажить! Доказать целесообразность, проекты утвердить, фонды выбить. Тут одного красноречия с трибуны мало. Необходимо было субтильное общение в соответствующем антураже. Для создания антуража построили запруду на протекавшей мимо речке и в образовавшемся водохранилище развели рыбу. На берегу нового водоёма воздвигли строения культурного характера: «Дом рыбака и охотника», баню, беседки, лодочную станцию. Для удобства купания часть берега засыпали песком. Все командировочные из столицы непременно были гостями этого специально облагороженного уголка природы. Правда, выше перечисленный антураж числился как испытательный полигон. Да, и банно-прачечный комплекс был на бумаге «лабораторией по доводке специзделий при повышенной влажности». База отдыха по документам проходила как запасной командный пункт. Подсобное хозяйство – дополнительная промышленная площадка на случай военных действий. Поэтому банщики по штатному расписанию числились лаборантами-испытателями, доярки – стрелками ВОХР, а полеводческая бригада – связистами.

При втором шествии капитализма по взгорьям и топям нашей Родины Виктор Алексеевич за несговорчивость по разрушению созданной им ранее инфраструктуры получил новое погоняло – «красный директор». Надо отметить, вопреки обстоятельствам много чего удалось сохранить ему в это лихое и смутное время. Возникают вопросы: «Откуда берутся такие люди? Как? И где?» А вышел Витя Каменев из народа. Родился он в средней полосе России, в небольшом городке. Время было переходное – от диктатуры пролетариата к социализму. Детство прошло на этом историческом стыке. Вчера ещё в стране была диктатура, а сегодня уже наступил социализм. Об этом тут же написали все советские газеты, и объявил диктор по радио. Народ понял: «Ну, наконец, дождались – социализм». Отец, мать – рабочие; братья, сёстры – обычная семья. Место проживания – две комнаты в бараке с общим коридором, уборная на улице. Конфеты заменяла морковь, которую сами и выращивали на пустыре за домом. Незатейливые детские игры – «чиж простой», «чиж морской», футбол тряпичным мячом. Первая выкуренная папироска между дровяниками, одна на несколько соседских мальчишек, а точнее, подобранный окурок – «бычок». Она останется первой и последней. Больше для него никогда не будет аргументом: «Это делают все. Поэтому и ты должен поступать также». Проявив слабость, поддавшись на уговоры, ощутив себя управляемым кем-то, в ту минуту что-то перевернулось в детском мозгу, сознание воспротивилось плыть по течению. И настолько сильно, что в дальнейшем у него будет кредо: «Поступать так, как выгодно тебе самому, при этом не крысятничая, подчиняя свои поступки намеченной цели».

 

Окончил Витя семь классов, далее образование получал в ремесленном училище, затем пошёл работать на завод. Благодаря природным задаткам и серьёзному отношению к делу на трудовом поприще преуспевал. Поступил заочно учиться в техникум – назначили мастером. Потом институт – начальник цеха. К тридцати годам поставили главным технологом завода. Тут уже был замечен людьми сверху, то есть из Москвы. И решили эти товарищи: «Пора Вити Каменеву заняться более серьёзным делом». Так он получил назначение в Сибирь в провинциальный городок Захолустьев директором Московского пимокатного завода.

Валенки на этом предприятии катали около десятка работниц, полностью удовлетворяя потребность местных жителей в зимней обуви, а при использовании в комплекте с калошами и в летней тоже. Они назывались изделием №242. Были ещё изделия: №240, №243, №245 и много других номеров. Данная продукция не была обувью, но пинка, со сто процентной вероятностью смертельного исхода, с помощью её можно было дать. Вот эти изделия и производили другие три тысячи тружеников предприятия. Завод только что построили, и требовалось выйти на проектную мощность. Поэтому директора – строителя менял директор – производственник. Обычная ротация кадров советских времён. Почему завод назывался московским, а находился в Сибири, и ещё в каком-то Захолустьеве? Это принятая на тот момент в стране система конспирации. То есть, чтобы никто не догадался о секретности объекта.

 

 

2

 

Каменев, будучи в состоянии дремоты, с наполеоновскими планами в голове, ночным рейсом летел к месту новой работы. В Соединенных Штатах Америке в это время был ещё день. В штаб-квартире ЦРУ Бобби Энглтон, начальник русского отдела, докладывал директору Центрального разведывательного управления Уильяму Колби:

– Господин директор, нашим отделом проведена большая работа по изучению объекта, находящегося в городе Захолустьеве, под кодовым названием «Мокасины». Понеся затраты на приобретение пяти бутылок коньяка «Арарат», семи бутылок водки «Русской», плитки шоколада «Мишка на Севере» и одного плавленого сырка «Дружба» агенту, «Троянскому коню», удалось внедриться на объект.

– Кто такой гурман, водку с коньяком мешает и одновременно закусывает плавленым сырком с шоколадом? – скривившись, прервал Колби речь своего подчинённого.

– Коньяк и шоколад пошли на приобретение советского диплома о высшем образовании, водка и сырок…, – Энглтон, открыв папку и достав оттуда листок, выговаривая каждое слово, прочитал: «Прописка в коллектив, так нужно, так заведено, товарищ».

– Не понятно, – покачал головой Колби. – А где учился у нас агент?

– Гарвард.

– И с каких пор Гарвардский университет не ценится?

– Господин Колби, это же Союз!

– Ах да, – опомнился директор ЦРУ.

Энглтон продолжил дальше свой доклад:

– «Троянский конь» на второй день работы был на грани провала. В курилке товарищи, которые за день до этого прописывали его в коллектив, задали вопрос… – Открыв опять папку, он извлёк тот же листок и зачитал: – «Что, после вчерашнего голова болит?» «Троянский конь» кивком головы дал утвердительный ответ. Тогда товарищи посоветовали ему выпить рассол. Наш агент спросил: «Зачем?» Ему задали встречный вопрос: «Ты что, с Америки приехал?» После этого пришлось ему действовать по плану: – «Тикай, Иуда, пока не стало худо».

– Что за рифмоплётство?

– Это новейшая методика подготовки агентов, основанная на научной абстракции при возможной обструкции, для лучшей усвояемости и понимания ситуации, с учётом местного колорита и моделирования действий противника.

После сказанного Энглтон направил взгляд в потолок, а Колби – в себя. Минутная пауза.

– Преследование было? – прервал молчание директор ЦРУ.

– Самое интересное – ему на работе в табеле ставят букву «К», что обозначает – командировка, и начисляют заработную плату.

– Откуда у вас такая информация?

– После бегства «Коня» нам срочно пришлось вводить в игру «Фаину». Агент был внедрён не на завод, как планировалось ранее, а на базар торговать семечками. Загримировавшись под старуху, она зашла в кабинет директора местного рынка, и как приписывает в таких случаях наша ведомственная инструкция о поведении в Советском Союзе, поставила на стол бутылку водки. Увидев это, доморощенный мафиози легко пошёл на контакт и определил ей место для торговли. На базаре «Фаина» разузнала всю ситуацию по «Троянскому коню». Всех новых сотрудников с высшим образованием, такая в Союзе применяется практика, перед тем как приступить к основной работе, отправляют сначала на стройку или в колхоз. Учёт плохой. Вот и считают его находящимся сейчас в командировке. А мы на данный момент пытаемся выяснить, куда у него была разнарядка: колхоз или стройка, – пояснил Энглтон.

 

– Какой смысл наиболее образованных людей посылать на низко квалифицированную работу?

– Меньше затрат.

– Не понимаю!

– Советский Союз, господин директор.

– Да, интересно, – сморщив лоб, произнёс Колби. Поразмыслив немного, после паузы спросил: – Это не может быть ловушкой?

– Маловероятно.

– Что думаете предпринять?

– Считаю, надо вернуть агента обратно. Подозрение про Америку не стоит воспринимать серьёзно. Так как в Советском Союзе чаще всего говорят не думая, а то, что думают, не говорят. Адаптируется «Троянский конь» и будет работать нормально.

– Понятно. Что конкретно по объекту?

– Как мы и предполагали, выпуск валенок не является основной продукцией. Это только ширма.

– А валенки они хотя бы выпускают или как там у них – катают? Я знаю: у русских на заборе написано одно, а за забором – свалка, – очередной раз прервал Колби доклад Энглтона, что говорило о его раздражённости. Колби всегда нервничал, когда речь заходила о Советском Союзе. А в ЦРУ о Советском Союзе в основном и говорили. Будь это Восточная Европа, Ближний Восток, Азия и даже страны НАТО – везде мерещился призрак «руки Москвы». В то время в шпионаже на СССР подозревали всех, вплоть до самого директора Центрального разведывательного управления. Вскоре Колби отправили в отставку, расценив его нервозность как боязнь провала. Правда, ничего не доказали. Но ещё раньше он успел уволить Энглтона, так как у него нашлись славянские корни. Чем не «крот»? Кто из них был, кто? Неизвестно. А пока все на своих местах. И Бобби держит речь:

– Проанализировав информацию от «Фаины», мы пришли к выводу, что при данной численности персонала и площади производственных помещений объём выпуска должен составлять порядка двести тысяч пар в месяц. Такой потребности в валенках и такого количества сырья в данном регионе нет.

– А в соседних?

– Там имеются аналогичные производства, которые полностью удовлетворяют местный спрос.

– Понятно. В Союзе не хватает некоторых видов обуви. При умелой рекламной компании, валенки могут быть товаром – субститутом?

 

– Господин директор, в СССР в районах, где зимой выпадает снег, валенки и так носят девяносто восемь процентов населения, снимая их только перед сном. А кое-кто и спит в них. Пусть будет хоть какая реклама, качественного скачка продаж не произойдёт. О конкуренции тоже речь идти не может, так как в стране единая ценовая политика и один собственник, то есть государство. Да, и рекламы, надо заметить, коммерческой у них нет. Только можно встретить плакаты в стиле наших комиксов: «Храните деньги в сберегательной кассе» и «Летайте самолётами Аэрофлота».

– Всё не могу привыкнуть к особенностям социализма, – вздохнул Колби с тяжестью школьника, занятого решением сложной математической задачи. – Тогда для чего им вообще реклама, если одна авиакомпания на всю страну и один банк для населения?

– По сберкассе всё просто – это обычный развод на деньги. Коммунистам замете не чужды пороки, и они также мечтают быть богатыми. Государство не может в полном объёме обеспечить население товарами, поэтому рекламируют не автомобили, не стиральные машины, которых дефицит, а предлагают копить деньги. Реклама имеет своё действие. Люди несут свои сбережения в сберкассу, считая, что они стали богаче на вложенную сумму. На самом деле они профинансировали государство. Так как этими деньгами правительство снова рассчитывается с народом.

– А если человек захочет снять свои сбережения? – пытаясь понять суть процесса, спросил Колби.

– Кто-то, наоборот, в это время принесёт деньги положить на счёт. Главное – поддерживать положительную динамику поступления финансов, – объяснил Энглтон.

– А если будет отрицательный баланс? В один момент большинство вкладчиков захочет вернуть свои накопления обратно. Тогда что?

– Денежная реформа.

– Люди будут против!

– Так она будет проведена по просьбе народа, под предлогом борьбы с нетрудовыми доходами.

– Да, – вздохнул директор ЦРУ.

 

А по Аэрофлоту, – продолжил свою речь Энглтон, – так это обычная наглядная агитация, сказка о сладкой жизни в стране Советов, мол, бери билет на самолёт – и к пальмам. Фон рекламы соответствующий: нарисован летящий самолёт, стюардесса с голыми коленками, сразу выше юбка, короче нельзя – цензура, понимаете, и где-то сбоку пару пальм. Сколько видел данных плакатов, самолёт узнаваем, коленки как-то ещё попадаются, выглядят правдоподобно, но вот пальмы похожи на растущий в России папоротник. В беспроблемный полёт на самолёте в Союзе верит, только, житель какой-нибудь затерянной в лесах деревни Дрыгаловки. И то потому, что никогда этого не делал. Кто пользовался услугами Аэрофлота, тот знает, что билет можно купить только за пятнадцать суток, заняв очередь с вечера, отстояв следующий целый день. Если появиться потребность улететь немедленно, то скорей всего это останется только несбывшимся желанием.

– Кроме пропаганды у этой рекламы есть какое-нибудь прикладное предназначение? – уже совсем запутавшись, спросил директор ЦРУ.

– Данными плакатами закрывают мусорные свалки, фасады домов с отвалившейся штукатуркой и тому подобное.

– Теперь я понимаю, почему в русском отделе у каждого сотрудника есть личный психолог и самое большое количество анонимных алкоголиков во всём ЦРУ.

Энглтон, помня русскую пословицу: «вода камень точит», и присказку: «о себе не позаботишься, никто не позаботиться», добавил: «Ещё надо заметить – самая неблагодарная служба в нашем ведомстве».

– Бобби, руководство ценит ваш труд и ваших сотрудников. Но время сложное, нельзя никому доверять. «Крот» есть даже в Центральном разведывательном управлении, а может даже не один, не говоря уже о других организациях и о спецслужбах союзников.

– Господин директор, почему мы их не нейтрализуем? И что, всё так безнадёжно?

– Сейчас выясняем, откуда идёт утечка информации. Скоро я думаю, вычислим «крота» у себя. На счёт безнадёжности, то план следующий: платить русским за каждое сказанное слово: «демократия», «реформы», «рынок». Тогда у них будет сплошной базар, где мы купим всех и всё.

– Так мало надо? Всего три слова?

– Мир же со времён Робеспьера до сих пор расхлёбывает «свободу, равенство и братство». Это на перспективу. А пока вернёмся к нашим делам. Какой вывод по объекту?

– Получив информацию от «Фаины» – перечень профессий на заводе, кто приезжает в командировку, куда сами ездят работники предприятия, откуда поступают комплектующие, график работы и примерное описание производства. Проанализировав всё это, пришли к выводу: в городе Захолустьеве построен завод по изготовлению сверхточного оружия большой дальности. Валенки действительно делают, то есть катают, но малыми партиями, и данное производство является прикрытием. Считаю, необходимо усилить работы по объекту с подключением дополнительных сил и средств. Вот план мероприятий.

Бобби Энглтон очередной раз открыл свою папку и извлёк оттуда несколько скрепленных листов, которые положил на стол директору ЦРУ.

 

 

3

 

«Каждый сам творец своей судьбы, я в Захолустьеве долго не задержусь, пару годков – и в Первопрестольную», – так думал Каменев, начиная работать на новом месте. «Человек предполагает, а Бог располагает», – к такому выводу он придёт значительно позже. Первых несколько лет он, уча других, учился работать на новом месте сам. Пришли результаты, с ними появилась возможность выгодно подать себя сильным мира сего. А Каменев умел очаровывать, и не только женщин. Для министра он становиться «своим» человеком. Всё шло к переезду в Москву.

 Но неожиданно умирает министр. Перестройка в министерстве, с кем были налажены отношения, оказываются не у дел. Виктору Алексеевичу предстоит снова доказывать свою состоятельность Москве.

Время самый бескомпромиссный и безжалостный разбойник, никто и никогда не смог вымолить у него пощады. Оно легко забирает у нас минуты, дни, годы, людей, здоровье, лишает надежды, рушит всё, что создано нами. Каменев из молодых и перспективных незаметно перешёл в категорию опытных директоров. Больше семи лет в одной должности – крест на дальнейшей карьере. Время ушло, чтобы перепрыгнуть из кресла директора в московский кабинет. Последняя возможность добиться желаемого выпадает на годы «перестройки». «Ускорение» подхватило и закружило страну. Каждый день новые директивы, пересмотр ценностей. Вчера об этом нельзя было говорить, а сегодня ты просто обязан. Кого-то в словесном поносе прорвало, кого-то, наоборот, в ступор заклинило. Каменев, чувствуя, что надо бурлить активностью, в свете последних решений партии и правительства, все силы бросил на борьбу с местным пьянством – результат нулевой, многие друзья потеряны. Внутри ощущение, что предал. Кого конкретно – не понятно, но ощущение отчётливое.

Вот на таком фоне жизнь плавно подкатилась к пенсии и к завершению карьеры. И ушёл бы наш герой на заслуженный отдых, но с наступлением рыночных отношений открылись перспективы накопления капитала. Должность позволяла, занимаемое место – не в секторе вероятной стрельбы киллеров. Накапливай, дорогой! Все сейчас так делают. Капитализм на дворе! Родной завод стал федеральным государственным унитарным предприятием, кратко ФГУП. Де-юре – Виктор Алексеевич представитель государства, де-факто – полный хозяин, пока не снимут с должности.

 

У Каменева, как у бегуна на длинные дистанции, открылось второе дыхание на работу. План уже никто не спускал сверху. Делай что хочешь. Но радость от предоставленной свободы отсутствовала. Оказалось, делать особо нечего. Что требовалось Родине вчера, сегодня совершенно было не нужно. Из-за неопределённости во всём и дикого воровства везде очень много предприятий сгинуло в пучине зарождающего капитализма. Цифры по этому вопросу засекречены до сих пор, что является результатом проявления трогательной заботы о народонаселении в стране. Так как организм у большинства индивидуумов при оглашении данных может не выдержать.

Не дать дуба от «шоковой терапии» и не утонуть в океане рыночных отношений Каменеву помог случай. Будучи в Москве в очередной командировке, попал он на раздачу центральными властями полномочий во время рекламной акции по поводу процветающей демократии в стране под лозунгом: «Бери столько свободы, сколько сможешь взять». Не поверив в реальность происходящего, озвучил такую же безумную просьбу: «Разрешите, пожалуйста, торговать своей продукцией, то есть ракетами, напрямую, без участия государства». Получил добро. Ущипнул себя. Понял, что не спит. Позже обратился к хорошему психиатру, прошёл обследование, получил заключение – «полностью здоровых людей не бывает, директором работать можно».

Каменев семь лет без посредников торговал оружием, выучив слова: «здравствуйте», «наша цена», «хорошо» и «до свидания» на сорока пяти языках мира. Противоположная сторона усвоила тактико-технические данные ракет на русском языке: «Как шандарахнет – и всем амба».

 

Про свой интерес тоже не забыл. Весь сбыт продукции направил через общество с ограниченной ответственностью «Торговый дом «Аполлон»». Учредителями данного ООО были родная дочь Перепелкина (фамилия по мужу) Ольга Викторовна и супруга Каменева Анна Митрофановна. Имущественные паи учредителей – в соответствии со списком, приведённым выше: письменный стол – одной стороны, стул с калькулятором – другой. Клондайк! Логистика, как ни крути, при правильном подходе – сильная наука, приносящая материальное и следом моральное удовлетворение тому, кто имеет возможность пользоваться её законами. Получается – всё на мази, пучком, в ажуре, окей! То есть живи и радуйся.

А радоваться надо ещё уметь. Может не совсем по фэн-шуй жил Каменев, но стремился где-то к этому. В летний субботний вечер он вместе с внуком, улучшая настроение и избавляясь от плохой энергетики, парился на даче в бане. Глаз радовала банька семь на восемь метров, с небольшим бассейном, построенная из сибирской лиственницы. Внук Антон – пятнадцатилетний мальчик, любимец деда, неплохо учился в школе, занимался плаваньем, кроме этого посещал ещё несколько факультативов. Каменев видел в нём себя в молодости – такой же сообразительный и целеустремлённый. Все свои несбывшиеся мечты он воплощал во внуке. «Антон своего добьётся, а если что – помогу», – рассуждал дед. И, наверное, он был прав. Компанию им составлял зять Витёк. Витёк да Витёк, приклеилось и всё. Домашние по-другому и не звали. Окрестила его так Анна Митрофановна, следом подхватила Ольга. Только Виктор Алексеевич долго величал его Виктором, но и он со временем поддался общему влиянию. Распаренная троица, наплескавшаяся в бассейне, сидела в предбаннике, утоляя жажду домашним квасом. Прохладный кисло-сладкий напиток способствовал восстановлению организма после банных процедур. Первым одеваться стал Витёк. Какая одежда летом? Трусы, брюки, сандалии и рубашка.

– Антон, ты с дедом на даче останешься или домой поедешь? – спросил Перепёлкин.

– С дедом.

– Хорошо.

 

Предсказуемый вопрос и такой же предсказуемый ответ. Витёк поправил на голове перед зеркалом волосы, выдохнул на расчёску струю воздуха изо рта, и бережно положив её в карман рубашки, вышел из бани. По пути к автомобилю, забрал стоящее в тени кустов пятилитровое ведро клубники.

Главное преимущество маленьких городов – близость между собой мест отдыха, работы, жилья. Одним из минусов таких населённых пунктов является отсутствие дорог. То есть они как бы есть на картах, но по понятиям современного человека – это не дороги, а всего лишь обозначенное направление, в котором нужно двигаться, чтобы попасть из пункта А в пункт Б. Минут через двадцать Перепёлкин был уже дома. Он мог и быстрее доехать, но тогда он мог потерять колёса. Поэтому Витёк неспешно объезжал каждый ухаб и выбоину на дорожном полотне.

Ольгу он застал на кухне, о чём-то думающей, за чашкой чая.

– Привет, моя радость! – произнёс Витёк, зайдя в квартиру.

– Прекрати, – с раздражением ответила она.

– Почему?

– Не надо этого.

– Я, вот, ягоду привёз, – промямлил Перепёлкин.

– Привёз, так бери и обрабатывай, – отрезала Ольга.

– Давай я вымою клубнику. А ты сваришь варенье, – пытаясь вернуть расположение Ольги, Витёк предложил вариант совместного труда.

– Пошёл ты…, – выругалась Ольга и направилась в зал, не допив чай.

– Зачем ты так? – жалобно произнёс Перепёлкин, семеня следом.

– Отвали, – она была непреклонна.

– Я же не для себя стараюсь. У нас есть ребёнок… Зима… Витамины, – пытался аргументировать Витёк.

– Сейчас всё в магазине можно купить, – привела свои доводы Ольга.

– Но это – не то. Домашнее варенье вкуснее, – настаивал Перепёлкин.

– Ты что стараешься?

– Ради ребёнка, ради тебя.

– А он твой?!

– Как?! Что это значит?! – уже голосом далеко не ягнёнка, взяв Ольгу за плечи и пару раз встряхнув её, спросил Перепёлкин.

-А-а-а! – широко открыв рот, негромко закричала она. Ей не было больно, крик был лишь поводом избежать дальнейших разбирательств. Выбранная тактика сработала. Витёк отпустил её, не найдя больше других слов, как сказать:

– Дура!

 

Она осталась в зале, он побрёл, ссутулившись и склонив голову на кухню. Тут до него доходит весь смысл сказанного. И она не соврала. Появляется ощущение, что это происходит не с ним, а с каким-то другим человеком. Сколько-то пробыв в прострации и придя в себя, Перепёлкин, пытаясь успокоиться, стал мыть ягоду. Дав клубнике обсохнуть на дуршлаге, он аккуратно упаковал её в полиэтиленовые пакетики и сложил в морозильную камеру.

Сам конфликт на ровном месте для Перепёлкина не стал неожиданностью. Отношения натянутыми были всегда, в разные периоды отличались они только степенью напряжённости. Ругались часто. Если кратко – совместная жизнь не удалась совсем. Да и трудно назвать её совместной, каждый сам по себе. Единственным объединяющим фактором был сын. Но теперь… Что Антон – не его ребёнок… Сомнения закрадывались давно. Эти мысли каждый раз Перепёлкин гнал от себя, как назойливую муху. Сейчас он, услышал подтверждение своим догадкам.

В это время Ольга, в зале сидя на диване, оправдывала себя: «Сам виноват. Тюха-матюха. Не мужик, а размазня. Ни одного мужского поступка. Всё приходиться самой решать». Оставаться в одной квартире с Ольгой в этот вечер было невыносимо. Перепёлкин, взяв ключи от машины и документы, вышел на улицу. Смеркалось, где-то в вышине зарождалась молодая луна. Решение было принято – ехать на дачу. Именно на свою дачу. Это участок из членов семьи кроме него никто не посещал. Строительный вагончик, купленный по случаю, вместо домика. Небольшая банька из соснового бруса – собственные усилия одного летнего сезона. Забор из подручных материалов. Всё по-простому. Тут он выращивал картофель, обеспечивая им семью на зиму, кое-какую зелень, ловил рыбу в рядом протекавшей реке. Варил уху. Одним словом – отдыхал, как умел.

 

 

4

 

«Тойота-Камри» с рулевым Перепёлкиным кралась по просёлочной дороге в сторону садового общества «Берёзка». Вдали возник силуэт человека, двигающегося в том же направлении. Он показался Витьку знакомым. Перепёлкин во избежание возможных неприятностей никогда не подбирал попутчиков, даже если те активно жестикулировали о своей просьбе. А тут, поравнявшись с пешеходом, не имея от того каких-либо сигналов, Витёк остановился.

– Земляк, на дачу путь держим? – окликнул он прохожего.

– Туда, родной. На все виды транспорта опоздал. Теперь приходиться пешком.

Витёк, услышав голос путника, признав его, воскликнув:

– Тимофей Петрович! Это вы?

– Я. А ты кто? Что-то узнать не могу.

– Витя Перепёлкин. Я под вашим руководством на заводе в конструкторском отделе работал.

– Витя, ты, что ли?!

– Я, Тимофей Петрович, я. Садитесь, подвезу, – открыв дверь машины, Перепёлкин предложил свои услуги. Дождавшись пока бывший наставник усядется в автомобиль, Витёк спросил:

– Что так поздно?

– Зрение подвело, неправильно время посмотрел. Из-за этого опоздал на дачный автобус. Потом на вокзал пошёл, но, видно я отстал от жизни. Сегодняшние реалии таковы, что электрички позже восьми вечера не ходят. После этого у меня вариантов не осталось, как пешком, добираться до дачного участка.

– Да, теперь электропоезд – явление редкое, – согласился Витёк.

– Я в прошлом году имел дело с железной дорогой. В областной центр по делам ездил. Утром народу тьма, все в город на работу добираются. Мне сидячего места не хватило, так и простоял всю дорогу. В городе свои дела быстро к обеду решил – и на вокзал. Думал, обратно уже с комфортом поеду. В старые времена днём электрички ходили до нас. А тут на информационное табло посмотрел – нет ни одной электрички. Ближайшая только в пять вечера. Что делать? В зал ожидания просто так не зайдёшь. Или покажи билет на поезд дальнего следования, или купи входной билет. Лавочек вокруг вокзала никто не поставил, так что нигде не посидишь, не отдохнёшь. Получается, или плати гроши, или стой на привокзальной площади в почётном карауле около памятника Ленину. Вроде бы и не хотелось, но принуждают ведь. Пришлось покупать входной билет. Потом, есть захотел. Хотя позавтракал плотно. Так бы, по-хорошему, через полтора часа дома был. И вопрос такой не стоял. В буфете купил пол сайки, внутри дырка, и сосиска в неё вставлена, а сверху полито какой-то жидкостью ядовитого цвета.

– Хот-дог называется, – перебил Перепёлкин.

– Да, примерно, как для собак, – свои впечатления высказал Тимофей Петрович. – Не будешь же на сухую. Ещё чай попить взял. Я бы в ларьке у себя около дома за такие деньги пачку целую купил.

– Наверно коньяку добавили? – предположил Витёк.

– Какой коньяк! – с возмущением воскликнул Петрович, – Чай – пыль с краснодарских дорог. Кстати, платил за него дважды.

– Это как?

– Он спровоцировал мой поход в туалет. Ты же понимаешь, сейчас бесплатных нужников нет.

– А-а-а…

– Дальше, ещё интересней. Ты видел кино, где показывают, как во время революции пытаются сесть в поезд? Именно пытаются. Как дальше герои оказываются в вагоне, по фильмам совершенно не понятно.

– Видел.

– Вот так и я в пять вечера садился в электричку. Молодёжи может быть… – прервался Тимофей Петрович в своём повествовании, щёлкая пальцами, подбирая выражение, – …слово такое у них есть, «в кайф» товарища в открытое окно закинуть, чтобы он места на всех занял. Но мне, как самой слабой особи из присутствующих, место досталось в проходе.

– То есть вы приняли участие в исторической инсценировке.

– Если бы. Я принял участие в жизни страны.

– И как ощущения?

– Декаданс и моветон.

– То есть переизбыток чувств.

– Безусловно. С переполнением через край.

– Сейчас у всех главная задача – получение прибыли. Поэтому много электричек с малой загрузкой из расписания убрали, – своё мнение высказал Перепёлкин.

 

– Витя, всё это чушь собачья. Уважаемое ведомство, ведущее железными дорогами, кроме своих основных функций, ещё финансирует по всей стране профессиональные спортивные клубы под названием «Локомотив» и другие дорогостоящие проекты. Я бы понял, если бы этим занималась компания, которая в жёсткой конкурентной борьбе зарабатывает свои дивиденды, а никак не естественная монополия. Да, и зарплаты и премии у руководителей в этом ведомстве немаленькие. Где есть рыночные отношения, так не шикуют. Например, завод «Жигули» все свои одноимённые спортивные команды сплавил. Теперь с надеждой и нетерпением ждёт поправку в конституцию страны, чтобы покупку его продукции, как службу в армии, приравняли к почётному долгу. Поезда сейчас ходят редко, финансовая нагрузка на одну единицу перевозимой продукции большая. Кроме этого ряд услуг, связанных с железной дорогой отданы в частные руки. Поэтому цена плюсом увеличивается на объём потребностей руководителей железной дороги и их родственников, – свои суждения о работе ведомства, занимающегося железными дорогами, озвучил Тимофей Петрович. После чего, задал вопрос: – Кто самые успешные предприниматели у нас в стране?

– Бывшие комсомольские вожаки, – ответил Перепёлкин.

– Это отдельная тема. Кроме них?

– Не знаю.

– Жёны и дети чиновников. Чем крупнее чиновник, тем успешнее его окружение. Ей восемнадцать лет, а она уже – его жена и гений бизнеса. Поэтому для того чтобы электрички, при общей рентабельности железной дороги, ходили достаточно часто и при этом каждый пассажир сидел в удобном кресле, необходимо снизить личные запросы руководителей, не содержать структуры, несвязанные с прямой деятельностью ведомства, убрать прилипал и увеличить объём перевозок.

Тимофей Петрович замолчал, погрузившись в раздумья. Молчал не долго:

– Виктор, ты – молодец. Не стал тестю подчиняться, на птицефабрику ушёл работать. Хотя он у тебя мужик неплохой.

Опять замолчал, погрузившись в раздумья.

– И поколение Виктора Алексеевича постепенно отходит от дел, – печально произнёс он. Потом встрепенулся и задал вопрос: – Заработная плата хорошая у механика на птицефабрике?

– Счастье всё равно не купить, а на жизнь хватает, – обречённо высказался Перепёлкин.

– Как жена? Как сын? – поинтересовался Петрович.

– Нормально, – после некоторой паузы ответил Виктор.

Так с разговорами они доехали до места. Тимофей Петрович, похлопав по плечу своего бывшего подчинённого, предложил:

– Витя, вижу, тяжесть у тебя на душе, пойдем, зайдём ко мне. Поговорим. Пойдём, родной.

 

Когда Перепёлкин после окончания института по распределению приехал в Захолустьев на Пимокатный завод, его определили в бюро Тимофея Петровича Звягинцева. Звягинцев в то время казался ему древним историческим персонажем. Впоследствии Виктор узнал, что Тимофей Петрович родом из семьи потомственных инженеров. Ещё совсем пацаном был осуждён по доносу. Мол, бил мух газетой с портретом Сталина. Тогда это было, чуть ли не смертным приговором. Друзья отца помогли ему попасть не на зону, а в конструкторское бюро при тюрьме, в так называемую «шарашку». Там и прошли его университеты. Тимофей Петрович неохотно рассказывал о своей прошлой жизни, кое-что явно замалчивал. Такая скрытность придавала его фигуре таинственности. «Наш великий конструктор ракет Королёв не умер тогда. Похоронили другого, на него очень похожего человека. Настоящему Королёву сделали пластическую операцию, дали новый паспорт, жену и вот теперь он – Звягинцев Тимофей Петрович», – такого содержания байка ходила в то время по Захолустьеву. Скептики указывали на разницу в возрасте между ними. Но противоположная сторона била это тем, что в закрытой секретной лаборатории его после этого омолодили. Вот так, не по воле хозяина, имя Звягинцева обросло легендами. Надо заметить, не без оснований. Инженером он был от бога. И было в то время Тимофею Петровичу чуть за пятьдесят. Годы пролетели как скорый поезд мимо полустанка. «Почему я его считал тогда стариком? Ведь мне сейчас сорок пять и я – молодой. И в пятьдесят буду молодым», – размышлял Перепёлкин, пробираясь по дачным закоулкам.

Участок Звягинцева находился на соседней улице от владений Виктора.

– Столько лет дачи рядом, а ведь до сих пор не встречались здесь, – произнёс Виктор.

– Не судьба была, – пояснил Тимофей Петрович.

– Да, – согласился Виктор.

– Есть хочешь? – спросил Звягинцев, заходя в домик.

Тут только Перепёлкин вспомнил, что он сегодня не ужинал. Не получив ответа, хозяин стал собирать на стол. Пожарил яйца с помидорами, заварил чай из листьев смородины, достал чёрный хлеб, печенье, земляничное варенье – самый предсказуемый вариант еды летом на даче, приготовленный на скорую руку. За ужином Виктор разговорился и кратко поведал о своих бедах. Звягинцев, не перебивая, внимательно слушал, только иногда кивал головой, повторяя: «Да, да…»

После окончания ужина, Тимофей Петрович достал откуда-то г-образные спицы, зажал их в кулаках, что-то прошептал, спицы сошлись вместе.

– Понимаешь, она тебя приворожила. Теперь это уже ей и не надо, но ничего не исчезает бесследно. Приворот остался, – пояснил он.

– Как? – спросил Виктор.

 

– Вот, допустим, возьмём человека. Что влияет на его характер, поступки, образ мыслей? – Не получив ответа, Звягинцев дальше продолжил свои рассуждения: – Во-первых, гены. То есть, какие были родители, предки. Первый кирпич в фундамент формирования личности заложен. Также происходит и с неодушевлёнными предметами. Они с самого начала, благодаря своему составу, форме, цвету, наделены определёнными свойствами. Одни оберегают от чего-то, другие способствуют чему-либо и так далее. Во-вторых, характер и мировоззрение человека формирует окружающая среда. Северные широты, тёплое море, большой город, затерянная в лесах деревушка все по-разному оказывают влияние на своих жителей. Воздействуют друг на друга и неодушевлённые предметы, обмениваясь между собой энергией. У камня, лежащего у дороги, одна аура, у камня в горах – совершенно другая. В-третьих, каким будет человек, зависит от воспитания. Родители, учителя, книги, окружающая обстановка формируют мировоззрение человека. Нашёптыванием, взглядом, определёнными движениями можно также наделить и предметы необходимыми свойствами. Сказанное слово, взгляд, жест, любой человек, даже вещь, несут в себе энергию в виде колебаний, которые содержат закодированную информацию. Энергия слова, предметы воздействуют на человека – и наоборот, хотим того или нет, мы оказываем влияние на окружающую обстановку. Допустим, произнёс ты проклятие в чей-то адрес и при этом сделал всё «правильно». Твои слова избирательно отправятся по назначению, как невидимая разрушающая сила, и оговоренный человек получит негатив. А у другого будет «защита», и эта посланная отрицательная энергия, отразившись, вернется обратно. Так что надо быть осторожным и сдержанным в высказываниях, и нести в себе только положительные эмоции. Даже скрытый гнев не допустим. Это и оттолкнёт плохое, и бумерангом не явиться к тебе обратно. Есть люди, которые умеют управлять такими процессами и специально этим занимаются. Они могут лечить «словом», посылать порчу, привораживать и даже предсказывать будущее. Знания такого рода передаются от человека к человеку. Учитель выбирает приемника, в котором он увидел дар. Как говорят, ученик должен обладать «сильной кровью». Я думаю, в Захолустьеве есть такие люди. Так что Ольга вполне могла обратиться к любому из них, – дал объяснение Звягинцев.

– Как всё это могло произойти? – спросил Перепёлкин, а сам уже мыслями был в прошлом.

– Способов много. Самый простой – в питьё или в еду добавить приворотное зелье. Надо только знать свойства предметов. Допустим, мясо гуся способствует влюбчивости. Поел ты гусятины – и женщина, сидящая рядом за столом, кажется самой близкой и родной. Гусь, если, конечно, больше не было никаких манипуляций, ничего страшного не принесёт. Это сравнимо с тем, как если бы барышню принарядили, сделали макияж – и она предстала перед кавалером в более выгодном свете. Тут нет кодирования клиента. В этом случаи не залезли ему вовнутрь и не поставили программу: «Вот она и только одна она!» Эту цель могут выполнить приворотные средства в купе с магическими словами, приводящие к зомбированию человека. Для современного обывателя будет более понятно, если сравнить этот процесс с вирусом, который проник в компьютер и стал им управлять, выполняя определённую задачу. Мозг человека становиться зависим, сознание наполнено определёнными чувствами. Такое состояние любовью назвать нельзя. Тут, скорее всего, подходит определение «одержимость», в значении «безумство, бесноватость». Так же, как вирус самостоятельно не исчезнет из компьютера, так и приворот не уйдёт сам по себе. В обоих этих случаях это приводит к преждевременной поломке. В компьютере летит программное обеспечение, человек рано или поздно заболевает, или жизнь заканчивает самоубийством. Необходимо удалить вредоносную программу, то есть снять приворот.

Перепёлкин вспомнил, как первый раз оказался в гостях у Каменевых и что этому предшествовало. Накануне 7 Ноября его вызвали в комитет комсомола. Сей факт Перепёлкина немало удивил. «Взносы я плачу регулярно, точнее, их просто вычитают из заработной платы. Приводов в милицию не было, в медвытрезвитель не забирали. То есть родной комсомол нигде не опозорил. Кандидатом в президиум? Нереально. Жёсткая конкуренция. Речь от лица молодёжи на торжественном собрании сказать? Тоже исключено. Тут талант нужен, чтобы апофеоз нести прилюдно», – в таких размышлениях он добрёл до комитета комсомола. Постучал.

– Да, войдите, – раздался голос из-за двери.

– Здравствуйте! – с порога, не поняв ещё кого, приветствует, сказал Перепёлкин.

– Здравствуй, здравствуй! – услышал в ответ.

– Моя фамилия Перепёлкин. Вы меня вызывали? – робким голоском спросил Виктор

– Вызывают по повестке в милицию, а мы тебя пригласили, – наигранно грубо, стараясь быть рубахой-парнем, произнесла Анна Субботина – секретарь заводского комитета комсомола. В кабинете вместе с ней находилась ещё рыжеволосая девушка. Она в это время оценивающе разглядывала Виктора. Перепёлкин где-то её уже видел, но сейчас не мог вспомнить где.

– Конечно, – согласился он.

– Я тебя поздравляю! Тебе выпала большая честь оформить стенгазету к такому значимому для всего советского народа празднику, как победа Великой Октябрьской социалистической революции.

 

У Перепёлкина появилось желание крикнуть «ура!» Но от сего действа он воздержался.

– Извините, что разочарую. Но вас кто-то неправильно информировал. Я рисовать не умею, у меня по рисованию в школе тройка была, – посчитал Виктор, нужным сей факт из своей биографии огласить в данный момент.

– А рисовать ничего и не надо. Всё уже нарисовано. Необходимо только сделать надписи чертёжным красивым почерком, – получил в ответ.

– Я…это…

– Конструктором работаешь? – перебив Перепёлкина, очень строго спросила Субботина.

– Да.

– Значит, писать, как надо обязан. Поступаешь в распоряжение Ольги Каменевой, она всё тебе расскажет.

И повернувшись к рыжеволосой девушке, жестом указала на неё.

На следующий день Виктор, получив освобождение от основного места работы и, уединившись с Ольгой в одном из кабинетов, принадлежащих заводской комсомольской организации, подписывал стенгазету. Она в это время хлопотала вокруг него, подавала карандаши, перья, поила чаем с домашними пирожками.

– Кушайте пирожки, сама стряпала. Ещё умею печь торт «Наполеон», шарлотку. А какие я вкусные голубцы готовлю! Вам обязательно надо попробовать, – не умолкая, щебетала Ольга.

– Хорошо, – произнёс через какое-то время Перепёлкин. Хорошо толи, что она умеет готовить, или хорошо, толи надо попробовать. Сейчас он уже не помнил смысл сказанного. Но слово вылетело. Как на железнодорожных стрелках, жизненный поезд Перепёлкина уже побежал по другим путям.

– На праздники приглашаю в гости. Стесняться не надо. Родителей не будет дома, они уедут, – выпалила Ольга.

На праздничный ужин был гусь, отварной язык, шпроты, сервелат и что-то выпить за Великую Октябрьскую социалистическую революцию. «Наполеон», шарлотку, голубцов в тот вечер он не видел и не пробовал. Дефицит советских времён – язык и шпроты Виктор ел второй раз в жизни, а что сервелат – это колбаса, он тогда, только, и узнал. Про выпивку сейчас он не мог вспомнить. Так как принесённое им вино было отставлено в сторону. А помнил, что, не будучи пьяным, ему было хорошо и присутствовало ощущение – какая чудесная девушка Оля! В общежитие Перепёлкин пришёл только утром. Потом, как честный человек…. Марш Мендельсона, обмен кольцами и …быт.

– Что делать? – задал вопрос Перепёлкин Звягинцеву.

– Витя, я могу всё разделать.

– А Антон?

– Ты хочешь знать правду?

– Да.

– У тебя есть с собой его фотография?

– Есть.

– Пойдём со мной.

Они спустились по лестнице в подвал, где у Тимофея Петровича оказался, оборудован кабинет. Компьютер, принтер, сканер, осциллограф, кинокамера, книги, какие-то ещё приборы.

– Помнишь, парторг Пузин от имени и по поручению партии ставил нам задачу разработать специальное устройство, с помощью которого можно было дать заключение о годности изделий, которые нельзя проверить, не разобрав их? Как он говорил тогда, тряся указательным пальцем: «Вы знаете, сколько напрасно уходит народных денег на натурные испытания продукции?! Изготовили десять ракет, две отстреливаем на полигоне. Что они, лишние?! Или, когда в партию человека принимаем, вопросы задаём. Всё вроде правильно кандидат отвечает. А вдруг он приспособленец? Замаскировавшийся враг? Как в душу заглянуть? А мы его вот этим прибором сфотографировали – и всё ясно, что у него там внутри». Тогда директор в командировке был, а его заместитель по производству ногу сломал. Пузин и фестивалил несколько дней. На наши возражения, что такой прибор создать невозможно, он все законы физики отменил. «Эти законы придумали не коммунисты. Поэтому у меня нет оснований доверять им», – был его ответ. Что с него взять? Яркий адепт большевизма, – напомнил Тимофей Петрович о событиях давно ушедших дней.

– Помню, – подтвердил Перепёлкин.

– Я вот создал такой прибор, – как-то обречённо произнёс Звягинцев.

– Это же невозможно!

 

– С точки зрения современной физики – да. Я не могу до конца объяснить природу происходящих при этом процессов, но прибор работает. Для проверки точности показаний я взял фотографии живых и умерших людей, машина просканировала снимки и сделала анализ. Сто процентное попадание в яблочко, аппарат не ошибся ни разу, кто из них – мёртвый, а кто – живой. С годами я усовершенствовал и доработал своё изобретение. Теперь можно определять не только годность исследуемого объекта, но и когда он создан, его потенциал и многое другое. Так что давай фотографию Антона, будем пробовать.

После сканирования изображения на экране монитора минут десять светилась заставка: «Анализ». Затем появилась надпись: «Начало создания объекта – 26 сентября 1990 года».

– Да! Вот тебе и недоношенный ребёнок! – произнёс Перепёлкин, и, помолчав несколько секунд, спросил: – Теперь, что делать?

– Я сниму приворот. А дальше поступай, как знаешь, – ответил Звягинцев.

– Хорошо, – согласился Виктор.

Они вернулись обратно на кухню. Тимофей Петрович посадил Перепёлкина на табурет, руки попросил положить на колени ладонями кверху. А сам стал своими руками водить над головой Виктора, при этом что-то бубня себе под нос. Все эти действия продолжались не более пяти минут.

– Как себя чувствуешь? – спросил Звягинцев по окончании процедуры.

– Всё нормально, – ответил Виктор.

– Голова не кружится? – уточнил Тимофей Петрович.

– Нет.

– Ещё два сеанса, и я окончательно сниму зависимость, у тебя будет всё хорошо. А пока поживи на даче или можешь у меня, не встречайся только с Ольгой, – голосом уставшего человека произнёс Тимофей Петрович.

– Я у себя.

– Вот и хорошо. После окончания всего поймёшь, что тебе надо.

 

 

5

 

Все эти дни Перепёлкин жил на даче. Днём – на работе, а вечером – сюда. Никто его не искал, и это его не удивляло, и не огорчало. Даже больше – он испытывал наслаждение от свободы. Были разорваны путы, невидимые верёвочки, о которых он раньше не подозревал, а вот их ликвидировали и стало неожиданно легко. Эти ощущения пришли постепенно после несколько общений с Тимофеем Петровичем. И сразу выстроились планы на дальнейшую жизнь, и уже не казалось всё так катастрофично. Только где-то внутри скребли кошки, и мучила совесть. Антон! Он же его воспитал, вложил частицу себя. Ну и пусть, что он генетически не его ребёнок! А сколько было радости, когда он делал первые шаги и сказал первый раз «папа»! Сколько было переживаний и бессонных ночей, когда он болел?! Совместное выполнение домашних уроков, походы в лес, на рыбалку. Не предательство ли со стороны Перепёлкина задуманный побег? А его разве не обманули? Но это Ольга! Причём тут Антон?

Терзаемый сомнениями, Виктор пришёл к Звягинцеву. Облокотившись на забор и ища глазами своего наставника, крикнул:

– Тимофей Петрович!

– Я здесь, – из-за кустов малины показался хозяин. – Заходи. Чаю попьём, поговорим, – сразу поняв какие причины привели к нему Перепёлкина, пригласил зайти его в гости.

Расположились на веранде. Тимофей Петрович разлил по чашкам чай и поставил на стол две вазочки, в одной было малиновое варенье, а в другой печенье.

– Переживаешь? – первым начал разговор Звягинцев.

– Есть сомнения, – подтвердил Виктор.

– На счёт Антона? – уточнил Тимофей Петрович.

– Да.

– Хотя это не богоугодное дело, но Бог простит. Давай я карты раскину. Посмотрим, что тебя ждёт, – махнув рукой по воздуху и заодно на догмы, предложил Тимофей Петрович и из загашника достал видавшую виды колоду. Перетасовав её, попросил Перепёлкина сдвинуть карты. После чего стал раскладывать их на столе. Потратив ещё какое-то время на изучение полученного пасьянса, произнёс:

– Не беспокойся. Как задумал, так и поступай. У тебя с ним будет встреча, только позже, и не одна. Зла не затаит, – помолчав, ещё добавил: – А больше тебе и знать ничего не надо, и я могу ошибаться.

– Петрович, а вы в Бога верите? – спросил Виктор.

 

– В молодости не верил, даже, с родной бабкой спорил. Она: «Бог есть!» А я ей: «Ты его видела?» Мне тогда казалось, что это неоспоримый довод. Потом, позже, когда бабки уже не стало, я в длительной командировке был. Полевые условия, тяжкий труд, сроки выполнения задания поджимают, а у меня страшные боли в области живота, которые продолжались не один день. Скрутило, думал – всё. Из средств медицины в той экспедиции были в наличии спирт у особиста, йод у начальника объекта. Заболеть расценивалось не меньше как предательство Родины. Бабка во сне на помощь пришла: «Тимоша, ты отпросись у начальства да сходи вечером за лесок, что за оврагом. Там поле льняное, нашелуши семян да по щепотке жуй. Полегчает». Всё так и сделал. Спасибо бабке, вскоре дела на поправку пошли. Дальше или она мне помогла, или с рождения сверху был дан дар, а проявившийся только в то время, стал я события предугадывать. Перед сном на каком-нибудь вопросе сосредоточишься, во сне – подсказка, по работе – готовое решение. Потом и днём стало получаться. Сидишь, думаешь, а откуда-то сверху – поток информации. Это меня неоднократно и от смерти спасало, и польза Родине была. Ты же знаешь, Витя, сколько у меня изобретений, патентов, а сколько ещё не зарегистрировано! Получается, как бы и не моя эта заслуга. С годами стал задумываться. Почему так происходит? Как всё устроено вокруг? Что всем движет? Жизнь – замысел или случайность? Ответ не нашёл ни у материалистов, ни у богословов разных конфессий. Первые не способны доказать стихийный характер сотворения и эволюцию Вселенной из-за отсутствия фактов. Вторые не могут подтвердить обратное, так как не знают цели, ради которой божественный Разум создал Мир. Поэтому при размышлении над этими вопросами я мог оперировать только косвенными доказательствами.

Как я рассуждал. Если оглянуться вокруг себя, что мы видим? Хаос или продуманное до мелочей гармонично организованное пространство? Ответ очевиден. Но нам могут возразить, что раньше и был хаос, который ввиду случайных совпадений превратился в стройный порядок. Пойдём дальше и рассмотрим вероятность свершения такого события. Водород, углерод, кислород, азот – четыре элемента, четыре столпа, на которых зиждется органическая жизнь. Без них она просто невозможна. Вероятность случайной комбинации этих составляющих, необходимых для возникновения жизни, практически равна нулю. Она одинакова, как если бы взять и разложить в поле комплектующие на космический корабль и ждать сильного урагана, при котором всё перемешается – и детали соединяться в единое целое. Ты веришь в возможность осуществления технологии такой сборки?

– Нет, – покачал головой Виктор.

Чай в чашках, на половину выпитый, уже остыл. Перепёлкин внимательно слушал Звягинцева, как когда-то, будучи конструктором, пытаясь понять сказанное. «Старик-то продолжает сохранять ясность ума, несмотря на возраст», – подумал он.

– Вот именно. Далее, в нашей атмосфере сохраняется стабильное содержание кислорода – двадцать один процент. Если будет меньше четырнадцати процентов, мы не сможем зажечь огонь. Если, наоборот, превысит двадцать пять процентов, даже мокрое дерево и мох будут воспламеняться. Расчёты учёных показали, что количество кислорода должно увеличиваться на один процент каждые двенадцать тысяч лет. Но этого не происходит. Можно такой же пример привести по солёности морей и океанов. Она, в принципе, не должна отличаться от солёности Мёртвого моря. Однако этого тоже не наблюдаем. Как всё объяснить?

– Действует программа с заложенными ограничивающими параметрами, – высказал своё мнение Перепёлкин.

– Да, выглядит так, что кто-то запрограммировал выполнение этих условий, чтобы жизнь на Земле не погибла. Наш мир существует по когда-то написанной программе. Вопрос: «Кто программист?» И, надо заметить, – искусный программист. Всё создано целенаправленно, включая и самого человека. Ведь общепринятая теория естественного отбора, по большому счёту, не работает. Новые виды появились как угодно, но только не в результате постепенного накопления мелких изменений, происходящих вследствие приспособления организмов к окружающей среде. Почему мы сейчас ничего подобного не видим? Процесс эволюции, то есть создания новых видов, закончился примерно сорок миллионов лет назад, остальное всё – мутация. Получается, что Высший разум есть. Он же и «написал» программу, то есть определил, по каким законам существует всё Мироздание.

– Тимофей Петрович, а почему у каждой веры свой Бог?

 

– Бог один, имена разные. Кто его называет Высшим разумом, кто – Демиургом, кто – Аллахом, кто – Дао, кто – Иисусом, кто – Иеговой. Если не вдаваться в тонкости, то все религии очень схожи. Различия в том, как если бы одного и того же человека нам описывали разные люди и каждый из рассказчиков изложил своё восприятие увиденного. Пример неодинаковости ощущений: иудеи уверены в избранности своего народа, которому дано единственно правильное откровение, христиане и мусульмане считают наоборот, что Иисус и Магомед соответственно дополнили учение пророков от Моисея и наиболее точно его трактовали. При множестве различий сердцевина остаётся сходная. Все религии признают «родство» Всевышнего и человека – «создан по образу и подобию». Кроме Бога везде есть сатана, он же Люцифер, шайтан, демон, чернобог. В любой вере присутствует первочеловек, молитвы, свод определённых правил. Различия не так существенны, как кажутся. Сами постулаты для исполнения у разных религий перекликаются: любовь к Богу, любовь к людям, почтение к родителям, воздержание во всём. Новый Завет говорит, что «Бог есть любовь», санскритские сутры признают Бога «источником всех знаний и всякой любви», даосизм отмечает, что «Дао – существо нежное», а Коран утверждает: «Аллах Милостив, Милосерден». Это подразумевает, что в истоках бытия находиться Божественная любовь. «Неустанно развивайте в себе бодхичитту», – призывает буддизм. То есть надо совершенствовать сострадание ко всем живым существам. «Сие заповедую вам, да любите друг друга», – учил Иисус Христос. Коран вторит: «Всевышний есть Любовь, Любящий и Возлюбленный». Заповеди Нового Завета «не убий» и «не укради» соответствуют в буддизме традициям ахимса – не причинение вреда всем живым существам ни в мыслях, ни в словах, ни в действиях, и астея – отсутствие стремления к обладанию чужими вещами. Примеров схожести можно привести множество.

– Если так всё просто и очевидно, почему много людей не верит в Бога? Почему даже верующие творят беззаконие? И почему Всевышний не внушил людям веру в него? Он же Всемогущий, – не дождавшись ответа, Перепёлкин продолжил дальше: – Я даже знаю, что вы скажите. Мол, во всём виноват дьявол. Бог создал людей свободными, поэтому, активно не вмешивается в их жизнь. А силы «тьмы» разными соблазнами привносят зло в наш быт. Тогда из этого можно сделать вывод, что Бог отдал Землю во власть Люцифера. Так получается? – свои суждения озвучил Перепёлкин.

– Хорошие вопросы. Чтобы на них попытаться ответить, я тебе задам встречный вопрос. А ты сам веришь в Бога? – спросил Звягинцев.

– Стараюсь верить. Но постоянно свербит мысль: может, я заблуждаюсь? Может, его нет? – поведал о своих душевных терзаниях Перепёлкин.

 

– Вот ты и начал отвечать на свои вопросы. Тебе всю сознательную жизнь внушали, что Бога нет. Но не убили твою веру в него. Хотя ты сомневаешься и твоя вера в него не крепка. Но она есть. Потому что мы все ждём чудо. Пусть это будет Всевышний. Пусть это будут инопланетяне. Пусть это будут догмы, озвученные самопровозглашёнными апостолами, такими, как внук двух раввинов и родной брат террориста. Человек рождается запрограммированным на веру в волшебство. В детстве с упоением слушаем сказки, научившись читать, читаем их сами. Повзрослев, переключаемся на фантастику, девушки читают любовные романы, относящиеся тоже к тому же жанру фантастики. Из всех искусств для нас важнейшим является кино – изображающее не реальность, а иллюзию. Всех кинодив страны знаем в лицо, приписывая им черты экранных образов. С надеждой, что именно нам повезёт, покупаем лотерейные билеты и по этой же причине просаживаем деньги в казино. Вот тебе ответ на один из твоих вопросов. Без веры человечество просто бы не выжило. Недаром у христиан на первом месте из перечня семи смертных грехов стоит уныние, а у мусульман под той же цифрой – куфр, то есть неверие. Если отвечать дальше на твои вопросы, то надо, хотя бы поверхностно разобраться, как зародилась жизнь? Принцип построения всего Мироздания? Зачем всё это надо? Современные человеческие знания не позволяют с уверенностью ответить на все эти вопросы. При размышлении над ними приходиться чередовать богословское представление о мире с научными фактами. Из религиозной литературы, которая в основном опирается на информацию пророков, имевших контакт «с небом», узнаём, что в этом мире всё временно – всё имеет своё начало и свой конец. Только Бог – вне времени и пространства. Он сотворил весь мир из ничего, одним своим словом. Из ничего было создано что-то материальное. Какая–то первая частица. Также вначале не было времени! Как только было запущено время, произошёл «большой взрыв». Оно, как поток прорвавшейся воды, движется по горному серпантину, захватывая с собой всё больше и больше камней и грязи. Вот камни и грязь – это пространство, чем дальше вниз его толкает время, тем его больше становиться. Это перекликается с научной гипотезой о расширяющейся Вселенной. Поэтому рискну предположить: время – это энергия, которая переносит пространство. Время – величина циклическая. Сутки, год – видимые интервалы. Время движется по спирали, и каждая маленькая спираль находиться в большой спирали. Наверное, поэтому, что для нас – вечность, для Бога – минута. Он же не крутится с нами на этих каруселях. Самая большая временная спираль растёт вширь, тем самым, расширяя пространство и расширяя Вселенную. На каждый новый виток оказывает влияние прошлый. Происходит как бы проекция. Поэтому события нынешних дней – это отголоски прошлого. Зачем Бог создал этот Мир и человека в том числе? Только одна причина приходит на ум. Чтобы, наблюдая за своим творением, познавать самого себя, так как в целом весь мир и мы в частности копия его. Написано в Ветхом Завете: «И сотворил Бог человека по образу Своему». Это не значит, что у него, как у нас две ноги, две руки, человеческий лик. Суть заключается в одинаковой тройственной природе. Для лучшего понимания возьмём пример с компьютером. Из чего он состоит?

– Из системного блока, монитора, принтера, – стал перечислять Перепёлкин.

– То есть из так называемого «железа», – перебил Звягинцев.

– Да, – подтвердил Виктор.

– У Бога это будет весь материальный мир, частью которого является и человек со своим телом. Таким образом, мы разобрались с видимой частью мироздания. Ещё есть невидимая часть. Для её понимания вернёмся опять к компьютеру. Чтобы он работал, что ещё необходимо? – пытался наиболее доходчиво объяснить свою теорию Звягинцев.

– Воткнуть туда программы, – ответил Перепёлкин.

 

– Правильно, необходимо установить программное обеспечение. У человека это будет называться душою. У Бога – законами Божьими, то есть та программа, по которой существует всё мироздание и о которой мы говорили ранее и также заметили, что они намного сложнее, чем трактует современная наука. И третья составляющая – это дух. Душа и дух неразделимы между собой, дух исходит от души и также может оказывать влияние на душу. Это нам ярко демонстрируют йоги. В масштабах Бога такой пример находим в Ветхом Завете при описании сотворения мира: «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет, и стал свет». Получается, что дух – это воля, наделённая знаниями, направленная на создание чего-то. Божий Дух – возможность воздействия на законы природы. Дух применительно компьютера – желание пользователя, подкреплённое умением, решить определённые задачи с помощью ЭВМ. Человеческий дух – бесконтактное влияние на другие объекты. Один из примеров проявления человеческого духа – гипноз. Это явление наукой официально признано и не оспаривается. Ещё есть мистические, так называемые тайные знания для посвящённых: каббала у иудеев, веды у славян, йога у индусов, цвигун у китайцев, магия у сатанистов. Это далеко не полный перечень учений, существующих на Земле в этой области. Как мы предположили, Бог, ангелы, дьявол и человек наделены способностями одной природы, но разным по силе даром и знаниями. Люди по своим возможностям являются самыми слабыми в этой иерархии. Несмотря на нашу не совершенность и порочность, Бог любит нас, так как мы его дети. И мы должны отвечать ему любовью. Дьявола тоже создал Бог, и в начале своего бытия сатана являлся ангелом, и имя ему было Люцифер. Но в какое-то время он перестал подчиняться Богу, посчитав себя равным ему, призвал под свои знамёна часть других ангелов и увёл их за собой. Они впоследствии стали «силами тьмы». Сначала Всевышний воспротивился монотонности существования и создал жизнь; потом Люцифер, пытаясь, стать первым, восстал против Бога; Адам и Ева, искушённые змеем, сорвали плод с дерева познания добра и зла; Каин убил Авеля – события по значимости и, по сути, абсолютно разные, но имеющие, как мне кажется, один общий корень. Свет и тьма, добро и зло, воздержание и одержимость – противоречия, окружающие нас, но без них не возможна сама жизнь. Также как трение, с одной стороны мешающее движению, а с другой способствующее ему, так как даёт возможность оттолкнуться. Чтобы человек не навредил самому себе в этом сложном мире и жил в гармонии с окружающей природой, Господь дал ему постулаты виде заповедей. Отступление от них называется грехом. В русском языке слово «грех», «огреха», очевидно, изначально по значению соответствует определению «ошибка». У иудеев для этого понятия используется слово «хэт», то есть «промах». В греческом переводе – «промах, погрешность, провинность». Грешный человек – это невежественный человек по двум причинам. Во-первых, он не осознаёт всех отрицательных последствий своего поведения для себя самого. Во-вторых, он не умеет приводить в порядок те внутренние энергии, которые своим движением заставляют его совершать греховные поступки. Борьба между Богом и сатаной за наши души идёт не ради спортивного интереса. Всё рационально. Дьявол, забирая душу человека взамен на определённые при жизни блага, приумножает свою энергию, так как душа воспроизводит дух, значит, является источником силы. Цель у него – накопить необходимую мощь, чтобы с помощью своего духа перепрограммировать существующие законы мироздания и после этого управлять всем миром по своему разумению. То есть взять верх над Богом. Виктор, вроде, я, как смог, ответил на все твои вопросы, – подытожил Звягинцев.

– Надо всё осмыслить, сильно много для меня новой информации, – своё мнение высказал Перепёлкин. Прервав минутное молчание, спросил: – Бог отправил «тёмные силы» в преисподнюю. Где она находиться? Где рай? Где ад?

– В нашем понимании пространство трёхмерно. Это нам учителя в младые годы, начертив три линии мелком в школе на доске и подписав их X, Y, Z убедительно доказали. Кто дальше углубился в познании этого вопроса, того попросили, прибавить ещё и время. Но, как оказалось, и это не всё. На сегодняшний день учёные мужи предоставили в доказательство расчёты, что пространство как минимум одиннадцати мерное. Это получается ввиду того, что время по своим спиралям крутит пространство, изгибает его, сдвигает пластами. Вот в этих сдвигах и теряются, существуя в других измерениях, вышеназванные объекты.

– Тимофей Петрович, вы предсказываете будущее. Значит, всё предрешено заранее?

 

– Есть такой раздел в математике, как математическое моделирование, где даны правила расчёта поведения объекта при определённых условиях. Повторюсь, наше мироздание существует по написанной программе. Подозреваю, в этой большой программе есть подпрограмма, которая автоматически делает прогноз будущего. Так как все исходные данные в наличии, вероятность прогноза высока. Нужно только суметь получить информацию от «природного компьютера» и правильно её расшифровать. Чем и пользуются предсказатели. Расчёт ожидаемых событий – это ещё неполученный результат. «Нестандартные» поступки способны изменить предсказание, то есть судьбу.

От Звягинцева Виктор возвратился далеко за полночь. Завтра, хотя уже сегодня, он должен уехать из Захолустьева. Из квартиры выписался, с работы уволился, машину с учёта снял. Скрытно, незаметно побывал на квартире, забрал свои вещи. Немного оказалось их у него – две больших хозяйственных сумки. «Мерзко всё это, мерзко», – повторял про себя Перепёлкин, засыпая на лавке в строительном вагончике.

 

 

6

 

После того, как Перепёлкин в тот судьбоносный воскресный вечер покинул Каменева и Антона, внук с дедом разбрелись по разным уголкам дачного участка. Антон на чердаке, лёжа на старенькой тахте, слушал плеер и смотрел журнал «Мир авто». Глянцевые картинки с «Майбахами», «Роллс – ройсами», «Ягуарами», «Бьюиками», «Феррари», «Ламборджини», «Бентли» в интерьере с красивыми домами и яркими девицами манили в сказочную страну, пропуском в которую являются деньги и, причём много денег. «Сколько надо бабла рубить, чтобы так жить?» – размышлял Антон. – «Мать – крутая, дед вообще конкретный мужик, и то таких возможностей не имеют. Кто может себе позволить такую роскошь?»

Тем временем Виктор Алексеевич, сидя в беседке, просматривал газеты. Сняв наушники и выключив плеер, Антон, крича сверху, обратился к Каменеву:

– Дед, а почему ты «Хаммер» не купишь?

– На какой ляд он мне сдался, Антоша? – оторвав взгляд от газеты, ответил Виктор Алексеевич.

– Прикольно.

– Не машина, а переходящий вымпел глупости.

– Это что такое?

– В советское время была такая награда, являющаяся показателем общественного признания за какие-либо заслуги, в виде треугольного флажка и называлась она переходящий вымпел. Практической пользы обладателю никакой, кроме как, по задумке учредителей, возникновение чувства гордости у получившего его и зависти у окружающих. Вот у меня «Хаммер» и ассоциируется с переходящим вымпелом глупости. Совершенно непрактичный автомобиль. Расход топлива большой, а ширина машины создаёт неудобства при передвижении и на городских улицах, и по лесным дорогам. Одним словом – чистой воды амбиции.

– С вымпелом понятно. А почему глупости? – спросил Антон.

– Потому что эти амбиции удовлетворены за большие деньги.

– У нас в Захолустьеве есть же «Хаммер», – продемонстрировал свою наблюдательность внук.

– Знаю. Бандит – он, – дед тоже оказался в курсе местных дел.

– А что, бандитам предписано на таких «тачилах» передвигаться?

– Видишь ли, для него это является знаком, на какой он стоит ступени лестницы бандитской иерархии. Как для военного звание, так для бандита автомобиль – мерило успешности в карьерном росте. Примерно где-то на генерала метит, – высказал свои соображения Каменев.

– Почему он без номеров ездит? Крутой? – допытывался Антон.

– Нет номеров, значит, автомобиль не поставлен в ГАИ на постоянный учёт. Машина мощная, налог большой надо платить. А так только штраф, и то, если милиция остановит. Я подозреваю, наши местные блюстители порядка к нему вопросов не имеют. Поэтому и катается по улицам Захолустьева без номеров. Мне сдаётся, он просто экономит деньги.

– Выходит, он – обычный гопник?

– Антоша, я не знаком с бандитской терминологией и не разбираюсь в их иерархии. И вообще, много для них чести, если мы будем их обсуждать.

 

– В школе пацаны говорят, что того чувака на «Хаммере» зовут Гриней, и он – местный положенец. Москва его назначила смотрящим над нами. В соседнем районе другой смотрящий, и так по всей стране. Правда ли это? – задал внук очередной каверзный вопрос.

– Всё может быть. Времена смутные, – пояснил дед.

– Если он – бандит, почему его не посадят в тюрьму? – не унимался Антон в поисках истины.

– Дойдёт очередь. Не всех же сразу, – Каменев постарался более или менее логично объяснить положение дел в государстве.

– Я тут на днях видел, как этот «Хаммер» к даче начальника милиции подъезжал, – не очень объяснимый факт привёл Антон.

– Работа с осведомителями, – пришла на ум Виктору Алексеевичу фраза из когда-то прочитанной детективной литературы.

– Дед, какие осведомители, если он – главный бандит района?!

Неплохой получился бы вопрос для такой передачи как «Человек и закон» или «Момент истины».

– Я не о нём.

Где-нибудь на ток-шоу и эта фраза прошла бы под бурные аплодисменты.

– А тот – главный милиционер района?! – наседал внук.

– Тогда корректировка плана совместных действий, – с кислой улыбкой ответил Каменев.

– Всё шутишь. Серьёзно не можешь объяснить, – с обидой сказал Антон и, надев наушники, продолжил слушать музыку и рассматривать фотографии.

– Братва – народ официозный. Где тут всё объяснишь. У самого голова кругом идёт. У Маяковского только всё складно получалось: «Что такое хорошо? Что такое плохо?» – произнёс Каменев уже в пустоту.

 

Разговор с Антоном навеял ему воспоминания почти пятнадцатилетней давности. Вначале 90-х у него обворовали дачу. «Обворовали» – сказано, наверно, не правильно, так как ничего не взяли, да и брать было нечего. Глубокая осень, сезон закончился, все пожитки, инструмент, инвентарь были увезены в гараж. А вот напакостить – напакостили. Вскрыли половицы, всё перевернули. Сначала Каменев не мог понять: зачем? Не найдя разумного объяснения, кроме того, что подполом у него в доме искали клад. Стало смешно: «Святая наивность! Кто же сейчас деньги и драгоценности хранит таким образом!?» Распространяться по этому поводу не стал. Но земля слухом полниться. Для Захолустьева, что обокрали Каменева – это большое событие. «Как?! Самого Виктора Алексеевича обчистили! Так ему, кровопийце, и надо!» На следующий день весь город говорил об этом. Одинаково активны были и те, кто был знаком с потерпевшим и те, с кем его судьба никогда не сводила. Слухи дошли и до начальника местной милиции, он тут же позвонил Виктору Алексеевичу и предложил свою помощь. Каменев поблагодарил за оказанное внимание, объяснил, что ничего не украли, а только причинили неудобства. Произошёл короткий разговор, который начальник милиции закончил следующими словами: «Виктор Алексеевич, если, не дай бог, что случиться, обращайтесь ко мне напрямую».

Случай обратиться представился где-то месяца через два. У главного энергетика завода ночью с гаража украли машину. В городе в то время угоняли транспорт с постоянной регулярностью и с концами. Виктор Алексеевич, не веря особенно в успех, скорее, чтобы отметиться в сочувствии к подчиненному, сам позвонил начальнику милиции. Через два часа после разговора автомобиль был найден. «Когда захотят, значит, могут? Или что-то другое?» – окончательных выводов он не сделал тогда, но событие отложилось в памяти в раздел загадок.

 

Может быть, Каменев и дальше бы продолжал регулярно на прямую обращаться за помощью к начальнику службы 02, но вскоре появились ЧОПы (частные охранные предприятия), которые сгладили ситуацию с воровством и угонами. Граждане стали свои авто оставлять на платных стоянках, садовые общества взяли под охрану ряженные под казаков. В школах ввели на входе фейс-контроль, коттеджи обнесли заборами, на въездах различных учреждений поставили шлагбаумы. То есть они легализовали свои доходы. И им хорошо, и в государстве относительный порядок, и гражданам спокойнее. А если на счёт денег? То нас с 1917 года по 1991 год учили, что деньги – зло.

Каменев набрал в колодце ведро воды. Солнце шло на закат, лучи света, играя красками, преломлялись от поверхности воды. Необычность тонов заставило присмотреться – масляное пятно. «Грязное ведро? И почему?» – спросил он у себя. Не найдя разумных объяснений, вылил воду на траву. Набрал снова. История повторилась. Проделав эту процедуру несколько раз и добившись нужного результата, пошёл в домик готовить ужин и заодно обед на завтрашний день, размышляя, как нефтепродукты попали в колодец.

Ели молча. Тишину нарушил Каменев:

– Антоша, скоро мы станем богатые, как Абрамович.

– Ещё скажи, ничего делать не надо.

– Примерно так.

– Мы же с тобой не английские пэры, чтобы быть богатыми, как Абрамович ничего не делая, – буркнул Антон.

– Парадоксально, но как раз среди тех, кто много работает богатых меньшинство. Основная масса много работающих людей сравнительно бедна. Все денежные потоки уходят наверх и там растворяются в хранилищах банков, а оттуда вновь распределяются на собственное укрепление власти и усиление эксплуатации. Давно когда-то слышал выражение: «Если хочешь есть хлеб, работай. Если хочешь есть хлеб с маслом, работай много. Если на этот бутерброд хочешь положить ещё икру, то нужно придумать что-то другое». Мы сделаем ставку на последний вариант. И повод для оптимизма уже есть, – в одной из пауз между пережёвыванием пищи продолжил разговор Виктор Алексеевич.

– Конечно, как без оптимизма, дед. Без оптимизма нам не прожить.

– Источник богатства под нами, – с прищуром в глазах пояснил Каменев.

– Ага. Вместо выращивания на дачном участке огурцов и редиски будем с тобой нефть качать?

– Возможно.

– Ещё скажи, бабушка откопает свой самогонный аппарат, схороненный в тот период нашей истории, как ты его называешь – во времена правления Раисы Горбачёвой. Если, конечно, вспомнит место, куда его закопала. Хотя не исключено, что, может быть, уже откопали бабушкин агрегат из нержавеющей стали где-нибудь глубокой осенью в начале девяностых годов местные кладоискатели, дырявя землю железными прутьями. Подумай сам. Где им ещё в Захолустьеве сундуки с золотишком искать, как не у тебя на дачном участке? И тогда не видать нам крекинга на самогонном аппарате и все мечты о сладкой жизни, при этом ничего не делая – коту под хвост.

– Антон, всё испортил ты, – изображая сожаление, произнёс Виктор Алексеевич.

– Дед, а ты в мои годы верил в сказки?

Каменев задумался, что-то вспомнил.

– В сказки допустим не верил. В чудеса вера была. Да, и сейчас она не умерла, – ответил Виктор Алексеевич. Немного помолчав, добавил: – Воду с колодца набирал, а в воде масляные пятна были.

– Местный лузер поблизости бензин или масло пролил. Через грунтовые воды в колодец к нам и попало, – дал объяснение сему факту внук.

Остаток дня коротали перед телевизором, прыгая с одного канала на другой. Ровно в одиннадцать вечера Виктор Алексеевич пошёл спать. Антон остался щёлкать пультом дальше. Каникулы.

 

 

7

 

Минут за десять до прихода служебной машины Виктор Алексеевич уже прохаживался вдоль забора своего дачного участка. Меря шагами расстояние от угла до угла, собирался с мыслями, готовился к рабочему дню. Утренний променад ещё являлся в какой-то степени зарядкой. Ритуал, выработанный годами, не давал сбоя. Через десять минут он будет в рабочем тонусе.

В семь двадцать автомобиль с Каменевым остановился около заводоуправления. Его взгляду предстали несколько работников, не спеша идущих в сторону проходной, да дворник, из шланга поливающий клумбы с цветами. Быстрыми шагами Виктор Алексеевич прошёл в здание заводоуправления. На вахте поздоровался с женщинами в чёрной форме с надписью над верхним левым карманом «охрана». Поднялся на второй этаж. В приёмной его уже ждал Попрыгаев. «Как же без него? – подумал Виктор Алексеевич. – Как обязательный утренний кофе для любителей этого напитка. Так для меня он. Интересный типок. Пенсионер, а всё неймётся, интриги плетёт старый хрыч. Почему его держу? – Задал вопрос самому себе и тут же ответил: – Оказывается, нужен такой человек. Погрязли без него бы в болоте. А так будоражит народ, тину разгоняет в коллективе».

– Заходи, Владимир Никитович, – Каменев, открыв дверь в кабинет, пригласил Попрыгаева пройти. Тот, переминаясь с ноги на ногу, походкой пингвина проник внутрь. – Присаживайся, дорогой, – указал Каменев рукой на одно из кресел, стоящих около большого переговорного стола, сам сел напротив.

Они были ровесниками. Когда Каменев приехал в Захолустьев, Владимир Никитович уже работал начальником цеха. Трудился хорошо, план подчинённые выполняли. Сам лично принимал активное участие в общественной жизни страны. Каждый год на демонстрациях 1 Мая и 7 Ноября носил флаг какой-нибудь союзной республики или портрет члена политбюро. На заводских смотрах художественной самодеятельности пел вторым голосом в цеховом хоре, никогда не пропускал соревнований под девизом «Сибиряк – значит лыжник». Ещё старался не пропускать ни одной юбки. И тут всё в порядке. Связи на стороне были, порочащих последствий не зафиксировано. Жена, ребёнок. В общем, и в целом – активист, ударник, передовик, лидер трудовых масс, активный строитель коммунизма до 1991 года.

 

Время тогда было тревожное – гонка вооружений, соревнование двух систем. Социализм боролся с капитализмом. С одной стороны, человек человеку – друг, товарищ и брат; с другой – кругом волки. И вот волки хотели загрызть товарищей. Те, в свою очередь, тоже были не прочь поквитаться с хищниками. Поэтому каждый год – новое изделие; ударный труд особенно в конце месяца, ночью и под Новый год. При такой частоте запуска в производство новых номенклатур возникла необходимость ввести на заводе должность заместителя директора по новым направлениям. Попрыгаев по всем требованиям партии подходил на этот пост, поэтому выбор Каменева пал на него. За всё время Владимир Никитович ни разу не подвёл, оказанное доверие оправдал.

В конце восьмидесятых годов двадцатого столетия при поиске руководством страны социализма с человеческим лицом, взор был обращён на поздний капитализм, в котором были найдены искомые черты. В итоге – братание с вчерашними потенциальными противниками и полностью отсутствие интереса к собственному народу. КГБ вместе с комсомолом, откорректировав устав старой партии и сменив название, на бывшей базе создал партию новой формации.

Тут и пробил срок уходить Попрыгаеву на предоставляемую государством пенсию. Мечты на перспективу были общественно-полезные – заняться воспитанием внуков. Предварительно, посчитав свои новые доходы и отняв возможные расходы, получил: средств не то, что на воспитание не хватает, их нет вообще. Обеспеченной старости не получилось. Вывод: отдых откладывается на потом. А сейчас необходимо продолжать трудиться, трудиться и трудиться. Будучи по натуре авантюристом, у нас руководители другими не бывают. Но, надо заметить, авантюристом, стоящим на реалистической платформе, понимал, что должность его в новых условиях не нужна. Новых изделий нет. Пришло время изобретателей в другой области – в финансово-экономической со спецификой на бросок. Чем больше народу кинул, тем ценнее была идея, гениальнее изобретатель. Нашлись в государстве масштабные гении, целая страна одним махом.

Владимиру Никитовичу пришлось срочно адаптироваться к новым условиям. У родившихся в СССР мимикрия в генах, всю жизнь приспосабливаются. Таким же утром Попрыгаев в приёмной дождался Каменева и в беседе с глазу на глаз предложил ему вариант своего дальнейшего трудоустройства. Виктор Алексеевич, решение принял сразу, но попросил паузу несколько дней на обдумывание. Через неделю приказом руководителя предприятия должность заместителя директора по новым направлениям была упразднена, а Владимир Никитович был переведён с тем же окладом на место помощника директора по гражданской обороне.

 

Кто никогда не читает вывесок, никаких перемен и не заметил. Попрыгаев сидел в том же кабинете и так же исполнял, как и прежде, с энтузиазмом, въедливостью, пунктуальностью любое указание директора. Поручения были разнообразные, начиная от курирования конкурса «Лучший по профессии» и отслеживания мероприятий по подготовке цехов к зимнему сезону, и заканчивая контролем сроков изготовления продукции в Буркина-Фасо или Тринидад и Тобаго. Всё это подразумевало укрепление гражданской обороны предприятия. Личное участие Попрыгаева придавало процессу кипучести, здоровое волнение исполнителей, так как он являлся дополнительными глазами, ушами и резервным мозгом самого шефа. А утром пораньше шёл в приёмную, не мог держать мысли, факты, прошедшие события в себе. Всё выплёскивал директору. Каменев информацию накапливал в голове, фильтровал и, только, после принимал решения по тому или иному вопросу. Один как бы участвовал в управлении предприятием, другой как бы убеждался в правильности задуманного.

– Вот, э-э-э…, – Попрыгаев, не изменив себе, начал издалека. – Ваш заместитель по кадрам и безопасности Минкин Фёдор Юрьевич ничего не докладывал?

– Докладывал, много что докладывал. Конкретно о чём? – приняв стиль общения, предложенный собеседником под названием «догадайся сам, о чём я тебе хочу сказать», спросил Виктор Алексеевич.

– В архиве я документы просматривал по бомбоубежищу, – делая остановки после каждого слова, произнёс Владимир Никитович. – Приказ Совета Министров на глаза попался… – выдержал паузу, – …датированный 1955 годом, – ещё раз выдержал паузу. – О строительстве в Захолустьеве Пимокатного завода.

– Я понял твою мысль, – сообразив, куда клонит подчинённый, поэтому быстро, как из пулемёта, выпалил Каменев: – Все мы считаем, что нашему заводу чуть больше тридцати лет, а тут оказывается, в этом году юбилей – полтинник. Так?

– Так, – ответил Попрыгаев.

– Спасибо, Владимир Никитович. Следишь за обстановкой, – поблагодарил Каменев и, смотря прямо в глаза, спросил: – Думаешь, надо солидно отметить это событие?

– Виктор Алексеевич, и дата круглая, и мы с вами, извините, в том возрасте, что уже надо итоги подводить, – не отводя глаз, ответил Попрыгаев и тут же задал встречный вопрос: – У вас контракт заканчивается в конце этого года?

– Да, – ответил Каменев, про себя подумав: «Нигде я не афишировал, а он всё знает. Точно, нештатный сотрудник органов. Какую информацию он им сливает? По моему заданию курирует мои вопросы, по их заданию курирует меня. Молодец».

– Вот и повод есть – напомнить о себе с хорошей стороны перед Москвой и областью, – до конца высказал свою мысль Попрыгаев.

– Спасибо, Владимир Никитович. Будут вопросы, заходи, – вставая из-за стола, сказал Каменев, тем самым давая понять, что время разговора закончилось.

После ухода, подчинённого Виктор Алексеевич подошёл к окну, раздвинул пальцами жалюзи и стал наблюдать, как народ, торопясь, струйками движется на работу.

– Почти одни пенсионеры! Кто будет на производстве лет через пятнадцать-двадцать работать? – произнёс он вслух и подошёл к коммутатору. – Наталья Николаевна, на восемь тридцать, как обычно, всех первых замов, руководителей отделов, начальников цехов и ещё профсоюз пригласите ко мне.

– Хорошо, Виктор Алексеевич, – приняв указание, ответила секретарь.

 

В начале своего руководства такие планёрки с ведущими специалистами Каменев проводил за пятнадцать-двадцать минут, теперь редко, когда укладывался в один час. Такой длительный регламент раньше был принят только для больших совещаний, сейчас они растягивались до трёх часов.

В назначенное время все приглашённые собрались в приёмной. Ровно в восемь тридцать секретарь по телефону спросила у Каменева:

– Виктор Алексеевич, можно заходить?

– Пусть заходят, – дал добро директор.

– Проходите, пожалуйста, – обратилась секретарь к присутствующим в приёмной.

 Рассаживались строго по ранжиру, каждое место соответствовало определённой должности. Шум от двигающихся кресел, шуршание одежды, перелистывание ежедневников – поиск нужной страницы, шёпот плавно прекратился. Тела вошли в притёртые с годами положения. Замерли. Тишина.

– Здравствуйте, – Виктор Алексеевич поприветствовал своих коллег.

– «Господа» не было произнесено, значит у «тяти» хорошее настроение, выволочку сегодня не собирается давать», – сделали вывод подчинённые. «Тятей», так любовно звали Каменева его подчинённые

– Мне надо с вами посоветоваться, – начал совещание Виктор Алексеевич.

– Демократ выискался. Не ошибиться бы. Нужно понять, что он хочет, и правильно выступить, – напряглись персонажи данного действа.

– Все здесь сидящие забыли, что в этом году исполняется пятьдесят лет, как принято решение о строительстве нашего предприятия, – Виктор Алексеевич наиболее громко произнёс слово «сидящие». – Значит, делаю вывод – не живёте вы жизнью завода, решили свои проблемы – и домой, – перед следующей тирадой Каменев, обведя аудиторию взглядом, спросил: – Что, будем праздновать или нет?

Тела зашевелились, лёгкая вибрация, небольшой гул.

– Безусловно, упустили мы этот вопрос, – первым отреагировал на ситуацию заместитель директора по производству Буфонов. – Я думаю, всё поправимо. В сентябре – День машиностроителя, вот и приурочим к этой дате наш юбилей. Считаю, надо пятидесятилетие отпраздновать достойно. Пригласить нашего губернатора, мэра, товарищей из Москвы. – Отметив про себя: зачем-то же здесь присутствует заводской профсоюзный лидер? Добавил: – Областных руководителей профсоюза. Организовать фуршет и концерт, – чтобы не взять на себя лишнего, закончил свою речь следующим: – Предлагаю создать инициативную группу, которая определиться с деталями. Виктор Алексеевич, у меня всё.

Каменев, явно довольный выступающим, одобрительно кивнул головой.

– У кого ещё будут, какие предложения? – спросил он.

– Надо, надо…, – хором заголосили присутствующие.

– Если вы настаиваете, что это событие необходимо отпраздновать, то я подчиняюсь общему мнению. Назначаем старшим Бабло Дмитрия Михайловича. Ему даём указание разработать программу праздника, подготовить смету затрат и в течение этой недели все документы утвердить у меня.

           

Бабло Дмитрий Михайлович состоял на должности заместителя директора по общим вопросам. Под этой вывеской выполнял личные поручения Каменева и как бы в нагрузку ещё по общественной линии организовывал заводские мероприятия. Лицо Дмитрия Михайловича после слов директора растеклось в снисходительности, сообщая всем: куда вы без меня. Дав указания Бабло, Каменев повернулся к лидеру рабочего движения, спавшему с открытыми глазами.

 – Также попрошу профсоюз принять активное участие в организации юбилея. Необходимо пригласить руководителя областного профсоюза. С ним определиться, кого награждать профсоюз будет. «Предварительно список согласовать со мной», – произнёс Каменев.

– Хорошо, Виктор Алексеевич, – проснувшись, отрапортовал председатель профкома фразой на все случаи жизни.

– Если у вас нет вопросов, то я вас больше не задерживаю.

Из-за ненадобности дальнейшего присутствия на совещании лидера рабочего движения Каменев отпустил того восвояси.

Понедельник, с утра было заведено решать основные организационно-производственные вопросы на предстоящую неделю. Тела опять зашевелились в предчувствии намечающегося «мозгового штурма». По каждому вопросу выступали ответственные люди. Каменев требовал конкретику. Сегодня атака захлёбывалась. Стрельнуть словами у присутствующих как-то ещё получалось, и то процесс был больше похож на беспорядочное отстреливание при бегстве, но никак не выглядело как штурм.

– Завтра мы останавливаемся из-за отсутствия материалов, – голосил один.

– Комплектацию мы всю предоставили, – перечил ему другой.

– Мы ничего не можем собирать, у нас ни по одному изделию полностью не закрыт дефицит, – продолжал причитать первый.

– Вот перечень, что мы поставили, – размахивал пачкой бумаг второй.

– Вот заявка, что нам надо, – ещё более увесистой кипой листов тряс его оппонент.

– Совершено разучились производственники у нас работать. Нет титана на заводе, и сидят, сложа руки, но зато без дела алюминий разного профиля лежит на центральном складе. Пусть конструктора с технологами посмотрят, посчитают, замену сделают, – распылялся начальник снабжения. То, опуская глаза в свою записную книжку, то снова их, поднимая, выдавая тирады в виде готовых решений: – Видел я эту маслобензостойкую резину. Ну и что?! Выглядит, как обычная. А этой у нас навалом. Если надо, то сертификат напишем любой. Серебряные и биметаллические контакты действительно дефицит. Поэтому предлагаю поручить электроцеху, выпаять их на программу этого месяца из старого ненужного оборудования.

– Кто потом за всё отвечать будет?! – Непонимающий возглас одного из присутствующих.

И тишина. Всплыли извечные, никуда не девающихся два российских вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?» Виновных, если будет такая необходимость, конечно, назначат. Вот со вторым вопросом сумбур. Каждый уверен в том, что он ничего делать как раз и не должен.

«Тут хоть мозговая атака, хоть метод Дельфи – результата не будет. Бояться уже перестали, а по-другому работать не умеют», – подумал Каменев, и в голове родилось сумасбродство:

– Может нам нефть начать добывать? Дырку пробил – и вперёд! Никаких проблем. Только деньги на счёт капают. Продукт ликвидный, технология годами не меняется, ничего изобретать не надо и соответственно думать. Как раз нам подходит такая работёнка! А если для минимизации затрат ещё таджиков нанять! Рентабельность будет сумасшедшая! Хорошая прибыль, хорошие премиальные всем руководителям подразделений. Как думаете?

– Это в соседней области нефть есть, у нас её нет, – кто-то из присутствующих произнёс с сожалением.

– Кто вам сказал? – Каменева понесло: – Вот я вчера на даче в колодце воду набирал, а в воде масляные пятна! Это о чём говорит? – обвёл взглядом своих топ – менеджеров, сам же и ответил с железной уверенностью в голосе: – Все признаки залежи нефти!

 

Кто-то понял, а кто-то и нет. Очень тонкая грань между реальностью и фантазией, психическим здоровьем и болезнью. Особенно трудно она различима, когда кругом только прожектёры и простаки. Простаки верят во всё что угодно. Они убеждены в наступлении конца света на следующей неделе и одновременно ожидают улучшение своего финансового положения к концу года. Наивняк с вожделением смотрит в рот комбинаторам и ждёт будоражащих новостей. Для них такая информация – как уголь в топку паровоза. Пока она есть, они бегут, дымят и свистят.

В конце дня к Виктору Алексеевичу с планом под названием «Мероприятия по разработке нефтяного месторождения имени В.А. Каменева» зашла начальник отдела маркетинга Любовь Ивановна Веселова. Документ был уже всеми подписан, осталось только утвердить его директором. Каменев с интересом взял принесённую бумагу и глазами пробежал по тексту:

«Пункт 1. Юридическому бюро решить вопросы по законности добычи нефти.

Пункт 2. Отделу главного технолога подобрать технологию под местные условия.

Пункт 3. Конструкторскому отделу разработать необходимое нестандартное оборудование.

Пункт 4. Отделу кадров подобрать персонал для работы на буровой среди лиц таджикской национальности».

 Дальше читать не стал, произнёс: «Любовь Ивановна, оставь бумаги. Я их рассмотрю позже».

 

 

8

 

Геннадий Алексеевич Агапеев после совещания вышел в хорошем настроении. «Во всех службах кроме моей – бардак. Ко всем были нарекания со стороны директора, только про бухгалтерию не одного плохого слова. Жизнь удалась», – с такими выводами, греющими душу он, важно вышагивал в сторону своего кабинета. За ним увязался Семёнов – начальник бюро инструментального хозяйства, сокращённо БИХ.

– Гена, мне тут историю рассказали про главного бухгалтера смежного нам предприятия, – пауза с интервалом на вздох, и продолжение повествования: – Он всю жизнь отработал на одном заводе.

– Ты на что намекаешь? Сколько можно этим попрекать? – резко, с раздражением отреагировал Агапеев. Быстро успокоившись, более спокойно продолжил: – Тогда меня бес попутал, согласился возглавить одну из финансовых пирамид. На большие деньги соблазнился. Я там даже месяц не отработал. Сразу, как понял, куда я попал, так к нашему «тяте» прибежал и упал в ноги с покаянием. Вот и вся история. – После небольшой паузы добавил: – Да и давно это было.

– Как ты мог подумать! Чтобы я тебя мог упрекнуть в чём-то?! Упаси бог! – эмоционально, со стороны могло показаться, что даже искренне, возмутился Семёнов. – Там ситуация другая. Главный бухгалтер предприятия каждый раз перед началом работы открывал один и тот же ящик письменного стола и внимательно смотрел внутрь. Его коллег это страшно интриговало. – Следующее предложение Владимир Александрович произнёс голосом заговорщика: – На следующий день, как он вышел на пенсию, сотрудники открыли этот ящик, а там листок, на котором написано: «Дебет – слева, кредит – справа».

– Семёнов, не смешно, – остановившись около дверей своего кабинета и повернувшись лицом к собеседнику, произнёс Геннадий Алексеевич.

Начальник БИХ не слышал этого, его интерес уже был направлен на девушек бухгалтеров, которые в коридоре с документами на подпись ожидали своего шефа. Расправив плечики, как паруса и чуть-чуть приподняв их к верху, стуча каблучками по бетонному полу, держа впереди себя листки бумаг, они пытались подобраться к телу главного бухгалтера. Самая проворная вслед за Агапеевым проскользнула в кабинет, двое остались стоять около дверей, дожидаясь своей очереди.

– Здравствуйте, девочки, – держась ухарем, поприветствовал их Семёнов.

– Здравствуйте, Владимир Александрович, – ответили девочки. Девочкам этим было около тридцати лет. Ему чуть за сорок.

– Как уик-энд? – сыграв бровями, спросил Семёнов.

– Хорошо, – звонко дуэтом пропели бухгалтера.

– Я в эти выходные в немилость к жене попал, – опустив глаза и преклонив голову, сообщил Владимир Александрович.

– А что так? – задала вопрос одна из работниц бухгалтерии.

– Она решила мой телефон посмотреть. Ваши имена увидела. Обратила на род занятий, там стоит буква «Б». – Подняв голову и наведя глаза в потолок, продолжил: – Скандал был. Долго пришлось объяснять, что это не то, что она думает, а всего лишь обозначает бухгалтерия. Мне кажется, она до конца не поверила. Если будет звонить, подтвердите.

– А что подтвердить? – спросила теперь уже другая девушка.

– Профессию свою подтвердите, мои ненаглядные, – удаляясь, пояснил Семёнов.

Приняв посетителей и подписав все бумаги, Геннадий Алексеевич сидел в удобном кожаном кресле и смотрел в окно. Лето. До конца недели оставалось доработать – и в отпуск. Они с женой в этом году едут к родственникам в Анапу. Билеты уже на руках. Чемоданное настроение. Предвкушение моря, солнца, домашнего вина, фруктов. Целый месяц радость для глаз – куда не глянь полураздетые загорелые женские тела. Ветреность в мыслях и поступках. Юг, юг…

 

Мечты прервала Анна, появившаяся на автомобильной стоянке. Она бегом, семеня ногами в туфлях на высоком каблуке, развевая юбкой в сборку, сверкая голыми коленками, в вызывающе расстегнутой кофточке подскочила к только что подъехавшей машине. Из иномарки с затемнёнными стёклами, опустив окно, высунул бритую голову молодой человек лет тридцати. В народе таких кличут пацанами. Он что-то ей говорил, она что-то отвечала, плавно в такт речи, как тоненькое деревце, покачиваясь на ветру из стороны в сторону. Разговор был недолгий, как подошла, так же быстро и упорхнула. «Что её связывает с этим парнем с замашками бандита?» – задумался Геннадий Алексеевич. В глубине мозга в самом затаённом углу шевельнулась другая мысль: «А что её может связывать со мной, с человеком, претендующим на интеллигента?» Ответ был, и он был одинаков для обоих случаев. Но его не хотелось принимать.

Всё началось чуть больше года назад. Геннадий Алексеевич по «электронке» получил послание: «Извиняюсь за моё вторжение в Вашу жизнь. Нет возможности больше скрывать. Вы мне очень нравитесь как зрелый, состоявшийся мужчина. Мне ничего не надо, я мечтаю только о редких, коротких встречах. Может, конечно, всё это зря». Обратный адрес отправителя: blondinka90_60_90@mail.ru

Если дама одинока, то Агапеев никогда не чурался посетить её дома. Если обременена мужем, тогда предлагал отъехать на автомобиле за город. Это послание попахивало романтизмом. Он был готов к адюльтеру, но никоим образом к высоким чувствам. Любой роман в его понятии должен завершаться хэппи-эндом, то есть с чего начался – тем и закончиться. А именно, жена утром провожает его на работу. Поэтому, терзаемый противоречиями, так и ничего не смог написать в ответ.

 

Через неделю получил повторное письмо: «Я Вас понимаю. Вы занятой человек. Простите меня, что я позволила проявить к Вам интерес». В этот раз Геннадий Алексеевич не выдержал и настучал на клавиатуре: «Не надо извиняться. Судя по посланиям, Вы – молоды. Мне льстит Ваше внимание. Мне 48 лет и у меня семья. Что я могу Вам дать? Наспех короткие встречи, прячась от людей». Ответ пришёл сразу: «Не отвергайте меня. Я согласна на любые условия!!!» Агапеева бес ткнул под ребро.

Вот так и завязались отношения у Геннадия Алексеевича с Анной. Она работала в заводской бухгалтерии, и было ей 26 лет. За этот год Анна из рядовых бухгалтеров по карьерной лестнице шагнула на должность руководителя группы. В день рождения получила в подарок лично от Геннадия Алексеевича золотое колечко. А также с момента их близкого знакомства стала каждый месяц приглашаться в заводскую кассу, чтобы расписаться в ведомости за дополнительную премию. Всё это происходило, конечно, не без участия Геннадия Алексеевича, но и Анна старалась. Контакт у них после работы был плотный, поэтому он смог разглядеть в ней специалиста, а ей представилась возможность раскрыться как профессионалу. Всё по-честному!

К исходу обеденного перерыва, когда Агапеев увлечённо раскладывал за компьютером пасьянс, сотовый телефон, лежавший на столе, пытаясь спрыгнуть, побежал на край, по ходу издавая звук: «Вжи, вжи». Именно так, и именно два раза. Это пришло сообщение. Геннадий Алексеевич не являлся прорицателем, но угадать текст послания мог с вероятностью фифти-фифти. «Котик, сегодня мы встретимся?» Или возможен был другой вариант: «Ты можешь! Пусть сегодняшний день станет днем, изменившим твою жизнь! Пошли ответ, и выиграй 1 из 34 BMWX3». В жизни ничего не хотелось менять. Поэтому склонялся к варианту о котике. Угадал.

Вечером, причём с разных телефонов, ещё приходили сообщения с мольбой: «Мама, у меня проблемы! Срочно положи 500 р. на (………)! Позже всё объясню». Геннадий Алексеевич с натягом мог поверить в существование такого количества ему неизвестных его детей, но, чтобы он при этом являлся мамой?! Как-то не укладывалось в его голове. Поэтому никогда не клал деньги на заявленные номера телефонов.

Получив послание, котик задумался. Заглянул в ящик письменного стола, закрывающегося на ключ. Убедился, что пластик таблеток «Виагра» до конца не был использован. Сей факт определил положительный ответ. Написал: «Буду ждать. Как обычно». Тут же набрал телефон жены и разочарованным голосом произнёс: «Татьяна, мне сегодня придётся задержаться. Срочная работа, не теряй меня».

Вечером в оговоренном месте Геннадий Алексеевич на своей машине подобрал Анну, и, отъехав по федеральной трассе в сторону областного центра километров десять, уединился со своей спутницей в придорожном кафе. Агапеев заказал Анне шашлык и литровую кружку пива, себе шашлык и чаю. За ужином они мило беседовали. Точнее, тараторила всё Анна: «Ты, прикинь, эта стерва…. Если она ещё раз меня зацепит… Людка, слышал, со своим разошлась, теперь с механиком из четвёртого цеха живёт. … А Катька, полный отпад, с любовником в отпуск на море ездила, и муж знал». Геннадий Алексеевич эти истории, похожие между собой, с меняющимися главными героями, пропускал мимо ушей. Они были ему не интересны. Он просто наслаждался обществом молодой женщины. Анна знала, что хочет Геннадий Алексеевич. Геннадий Алексеевич знал, что хочет Анна. Не надо было напрягать извилины: что она сказала, что она думает по каждому поводу, что чувствует. В общем, не надо было пытаться понять женщину. А это чревато выносом мозга.

 

Закончив трапезу, Агапеев расплатился с официантом, оставив ему «на чай» десять рублей, и со своей спутницей отправился в обратный путь. Не доехав до Захолустьева, он свернул на просёлочную дорогу. Петляя между деревьями, кустами, ямами, остановился около берёзы с густыми ветками, свисающими почти до земли. Можно сказать, спрятались. Всё происходило быстро. Сначала слились в поцелуях. Затем Анна, оседлав Агапеева, искусно владея пальцами рук, раздела себя и своего спутника. Она доминировала в их любовных отношениях. Сюжет был схож с человеком, жаждущим влаги. Человек хватал алюминиевую банку с напитком, открывал, выпивал, сдавливал рукою и выбрасывал в урну. Она – пьющий, он – банка. После окончания всего, каждый приводил себя в порядок самостоятельно. Возвращались в Захолустьев, молча.

Агапеев открыл дверь. В зале был включен телевизор. Он, сняв обувь, прошёл по коридору и заглянул в зал. Жена, поджав ноги под себя, сидела на диване и смотрела очередной сериал.

– Добрый вечер! – поприветствовал он тихим, кротким голоском.

– Лапша на плите, котлеты в холодильнике, – ответила она из того телевизионного, вымышленного мира, где сейчас находилась.

– Спасибо, я на работе перекусил, – виновато промолвил Агапеев.

– Гена, не бережешь ты себя. Всё работаешь на износ и работаешь, – откуда-то издалека, из другой жизни раздался голос жены. Агапеев, не ответив, пошёл переодеваться. Сняв одежду, закинул её в стирку, а сам направился в ванную мыться.

После омовения он вышел в шёлковом халате и прилёг на диван рядом с супругой. Геннадий Алексеевич положил свою голову ей на колени и закрыл глаза. Она машинально стала перебирать руками копну его волос, продолжая дальше смотреть телевизор. «Звонила Оксана, они с Вадиком поругались. Теперь не разговаривают, – спустившись на минуту с небес, сообщила Татьяна о случившемся конфликте их дочери с мужем. Помолчав, добавила: – Вот мы с тобой живем душа в душу».

Перед сном семья Агапеевых по заведённой традиции пила чай. Раньше это был чёрный чай. Утром пили зелёный. Потом Татьяна стала заваривать себе отдельно лечебный чай от каких-то своих болячек. После сближение Геннадия Алексеевича с Анной, и он стал употреблять особенный чай. Близкое общение с двумя женщинами в один день в молодости Агапееву давалось легко, сейчас не получалось. Количество возможностей теперь делилось на два с меньшей вероятностью для жены. Обделённая супруга восприняла это как переутомление. Переутомление, связанное именно с работой, с самим процессом служения родному заводу. Так как потребность Татьяны в Геннадии Алексеевиче оставалась прежней, она занялась восстановлением его формы. Вера в современную медицину, подпитываемая постоянной рекламой, не давала ей успокоиться. Агапеев пил различные чаи и снадобья, глотал какие-то пилюли. Не будем порочить достижения фармацевтов, возможности у Геннадия Алексеевича возросли, просто вероятность у Татьяны уменьшилась.

 

 

9

 

Ещё ночью во время сна Агапеев почувствовал дискомфорт в животе. Причину сего недомогания счёл объяснить вечерним употреблением шашлыка. Утром он пожаловался на своё состояние жене, та пыталась уговорить его пойти к врачу. Семейные переговоры завершились принятием горсти таблеток и договорённостью, если что, то он немедленно обратиться в здравпункт. В здравпункт Агапеев направился сразу, не заходя в свой кабинет. Боли ожидаемо после принятия лекарства не уменьшились, они ещё больше усилились. Фельдшер смерила давление и пульс. Данные показатели были в норме. Версию Агапеева, что это последствие употребления жирной свинины, она не приняла.

– Заворот кишок случается у лиц других профессий, а с главными бухгалтерами приключаются инсульты и инфаркты, – сообщила медик.

– Ещё геморрой, – попытался пошутить Агапеев.

– И это возможно, – согласилась фельдшер, продолжив дальше диагностировать больного: – Речь не нарушена, инсульта, похоже, нет. Я думаю у вас проблемы с сердцем. Едим срочно в больницу.

На заводской машине скорой помощи Агапеева привезли в кардиологическое отделение местной поликлиники. Сделали ЭКГ. «Кардиограмма – в норме», – после расшифровки показаний объявила врач. Данный приговор для фельдшера здравпункта исключил все возможные варианты недугов главных бухгалтеров. Поэтому она Агапеева, привезла, обратно на завод.

Состояние Геннадия Алексеевича, несмотря на оптимизм местного эскулапа, продолжало ухудшаться. Отбросив рамки приличия, он, скрючившись, лёг на диван в своём кабинете. В такой позе застал его Семёнов, пришедший подписать бумаги.

– Гена, что с тобой?

– Живот болит, хоть на стенку лезь, – объяснил Агапеев.

– Поехали, я тебя в больницу отвезу, – предложил Семёнов.

– Я уже там сегодня был. В кардиологию меня возили.

– И, что?

– Всё нормально.

– Это у тебя с сердцем всё нормально. Поехали.

Семёнов привёз на своей «Ниве» Агапеева в приёмное отделение «скорой помощи». Врач, к которому попал в руки Геннадий Алексеевич, была женщиной. Она считала мужчин грубыми, грязными животными, никогда не моющие руки и употребляющие всякую гадость. Узнав, что у Агапеева болит живот, она поставила диагноз – отравление и отправила его в инфекционное отделение. В инфекционном отделении врач, тоже женщина, не стала ставить диагноз, только, объявила:

– Это не мой больной.

– Тогда, куда нам? – спросил Семёнов, который всё это время помогал Агапееву в поисках нужного врача.

– Я бы посоветовала вам обратиться в хирургию.

Владимир Александрович помня о своём прошлом опыте общения с хирургией, опасаясь, что процесс может затянуться, позвонил заведующей заводского здравпункта: «Люба, я сейчас в больнице с Агапеевым, ему плохо, а нас из кабинета в кабинет пинают. Подъезжай, пожалуйста, помоги разобраться со своими коллегами».

 

Два с половиной года назад в выходной день супруга Семёнова пошла в магазин. Только ушла и сразу вернулась с перекошенным от боли лицом. Выходя из подъезда, она поскользнулась и упала на руку. Кроме гримасы мученика, лицо у неё было, как лист бумаги белого цвета. Владимир Александрович понял – это перелом. Тут же вызвал такси и в больницу. В приёмном покое хирургического отделения яблоку негде было упасть. У заходящего на приём к врачу пациента Семёнов поинтересовался, во сколько часов тот пришёл в больницу. Мониторинг показал, что медицинской помощи его жене придётся ждать около двух с половиной часов. Лезть без очереди, мотивируя, что его жене очень плохо, было нелогично. А кому из присутствующих было хорошо? Если, только, врачу и медсестре, и то сомнительно – выходной день, а они на работе. Ему кто-то из знакомых на всякий случай когда-то дал сотовый телефон главного врача местной больницы. Семёнов понял, что вот сейчас как раз этот час настал. Набрал номер главного врача.

– Я в больницу привёз жену, – не представившись, начал объясняться Владимир Александрович. – У неё открытый перелом руки. Тут очень большая очередь, помощь мы сможем получить часа через три. Как нам быть?

– Я сейчас разберусь, – ответил главный врач.

Через несколько минут доктор, ведущая приём больных, крича в истерики, выскочила из кабинета:

– У кого тут открытый перелом?!

– У нас, – толкая перед собой жену, ответил Семёнов.

Следом выбежавшая за врачом медсестра, подхватив за здоровую руку больную, повела её на рентген. Ещё через несколько минут появился откуда-то ещё один врач, который начал приём в другом кабинете. Очередь стала продвигаться активнее. Вернулась, держа снимок в руках, после рентгена жена Семёнова. Медсестра, проходя мимо Владимира Александровича, бросила:

– Людей баламутите, у вашей жены – просто перелом.

– Извините, не специалист, ошибся, – ответил Владимир Александрович.

Пока Семёнов с Агапеевым брели до хирургии, приехала заведующая здравпунктом. Она, пользуясь своими связями, нашла нужного врача. Им оказалась опять женщина. Доктор, сделав пальпацию живота Геннадию Алексеевичу, изрекла: «Будем лечить». Сразу активно закрутился процесс диагностирования. Агапеева сводили на рентген, взяли кровь и мочу на анализ. Потом ему определили в шестиместной палате койко-место, где он, лёжа на белых простынях с крупными жёлтыми пятнами, продолжал дальше мучиться от боли.

 

Геннадий Алексеевич уже стал подозревать, что о нём забыли, тут пришла медсестра со стаканом жидкости молочного цвета. «Пейте, это барий. Утром вам ещё раз сделают рентген», – подав стакан, сообщила она. Агапеев сообразил: «Похоже, как не крутила доктор анализы перед глазами, в голове ничего не щёлкнуло, озарение не пришло, диагноз не поставлен». Медсестра добавила: «А пока никуда не отлучайтесь, придёт сестра-хозяйка и сводит вас поставить клизму». «Но лечение уже назначили», – отметил Геннадий Алексеевич.

Клизму ставили, точнее её вливали в отдельном помещении. Туалет тут же. Сестра-хозяйка, влив в Агапеева грелку воды, скомандовала:

– Быстренько на унитаз и вон отсюда.

– Так вроде это дело не сразу делать надо. Потерпеть требуется, походить предварительно, – показал свою осведомлённость в данном вопросе Геннадий Алексеевич.

– Не умничай мне тут. Не просрёшься сейчас, завтра резать будут.

– Зачем резать? Я запорами не страдаю, даже наоборот, – взмолился Геннадий Алексеевич.

– Иди быстрее, мне некогда тебя ждать.

Клизмы Агапееву ещё будут делать несколько раз, перед одной из которой он предварительно выпьет три литра воды с очищающим лекарством. Геннадий Алексеевич, в решающие моменты процедуры, когда он, как акробат, зависал над унитазом, ругал устроителя этого места. Сесть капитально на унитаз в общественной уборной не позволяли нормы гигиены, а опорожниться, когда «пятая точка» находиться выше колен было противоестественно. Не конь же он. Раньше общественные отхожие места были устроены удобнее. Ты сидишь на корточках в кабинке на постаменте, под тобой эмалированный железный унитаз. Не пачкаешься. Ноги давят на живот, способствуя процедуре. Всё было продумано.

 

Агапеев обратил внимание, что через это помещение проходили все больные и некоторые не один раз. И это было не обязательно увертюрой к операции. Геннадию Алексеевичу вкралась мысль, что клизма является одним из основных способов лечения всех болезней. И главным специалистом тут определена сестра-хозяйка, то есть техничка, которая этим делом занимается в перерывах между мытьём полов и уборкой коек.

На следующий день Агапееву сделали обещанный рентген, а также УЗИ и ФГС. Ещё через сутки колоноскопию. Кроме этого повторно взяли на анализ кровь и мочу. Безрезультатно. Опять диагноз не был поставлен. Пять лет учёбы в институте и два года ординатуры у врача – коту под хвост. В памяти остался только принцип – не навреди. Поэтому Агапееву было предписано пить воду и получать клизмы. Чтобы совсем не уморить больного врач прописала капельницы, поддерживающие водно-солевой баланс в организме. Каждый раз утром на обходе в течение недели Геннадий Алексеевич спрашивал:

– Как анализы? Что у меня?

 Лечащий врач отвечала:

– Ничего страшного. Почти у каждого это есть. Изменения имеются, они возрастные.

– Тогда, почему мне плохо?

– Причину ищем, – успокаивала доктор.

Агапееву становилось всё хуже и хуже. Кроме болей в животе, его ещё тошнило. Под койкой у него стоял тазик, который он периодически вытягивал, склоняя к нему голову. Рвать было нечем, изо рта выделялись одни слюни. Ему было неловко за издаваемый им шум. На шестой день у него начались галлюцинации. Картинка перед его глазами формировалась в виде мозаики, состоящей из маленьких квадратиков. Если внимательно присмотреться, то в каждом таком квадратике можно было увидеть всю общую картину. Он провёл рукой по воздуху, рука ничего не задела. Опустил её на кровать, она ещё дальше пошла вниз, как бы и не было кровати. Тут Геннадий Алексеевич начинает понимать, что рука лежит на постели и за это время она не делала никаких движений. Появилась мысль: может всё происходящие он придумал, и в реальности этого всего нет. Когда-то он читал книгу психолога Джека Корнфилда, где тот делился своими воспоминаниями о встрече с учителем буддизма из Тибета Калу Ринпоче. Корнфилд спросил у учителя:

– В чём суть буддийских учений?

На что получил ответ:

– Я бы мог вам рассказать, но вы не поверите мне, и чтоб понять, о чём я говорю, вам потребуется много лет.

Корнфилд был настойчив:

– Всё равно, объясните, пожалуйста, я постараюсь понять.

Ринпоче был предельно краток:

– Вас реально не существует.

Кроме галлюцинации, тошноты и болей в животе, Геннадий Алексеевич мочиться в туалет стал ходить через каждые полчаса. Позывы были оптимистичные, но из себя выжимал капли.

 

На восьмой день, около его койки собрался консилиум во главе с заведующим отделением. Заведующий, осмотрев Агапеева, произнёс: «Брейте живот, будем вас резать. Не можем так определить, посмотрим воочию, пощупаем руками». Агапеев понял, отпуск отменяется. До этого момента были надежды, что вот очередная капельница, и дела пойдут на поправку. Теперь всё – приехали. Он позвонил жене, предупредив её, о предстоящей операции. В туалете перед зеркалом побрил живот. Медсёстры прикатили каталку, накрытую белой простыней.

– Сдай ценные вещи и раздевайся, – произнесла одна из них.

Геннадий Алексеевич отдал сотовый телефон, снимая золотую цепочку с крестиком, замешкался, спросил:

– Крестик можно оставить?

– Нет, нельзя, – отрешённым голосом ответила медсестра.

Агапеев отдал цепочку и голый шмыгнул под простыню. Медсестра поставила ему катетеры, и покатили его в операционную. Там он перебрался на операционный стол. Врач анестезиолог, стоящая у изголовья, спросила:

– Гипертоник?

– Нет. Давление пока не беспокоит.

Больше он ничего не помнил. И как в операционную зашёл хирург, и как ему давали наркоз. Единственное, что он помнил, как про себя помолился и дал зарок, если выкарабкается, то никогда не будет изменять жене.

Включилось сознание. Шум, возня около него, и женские голоса. Похоже, его везут на каталке. Привезли. Перекладывают куда-то, одна из женщин произносит:

– Боров.

– Этот легче, чем прошлый был, – вторит ей другой голос.

Геннадий Алексеевич пытается что-то сказать – безуспешно. Предпринимает попытку пошевелиться – неудачно. Открыть глаза тоже не получается. Тело абсолютно не подчиняется сознанию. Дальше, ощущает, что не дышит, но вроде воздух поступает в организм. Рядом что-то тихо шумит. Он догадывается, что находиться на искусственной вентиляции лёгких. Замечает, самому не дышать – это пытка. Через некоторое время Геннадий Алексеевич уже мог шевелиться, но ноги и руки привязаны. Он дёргается в пределах слабины верёвок. Двигаться вопреки всему, для него это была борьба за жизнь. Он так и шевелился, пока не услышал мужской голос: «Сейчас будем тебя отключать от аппарата. Сам дыши». Агапеев самостоятельно задышал. Старался, как можно больше набрать воздуха в лёгкие, осознавая, чем полнее будет вдыхать, тем лучше. Это было наслаждение – дышать. Тот же голос скомандовал: «Открывай глаза». Геннадий Алексеевич с усилием открыл глаза. Далее врач приказал: «Не закрывай». Агапеев попытался спросить: «Что у меня?» Но ничего не получилось. Тогда на простыне нарисовал знак вопроса. Доктор, поняв, что он хочет, ответил: «У тебя аппендицит лопнул. Я – реаниматолог. Что там натворили хирурги, ничего сказать не могу. Операция была тяжёлой, длилась больше двух часов. За это время все телефоны оборвали, звонят, узнают о тебе».

 

Агапеев начинает изучать своё тело. Два предыдущих катетера на месте, ещё с боков торчат трубочки, по которым стекает сукровица. Замечает, вот его разрезали, разворошили всё внутри, но он себя чувствует значительно лучше, чем за все последние дни. С ощущениями Агапеева не согласны доктора. В информационном листке, висящем в приёмном покое, до операции они давали оценку его состояния, как удовлетворительное. А завтра они его охарактеризуют, как тяжёлое. Геннадию Алексеевичу сильно хочется пить, он понимает, что этого пока делать нельзя.

– Мне нельзя же пить? – спрашивает он у медсестры.

– Да, – подтверждает она его догадки.

– А губы можно мочить?

– Губы можно.

– Я – человек взрослый, чтобы лишний раз вас не беспокоить, вы дайте мне, пожалуйста, марлю и чашку с водой. Я пить не буду. Я буду, только, губы мочить.

Медсестра подала ему небольшую металлическую посудину и отмотала бинт. Когда губы пересыхали, Агапеев клал на них влажный бинт. Ночью он даже и не понял, спал или нет. За это время ему пару раз поменяли простынь, пропитавшуюся потом. Медсестра была на месте, никуда не отлучалась, всё хлопотала около больных.

В восемь утра заступила другая смена, новый врач и новая медсестра. Сменились порядки. У Агапеева отобрали крынку с водой. На просьбу поменять простынь, был получен ответ: «Нам их лишних никто не дал». Во влаге Агапееву было отказано до вечера. Сами они всё это время демонстративно пили квас из двухлитровой бутылки, которую доставали из холодильника. День был солнечный и жаркий. Ещё окна реанимации выходили на южную сторону, поэтому воздух в палате накалился. Стал подтекать в соединении катетер от мочеиспускательного канала. Агапеев обратился к медсестре:

– У меня внизу катетер пропускает.

– А я, что тебе сделаю? – был ответ.

– Может его вытащить, я могу поворачиваться, буду в посудину мочиться, – предложил Геннадий Алексеевич.

– Меня в училище учили, что после операции у больного должно быть три катетера, вот лежи и не рыпайся, – свою учёность продемонстрировала медсестра.

– Лучше бы вы соблюдали правила других трёх «К»: Küche, Kirche, Kinder (кухня, церковь, ребёнок).

– Это к чему относиться?

– К идеалу немецкой женщины.

Агапеев представил медсестру в чёрной эсесовской форме. «Она была бы ей к лицу», – пришёл он к такому выводу.

 

Основание коек в больницах обтянуто клеёнкой. Жидкости деваться некуда. Простынь под Агапеевым так пропиталась влагой, что при шевелении тела раздавались хлюпанья. Он лежал в луже пота и мочи. Геннадий Алексеевич психанул и отсоединил от спины датчик замера температуры тела. Это останется так и не замеченным до конца его пребывания в реанимации. Через полчаса Агапеев, приподнялся и, повернув голову назад, взглянул на монитор, отражающий его состояние. Параметр температуры тела был двадцать восемь градусов. Так он узнал температуру воздуха в реанимации. Врач ближе к ночи исчез. Медсестра тоже недолго мучилась, тут же улеглась спать на свободную койку. Утром Агапеев решился высказаться:

– Фашисты вы.

На что медсестра спокойно ответила:

– Мы, что перед тобой вытанцовывать должны были?

– Вы просто должны быть людьми.

В девять часов пришёл врач с хирургического отделения, осмотрел Агапеева и того вскоре укатили обратно в палату, из которой он попал на операцию. Он только успел там надеть трусы, как зашла супруга.

– Ой, думала, тебя больше не увижу, – заголосила она.

– Татьяна, успокойся, всё страшное уже позади, – произнёс Геннадий Алексеевич.

Начался для него мучительный и долгий процесс выздоравливания. Татьяна каждый день навещала его. В один из таких приходов, она увидела, что ему капают просроченное лекарство. Она подняла шум. На следующий день, на обход прибыла представительная делегация. Заместитель главного врача по лечебной части, возглавляющая данное собрание, спросила Агапеева:

– Зачем столько шума? Вам, что стало плохо?

– Мне вроде пока и хорошо не стало. Температура к вечеру каждый день поднимается до тридцати девяти градусов. Обратите внимание, лежу на своих махровых простынях, – Геннадий Алексеевич похлопал ладошкой по кровати. – Это не потому, что я брезгую вашим бельём, хотя оно оставляет желать лучшего, а потому, что бываю мокрый, как после парной. За ночь три раза простынь меняю. Одна на спинке кровати сушиться на другой сплю.

– Лекарство после гарантийного срока можно ещё один месяц использовать. А тут только двадцать один день прошёл, – изрекла заместитель главного врача.

– Где это написано? Что вы со мной разговариваете, как с неразумным дитятей! Вам давно надо тёрки тереть с прокурором на предмет, что я у вас делал восемь дней до операции. А вы всё пытаетесь меня убедить, что вы – белые и пушистые, – в несвойственной ему манере высказался Агапеев.

Не найдя больше никаких аргументов для продолжения беседы, медики удалились.

– Гена, больница – это не панацея, а только временная остановка при перемещении души с этого света на тот. И врачи не Боги, а бывают они: от Бога; ну, с Богом; и не дай Бог,– в разговор включился один из больных пожилого возраста, относящийся к категории никогда неунывающих людей.

– Ну, как-то хочется дольше задержаться на этом свете. А то восемь дней доктора банальный аппендицит распознать не могли. Ещё бы немного и отправился бы я к праотцам, – высказался Геннадий Алексеевич.

– Что ты хочешь от хирургов? Они может и ничего не знают, но хоть что-то умеют, в отличие от терапевтов, которые всё знают, но ничего не умеют, – опять с комментариями выступил дед.

– Желательно, чтобы доктор и всё бы знал, и всё бы умел.

– Это патологоанатомы.

– Ха-ха, – заржал громогласным смехом десантник, находящийся на излечении после Дня военно-воздушных сил, во время которого он на спор сиганул с третьего этажа. – А есть доктора, которые ничего не знают и ничего не умеют? – поинтересовался он.

– Сплошь и рядом. А если конкретно по специализации, то это психиатры.

– Дед, вот ты всё знаешь, а в Америке день десантника есть? – задал очередной вопрос, бывший, представитель крылатой пехоты. Хотя десантники бывшими не бывают.

– Есть, сынок. Хэллоуин так этот праздник у них называется.

Геннадий Алексеевич после операции в больнице пролежит ещё три недели. Всё это время у него будет высокая температура, и всё это время он будет пытаться получить ответ от врачей, с чем это связано. Один из докторов, которого он достал этим вопросом, скажет ему: «Не мерь ты, пожалуйста, температуру». Такой ответ его не устроит. Агапеев будет стараться перевестись в другое медицинское учреждение. В областную больницу не возьмут, так как областные доктора не сомневались в профессионализме захолустьевских врачей. В приличной платной клинике ответят: «Кто начинал лечить, тот пусть и заканчивает». Но от денег они совсем не откажутся, предложат пройти у себя компьютерную томографию. При обследовании у него не найдут никакой патологии. Толи — это заключение повлияет, толи время уже пришло, у Агапеева сразу нормализуется температура, и вскоре его выпишут домой. Ещё через месяц Геннадий Алексеевич выйдет на работу, но лечиться он будет ещё долго.

 

 

10

 

Пока в больнице лежал Агапеев, жизнь за стенами медицинского учреждения продолжалась в установленном порядке. В начале очередного рабочего дня, как только Каменев зашёл в кабинет, сразу зазвонил телефон. Он быстрыми шагами подошёл к столу, взял трубку.

– Алло!

– Доброе утро, Виктор Алексеевич! Троянский вас беспокоит, – раздался голос на другом конце провода.

– Здравствуйте, Иван Иванович! – поздоровался Каменев, подумав: – Что тебе понадобилось? Ты – мутный, неспроста звонишь.

– Время только семь тридцать, а вы уже на работе! Чувствуется старая закалка. Не то, что нынешняя молодёжь, которая всё норовит к обеду явиться, – затравил разговор Троянский.

– У них клубы, тусовки, ночная жизнь. При таком графике рано утром вставать нет никакой возможности. А я в двадцать два ноль-ноль уже в кровати. К женщинам охладел, теперь только болезнь или смерть может меня задержать в постели больше восьми часов, – отшутился Каменев.

– Наговариваете на себя, Виктор Алексеевич. Вам бы молодуху – и все года куда девались!

А работать вы умеете. В такое лихолетье завод сохранили, – отпустил комплимент Троянский.

– Только кому это надо? – парировал Каменев.

– Как это? А если завтра война? Если завтра в поход? – дальше продолжал затравливать разговор Иван Иванович.

– Войну мы уже в девяносто первом году проиграли. В поход?! На чём? – встречный вопрос задал Каменев.

– Виктор Алексеевич, а как каждый год проводимые парады, демонстрирующие нашу военную мощь? – вопросом на вопрос ответил Троянский.

– Это показывает только то, что у нас есть шоумены, и не более. Мы видим на параде не армию, а потешные полки, – высказал свои соображения Каменев.

– Удивлён, Виктор Алексеевич! У вас всегда преобладал практицизм. Когда такие возможности предоставляются людям вашего круга, а вы ропщите. Не понимаю.

 

– Иван Иванович, я воспитан по-другому. Мне за державу обидно. В старые времена, не смотря на существующее тогда лицемерие, были хоть какие-то идеалы, которые вслед за собой подразумевали, соблюдение определённых правил. Большинство народа, надо отметить, верило в эти догмы, но самое главное, граждане придерживались, кто по убеждению, кто под страхом наказания принятых постулатов. Поэтому был определённый порядок. Он мог нравиться кому-то, мог не нравиться, это уже другой вопрос. Сейчас хаос. Закон вроде есть, но его никто не соблюдает. Власть нарушает правила, потому что она – власть. Кто имеет деньги, тот игнорирует законы, потому что всё можно купить за деньги, и даже туже власть. Простые граждане плюют на установленный порядок, потому что, видя этот беспредел, считают: «А чем мы хуже их?!»

– Виктор Алексеевич, вы утверждаете, что ныне нет никаких идеалов? А как же возрождающаяся вера в Бога? И власть это всячески поддерживает. Что скажете? – виде вопросов свои доводы привёл Троянский.

– Идеалов нет, идол есть. И этот идол – деньги. Нам втюхивают, другого слова не могу подобрать, что за них можно приобрести и богатство, и любовь, и даже здоровье. Цель обозначена, массы рванули, заметьте, не зарабатывать, а урвать, срубить, поднять бабла любой ценой. И всё логично. Так как денег много не заработаешь, можно их только срубить. Пусть это незаконно. А кто сказал, что это должно быть по-другому? Нам же всю жизнь что-то не договаривали с перспективой, что мы домыслим. И мы привыкли к этому. Тогда они утверждали: «Первоначальное накопление капитала преступно». Теперь они же призывают: «Вперёд, в капитализм!» Один домыслил и продал своё табельное оружие, другого тоже что-то осенило, и на последние деньги его купил. Сейчас они средний класс и каждое лето отдыхают на Кипре. А у кого не смогло уложиться в голове, что так можно сделать, теперь после работы всё лето вкалывают на шести сотках. Вот как раз им, чтобы они не впали в уныние, и предлагают обратиться к Богу. Веру в коммунизм подменили верой во Христа, парторга заменили попом, следовательно, поток народной мольбы переправили к нему.

– Виктор Алексеевич, мне кажется, вы просто ностальгируете по молодости. Вспомните, раньше всё было поставлено в угоду идеологии. Продукцию изготовить любой ценой к 7-му Ноября! А она ещё потом на складе будет лежать невостребованная до 1-ого Мая. Мы же вместе работали, что вам рассказывать. Это кому надо было? А сколько выговоров вы при коммунистах получали? – всё больше и больше в полемику затягивал Иван Иванович своего собеседника.

 

Троянский после института начинал свою трудовую деятельность конструктором на Пимокатном заводе. Водить карандашом по бумаге целыми днями его не привлекало. Уставал неимоверно. А вот говорить на разные отвлечённые темы мог очень долго. Заметили. Пригласили работать по общественной линии. Оказался способным. Выбрали председателем профсоюзного комитета предприятия. Дальше – больше, наговорил до лидера регионального отделения профсоюзов. Во время работы Троянского на заводе Каменев его поддерживал, способствовал продвижению по карьерной лестнице. Иван Иванович подкупал исполнительностью, опрятностью, пунктуальностью. При всех своих положительных качествах он не ходил в любимчиках у Виктора Алексеевича, так как в противовес к вышеперечисленным характеристикам являлся человеком скрытным. То есть никогда не напился в компании, хотя имел отменное здоровье, ни разу не поддержал исполнение песни, спиваемые коллегами, и также не пустился в пляс. Про таких говорят: «Сам себе на уме. Тихушник». А народная мудрость гласит: «В тихом омуте черти водятся». Это и настораживало Виктора Алексеевича.

После того, как Иван Ивановича выбрали председателем регионального отделения профсоюзов предприятий оборонной промышленности, они почти перестали общаться. Поводом для редких встреч являлись только официальные мероприятия. Тем не менее, Каменев постоянно отслеживал информационное поле вокруг себя, поэтому знал, что Троянский приложил руку к некоторым курируемым заводам. Под лозунгом борьбы за права трудящихся способствовал их банкротству. Где был цех с уникальным, точным оборудованием, открывался мебельный магазин или автосалон, в лучшем случаи участок по изготовлению пластиковых окон. Уникальное оборудование сдавали в металлолом, вырученных денег частично хватало погасить задолженность по заработной плате. Рабочих увольняли без выходного пособия, годами наработанную инженерами, конструкторскую и технологическую документацию увозили на свалку.

– Дураков хватает. Как утверждал Гоголь, и в его пору их было не мало. Выговоры? Получал! И благодарности тоже, надо заметить, объявляли, – свои аргументы привёл Каменев.

– Тогда, чтобы достичь взаимопонимания, у меня предложение к вам – за чашкой чая всё обсудить. Чай и всё остальное за мной. Когда вам удобно, Виктор Алексеевич? – своё желание дальше пообщаться высказал Троянский.

«И до меня очередь дошла, – подумал Каменев. – Не отвертишься ведь от тебя», – поэтому, долго не раздумывая, произнёс: – Да хотя бы сегодня.

– Вот и замечательно. Ресторан «Макарони», в центре. Знаете?

– Наслышан.

– В шесть вечера. Устраивает?

– Хорошо.

– Буду ждать. На входе вас встретят.

«Ничего доброго не предвещает этот разговор. Скорей всего, предложит лечь. Под кого? На каких условиях? С кем согласовано в Москве? Не соглашусь, замучают проверками и всё равно отстранят. Схем много. А в конечном итоге развалят завод», – с обречённостью, основанной уже на произошедших примерах, размышлял Каменев. Посетители заходили и выходили, он подписывал документы, что-то решал, кого-то вызывал. А сам думал, просчитывал варианты, возможные компромиссы, уступки, пути отхода. А в принципе – всё надоело! – пришёл к такой мысли Виктор Алексеевич и окончательно для себя определился: «Будь что будет!»

После обеда у Каменевых посетителей почти не бывает, зато к этому времени просыпается столица и приходиться плотно общаться по телефону с руководящими организациями. Без доклада секретаря, дверь открылась и в кабинет вошла Ольга Перепёлкина. Внешне лоск присутствовал, но блеска не было. Волосы не сказать, чтобы растрёпаны, но и не совсем уложены.

 

– Пап, – затряслась нижняя губа, и уже из глаз были готовы потечь слёзы. Сдержалась, губу прикусила и выдавила из себя: – Перепёлкин бросил меня.

Каменев, наклонив голову вниз, посмотрел на неё из-под очков, сдвинутых на нос.

– А что, это тебя огорчило? – задал он вопрос.

– Как? Бросил! Ты понимаешь, бросил!

– Давай успокойся, рассказывай по порядку, – флегматично произнёс Виктор Алексеевич.

Вздохнув и собравшись с силами, Ольга продолжила:

– Три недели назад мы с ним поругались. Он в тот вечер собрался и уехал на машине. На следующий день я через знакомых узнала, что Перепёлкин живёт на своей даче. Думала, псих пройдет у него, успокоится и вернётся. Сегодня в городской администрации встречаю директора птицефабрики, он мне вопрос задаёт: «Где Виктор теперь работает?» Тут я всё поняла. Не помню, что ответила, сразу домой. Документов его нет, кое-каких вещей тоже. Как я раньше не обратила внимание? Когда забрал? Не знаю.

– Видно, ты его окончательно достала. Не пойму, что тебе надо было? Мужик как мужик – не алкаш, порядочный, работящий.

– То-то! Миллионы домой приносил. В семье, между прочим, все деньги я зарабатываю, – передёрнув плечами, с раздражением буркнула Перепёлкина.

– Дочь, ты деньги получаешь, а вот он, как раз их и зарабатывает, – поправил Виктор Алексеевич.

Ольга задумалась, после небольшой паузы с обидой в голосе произнесла:

– Что мне делать?

– По своим каналам я постараюсь разыскать его новый адрес. Только вопрос: Нужно это тебе?

– Да, – уверенно произнесла Ольга.

– Может, это только гордыня? – спросил Виктор Алексеевич и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Допустим, ты его вернёшь. Дальнейшие отношения должны быть другими, ты должна измениться. Сможешь это сделать?

– Не знаю, – после небольшой паузы ответила Ольга.

– Подумай. Хорошо подумай, – дал совет Виктор Алексеевич.

– Что скажу Антону?

– Не знаю, – произнёс Каменев.

Рабочий день подходил к концу, уже никто не работал, все ждали, когда стрелки дотянут до пяти часов. В цехах народ группировался около выходов, готовый бежать в сторону, противоположную от завода. В конторе женщины чистили пёрышки, чтобы выпорхнуть во всей красе и разлететься по своим делам. Кто не наводил блеск, сидел за своим столом с прижатой к груди сумкой с надписью в глазах: «Достали все». Мужчины в туалетных комнатах, выкуривая очередную сигарету, умничали друг перед другом. На повестке дня был вечный вопрос: «Как навести в России порядок?» Как навести порядок, знали многие. Но никто не знал, как подготовить общественность к положительному восприятию реформ и как склонить правительство к проведению преобразований. И так повторялось каждый день. Звук есть колебание воздуха. Специалистов колебать воздух у нас предостаточно.

 

Каменев, тоже отошёл от дел и смотрел в окно. Перед входом ждал его служебный автомобиль. Пять ровно. Время поделилось на две части – на рабочее время и после работы. Кто куда! Поодиночке к жене, к любовнице, ребёнка забрать с детского сада, на дачу грядки полить. Группами в рюмочную или с той же целью в гараж. Виктор Алексеевич ехал в сторону областного центра. Дорога в этом направлении была не загружена, чего нельзя сказать о встречном движении. Утром ситуация менялась с точностью до наоборот. Проезжая очередной лог, водитель произнёс:

– Неделю назад вечером в этом месте была страшная авария. «Крузер» с «Жигулями» лоб в лоб столкнулись. «Жигули» в нашем направлении шли, все трупы. «Крузер» с прокурором из соседнего района из областного центра ехал, им ничего.

– Да, слышал, – подтвердил Каменев.

– Виктор Алексеевич, а вы не знаете, кого виновным определили?

– Вроде, как «Жигули» на встречную полосу выехали.

– Вечером в этом направлении и так две полосы свободны. Не понимаю, – промолвил шофёр.

– Мне такую информацию дал наш прокурор. Он рассказал, что даже запрос делали в космические войска, и те предоставили снимки из космоса, доказывающие виновность водителя «Жигулей». И НАСА согласна с такими выводами.

– Это что такое?

– Национальное управление США по аэронавтике и исследованию космического пространства.

– Раньше до такого не додумались бы. Прогресс! И это, поди, так называемые нано технологии?

– Ну, что-то из этого.

– И наше правительство делает на это ставку?

– Да.

– Порядка как не было, так и не будет, – с сожалением произнёс водитель и, ещё крепче сжав баранку руками.

           

Каменев не смотрел на часы, не та ситуация, чтобы быть пунктуальным. Водитель и не торопился, но прибыли вовремя. Около входа в ресторан уже поджидал молодой человек в безупречно отутюженных чёрных брюках, лакированных туфлях и белой рубашке с коротким рукавом.

– Вы – Виктор Алексеевич? – спросил он, как только Каменев вышел из автомобиля.

– Да, – подтвердил Виктор Алексеевич.

– Пойдёмте. Иван Иванович вас уже ждёт, – пригласил встречающий Каменева и повёл его за собой.

Троянский сидел в глубине зала, перед ним стоял стакан с водой, и лежала меню в массивной кожаной папке. Увидев Виктора Алексеевича, он поднялся из-за столика и сделал несколько шагов на встречу.

– Добрый вечер, Виктор Алексеевич, – протянув руку, поздоровался Троянский. – Я уже сделал себе заказ. Теперь выбор за вами. Не скромничайте. Я располагаю достаточными финансовыми средствами, чтобы нам хорошо посидеть. – В конце спросил: – Пить будем коньяк?

– Добрый вечер, Иван Иванович. Конечно коньяк, – ответил Каменев.

– Выбирайте, – подав меню, произнёс Троянский.

Виктор Алексеевич быстро сделал заказ, а пока ещё не подали блюда, они беседовали. Речь шла о погоде, о семейных делах, куда катиться этот безумный мир. Обычный разговор – не о чём. После того как пошёл процесс потребления еды и употребления коньяка, тема изменилась.

– Виктор Алексеевич, не ценят у нас людей, не ценят, – твердил Троянский, тыча вилкой в кусок мяса, лежащий на тарелке. Вилка не попадала в цель, фарфор издавал звонкий звук. Иван Иванович вытянул шею вертикально верх, наклонил голову вниз и взглянул на это свысока. Сфокусировать очертания блюда не получилось, после чего произнёс: – Давайте выпьем.

Стукнувшись рюмками, выпили. Тут же Троянский наполнил опустевшую тару новой порцией коньяка со словами:

– Между пятой и шестой перерывчик небольшой. – И дальше продолжил речь: – Берегли вы свой завод, душу в него вкладывали, а в следующем году под акционирование попадаете. Кто-то придёт, всё развалит и растащит в трамтарарам. Как мне обидно за вас, Виктор Алексеевич. Контракт с вами не думают продлевать. В Москве считают вас неудобным человеком при акционировании. Им вовремя этого мероприятия нужен зависимый, легко управляемый директор.

– Мне уже поздно меняться, – перебил Каменев своего собеседника

– А может, нам им фигу показать? – мотнув головой, предложил Иван Иванович.

– Это как?

– Активы вывести. – Пауза. – Я помогу. – Троянский сделал ещё паузу и затуманенным пьяным взглядом попытался определить реакцию Каменева. После минутного молчания продолжил: – Весь доход – ваш, за минусом издержек, связанных с этим процессом. Гарантирую. Всё будет чисто, комар носа не подточит. Мне комиссионные не надо. Действую исключительно из уважения к вам.

– Вам, зачем это?

– Ну…, – пожал плечами Троянский.

– А то мне это напоминает один анекдот. Советское время. Товарищ за рубль двадцать покупал в магазине десяток яиц. Потом их варил и продавал на станции пассажирам проходящих поездов за двенадцать копеек за штуку. На вопрос любопытных: «В чём твой интерес?» Отвечал: «Навар остаётся мне».

Теперь уже Каменев изучал реакцию Иван Ивановича. Не увидев ничего кроме обычной мимики пьяного человека, подумал: «Где ты, Троянский, молодой и непьющий?!»

 

– Виктор Алексеевич, тогда мне тоже не откажите в услуге. Надо помочь одному хорошему человеку по карьерной лестнице. Ему нужна запись в трудовой книжке с государственного предприятия. Вы берёте его к себе своим замом, допустим по маркетингу. И мы квиты.

– А если нам поступить по-другому. Предприятие получает кредит под неподъёмные проценты в подконтрольном вам банке. Я через полгода ухожу, а мой преемник тонет в долгах. Завод – банкрот, и он ваш на блюдечке с голубой каёмочкой. Новый заместитель по маркетингу становиться внешним управляющим. Тем самым ещё раз поможем хорошему человеку. Моя цена всего лишь – разница между завышенными процентами и существующими на сегодняшний день. Расчёт, конечно, наличными, – своё предложение озвучил Виктор Алексеевич, при этом пристально смотря в глаза собеседнику.

Троянский не мог понять, серьёзно говорит Каменев или шутит. Ещё коньяк, впрыснутый в организм, ударил по мозгам. Так что Иван Иванович решил больше сегодня интеллектуально не напрягаться.

– Приятно иметь дело с умным человеком. Давайте завтра, конкретно обсудим все детали. Я подготовлю к этому времени несколько предложений. Вы выберите то, что вас устроит, – спотыкаясь на каждом слове, почти с закрытыми глазами, с болтающейся головой из стороны в сторону, сказал Троянский и, поймав рукой рюмку на столе, добавил: – На посошок.

– Я подумаю и, если что, дам вам знать, – после некоторого молчания ответил Каменев.

– Надеюсь на взаимовыгодное сотрудничество, – выдавил из себя Троянский.

Выпив на дорожку, Виктор Алексеевич расслабленной походкой пошёл к выходу. Иван Иванович, раскинув руки и ноги в разные стороны, дожидаясь официанта, полулёжа в кресле, стал горланить:

 

Хулиган парнишка я,
Рубашка бело-розовая.
Я не сам окошки бил –
Палочка березовая.

 

«Вот это по-нашему. А то в молодые годы чисто басурманином был», – выходя из зала, подумал Виктор Алексеевич.

Обратную дорогу Каменев ехал с закрытыми глазами, анализируя разговор, произошедший в ресторане. О чём он старался не думать, а думать не хотел о приближающейся дате окончания контракта. Сегодня ему об этом напомнили, можно сказать, вернули с небес на землю. Что шансов на продление не было, он знал и без Троянского. Причина заключалась не столько в его неудобности при акционировании завода, главное, подошло время, уходить таким людям, как он. Все это чётко осознавал Каменев. Троянский затеял свою игру и хочет использовать его в своих целях. «Не соглашусь помогать ему – включит административный ресурс. Будут копать под меня. Для этого у него есть необходимые связи в местных структурах власти». Марионеткой тоже быть не хотелось. Помня, что утро вечера мудренее, приехав домой, сразу лёг спать.

 

 

11

 

Виктору Алексеевичу на следующий день спозаранку колодезная вода показалась очень вкусной. Поэтому он принял сразу три стакана. Далее чай с лимоном или, может быть, съеденный бутерброд с сыром привели к мысли, что пора начинать прощаться с заводом. Расстаться было решено деликатно без истерик. «Завод, мне от тебя ничего не надо!» – вопль слабого человека, к коим не относился Каменев. Ему нравились выученные наизусть когда-то в школе слова: «Самое дорогое у человека – это жизнь. Она даётся ему один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы…». Виктор Алексеевич к этим строкам мог ещё добавить: «Главное в жизни – душевное спокойствие».

С утра он вызвал к себе в кабинет Семёнова. Секретарь ещё не успела закончить фразу: «Владимир Александрович, вас вызывает Виктор Алексеевич», как тот со словами: «Как настроение у шефа?» открывал дверь в приёмную.

– Не знаю, Владимир Александрович, – ответила секретарь.

– Как так? Наталья Николаевна, вы лучше жены должны знать самочувствие директора.

– Это почему же? – недоумённо спросила Наталья Николаевна.

Семёнов обвёл взглядом немногочисленных посетителей и, задержавшись на заместителе Агапеева, приглушённым голоском произнёс:

– Секретари, как и бухгалтера – это исключительно индивидуальный и разовый предмет любого руководителя. Из этого следует, что им надо беречь своего шефа. Так как у директора ещё может быть новый секретарь и новый бухгалтер, то у них никогда больше не будет нового директора.

– Заходите, Владимир Александрович, Виктор Алексеевич вас ждёт, – стараясь избавиться от непредсказуемого говоруна, поторопила Наталья Николаевна.

Семёнов, уже взявшись за ручку двери, повернулся к секретарю и переспросил:

– Можно?

– Заходите, заходите, – подтвердила та.

Открыв дверь, Семенов впорхнул в кабинет.

– Здравствуйте, Виктор Алексеевич!

– Здравствуй, Владимир! Проходи. Присаживайся, – подождав пока подчинённый усядется, продолжил: – Деликатное у меня к тебе дело. Ты человек надёжный, проверенный, – остановился, оценивающе ещё раз окинул взглядом Семёнова, подумав при этом: «Решали же мы с тобой аналогичные задачи, только, не в таких объёмах», и стал изъясняться дальше: – На складе БИХ ещё с советских времён лежит очень много инструмента, подшипников.

– Да, – подтвердил Семёнов.

– Зачем нам такие запасы? – задал вопрос Каменев.

– Ну…, – издал звук начальник БИХ.

– Ни к чему, – сделал резюме директор.

– Да, – подтвердил Владимир Александрович.

– Мы с тобой их сохранили.

– Да, – опять согласился Семёнов.

– Памятник нам не поставят.

– Не поставят, – утвердительно произнёс Владимир Александрович.

– А жизнь трудная штука.

– Да, трудная.

– У тебя сын растёт.

– Растёт.

– Сколько ему лет?

– Шестнадцать.

 

– Не за горами время, как жениться надумает. А где ему жить? – сделав паузу, сам и дал ответ: – Негде. – Сделав ещё одну паузу, задал вопрос: – Ты должен, ему помочь? – На который, тут же сам и ответил: – Должен. – После чего своим высказыванием поставил окончательно в тупик подчинённого: – На одну зарплату не поможешь. – Очередным вопросом добил без вариантов: – Как быть?

– Не знаю, – с видом обречённого промолвил Семёнов.

– И я не знаю, – выдохнул Каменев и повернулся в сторону окна. Где-то, похоже, вдали найдя ответ, продолжил: – Собери заявки на следующий год со всех цехов на инструмент, примерно на миллион рублей. Принесёшь ко мне, а я определюсь, у какой фирмы будем делать мнимые закупки.

– Хорошо, – согласился Семёнов.

– Твоего грузчика и водителя ввиду служебной необходимости отправим на месяц, на прорыв в какой-нибудь цех.

– Хорошо.

– Твоя кладовщица давно на заводе работает? – толи задал вопрос, толи констатировал факт Каменев.

– Давно, – подтвердил Семёнов.

– Ей за счёт профсоюза дадим путёвку в Сочи.

– Хорошо.

– Не заслужила, что ли?!

– Заслужила, – поддержал Владимир Александрович.

– Тебе придётся, естественно, за них потрудиться. В конце дня заезжаешь на склад под разгрузку будто бы с купленным инструментом, на самом деле его, наоборот, загружаешь и вывозишь. Это придётся проделать несколько раз. Я ещё внимательно посмотрю твою оборотную ведомость и определюсь, что будешь забирать. В конце сентября, как только включим отопление, у тебя на складе произойдёт порыв труб. Имущество как бы приходит в негодность. Повторяю – как бы. Процесс должен быть контролируемый. Потом что делаем?

– Списываем, – бодро ответил Семёнов.

– Списываем инструмент, подгоняя под то количество, что к этому времени уже увезли со склада. Запасы у нас числятся по старым копеечным ценам советских времён. Ущерб по бухгалтерии будет минимальный – всего несколько десятков тысяч рублей. Так что такое списание никого не удивит, обычный рабочий момент. С этой операции, по моим предварительным расчётам, ожидается получить около полумиллиона долларов. Твоих тут десять процентов. Вот сыну и поможешь. Ещё для подстраховки тебя назначим начальником пятого цеха. Свиридов уже давно просится уйти на отдых, что с него возьмёшь – пенсионер. Это надо на случай, если возникнут нюансы по дальнейшему списанию. Вот через цех и всё решим. У тебя будет и выписка, и списание в одних руках. Гуляй – не хочу!

 

– Виктор Алексеевич, раньше такие совмещения должностей были запрещены.

– Владимир, теперь демократия. Всё можно. Кто нам укажет на ошибку? Налоговая? Прокуратура? Не их вопрос. Местный департамент по промышленности? Министерство? Где они? Чем занимаются? Не знаю, – эмоционально разложил ситуацию Каменев.

– Понятно. А комиссия акт на списание подпишет? – пытался сразу выяснить все нюансы Семёнов.

– Агапеева вызову к себе, в кабинете и подпишет. Надеюсь к этому времени он поправиться. Дай Бог ему здоровья.

– Хорошо. Можно идти?

– Давай, Владимир Александрович, трудись.

Семёнов ушёл. Каменев принял посетителей, дожидавшихся в приёмной. Потом пригласил к себе Бабло и Минкина, предупредив секретаря, что они нужны по разным вопросам. Первым пришёл Минкин. Он, просунув голову в дверь, спросил:

– Добрый день! Вызывали, Виктор Алексеевич?

– Здравствуй! Проходи, Фёдор Юрьевич. Присаживайся.

Минкин, пройдя крадучись по кабинету, аккуратно присел на краешек стула. Открыл ежедневник, достал ручку и был весь во внимании, готовый записывать указания.

– Свиридов у нас на пенсию просится, – продолжил Каменев. – Что мучить мужика, надо сказать ему спасибо. Приказ. Благодарность. Всё честь по чести. Профсоюз подключить. Вот только проблема. Кого поставить? – не дав возможность Минкину высказать соображения, стал дальше наговаривать свои мысли: – Энергичный человек нужен, молодой, преданный заводу. Может, присмотреться к начальникам технических отделов да дать ещё цех в нагрузку? А, Фёдор Юрьевич? – и, опять не дожидаясь ответа, продолжил рассуждения: – Главного технолога нельзя, начальника конструкторского отдела тоже нельзя. А вот Семёнова?! Как считаешь? – найдя неожиданное решение, обрадовался Каменев.

– А-а-а…, – что-то попытался произнести Минкин.

Как тут же его перебил Виктор Алексеевич, вынеся свой вердикт:

– Точно, Семёнова! Вот мы с тобой и нашли кандидатуру. Правильно ты мыслишь, Фёдор Юрьевич! Молодец! Готовь приказ.

Пока Каменев общался с Минкиным, в приёмную прибыл Бабло и прямиком направился в кабинет директора.

– Дмитрий Михайлович, там Минкин. Виктор Алексеевич предупредил, что у вас с ним разные вопросы, – остановила секретарь его дальнейшее продвижение.

Бабло повернулся лицом к Наталье Николаевне и сдвинулся в сторону от двери. Он был высокого роста. С крупными чертами лица – хоть поросят об лоб бей. Объёмная шея, на которой нельзя застегнуть верхнюю пуговицу сорочки, по этой причине узел галстука где-то на груди. Видна толстая золотая цепь. Рубашка с коротким рукавом, плотно сидящая на теле, из которой торчат мощные волосатые руки. Пара нижних пуговиц пытается выскочить из петелек. На левом запястье часы размером с будильник на кожаном ремешке. Отутюженные светлые брюки. Широкие туфли коричневого цвета с дырочками для вентиляции воздуха. В руках борсетка из натуральной кожи, в размерах сродни с портфелем. Про таких говорят – солидный мужчина.

Послышался в тамбуре шум первой со стороны директора открывающейся двери. Бабло повернулся и приготовился втиснуться внутрь вслед за выходящим посетителем. Минкин вышел. Дмитрий Михайлович засунул себя в кабинет.

– Здравствуйте, Виктор Алексеевич!

– Здравствуй, Дмитрий Михайлович!

– Как у нас идёт подготовка к юбилею? Как сценарий? – сходу стал Каменев закидывать вопросами посетителя.

– Вход в дом культуры будет строго по пригласительным билетам. Вначале торжественное собрание. Вы выступаете. Потом гости по ранжиру дарят вам подарки.

– Заводу, – поправил Виктор Алексеевич.

 

– Да, конечно, – пару раз кивнув головой, согласился Бабло, продолжив дальше докладывать сценарий торжества: – И отличившимся работникам. Приказ о награждении зачитает Минкин. После этого коротенький концерт не более часа и в завершении праздника фуршет. Столики накроем на четыре человека на втором и третьем этаже. На первом организуем танцы. На столе будет стоять бутылка водки, шампанское, минеральная вода, пара салатов на человека, бутерброды и фрукты. Всё за счёт завода. Кому покажется недостаточно угощения, предоставим возможность приобрести спиртное и закуску в буфете. Начало в семнадцать ровно, планируем закончить в одиннадцать ноль-ноль. Для ВИП – персон отдельная программа, они после концерта с руководством завода уезжают в заводской профилакторий. Там ассортимент на столе, конечно, будет богаче. Смету затрат и списки гостей дорабатываем. Косметический ремонт заводоуправления, дома культуры и профилактория закончим в срок.

– Хорошо. А порядок в цехах?

– Всё под контролем. Своими силами цеха наводят марафет, материалами помогаем, – бодро, в звучание каждого слова, вкладывая оптимизм, доложил Дмитрий Михайлович.

В такие минуты Каменеву почему-то хотелось его прижучить.

– Ты вообще знаешь смысл слова «марафет»? – задал вопрос Виктор Алексеевич.

– Порядок, – уверено ответил Бабло.

– Ошибаешься. Кокаин это, – пояснил Каменев.

– Тот самый?! – неподдельно удивился Дмитрий Михайлович.

– Да. Если в широком смысле слова, то любой наркотик. Наводить марафет – употреблять его, – разъяснил Каменев.

– Я ещё в более широком смысле.

– Но если так, то – да, – согласился Виктор Алексеевич, перейдя к главной причине вызова. – Меня в преддверии праздника интересует другой вопрос. У нас есть много ненужного, неиспользуемого оборудования, и неликвидов в том числе. Памятниками по всей территории стоят и на складах ржавеют, портят внешний вид. Списать, что ещё не списали. Продать или сдать, как металлолом. Порядок надо наводить, но без злоупотреблений, – пальцем пригрозил Виктор Алексеевич Бабло. Мол, не балуй.

Бабло мигом смекнул, к чему клонит шеф. И, приняв придурковатый облик, сразу доложил свои соображения:

– Как раз в сентябре на заводе годовая инвентаризация. К этой дате всё сделаем. Лично возьму под контроль.

«Ты всё вычистишь. С виноватым видом денежку в клювике принесёшь и задашь глупейший вопрос: «Что с ними делать?» Я отвечу: «Делить, Дмитрий Михайлович». Ты спросишь: «Как?» «Как всегда», – скажу я. «И ты достанешь из своего саквояжа уже приготовленный пакет», – смотря вслед уходящему Бабло, воображение Каменева нарисовало картину дальнейших событий.

Выйдя от директора, Минкин отправился к себе в кабинет, где первым делом позвонил Свиридову.

– Алексей Степанович, ты что, у Каменева на пенсию просился?

– Фёдор Юрьевич, с чего ты взял?

– «Тятя» приказал тебя по личной твоей просьбе торжественно на отдых отправить.

После паузы Свиридов обречённо спросил:

– А кого на моё место?

– Семёнова.

– Тогда кто отделом руководить будет? – ещё задал вопрос, как будто это что-то могло изменить в его жизни или имело какое-то значение для него.

– Он же.

– Странно, – произнёс Свиридов и после паузы добавил: – Я пару лет думал поработать. – Помолчав, ещё сказал: – Тебя понял, пишу заявление.

 

 

12

 

В восемь утра работники пятого цеха были собраны в красном уголке. Народ поделился на три неравные части. Самая большая группа рабочих степенно расселась в зале. Группка значительно меньше, зайдя внутрь, около входа переминалась с ноги на ногу, готовая поскандалить. Но ещё не был найден повод, поэтому они, пока, только, громко разговаривали. Несколько личностей, все на нервах, составляющие третью группу по интересам, толкались в коридоре, иногда заглядывая в зал.

Помпезность красного уголка была в прошлом. Сейчас данное помещение больше напоминало декорации к спектаклю «Спящая красавица» – зал дворца после ста лет забвения. Серость и паутина по углам. Портрет Ленина, висевший над головой президиума – сорван. Напоминание о нём – прямоугольное пятно более светлого цвета, чем основной фон стен. Снявший икону пролетариата – обычный клептоман, политических пристрастий не имеющий. Но зато страдающий острой формой маниакальной тяги к воровству. Чеканку отнёс в пункт приёма металлолома. Вырученных денег едва хватило на стакан «чернил» – красное вино, и вино ли это вообще, непонятно из чего полученное, продающееся на разлив почти во всех киосках города по цене чуть дороже водопроводной воды.

Вот в таком антураже Минкин от лица администрации завода представлял нового начальника цеха.

– Здравствуйте, товарищи, – поприветствовал он трудовой коллектив. – Как уже, наверное, вы знаете, Алексей Степанович принял решение уйти на заслуженный отдых. Мы его, естественно, проводим, как положено, – обвёл взглядом присутствующих, кто-то опустил глаза, кто-то остекленело, смотрел в упор. – Им до лампочки. Чью икону повесят, на тот образ и молиться будут. Лишь бы работа была, да за неё деньги платили, – подумал Минкин и продолжил дальше: – Жизнь не останавливается. Принято решение назначить начальником вашего цеха Семёнова Владимира Александровича. – После этого Минкин зачитал приказ и закончил своё выступление следующими словами: – Человек он известный на заводе, пользуется уважением в коллективе, молодой – сорок два года, образование – высшее техническое. Долгое время руководит БИХом и теперь ещё параллельно возглавит цех. Энергии ему не занимать, надеюсь с вашей помощью у него всё получиться.

 

По причине деликатности момента, в красном уголке воцарилось молчание.

– Ну что – всё, – нарушив тишину, произнёс Фёдор Юрьевич. Народ неспешно стал расходиться. Только, около стола для президиума остались стоять Минкин, Свиридов и Семёнов.

– Алексей Степанович, передавай основные фонды. Две недели тебе хватит? – поинтересовался Минкин.

– Хватит, – ответил Свиридов.

Фёдор Юрьевич, оставив наедине бывшего и нового начальника цеха, с ощущением недосказанности, пошёл по своим делам.

– Алексей Степанович, может, в кабинет пройдём? – предложил Семёнов.

– Пойдём, Владимир Александрович, – согласился Свиридов.

– Может…? Это…? Я организую, – не дойдя до кабинета, ещё одно предложение сделал вступающий в должность.

– А.…Давай, – махнув рукой, не отказался сдающий полномочия.

Тут же Семёнов позвонил по «мобиле»: «Григорий, подноси пакет». Григорий – грузчик-экспедитор БИХ, как джин из восточной сказки, мигом появился со свёртком. И так же незаметно исчез.

Двое выбранные судьбой на сегодняшний день в собутыльники, уже в приёмной в унисон, дуэтом секретарю: «Зина, мы работаем с ведомостью основных фондов. Возьми телефон на себя и никого не пускай к нам». Напарники закрылись в кабинете и начали «трудиться». Свиридов застелил газетами стол и расставил посуду, повидавшую не одно такое мероприятие. Семёнов нарезал сыр, колбасу, селёдку, хлеб и разложил всё по тарелкам. Закончив сервировку стола, окинув взглядом получившуюся картину, произнёс:

– Пойдёт.

– Нормально, – поддержал Свиридов.

Только после этого, самой последней из пакета была извлечена бутылка водки. Семёнов бережно подал её Свиридову. Тот, изучив этикетку и рассмотрев со всех сторон её, вернул бутылку обратно со словами:

– Наливай.

Что обозначало полное одобрение выбора напитка. Наполнив стопки, Семёнов, считая, что застолье без хорошей речи – банальная пьянка, начал говорить:

– Алексей Степанович, поверь мне, клянусь, не рвался я на твоё место. Обстоятельства.

– Всё нормально, Владимир Александрович. Не бери в голову, – ответил Свиридов, выставив вперёд руку, чтобы чокнуться, зажмурив глаза и кивнув головой, мол, я всё понимаю. – Давай.

Опустошив стопку, Свиридов продолжил:

– Основные фонды у меня в полном порядке, только, за переносным компрессором не уследил. Украли.

– Всё приму. Потом как-нибудь спишу, – заверил коллегу Владимир Александрович.

Одолев бутылку ёмкостью в один литр, Семёнов и Свиридов сидели рядышком за столом. Первый обнимал собеседника за плечо, второй подпёр лоб кулаком.

– Честно говорю. Я тебя уважаю, Степаныч, как родного отца, – распылялся Семёнов.

– М-м-м-м…, – многозначительно мычал Свиридов.

 

Всё было бы комично, если не было так трагично. Трезвея, Алексей Степанович стал осознавать, что его эпоха на этом маленьком участке земли закончилась. Он теперь – простой пенсионер и мизерная пенсия – основной доход до конца жизни. Слёзы потекли по его щекам. Семёнову стало неудобно и стыдно за своё участие в этих событиях. У Владимира Александровича тоже навернулись капли на глазах. Так они и сидели вместе, шмыгая носами и вытирая кулаками влагу со щёк. Один переваривал внутри себя обиду, но при этом, не виня никого, осознавая, что всё когда-то заканчивается. Другой размышлял о несправедливости жизни, мучаясь вопросом: «Почему не может быть всем хорошо одновременно?»

Рабочий день подошёл к концу. Чтобы не оказаться неправильно понятыми, Семёнов стал думать, как отсюда уходить и желательно до темноты. Прокрутив в голове возможные варианты доставки себя и тела Свиридова к месту проживания, решил передвигаться автотранспортом. Он позвонил по сотовому телефону своему водителю и дал указание подъехать к семнадцати двадцати к пятому цеху. «Рабочие уже уйдут, и они спокойно, никого не смущая, покинут помещение», – рассудил Семёнов.

Владимир Александрович остатки еды убрал в холодильник, мусор вместе с пустой бутылкой сложил в пакет, планируя выкинуть его за территорией завода. Приподнял за руку Свиридова, определился, что данный вес держать может.

– Степаныч, нам пора, – произнёс он.

Степаныч не открывая глаз, дал согласие:

– Да, да.

– А ключик где? Ключ от кабинета где?

– Вот, – Свиридов, болтаясь на руке у Семёнова, другой свободной рукою вынул из кармана брюк ключ на резинке.

– Пропуск?

– Тут, – ткнул пальцем Алексей Степанович в карман рубашки.

– Идём, – закинув в рот жевательную резинку, озвучил текущую задачу Владимир Александрович.

Как и предполагалось, они вышли из здания незамеченные. К этому времени уже никого не было. В «Газель» погрузились быстро, водитель – мужик бывалый тянул за руки изнутри Свиридова в кабину, Семёнов, поправляя ноги, помогал с улицы. Алексея Степановича поместили как в тиски между собой, привалив его тело чуть-чуть назад. Проходную проследовали без проблем. Окно не открывали. Владимир Александрович пропуска представил к стеклу. «Начальство!» – направив указательный палец верх, сообщил охранник, проверявший документы, своему напарнику, когда машина выехала за ворота завода.

Первым делом отвезли домой Свиридова. Семёнов довёл его до дверей квартиры. Нажал на звонок, по ту сторону раздались звуки. Владимир Александрович потихоньку попятился назад. Спустившись на пол-этажа, остановился. Убедившись, что сослуживца забрали, пошёл прочь.

 

 

13

 

Каменев и Троянский так не о чём и не договорились. Первый проявил принципиальность, второй не смог сделать такое предложение, чтобы у того от его принципиальности ничего не осталось. Зато Троянский вместо достойного предложения смог устроить Каменеву неприятности. Первая появившаяся неприятность на заводе жупел для всех кто хоть когда-либо потратил копейку государственных денег – Главное контрольно-ревизионное управление. Проверяли целенаправленно со знанием дела. Угадывание, что посмотреть и куда обратить внимание, было поразительное. Наличие у них своей путеводной звезды в коллективе Пимокатного завода и может не одной не вызывало никаких сомнений. Почему светит? Понятно. Кто? Осталось тайной.

Многие заводчане ушли на больничный. Кто до проверки считал, что он готов предстать хоть перед апостолом Петром с последующей рекомендацией в рай, с треском провалили земную репетицию. И чтобы раньше времени не попасть в чистилище, не дождавшись окончания контроля, подались к докторам. Кто заранее сомневался в своей непогрешимости, узнав о проверке, тут же почувствовав обострение хронических заболеваний, сразу упал в ноги к эскулапам.

Не успела уехать одна комиссия, уже приехала другая. Одновременно работали до трёх коллективов проверяющих. Кроме контрольно-ревизионного управления за это время копали под Каменева и прессовали его: Ростехнадзор, прокуратура, трудовая инспекция, налоговая, Госпожнадзор, инспекция профсоюзов. И это далеко не весь перечень возможных неприятностей для предприятий на территории России. Каменев уже запутался, в чём был виноват, но дали понять, что виноват точно. Место географического проживания и возраст нашего героя придавали ему смелости. Белый флаг не выкидывал, бился до конца.

 

В нынешнее время не надо проводить диверсий, одну компетентную группу товарищей с полномочиями и обеспечена полная парализация проверяемого объекта. Разрушающая сила работы одного члена комиссии в течение дня в тротиловом эквиваленте равна пятьсот килограммам. Мощь контролирующих органов пришлось ощутить на себе и Семёнову. Первый проверяющий, судьбой посланный, оказался государственный инспектор по пожарному надзору в чине майора Мулькин Александр Владимирович. В цехе он появился в сопровождении начальника отдела техники безопасности – Хохлёнкова Анатолия Владимировича. Хохлёноков, согласно, своей должностной инструкции, отвечал за соблюдение правил пожарной безопасности в целом по предприятию, поэтому долг ему предписывал находиться всегда рядом с проверяющим.

Выглядели они не ахти. Не ахти, так как проверка шла четвёртый день и три предыдущих вечера они пили водку. На официальном языке это называлось – подведение итогов дня. Итоги дня подводили в отдельном кабинете столовой. Меню: первое, второе, салат, компот и водка. Водки много. Хохлёнков на этом мероприятии по задумке руководства должен был топить замечания. Процесс утопления шёл тяжело, замечания каждый раз всплывали снова и снова. Мулькин не проникался благодарностью за скушанное. Хотя лакал с остервенением, опустошая стопку за стопкой. Перед тем как очередной раз принять дозу, поднимал указательный палец левой руки к верху и, мотая им из стороны в сторону, грозно произносил: «Что вы меня тут почуете, ничего не значит! Меня не купить! Я – человек государственный, буду проверять по всей строгости закона». Угощался не долго, через полчаса падал лицом на стол. Голова перекатывалась со лба в сторону уха и занимала устойчивое положение. Руки при этом беспорядочно болтались под столом. Хохлёнков, не теряющий надежду, решить свой вопрос, несколько раз обходил вокруг проверяющего, повторяя, как заводной: «Может, это не будем отражать в акте? Может, это не будем отражать в акте?» В ответ Мулькин губами испускал воздух. На этом заканчивалось подведение итогов очередного дня. Анатолий Владимирович, сам находящийся в не очень хорошем состоянии, тащил инспектора через чёрный ход к машине. Далее груз передавал шофёру, который доставлял его по указанному адресу. На следующее утро проверяющий снова, как ни в чём не бывало, возникал в дверях кабинета Хохлёнкова. Анатолий Владимирович на третий день стал ловить себя на мысли, что сходит с ума, приобретя фобию в виде вечно появляющегося в начале рабочего дня видения в дверном проёме. Вот с этим видением он на четвёртый день возник в кабинете Семёнова.

Владимир Александрович встав из-за стола, вышел навстречу. Хохлёнков представил главного инспектора и начальника цеха друг другу.

– С чего начнём? – после рукопожатия, заискивающе спросил Семёнов.

– Пожалуй, с документации, а потом пройдём по цеху, – добродушно ответил Мулькин.

При рассмотрении документов инспектор не задал никаких вопросов, только, несколько раз, молча, что-то пометил в своём блокноте. И потрачено на это было всего десять минут. У Семёнова появилось ощущение, что проверка пройдёт гладко и легко. Ошибся. Осмотр помещений занял уже около трёх часов. Тут майор был более словоохотлив. Точнее, употреблял только одно слово, но часто: «Нарушаем». Шагов десять – остановка, поворот головы на сто восемьдесят градусов, и одна и та же повторяющаяся фраза: «Нарушаем». После сказанного следовала запись в блокнот и продвижение по цеху далее. За время общения с Мулькиным, Семёнову всё больше и больше стала вкрадываться в голову мысль, что само существование их предприятия противоречит тем постулатами, которыми руководствуется Госпожнадзор. Подводить предварительные итоги проверки цеха вернулись обратно в кабинет.

 

– Что пишем протокольчик?! – на эмоциональном подъёме произнёс инспектор.

– Может, на первый раз предупредить устно? – ответное предложение с надеждой в глазах высказал Владимир Александрович.

– Нет, нет. Нарушения существенные, предупреждением не ограничимся, – сразу отмёл такой вариант Мулькин. Тут же, не раздумывая, достал из папки чистые бланки и не спеша, получая удовольствие от процесса, начал писать. Один наслаждался, другой явно нервничал. Глаза у Семёнова налились ненавистью, ещё немного и он взглядом смог бы испепелить майора. Хохлёнков смотрел на всё отрешённо, его состояние было ближе к тому, чтобы пуститься в пляс. Четвёртый день, четвёртый проверяемый цех, четвёртый протокол о нарушении. Принцип неизбежности наказания действовал. Мулькин, поочерёдно заглядывая в блокнот, в правила пожарной безопасности и в Административный Кодекс, сотворил следующий перл:

 

ПРОТОКОЛ № 948

Об административном правонарушении

«25» августа 2005г.                                                                                                  г. Захолустьев

 

Я, заместитель начальника ОГПН по Захолустьевскому району ГУ МЧС России Мулькин А.В. руководствуясь ст. 23.34, 28.2, 28.3, и 28.5 КоАП РФ, составил настоящий протокол, что: 25.08.2005 г. в период с 9-00 до 12-00 в помещениях цеха №5 и складов БИХ ФГУП «Московского пимокатного завода» выявлены нарушения требований пожарной безопасности, установленными правилами пожарной безопасности в РФ ППБ 01-03, а именно: в ряде складских помещений складирование хранящихся материалов осуществлено без соблюдения противопожарных (свободных) проходов, дверь эвакуационного выхода №7 закрыта на навесной замок, в помещении венткамере хранятся различные сгораемые предметы.

То есть, совершено административное правонарушение, предусмотренное ст. 20.4 КоАП РФ.

 

С протоколом ознакомлен и мне разъяснены права и обязанности лица, в отношении которого ведётся производство по делу об административном правонарушении, предусмотренные статьей 25.1 Кодекса РФ об административном нарушении, а именно:

– знакомиться с материалами дела;

– давать объяснения;

– представлять доказательства;

– заявлять ходатайства и отводы;

– пользоваться юридической помощью защитника;

– а также иными процессуальными правами в соответствии с настоящим кодексом.

 

V_____________ (Подпись лица, в отношении которого составлен протокол)

 

Объяснения и замечания нарушителя по содержанию протокола _________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

V__________ (Подпись)

 

О рассмотрении дела «1» сентября 2005 г. в 09 ч. 05 мин. по адресу: г. Захолустьев пожарная часть «Московского пимокатного завода» извещён

V____________ (Подпись)

 

 

– Где стоят птицы, распишитесь, – подав протокол Семёнову, произнёс инспектор.

По складу характера Владимир Александрович являлся человеком правдивым, смелым и принципиальным. Но взращён он был в то время, когда «Правда» была всего лишь газетой, «Свобода» являлась иностранной, подрывной радиостанцией, а проявлением смелости было слушать «Свободу» и не читать газету «Правда». Когда впоследствии все рекомендации «Свободы» были воплощены в жизнь, правда канула в небытие, свобода стала никому не интересна, за исключением пяти-шести человек, кто-то называет их правозащитниками, а кто-то пятой колонной.

Семёнов, ознакомившись с протоколом, поразмыслив пяток секунд, решил, что ничего не писать – нельзя, а если что-то отразить на бумаге, то это может быть истолковано против него. Поэтому он в разделе «объяснения нарушителя» написал: «объяснения дал устно». Такой формулировкой, он озадачил Мулькина. Тот не мог сориентироваться, Семёнов этой записью опротестовывает его действия или покорно соглашается с ним. Мулькин задал наводящий вопрос:

– Вы, что-нибудь напишите?

– Я уже всё написал, – произнёс Владимир Александрович. Тем самым ещё больше поставив в недоумение проверяющего. Мулькин попытался ответ прочитать в глазах у Семёнова. Безрезультатно. Увидел в них, только, собственное отражение.

– У вас есть мнение? – спросил проверяющий.

– Я имею ваше мнение, – произнёс Семёнов и сам не поняв смысл сказанного.

– Вы первого сентября придёте на рассмотрения дела? – не уловив сущность ответа, не унимался инспектор, пытаясь разобраться в планах противоположной стороны.

– Конечно, – спокойно произнёс Владимир Александрович.

Слава техническому прогрессу и в частности такому его явлению, как Интернет! С возникновением глобальных сетей появились пути добычи ранее недоступной информации широкому кругу людей. Теперь каждый обыватель может, сидя в уютном кресле у себя дома, знакомиться с трудами учёных по различной тематике, с любыми документами государственной и негосударственной важности; скачивать книги; слушать музыку; смотреть фильмы, которые ещё даже не вышли в прокат; наблюдать сверху из космоса за планетой Земля и за её жителями, с возможностью пересчёта по головам. Самые любопытные уже не ставят банку к стенке и не припадают к ней ухом. Они наблюдают на мониторе в отличном изображении и с хорошим звуком, что твориться в чужой спальне. Теперь можно найти любого человека в социальных сетях, в том числе мэра своего города. Посмотреть его фотографии с женой на дачи и с любовницей на Мальдивах. Продвинутые пользователи взламывают сайты и крадут секреты самых засекреченных спецслужб. Впоследствии ни в пьяном виде, ни под пыткой акробаты из спальни и местный аль-хаким не смогут объяснить, зачем они выставили свою личную жизнь на показ, а тайные агенты обозначили своё присутствие.

 

За отведённое время до назначенной аудиенции, Семёнов, пользуясь последними достижениями человечества, проштудировал Административный Кодекс, правила пожарной безопасности, приказ МЧС «По организации и осуществлению государственного пожарного надзора», Федеральный закон «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля». И даже нашёл сайт под названием: «Как бороться с Госпожнадзором». Где прошедшие проверку делились своим опытом, какие оплошности совершают проверяющие, и как этим можно воспользоваться. Сайт, где инспектора Госпожнадзора аккумулировали свой опыт, не был найден. Владимир Александрович переварив в голове всю информацию, пришёл к выводу: «Руки коротки, господа!»

Первого сентября Семенов, подкованный на обе ноги в вопросах юриспруденции, направился к назначенному месту встречи. В коридоре пожарной части он встретил начальника 8-ого цеха.

– Здравствуй, дорогой! – поздоровался с ним Семёнов.

– Здравствуй! И ты тоже? – высказал своё удивление коллега.

– Я, что сын английской королевы – лицо неприкосновенное?! – ответил Владимир Александрович.

– Да, нет. Не голубых кровей ты.

– За тобой буду? – спросил Семёнов.

– Нет, я уже своё получил, – начальник 8-ого цеха открестился от повторного посещения данного кабинета.

– И как?

– Как, как! Заходи – не бойся, выходи – не плачь. Шандарахнули на тысячу рублей. Не понимаю этой легкости, с какой сейчас раздаются штрафы. Раньше проверяющий выписывал предписание, в котором указывались недостатки. Давалось время на их исправление, и, если нарушитель не устранял замечания к оговорённому сроку, тогда только штрафовали. Теперь сразу всем пишут протокол, что уже подразумевает наказание. Сейчас вот мне выдали постановление, мол, иди и плати деньги в кассу. Долго со мной не разговаривали, было произнесено пять слов: «Ваш вопрос рассмотрен, вы виноваты». И на это ушло времени не более трёх минут. Конвейер! Я даже не успел объясниться. Мне инкриминируется, что лопаты в одном из ящиков с песком не оказалось. За день до комиссии была, лично проверял. Кто-то перед самой проверкой «скоммуниздил». Хотя, тут же при инспекторе принесли запасную лопату, положили в ящик. Он ни в какую: «Протокол оформляем обязательно. Это существенное нарушение». Спрашивается: «Где написано, какое нарушение является существенным, а какое нет?» Всё на откуп проверяющих. За одну и ту же провинность можно и предупредить, и на две тысячи оштрафовать. Согласно букве закона, всё будет правильно.

– Анекдот по этому поводу есть, – чтобы сгладить переживания коллеги, Семёнов решил рассказать тому байку: – Проверяющий стоит около пожарного щита и перечисляет замечания: «Первое – нет лопаты, второе – нет ведра, третье – нет багра». Проверяемый не дослушав, берёт, отрывает пожарный щит, и говорит: «Пиши одно замечание – нет пожарного щита».

 

– Да, верно, – улыбнулся начальник 8-ого цеха и продолжил о наболевшем: – Мне знакомый рассказывал, он работает в их структуре. Требования сейчас такие – всех штрафовать.

Он так бы и дальше рассуждал вслух, но из кабинета вышел начальник гаража.

– Как? – одновременно вдвоём спросили они у него.

– Тысяча, – ответил начальник транспортного цеха, словно слово «пятёрка» произнёс после успешной сдачи экзамена.

Двое оштрафованных, оставив Семёнова около ненавистного кабинета, делясь впечатлениями, проклиная всё и всех, пошли восвояси.

Семёнов, предварительно, постучав в дверь, и дождавшись ответа: «Войдите». Зашёл в кабинет. Майор, перебирая пальцами по клавиатуре, восседал за компьютером в высоком кожаном кресле. Мулькин исподлобья взглянул на вошедшего и продолжил дальше набирать текст.

– Здравствуйте! Можно? – наигранно робко произнёс Владимир Александрович.

– Проходите, – разрешил Мулькин.

Семенов, сделав пару шагов, приняв растерянный вид, остановился в центре комнаты.

– Присаживайтесь, – предложил инспектор, указав на стул.

– Спасибо, – поблагодарил Владимир Александрович и, сделав ещё несколько шагов, присел на край сиденья, положив ладони на колени и наклонив всё тело вперёд. В общем, принял облик внимательного и благодарного слушателя.

– Вот, ознакомьтесь с постановлением, – подал Мулькин листок бумаги Семёнову, в котором были следующие строки:

«Постановил:

гр. Семёнова Владимира Александровича в соответствии с протоколом № 948, составленным заместителем главного инспектора по пожарному надзору Захолустьевского района за нарушение правил пожарной безопасности в РФ ППБ 01-03 пп. 502.52, 40 привлечь к административной ответственности в виде: штрафа в размере 2000 (две тысячи) рублей.

Объявить гр. Семёнову В.А., что настоящее постановление может быть обжаловано начальнику ОГПН по Захолустьевскому району, либо в Захолустьевский суд».

Владимир Александрович, держа в голове рекомендации из Интернета, несколько раз перечитал предоставленный документ, выискивая в нём юридические ошибки. И нашёл неточность, допущенную инспектором, при оформлении постановления. А, именно, не был указан адрес Госпожнадзора, что являлось обязательным. Это радовало и давало шанс поменять статус обвиняемого на обвинителя. До получения постановления он ещё сомневался, стоит ли ввязываться в сколку, но именно сумма две тысячи рублей его завела окончательно. Если бы его оштрафовали на одну тысячу рублей, он ещё бы подумал, стоит ли ломать копья, но за две тысячи рублей он готов был загонять воробья в чистом поле. Семенов решил полученный негатив выплеснуть наружу, но передумал.

– По процедуре вопросы есть? – спросил Мулькин.

– По процедуре вопросов нет, но я ещё с вами встречусь, – ответил Владимир Александрович и после небольшой паузы уточнил: – В ближайшее время.

– Вы меня пугаете? – раздражённо воскликнул майор.

– Да, что Вы! Все мои действия будут строго в рамках правового поля, – моргнув глазами, мол, мысли, что хочешь, пояснил Семёнов. Про себя подумал: Чтоб, я видел тебя на костылях, а ты меня – одним глазом. Но вслух произнёс: – Всех благ и здоровья. Богатства и тепла...

 

Продолжение следует...

Комментарии пока отсутствуют ...

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование