На дорожке валяются ветви сосны, сбритые осколками прилетевшего снаряда. Пахнет горьким дымом, кусты и деревья обгорели.
Гляжу на полысевшую сосну, на завал из срубленных деревьев вокруг и вспоминаю...
…Как всего чуть более двух недель тому назад, в последних числах мая на этих сосновых ветвях вальяжно свил себе гнездо...
Но, впрочем, обо всём по порядку.
В мае 2023 года шквальные обстрелы нашего города Шебекино артиллерией и РСЗО Украины перемежались уже и ночными автоматными перестрелками, случающимися теперь совсем рядом. Проснёшься эдак часа в два-три ночи, напряжённо вслушиваешься – гадаешь, что там на границе происходит? На фронте, который всего-то в километре от твоей сонной постели... от твоего уюта и размеренного быта ... от твоего сада и... леса.
Да, лес вокруг.
Тёмной стеной нависает он над нами.
Лес начинается почти у наших ворот и идёт, идёт, перешагивает через речку-милашку, всю в белых и жёлтых кувшинках, шагает по холмам, низинам... И соснячки, и дубравы, и березняк...
Кто же сегодня пробирается тропами и по буеракам? Под чьей ногой хрустнул сучок?
Кого скрывает густая хвоя и новенькая цвета майской зелени листва леса?
Не знаю я о том, зато знаю о сообщениях, что рядом скопились многие силы озверевших нацбатов «неньки» и наёмников из числа ошалевших от русофобии поляков, вышвырнутых из ВС США наркоманов и иных. По рассказам, они уже в сопредельном Волчанске, городе-близнеце Шебекино. Трудно удержаться и отогнать мысли о недавнем набеге ДРГ на Грайворон. Страшно подумать о цинично издевающихся вырусях ВСУ…
В общем, лесное соседство впервые показалось не благом, не манной небесной, а неудобством, вызывающим опасение, особенно на фоне бьющих по нервам ночных автоматных очередей в темноте.
Ночь, полная темень за окнами...
– Слушай, к нам через забор лезут...
– Смотри-ты, вон фонариком второй светит...
– Уже у нас под балконом... Кто это?
– Темно, не видно... Знаешь, я сейчас пальну из карабина!
– Погоди, погоди ...
Но он уже схватил карабин...
И что же? В этот момент в саду раздался приглушённый уютно-культурный женский голосок:
– Мурзя, Мурзенька, ты где, малыш? Игорёк, свети на сосну – он там, кажется...
Соседка ищет в нашем саду своего кота... Вот прямо сейчас и ищет! Гротеск какой-то!
Муж заорал, выпуская злое напряжение последних секунд:
– Вы что там, кошку ищете?
А в ответ вежливое и недоумённое:
– Простите, у меня Мурзенька убежал... К вам заскочил.
– Значит, – ехидничает муж, – вы тёмной ночью ищете чёрную кошку?
– Ой, да! Вы его знаете, Мурзю? Он такой чёрный и у него зелёный ошейничек от блох... Я сыночке сказала мне посветить и к вам через забор, извините, перелезла, он же у вас, Мурзя. Вон он – вон, видите, зелёным ошейничек светится! Вон, на нижней ветке! Кис-кис-кис, Мурзинка, мальчик, иди к мамочке...!
Чтобы не вышло чего, ещё более непредвиденного, я крепко ухватила мужа за руку:
– Держи себя в руках...
– Правильно, и ты меня попридержи, а то я ей сейчас могу накостылять... умнице!
А снизу женщина озабоченно поинтересовалась:
– Ой, а вы, мужчина, мне не поможете котика с сосны снять, видите, он сам не может, бедненький...
– Нет!!! Вы что, хотите, чтобы я в три ночи за чёрными кошками по соснам лазил? Идите домой, по добру по здорову, будем утром разбираться! Всё. Через калитку идите, не по заборам ...ночами...понимаешь!
Грустно вздыхая, дама удалилась.
Возмущение от происшествия как-то полностью притушило впечатление и от автоматных очередей, и от громких раскатов взрывов невдалеке...
– Вот... чудачка, ты подумай! Нет, ну ты просто подумай, кошку ей ночами с деревьев снимай! Урожай, понимаешь, шишек получай себе ...на голову...
– Ладно, угомонись, спи, завтра вставать рано...
– И тут ещё эти громыхают! Да заткнитесь вы все!!!
Странно, но все заткнулись.
Утром, когда озорные майские зайчики пробрались меж штор, я подумала: что там Мурзик?
Утренний холодок, весёлое разноцветие аквилегий у дома, яркие полосатые розетки хост, прозрачная вязь молоденьких листьев шелковицы, свист и щебет... Радость и зелёный огонь весны!
А за калиткой уже маялась дама-кошатница:
– Доброе утро, а лестница у вас есть?
– Да к чему же лестница?
– А как Мурзю достать?
Я поглядела вверх.
Невысоко, на самой нижней ветке сосны, прямо на пушистой подушке из игл дремал, свернувшись в клубочек, чёрный котик с зелёным ошейником...
– Не нужна нам лестница, так достану..
– Вы что, – испугалась дама, голос прямо задрожал в истеричной нотке, – его стряхнуть хотите? Ой, не дёргайте за ветку, не надо, он убьётся!
Да знаю я этих кошек, они ленивые и настырные. Помню, мой таец Санёк тоже на дереве сидел и всем своим видом показывал, мол, какой он несчастный, снимите его, спасите, ну будьте людьми! Но тогда это был дуб, и сидел Санёк очень высоко – не залезть ни мне, ни детям. Битых три часа мы изыскивали способы снять кота с дерева... Идиоты.
Кота. С дерева. Потом мы отчаялись и направились через лес к ближайшему жилью.
Увидев, что театр окончен, Санёк разочарованно вздохнул, «пожал плечами»: что с них взять, шуток не понимают; после этого спокойненько слез сам и вприпрыжку помчался нас догонять: ну что, домой уже пошли?
Так что больше я на эту кошачью удочку не ловлюсь.
Коты – от рождения верхолазы. Раньше у электромонтёров были железные скобы на обуви для подъёма на деревянные столбы, назывались эти скобы «кошачьи когти» или просто «кошки».
Не зря, наверное?
Я решительно подёрнула за хвою кошачьей лежанки:
– Вставай, соня, и быстро слезай, домой пора, хозяйка твоя извелась до края.
– Ой, не трясите ветку! Ой, упадёт!
– Упадёт? Уважаемая, это кот. Причём, ваш. А вы его совсем не знаете. Вот почему он ко мне сбежал? Может быть, дома его залюбили, ограничениями замучили? А у меня – сад, полёвки, бабочки – лови, не хочу! Полная свобода кошачьей жизни. Я его, вашего кота, уже не первый раз вижу, нравится ему тут, понимаю.
– А ну, слазь, гадость такая... в смысле – радость, конечно!
Я сильно рванула ветку.
Кот, поняв, что хитрость его раскусили, нехотя, задом, но весьма ловко стёк на землю по стволу и прыснул вглубь моего утреннего сада, подальше от любвеобильной хозяйки. К вольной жизни, свету, новым приключениям!
А огорчённая хозяйка горестно вздохнула и поплелась восвояси.
Как потом оказалось, к новым и абсолютно непрошеным событиям страшного июня 2023 года, когда она вместе со всем городом бежала прочь от воя снарядов, от взрывов и огня, от лопнувших оконных стёкол и ужаса, нависшего над нами.
Но тем утром я смотрела ей вослед, и моё раздражение от неуместности её ночного вторжения к нам исчезло, вдруг растаяло, уступив место пониманию и сочувствию.
И уже виделся мне не тёплый сиреневый май, а снег и яркий бесконечно морозный уральский день.
…Возле маленькой булочной Свердловска на январской хрустящей белизне среди высоченных сугробов стоит лошадь, впряжённая в сани. С саней двое работников споро сгружают открытые лотки с тёплым ещё хлебом и булками.
У лошади на морде навязан мешок с овсом...это торба...да?
У лошади от морды валит пар, он сразу превращается в иней. Поэтому голова лошади обрамлена белой игольчатой «шкиперской» бородкой ...
Лошадь смачно жуёт, изредка прядая ушами. Косит на меня карим глазом.
А мне восемь лет. Я замерла на месте и зачарованно смотрю на это чудо чудное, диво дивное, забыв обо всём на свете, о том, что мама не велела задерживаться, а велела сразу бежать из школы домой.
Он пришёл и сел прямо на снег в этот сильный мороз.
Он устроился под мордой лошади и смотрел, как она жуёт.
Он был большой и прекрасный.
Главное, Он был – ничей. Сразу подошёл ко мне на зов, принял кусочек школьной булки и побежал за мной. Вошли в подъезд. Мне даже не пришлось его уговаривать подниматься по лестнице. Он даже сам бежал впереди, иногда вопросительно оглядываясь, выше? Я открыла дверь своим ключом, и мы вошли. Мой обед он «уговорил» в два счёта. Я устроила его на единственное тёплое место в «хрущёвке» – на батарею – сама села рядом, на пол. Гладила...Он начал петь мне песни. Я слушала – слушала...и заснула.
Проснулась уже на кровати. Было темно. Я вскочила. На кухне горел свет, и мама рассказывала что-то папе. Слышался её возбуждённый быстрый говор:
– И ты представляешь, грязный, одноглазый...весь в лишаях! И она с ним в обнимку!
... Я побежала на кухню.
– Где Он?
– Кто?
– Он! Мой Кот!
– Это тебе приснилось...Ты заснула у батареи, я тебя перенесла на кровать...
А потом прошло время. Я выучилась и вышла замуж. И вот однажды...
Однажды мой маленький сын сказал:
– Мне подарили котёнка.
И вытащил из-за пазухи светленький комочек.
– Это кошечка.
– Девочка?
Мне представились ободранные занавески, шерсть на диване, креслах и в постели, даже в котлетах и супе. Жуткие будни с ордами орущих подзаборных котов, осаждающих и дерущих когтями мою дверь, требующих даму их котовьего сердца выйти. И её сумасшедшие, постыдно-эротические вопли, бешенные глаза... И я твёрдо сказала:
– Как назовём?
Однажды через месяц наша О-Сан (я тогда увлекалась романами древних японцев) сидела на ковре и вылизывалась на весеннем солнышке.
И вдруг до меня дошла одна особенность её анатомии!
– О-Сан! Ты что? Мальчик? – от шока я просто осела на пол...
Недоумевая, чем она (он теперь!) вызвала такие сильные эмоции, бывшая О-Сан (теперь просто Санёк) подбежала ко мне, заглядывала в глаза...
Так мы и узнали, что наш котёнок – мальчик. Драчливый и преданный таец. С положенными заломами на хвосте и собачьим сердцем. Тайские кошки – мы ошибочно зовём их «сиамы» – вследствие близкородственного скрещивания имеют поголовно заломы на хвосте. И слабое здоровье. В тайских преданиях, кстати, эти заломы хвостов королевских кошек (тоже не имевших свежей крови, так как проживали во дворце крайне закрыто, замкнуто) объясняются легендой о принцессе, ходившей купаться вместе с преданной кошкой. Однажды кошечка сронила кольца принцессы, которые та нанизывала любимице на хвост перед королевским купанием. Но ничего, на следующий раз принцесса завязала кошке хвост узлом, и кольца более не падали, а все мурлыки-тайцы в память об этом событии теперь поголовно щеголяют заломами.
Много лет жил наш кот с нами. И вышло так, что в нашей семье он стал самым взрослым. И хозяином.
Он переезжал вместе с нами, по-своему уговаривая нашего пса, что ничего, приживёмся и на новом месте.
Он гулял с нами по лесам как собака, слушался команд, бежал рядом. Он утешал меня в тяжёлые, страшные годы межвременья, когда моя страна пыталась выжить в угаре разграбления её пришлыми и дикими насильниками, уговаривал не падать духом, уверял, что всё непременно образуется...Он потратил много сил, чтобы создавать уют и радость в его доме, где он безусловно был «старшим».
Но ничто не вечно под луной. И приходят старинные строки древнего японского поэта Сайгё:
«Нетленное имя!
Вот всё, что ты на земле
Сберёг и оставил.
Сухие стебли травы –
Единственный памятный дар...»
Сухие стебли травы шумят под берёзой.
И стоит под ней странный черный камень, загадочный, как и твои глубокие зрачки, уводящие вглубь Вселенной, мой Кот.
И теперь, в прифронтовом Шебекино, сотрясаемом ударами снарядов ВСУ, я глядела вослед соседке и думала, что война – она для всех. И для тех, кто безраздельно доверился нам – тоже.
А потом навалился июньский день, когда весь город, как отроившийся пчелиный рой снялся с места и, несомый жгучими вихрями войны, смятенно вылетел из родных стен. Город смотрел нам вослед, вздрагивая и покачиваясь стенами под огненными смерчами, бьющими с западной стороны. Почти на месяц единственными обитателями города и окрестных сёл стали только кошки, собаки и иная живность. Повезло тем из них, кого хозяева успели выпустить «на волю». Многие, слишком многие оказались заперты в четырёх стенах без воды и еды. Наперекор взрывам волонтёры делали, что могли. Но иногда было слишком поздно…
Мы же вернулись в город почти сразу…В нашем саду в наше отсутствие поселились две бывшие хозяйские кошки, промышлявшие мышами полёвками и тем, что мы им выставляли.
Но Мурзик исчез из моего поля зрения.
Навсегда.
Что стряслось с ним?
Увезла ли его хозяйка в эвакуацию? Умер ли он от тоски, бесцельно слоняясь вокруг родного, но пустого теперь дома? Пал ли лёгкой добычей выпущенных и одичавших от ужаса и голода бывших домашних собак?
Не знаю.
Но более я его не видела.
Увы.
