«Да, я от мира наглухо закрыт…» / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

***

Могу констатировать смело,

Что сделать, коль мир наш таков,

Планета не поумнела

За двадцать последних веков.

Такая тенденция будет,

Боюсь, сохраняться и впредь,

Поскольку, как видим мы, люди

Не склонны с годами умнеть.

Плюс, с умными столько мороки,

И дело частенько лишь в том,

Что проще плодить недалёких,

Не блещущих ярким умом.

Кто в свойственной многим манере

Подвержен влиянью кликуш,

В плену вековых суеверий,

Раз верит в различную чушь.

И пусть признавать неохота

Сей факт, и тогда и сейчас

Такая, простите, «работа»

Ведёт к оглуплению масс.

И что ещё более страшно,

Лишает и сводит на нет

Последнего разума старших,

И младшим не даст поумнеть.

***

Отыщешь школьную тетрадь.

Попросишь помощь друга.

Пойдёшь в кружок «Хочу всё знать»:

Про квадратуру круга,

Про тайны вечной мерзлоты,

Откопанных пристанищ

Далёких предков, коих ты

Практически не знаешь.

Зато всё взять не можешь в толк,

Болезненный и бледный,

Что давит атмосферный столб

На всех одновременно.

Что состоим, сплотив ряды,

На семьдесят и боле

С тобой процентов из воды

Помимо нашей воли.

И до заумностей пока

Не время и не место,

Раз лепит нас одна рука

Всё из того же теста.

***

«Дорогу осилит идущий»

Восточная поговорка,

А может, всё это не с нами

Случилось в те годы, когда

Мы шли, и земля под ногами

Бредущих была не тверда?

Предательски скользкая почва,

Плюс леса сплошная стена.

Одно отпечаталось прочно,

Что вера в успех не прочна.

А значит всё пуще и пуще,

Вон сколько их — памятных дат:

«Дорогу осилит идущий»

Тебе на собраньях твердят.

Не верь никаким кривотолкам,

И раз ты попался в их сеть

Со всеми всерьёз и надолго,

Успеешь сто раз облысеть.

А в старости будешь часами

Зациклен на мысли одной:

А может, всё это не с нами

Случилось тогда? Не со мной?

Жизнь коротка

«Жизнь коротка»

Гиппократ

«Жизнь коротка». Продлись хоть сотню лет.

Да хоть все двести. Ёмка и крылата,

Таков её незыблемый сюжет,

Дошедшая к нам фраза Гиппократа.

«Жизнь коротка». Заносчивая знать,

Все короли, придворные и свита,

Казалось бы, должны об этом знать

И чувствовать, на то они — элита.

Но видно вседозволенность слегка

Напоминает некую беспечность.

Жизнь только для кого-то коротка,

Для них, они считают, длится вечность.

И сей посыл столь глубоко проник

В сознание людей такого рода,

Что кажется уже им — не про них

Законы человеческой природы.

И лишь спустив всё в жизни с молотка,

Любой из них, проснувшись среди ночи,

Осознаёт — а жизнь-то коротка

И с каждым днём всё более короче.

***

Простые люди, знаю, они есть,

Живут простыми, в общем-то, заботами.

Страдают, любят, ждут благую весть,

А главное, без устали работают.

О чём-то громко спорят. Не остыв,

Ругают по чём свет законодательство.

Ведь им всем нужно выжить в непростых

Порою драматичных обстоятельствах.

И людям непростым пора принять,

Пока ещё не поздно, во внимание,

Что хватит бесконечно усложнять

Условия их сосуществования.

Богатые у Бога не одни,

Но без людей простых, не шибко грамотных

Довольно быстро вымрут и они,

Как динозавры, ящеры и мамонты.

***

Мне некому сказать: «Друзья, коллеги!

Спасибо вам за наш совместный труд!»

Мои коллеги — жалкие калеки

Сей пафос, полагаю, не поймут.

Мои коллеги сводят еле-еле

Концы с концами много лет подряд.

К тому ж по большей части пустомели,

Что выслушать друг друга не хотят.

И жалкое влачат существованье,

Не перейдя с судьбой своей на ты,

Вдали от эпицентров процветанья

В объятиях нужды и нищеты.

Не рыцари, сеньоры или лорды,

И не «графья», но слово «человек»

По-горьковски торжественно и гордо

Звучит в устах приятелей-коллег.

***

Слои, прослойки, кланы, касты,

Страстей нешуточных накал.

Что ж, принцип «разделяй и властвуй»

Ещё никто не отменял.

Вчера лишь спорили, а ноне

Нам подают из раза в раз

В одном занюханном флаконе

Трагикомедию и фарс.

Звучит мелодия для флейты,

Признайся в одночасье мне,

Кто ты, а значит и на чьей ты

Стоишь сегодня стороне?

Кого «закроют» по старинке.

Кто позубастей, тех — под суд.

Кого на «голой вечеринке»

Под белы руки загребут.

Кто веселился до упаду

Всю ночь, попали под статью.

А остальных, (борзеть не надо),

Прижмут, как миленьких, к ногтю.

Но в общем-то простому люду

До их пробдем, как до Луны.

Ведь «звёзды» светятся, покуда

Вниманьем не обделены.

***

Открыть Америку нетрудно.

Тем паче, первый раз ступив

На чью-то землю, выйдя с судна

И только тут сообразив,

Хоть мир наш в самом деле тесен,

Но в силу косвенных улик

И всех прикидок, неизвестен

Покуда данный материк.

И сколь бы ни был наш Создатель

Велик и все его черты,

Да только первооткрыватель

Сих мест, не кто-нибудь, а ты.

Довольно воплей и истерик,

«Колумб», умерь свой аппетит.

Вопрос открытия америк

Давным-давно уже закрыт.

Географическая карта

Приобрела текущий вид.

Хоть снова многим непонятно,

Кому и что принадлежит?

***

Не начинайте речь с подвоха.

Не проверяйте на излом.

Поэт бессилен пред эпохой,

Её невежеством и злом.

Поэт вращается в системе,

Но верит собственным глазам.

Быть должен непременно в теме,

Но темы выбирает сам.

И хоть поэтам и сподручно

Порой стремиться в никуда,

Они и время неразлучны,

И в том их главная беда.

***

Мой поэтический запасник

возможно и не так велик,

как и не столь разнообразен

мой поэтический язык.

Здесь не прочувствовал, там недо-

дожал иль вовсе недобрал,

но поэтическому кредо

я своему не изменял.

Да и писал не из расчёта

прославиться, а чтобы мог

читающий прочесть и что-то

(всё ж три эпохи), между строк.

И не проныра и пройдоха,

что приспособится к любой,

а тот, которому эпоха

и жизнью стала и судьбой.

Кто б мог на собственном примере

и на примере остальных

увидеть, как менялось время,

и как оно меняло их.

***

«На творителей и вторителей

Мир разделен весь».

Н. Глазков

Кто ты, вторитель иль творитель

Не знаешь зачастую сам?

Но даже если и вторитель,

Послушно вторящий творцам,

Чьё творчество, как вдохновитель

И направляющая нить,

И постоянный побудитель

Пытаться самому творить.

Читатель въедливый и зритель,

С самостоятельным лицом,

Сравнит, как ревностный ценитель,

Твоё творенье с образцом.

Да только может ли, скажите

Или развейте данный миф,

Создать творенье сочинитель,

Кого-то чуть не повторив?

***

Дед виноватый без вины.

Бессменный часовой на вышке.

Историю своей страны

Обязан знать не понаслышке.

Чрезвычайный комитет

Или иная консистория.

Кто знает, через сколько лет

Ещё напишут всю историю?

Ну а пока в глухой норе

Сидишь, задвинув занавески,

И смотришь «Ленин в Октябре»,

«Чапаев», «Александр Невский».

Стесняешься в калашный ряд

Своё свиное сунуть рыло,

И веришь много лет подряд:

Кино не врёт, всё так и было.

Дел заведённых стеллажи.

Надежды, что пошли все прахом.

Интеллигенция дрожит,

Как и положено, от страха

И вновь открыть боится рот.

И пусть кругом всё дорожает,

Кино по-прежнему не врёт,

И невиновных не сажают.

***

У закоснелых маразматиков

Подход заведомо простой.

А чтоб сказали наши классики?

Державин, Пушкин и Толстой.

Дай волю этим господам,

Они б и ныне, как когда-то,

Развесили по всем углам

Их афоризмы и цитаты.

И жизнь текла бы каждый час

Всё по тому же трафарету,

И классики давили б нас

Своим былым авторитетом.

Над миром, также как вчера,

Витали б прежние устои.

А может быть пришла пора

Оставить классиков в покое?

Взгляд сыновей и взгляд отцов

Имеют право отличаться.

И классики в конце концов

Могли когда-то ошибаться.

Но продолжает много лет,

Как бы порою не хотелось

Чего-то нового, довлеть

Извечная закостенелость.

И на вопрос весьма простой

Державин лишь разводит плечи.

А Пушкин, как и Лев Толстой

Самим себе противоречат.

Но рано рвать нам с ними нить,

И как никто другой здесь кстати,

Готовый перезагрузить

Их закоснелый маразматик.

***

Во всём, друзья, необходим талант.

А говорить мы можем что угодно.

Разучивает юный музыкант

За стенкой то ли скерцо, то ли рондо?

У каждого в шкафу есть свой скелет.

Возможно это правда? Может бредни?

Пижон, «как денди лондонский одет»,

А вдуматься, какой он, к чёрту, денди?

Талантов нет особых, ну и тьфу,

Наплюй на них, твоя судьба иная.

Пускай скелет, что прячется в шкафу,

Кого-нибудь другого донимает.

Ты не поэт, не маг, не чародей.

Не модный беллетрист или прозаик.

Живи, как большинство других людей,

Живущих без подобных притязаний.

Уж лучше так, чем вечно прятать в стол

Рождаемые в муках строчки, или

Внушать себе и остальным, что мол

Ты гений, но тебя не оценили.

***

Потускнела, поблекла натура.

Стал тяжёлым со временем слог.

Не беда, коль жива конъюктура,

Напечатаешь что-то, даст бог.

Кто б ты ни был: писатель-халтурщик

Или так лишь — поэт-графоман,

Если наш человек — конъюктурщик,

Не на первый пусть, выбьешься план.

Не блеснёшь остроумным экспромтом,

Но всем прочим писакам под стать

Будешь общую линию фронта

Литтусовки с успехом держать.

Да, не будешь искать вдохновенья,

Но под общий призывистый гам

Во весь голос без тени сомненья

Дашь отпор всем идейным врагам.

Удостоишься в жизни едва ли

Ты почётных критических стрел.

Это ж Зощенки вечно в опале,

И Ахматовы вновь не у дел.

***

Есть в мире ценности, цена

Которых многим не ясна,

И мы не понимаем даже,

Их выставляя на продажу,

Насколь существенна она?

А есть, что тоже не секрет,

Цены которым просто нет.

Вселенской мудрости частицы,

Чьи пожелтевшие страницы

На мир наш проливают свет.

Но век жесток наш, и по мне

Нет смысла спорить о цене,

Раз человек, души не чая

В предмете, цену назначая,

Подавлен, будучи на дне.

Всем надо выжить, кровь из носа,

Но нет, как говорится, спроса,

И пусть вокруг убеждены,

Что главное вопрос цены,

Куда важней цена вопроса.

***

Когда ты обратишься к Богу с жалобой

Иль молишься, неистово крестясь,

То налицо великого и малого

Почти прямая действенная связь.

Один отвергнут всеми, кто-то немощен —

Не вечна человеческая плоть.

А третий загружает Бога мелочью,

На то он, полагая, и Господь.

Но в принципе все люди одинаковы,

Раз каждым человеком движет страх.

А Бог один и должен слышать всякого,

И мир и люди — всё в его руках.

И кто-то в меру набожный, несмелый

Надеется на Бога одного.

А кто-то зачастую между делом

И что-то провернёт в обход его.

Но и поныне целый, невредимый,

Доживший до восьмидесяти пяти —

Живой пример, что неисповедимы

Воистину все Господа пути.

***

Для большинства из нас не ново,

Пытливые лишь сбились с ног.

Итак — вначале было Слово,

И Слово это было — Бог.

В Писании Священном сказано,

А в тонкости не суй свой нос.

А как, когда и кем доказано,

Не столь существенный вопрос.

Не лезь в заоблачные сферы,

Всё разумом нельзя объять.

С годами научись на веру

Хотя бы что-то принимать.

И не хватает лишь немногого,

Чтоб заслужить небесный рай.

Как говорится, Богу Богово...

Но кесарю своё отдай.

***

Как будете в храме, отвесьте

Святым нашим низкий поклон.

Спасает края наши, веси

Намоленность старых икон.

То мягче, то ближе, то строже

Её благообразный вид.

Икона подскажет, поможет,

Коль надобно, чудо явит.

Страдая за общую Веру,

За правду, народ и людей,

Святые нам служат примером

Всей праведной жизнью своей.

И ты каждый раз помолившись,

По новой берёшься за гуж

И боле уже не боишься

Наушников, ведьм и кликуш.

В скиту и в часовне, и в храме

И в красном углу, испокон

Веков охраняет нас с вами

Намоленность русских икон.

***

Я не люблю всё, что мешает жить:

Преодолений, трудностей, препятствий.

И если спросят: «Быть или не быть?»

Мой выбор будет — не сопротивляться.

Я сам себя определил в тюрьму.

И в ней, как узник с многолетним стажем.

И с рабскою покорностью приму,

Что мне в тюрьме предложат и навяжут.

Да, я от мира наглухо закрыт.

Но в этом добровольном заточенье

Я счастлив, ибо мой тюремный быт

Устраивает всех без исключенья.

И пусть в тюрьме моей и не бог весть

Как здорово, я в некотором роде

Почти что горд, и счастлив предпочесть

Её так называемой свободе.

***

Дал богу Бахусу обет.

Не по твоей ли, брат, наводке,

Или таких, как ты, рецепт

Изобретён российской водки?

А ежели и так, ну что ж,

Для всевозможных посиделок

Рецепт действительно хорош,

Жаль только множество подделок.

И если водку — эксклюзив,

Что соответствует рецепту,

Ты можешь выпить, закусив,

И чувствовать себя эстетом.

То от раскрученных умело

И узаконенных в правах

С ней многочисленных подделок

Болит нещадно голова.

***

Мы сбились со счёта, в который уж раз

Не можем никак разобраться.

Свобода в итоге важнее для нас?

Иль всё же важней безопасность?

То видим «свободы» живые ростки,

Как «крышу» снесло у народа.

То вновь зажимают нас с вами в тиски,

И так не хватает свободы.

Не зря, кто мудрее, привыкли считать,,

Что как не нужны нам всем гласность

И право свой путь для себя выбирать,

Важнее всего безопасность.

К чему многочисленных прав хламудьё?

К чему демократии всходы?

Коль жизнь всем дороже, а ради неё

Не грех поскупиться свободой.

Конечно, столь многим любезный соблазн,

Мотив абсолютной свободы,

Так мир наш устроен, и дальше не раз

Ещё взбудоражит народы.

Но лучше, поверьте, прослыть палачом

Свободы, чем сбившимся в шайки

Дать волю, покуда опять не начнём

По новой закручивать гайки.

***

«Человек — нечаянная, прекрасная, мучительная

попытка природы осознать самоё себя».

В. Шукшин

Везде, не только в глухомани

Российской, что ни говори,

Наш человек бывает странен,

Причём, как внешне, так внутри.

И в странностях души не чая,

То разглагольствует сполна

С друзьями, где за чашкой чая,

А где за рюмкою вина.

То обсуждает с первым встречным,

Презрев порядок и уют,

Вопросы из разряда вечных,

Что вновь покоя не дают.

И пусть в них преуспел не шибко,

Знай, лезут, душу теребя

Ему, как тшетная попытка

Природы осознать себя.

Художник: А. Шишкин (из открытых источников).