«Песни западных славян» А. С. Пушкина – история и современность / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

Давно известно, что Пушкин – это наше все; универсальность его творчества позволяет нам в разные годы жизни, в юности и в зрелые годы, в печали и в радости, в сомненьях и в спокойном состоянии духа, открывая наугад книгу нашего великого поэта, находить строку ли, четверостишье или даже целое стихотворение сообразно потребности и настроению. Возможно, отчасти это совпадение происходит потому, что сознательно или бессознательно мы сформированы во многом его стихами, и нет другого имени для всех, думающих, говорящих и понимающих по-русски, которое бы нас объединяло в гармонии и красоте!

И на этот раз, перед конференцией – томик Пушкина случайно («и чем случайней, тем вернее!») открылся он на «Песнях западных славян», вот текст под номером двенадцать, и называется она «Воевода Милош» (1):

Над Сербией смилуйся ты, Боже!

Заедают нас волки-янычары!

Без вины нам головы режут,

Наших жен обижают, позорят,

Сыновей в неволю забирают,

Красных девок заставляют в насмешку

Распевать зазорные песни

И плясать басурманские пляски…

Листаю далее – «Видение короля»:

Было тихо. С высокого неба

Город белый луна озаряла.

Вдруг взвилась из-за города бомба,

И пошли басурмане на приступ.

Около слова «бомба» стоит циферка «7» – смотрю в примечания, читаю «анахронизм».

Известно со школы, что в истории создания Пушкиным «песен западных славян» присутствует мистификация: это перевод с французского языка сборника баллад – произведения известного писателя и исследователя Проспера Мериме, изданного в Париже в 1827 году. В момент создания «Гюзлы» (Гусли) Мериме было лишь двадцать четыре года, он на четыре года моложе Пушкина: врожденный вкус молодого, озорно настроенного литератора к розыгрышам сочетаются у него с романтическим восприятием жизни «западных славян» – на самом деле речь идет о южных славянах – сербах, их характер он очень правильно прочувствовал и изобразил.

Произведение Мериме состояло из двадцати девяти баллад, воспевающих величие и героизм народа, который напрягал свои силы в беззаветной борьбе за свободу против иноземных поработителей. Пушкин включил в свои «Песни западных славян» переработку одиннадцати баллад «Гюзлы», к которым он обратился только в 1835 году (напомним, что написаны они были ещё в 1827 году).

Остановимся отдельно на отзыве двух писателей друг о друге – нашего национального гения и прекрасного французского прозаика, всемирную известность которого обеспечило, как это ни парадоксально, написанное не им либретто по его новелле к гениальной опере Жоржа Бизе «Кармен». Вот слова Пушкина из его предисловия к «Песням»: – «сей неизвестный собиратель был никто иной, как Мериме. Острый и оригинальный писатель, автор «Театра Клары Газель», «Хроники времен Карла IХ». «Двойной ошибки» и других произведений, чрезвычайно замечательных в глубоком и жалком упадке нынешней французской литературы. Поэт Мицкевич, зоркий и тонкий критик, знаток славянской поэзии, не усомнился в подлинности сих песен…» А вот слова Мериме о Пушкине: – «У Пушкина поэзия чудным образом расцветает сама собой, из прозы…, он обладает умением известное выразить самым оригинальным образом. Поэзия ищет правды, а красота является сама собой». Остановимся на последней фразе – на наш взгляд, это одно из самых удачных определений поэзии. Мериме пережил Пушкина на тридцать три года – для него Пушкин был лучшим продолжателем всей мировой литературы – он говорил об этом в присутствии Виктора Гюго, в то время признававшегося лучшим из поэтов Франции. Думаю, лестные отзывы писателей друг о друге – явление не такое уж и типичное и говорят прежде всего об осознании ими сходного пути – от романтизма к реализму; именно поздние произведения Пушкина, вершина его творческой зрелости, мало понимания находили у современников. Добавим только, что Пушкин читал Мериме в подлиннике, перевод произведений французского писателя на русский язык был осуществлен значительно позже, когда Пушкина уже не было в живых. Как познакомился с творчеством Пушкина Мериме – у нас сведений на данный момент нет.

Вернемся к содержанию «Песен» – Мицкевич не усомнился в их подлинности! – и был по-своему, поэтически, прав. Обратимся к сербским песням, приведенным в хрестоматии по зарубежной литературе (2), вот название одной из них: «Вук клевещет на Милоша». В примечаниях Вук Бранкович – правитель старой Сербии. В народных песнях изображается предателем, изменившем своему народу на Косовом поле. Косово – знак духовно-культурной идентификации нации. Вук старается оклеветать лучшего сербского богатыря Милоша. Король Лазарь верит наветам Вука:

За Милоша Обилича я выпью

Прежде верный, а теперь неверный.

Завтра ты на Косовом изменишь,

Перейдешь к турецкому султану.

В примечаниях указывается, что в разгар битвы на Косовом поле сербский боярин Милош Оборич проник в лагерь султана и убил его. Но битва окончилась победой турок, и король Лазарь, и воевода Милош погибли. Решающая битва произошла на Видов день – 15 июля 1389 года.

Наблюдается явная актуализация народных песен, песен о событиях, в свое время сплотивших сербов в нацию. Через народную песню события эти вошли в плоть и кровь каждого серба, а само Косово поле стало знаковым пространством, вошло, образно говоря, в генетический код нации:

Сербы Милоша не позабудут,

Сербы Косова не позабудут.

А зачем о Вуке ты спросишь?

Отец Павел Флоренский пишет о самом понятии имени: – «Имя – некий высший род слова… Духовная сущность его постигается преимущественно вчувствованием в звуковую его плоть. С некоторыми именами связывается в истории некий определённый вид общественных отношений и характер вытекающих отсюда событий. Отчасти такая историческая типология этих имен при желании может быть выведена из привычек мысли и чувства, прочно осевших на некоторое имя вследствии исторических очень ярких совпадений, и из образовавшихся затем понятий склонности пользоваться таким именем как лозунгом соответствующего смысла… Такое имя сделалось глазом бури, воронкою водоворота, возбуждающим вихревые движения в обществе, лишь только приходится иметь дело с этим именем. Это – лишь малая часть признания исторической силы подобных имен.» (3).

Прошу прощения за пространную цитату, но своими словами всех нюансов не передать: так, имя Милош для сербов относится именно к тем, о которых пишет Павел Флоренский ( суффикс «ич» во всех славянских языках означает отчество, то есть фамилия «Милошевич» воспринимается какой-то частью нации как метафизически как сын того самого, легендарного Милоша.

В девятнадцатом веке собиратели и исследователи народных песен и баллад единодушно признавали сербские лучшие среди всех славянских песен, отмечалась ими также пронизанность всей жизни сербов песнями. Но песни о Косове особые – после поражения народу нужно хотя бы в песнях утешить себя, укрепить дух нации для дальнейшей борьбы. Творцы Косовских песен жили, вероятно, в разное время и испытывали не только фольклорное, но и церковно-книжное влияние: южнославянские церковники содействовали популяризации «Косовской легенды», бродячего, постоянно расширяющегося мотива хроник. Ни один из творцов этих песен не в силах дать конкретного описания битвы, этого не позволяли средства народного эпоса, интерес творцов этих писем сосредоточен обработке этих «хроник» Пушкиным-Мериме). Косово – трагический, насыщенный высоким фон для осуществления героями своего предназначения.

Косовская тема волнует и современных поэтов Югославии:

До Косова мы не имели понятия

Как много у нас предателей,

Если бы на Косово не сражались,

Кто мы – так бы и не узнали

Пишет Драган Лакиевич (перевод Ивана Чароты). Есть у Лакиевича стихотворение, называющееся «Косовская ночь»:

Тишина, шире небесного свода

И вот уже более шести столетий

В молчании траурном даже дети…

Некому вспахивать поле боя-разбоя

И землю Сербии будить ранней косьбою.

Во мраке этой землей с кровавыми росами

Прошли мертвые женихи девушки Косова.

В 1999 г., в белорусском журнале «Всемирная литература», была напечатана подборка современных поэтов Югославии в переводах И. Чароты – все стихи были написаны до начала трагических событий на Балканах, но звучат так, будто написаны прямо сейчас. Мы начали это сообщение с Пушкинской строки из «Песен западных славян»:

«Над Сербией смилуйся ты, Боже».

В своём итоговом, классическом стихотворении «Памятник» наш великий поэт сказал так: «И славен буду я доколь в подлунном мире жив будет хоть один пиит» – не гражданин, не читатель, а именно пиит. Эти строки позволяют написать свой парафраз на цитированные в начале этого опуса строки:

Над Сербией смилуйся ты, Боже!

Заедают янки-псы из НАТО,

И в гробах железных – в самолетах

Над живыми мертвые летают.

И бомбят их города и села.

Всюду кровь и пепел, гибнут дети,

Косовская девушка-невеста

Женихов убитых вновь встречает.

Поджигают нефтяные склады,

Отравляя почву, воду, ветер,

А вину за эту катастрофу

Внаглую на жертву возлагают.

И молчат славянские народы,

Думают – сия минует чаша…

Над Сербией смилуйся ты, Боже!

Просвети, очисти души наши.

К пятнадцатилетию начала бомбежек Белграда силами НАТО.

Литература:

1. Пушкин А. С. Малая серия библиотеки поэта, т.1, Ленинград, 1949. Советский писатель». Песни западных славян», с. 213-240.

2. Хрестоматия по зарубежной литературе. М. Просвещение, 1975, с. 231.

3. Священник Павел Флоренский. «Имена», стр. 5-6, Москва, Художественная литература, 1989 г.

4. Чарота И. А. Переводы сербских поэтов. «Всемирная литература», 1999 г. №3. с. 29-30.