Тактовик – с его переменным нравом ударения – идеально соответствует пейзажу и метафизике, метафизическому пейзажу души, если угодно; но он же способен вместить в себя столько реальной, бытовой и жизненной плазмы, что плотность стиха утраивается – в сравнение с использованием буднично-привычных размеров.
Иосиф Бродский – природный метафизик – открыл возможности тактовика годам к 27, точно создав в недрах русского языка вариант формы настолько ёмкой, что сложно предположить, что бы она не смогла вместить; и вызвав тем самым волну неумеренного попугайничества: подражать Бродскому казалось легко.
Подражать – но не повторить на новом витке, или новом этапе стиха разработанное им.
Если ранний Бродский привержен размерам традиционным для русской поэзии, и перлы приходится искать среди не малого числа проходных стихотворений, то разработав рудную жилу тактовика он, как бы, сделал шаг в сторону: любое произведение несёт печать авторства столь отчётливую, что подпись уже не нужна.
О! Бродский мастер жонглировать поэтической мыслью – иногда это кажется чрезмерно игровым, иногда заставляет думать по-иному, на других оборотах, но всегда дано блестяще, с высверком словесных алмазов…
Избыточность некоторых его вещей, в сущности, от избыточности жизни – с её переогромленностью, с громоздящимися колоннами вещей, с многообразией явлений: к сожалению, в основном трагического окраса; но вряд ли в русской поэзии можно найти стихи столь плотно заселённые реальностью, как «Представление», или « Новый Жюль Верн».
Мысль вращается, как строфа, часто возвращается к прежнему, темы уточняются на новом уровне: так «Одному тирану» переходит в «Резиденцию», и тема власти приобретает отчётливую формулу, с которой не поспоришь.
Спорить с Бродским вообще проблематично: он авторитарен в суждениях; порою, своеобразный тиранический взгляд на вещи просачивается и в стихи, не отменяя, впрочем, их великолепных достоинств…
Семьдесят лет – для истории вообще, и истории поэзии в частности, не много, и, конечно, интересно было бы заглянуть в грядущее – будет ли звучать Бродский лет, этак, через сто, особенно учитывая, что в одном из своих поздних интервью он утверждал - в будущем (в том, каком мы много прожили уже) поэзия не будет играть никакой роли.