 |
          |
|
 | ||
Мы и наши дети |
«Сифра ситыри»
Приангарье, поселок Брусничный. Самыми уважаемыми в нашей школе были учителя начальных классов. Считалось, что основу основ грамотности учеников закладывают именно они… С первым классом работала молодая, но достаточно опытная Анна Николаевна. Она обладала удивительно устойчивым оптимизмом, который был неподвластен ни плохой погоде, ни шалостям детей, ни плаксивости некоторых коллег в горькую годину. Анна Николаевна раза два-три за день заходила в учительскую и с весёлой шуткой, но без сарказма, говорила о своих учениках. Она рассказывала, что в её классе учатся двое детей, которые дружат с детского садика: Маша Распутина и Марат Халиуллин. И вот, почти каждый день аккуратная Маша на втором или третьем уроке тянет ручку и говорит: «Хочу на двор». (У нас нужники были во дворе.) Как только её отпускают, поднимает руку Марат: «Хасю тувалет». Марат татарин и плохо выговаривает некоторые слова, пояснила учительница. «И вот я стала задумываться, педагогично ли я поступаю?» Этот Марат был просто героем эпоса первого класса. «Чудо из чудес мой Марат, – говорила Анна Николаевна. – Не хочет произносить звуки правильно. Я говорю: «Смотри, Марат, это цифра три, это цифра четыре». Марат смотрит внимательно и говорит: «Сифра тыри, сифра ситыри». Надо бы логопеда, да где его взять». Но вот перед Новым годом Анна Николаевна проводит праздник прощания с букварём. Такова традиция. И все учителя идут на этот праздник, где, как на экзамене, первоклассники должны показать технику чтения и произношения. Свои умения должен показать каждый ребёнок. Каково же было удивление, когда маленький мальчик, от горшка три вершка, Марат, известный в школе как «сифра ситыри», на чистом русском языке громко продекламировал:
Мороз-воевода дозором Обходит владенья свои…
Потом ясно и внятно без запинки, нарочито чётко артикулируя каждый звук, прочитал доставшийся ему текст. Учительница улыбается и молчит. Её дети сдали первый в своей жизни экзамен.
Нельзя не любить …
Поселок Брусничный. В конце мая проходил заключительный в учебном году праздник – последнего звонка. В этот день школа прощалась не только с привычными урочными занятиями, от которых, по правде говоря, все порядком устали, но и с выпускниками – восьмиклассниками. Торжество прошло хорошо: родители благодарили нас, учителей, за работу с детьми, ученики преподнесли нам весенние жарки, председатель сельсовета вручил комсомольцам, «бойцам трудового фронта», премии за участие в ремонте школы, выпускникам вручили положенные свидетельства. В заключение праздника крепыш восьмиклассник Коля Бизитов взгромоздил на свое плечо кроху-первоклашку Машу Распутину, которая изо всех сил затрезвонила ручным колокольчиком, подавая последний звонок. Последний … У меня внутри защемило: это был последний звонок первого года моего учительства. Я не знал, что будет со мною дальше, но в одном был уверен: судьба приоткрыла мне тропинку, по которой можно двигаться. После праздника в учительской был накрыт стол для чаепития и скромного возлияния. Мы, маленький коллектив таёжной школы, затерянной в сибирской глуши, чувствовали себя такими счастливыми и удачливыми, какими, вероятно, могли чувствовать себя бойцы из одного взвода, победно завершившие атаку на врага и все выжившие. За столом все враз заговорили о разных делах и пустяках, и, казалось, не будет конца той радости, которая переполняла каждого.
– Я всё хотел вас спросить … – тихонько обратился я к мудрейшей учительнице математики и физики Лине Константиновне. – Вот вы часто говорите ученикам, что любите их… Не боитесь, что они сядут вам на шею? Старая учительница засмеялась: – А они на самом деле не раз садились и садятся мне на шею. Что поделать? Видно, такой меня слепил Господь. Но… вы не поверите: я чувствую себя неплохо. – Но должны же быть и строгость … и требовательность, – пробовал я возразить. – Конечно, должны, разве я против. Но сначала и впереди всего должна быть любовь. Потому что только любя, можно добиться успеха без применения насилия. Лина Константиновна развернулась ко мне своим грузным корпусом и, сняв очки, спросила, глядя на меня выпуклыми безоружными глазами: – Вам приходилось читать Евангелие? – Конечно. В детстве меня часто водили в церковь, и я слышал много притчей из Евангелия. А потом и сам читал. – Самый главный завет, которому должны следовать христиане – это заповедь о любви. Помните, в Евангелие от Иоанна Иисус говорит: «Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас»? Нельзя работать с детьми, не любя. Только любящий учитель имеет право входить к ученикам…
В который раз я, комсомолец, внимал подобным речам и думал: пора и мне выбирать свой путь.
Педагоги и «фазаны»
Братск. Учеников в ПТУ звали «фазанами», точнее, они сами так называли себя. С самого начала работы с «личным составом» я неожиданно обнаружил, что большинство из них не только не владело элементарными навыками поведения, не признавало авторитетов ни своих родителей, ни преподавателей, ни старших по возрасту, но и откровенно говорило о своём нежелании учиться чему бы то ни было. Я был обескуражен. Всё то, что мне, опытному педагогу с приличным педстажем, было известно о возможностях мотивации учащихся, здесь не работало. И тогда я начал задавать себе вопросы: почему мои ученики не хотят учиться? Почему пренебрегают общепринятыми правилами приличий? Почему постоянно хамят преподавателям и матерно ругаются? Почему, в конце концов, они такие злые и агрессивные? Ответы не требовали большого напряжения ума. Причины всех бросающихся в глаза отклонений и девиаций были многообразны и банальны: это и родительская и педагогическая запущенность, и неблагоприятное социальное окружение, и плохая наследственность, и непривлекательность «избранной» в ПТУ профессии и многое другое. Но главная тайна открылась не сразу. Потребовалось некоторое время, чтобы более внимательно присмотреться к жизни нашей «фазанки». Наблюдая за взаимоотношениями преподавателей и мастеров производственного обучения со своими воспитанниками, я обратил внимание на любопытные детали. Оказалось, что в разных ситуациях с различными педагогами «фазаны» проявляли себя по-разному, иногда – диаметрально противоположным образом. Я видел, как подростки, ещё пять минут назад грубо обложившие матом преподавательницу математики, радостной толпой бежали по длинному коридору на встречу со своим «мастаком», а тот, ничего не зная об инциденте с математичкой, встречал их, широко раскинув руки, обнимая и улыбаясь. Он говорил им что-то весёлое, и толпа время от времени взрывалась хохотом. А когда отсмеялись, мастер озабочено сказал, что есть дело, с которым он сам, без ребят, справиться не может. Он просил их остаться, чтобы помочь ему. Речь на самом деле шла о не сложной, но трудоёмкой работе в мастерской: о подготовке инструмента и самой мастерской к следующему занятию. Пацаны закричали: «Замётано! Мы остаёмся». И остались. И работали. И никто не ушёл, пока не сделали всё, что нужно. В другой раз я видел, как ученики третьей группы, до остервенения ненавидевшие уроки литературы, – большинство из них писали свои изложения и сочинения на твёрдую «единицу», – вместе со своим мастером сидели в училище чуть не до полуночи и бубнили стихи. Оказалось, мастер уговорил пацанов подготовить спектакль по сказке Леонида Филатова о Федоте-стрельце. Надо было видеть, с каким азартом, как бы на спор, ненавистники литературы выдалбливали наизусть огромные куски из стихотворных текстов сказки. А через три месяца готовый спектакль они показали всему училищу, а потом и городу! Был большой успех. Я много раз видел, как вроде бы отпетое хулиганьё, тянулось к ободряющей улыбке педагога, мягкому прикосновению, добрым словам, незатейливым шуткам. По прошествии времени стало более или менее понятно, чего же им не хватало. Им не хватало любви. Они не получили того, что должен с молоком матери получить каждый ребёнок. Их недолюбили!
Что делать? Что нам, педагогам, можно и нужно было делать с детьми, которых судьба так сильно обделила? Выход был один – полюбить их, невзирая на агрессивность, хулиганские выходки, отвращение к учёбе и постоянные демонстрации неповиновения. И любить так, будто жизнь у них начинается с чистого листа. Любить и прощать. Учить, терпеть их выходки, прощать и снова любить. И показывать нашим детям, что мы вместе с ними, любя, сможем сделать ещё много всякого добра и нашу совместную жизнь сделать достаточно интересной. И мы полюбили наших «фазанов».
«Пифагоровы штаны»
Братск. Неуспешность в делах порождает неуверенность, демобилизацию внутренних ресурсов и нежелание работать вообще. И, наоборот, малейший успех может окрылить и обнадёжить. Учителей учат этому в вузах. Поэтому перед каждым мастером и преподавателем нашей «фазанки» была поставлена задача: работая с материалом всё возрастающей сложности – создавать ситуации успеха. Как можно больше и достаточно часто. Особенно, в группах со слабым контингентом. Такой подход привёл к зарождению настоящего движения – движения к успеху. Но, как водится в любых массовых делах, не обошлось без глупостей. Однажды во время посещения урока математики в довольно недисциплинированной группе я увидел, как вела себя насмерть перепуганная – не только моим директорским приходом, но и продолжающей свой базар «камчаткой» – преподавательница Амирова. Известный в училище гопник по кличке «Миха», не видя меня, орал на последней парте что-то своё. – Миша, – обратилась к нему по имени дрожащая от страха преподавательница. Миха не удостоил её ответом. – Ми-и-и-шень-к-а-а-а! – запищала снова Амирова. – Прошу вас вести себя достойно. – У нас было принято обращаться к ученикам на «вы». – А, ну если просишь, то я – пожалуйста, – снизошёл, наконец, Миха, и толстые губы подростка растянулись в подобии улыбки. Его корешки довольные заржали. Началась проверка выполнения домашних заданий, но тут же выяснилось, что проверять нечего: никто не решил ни одной задачки. Это обстоятельство не сильно удивило преподавательницу – так было, видимо, всегда, – и она начала проводить опрос: – Давайте вспомним теорему о прямоугольном треугольнике. Однако никто ничего не вспомнил. – Ну, ну, что же вы?.. Теорему называют еще пифагоровы … что? Тупое молчание. – Пифагоровы … пифаго-о-о-оровы… что-о-о-о? Молчание затягивалось. – Штаны! – вдруг прокричал догадавшийся Миха. – Ма-а-а-а-ла-де-е-ец! – просияла радостная Амирова. Она быстро начертила на доске треугольник с катетами a,bи гипотенузой c. – А теперь давайте сформулируем теорему Пифагора. Пожалуйста. Я жду… Группа молчала. – Даю подсказку: квадрат гипотену-у-у-узы… ну-у-у… Всё та же безнадёга. – …Квадрат гипотену-у-у-узы равен сумме… чего-о-о?.. Слышно было, как великий грек возмущённо перевернулся в гробу, гремя своими задубевшими от древности штанами. – …Квадрат гипотену-у-у-у-у-узы равен сумме квадратов… чего-о-о-о-о?.. – …Катетов! – победно закричал Миха. – Мишенька, ма-а-а-ла-а-а-дец! – пропела гимн преподавательница и вдруг на высокой ноте объявила: – Ставлю вам ба-а-а-альшу-у-у-ю пятёрку!
Далеко бы мы зашли, если б и другие преподаватели создавали ситуации успеха таким же образом. К счастью, нормальный здравый смысл всё же возобладал …
Траур по случаю вранья
Братск. Однажды я вынужден был проводить педагогическое расследование по довольно неприятному происшествию. Дело было в том, что ребята одной из лучших групп учащихся-строителей, с которыми мы прошли не одни «колхоз» и сдали не один экзамен на взаимную порядочность, с которыми у нас установились вполне доверительные отношения, неожиданно попали под подозрение в том, что вывели из строя очень дорогой лабораторный стенд. В течение двух дней мы вместе с заведующим дневным отделением И.Г. Зуевым внимательно выслушивали «показания» каждого ученика и дюжины преподавателей. Ребята, все как один, глядя нам прямо в глаза, чистосердечно уверяли, что они к стенду не прикасались. Преподаватели все тоже дружно утверждали, что эти студенты на такое не способны. У меня не было никаких фактов против ребят, но что-то заставляло упорно продолжать расследование. В конце второго дня я спросил уставшего и несколько растерянного заведующего отделением: – Что ты думаешь обо всём этом, Игорь Григорьевич? Зуев, имевший большой опыт работы с молодёжью и пользовавшийся у учащихся высочайшим доверием и авторитетом, сказал: – Думаю, что ребята не виноваты. Не знаю, кто виноват, но уверен – не строители. – Уверен? – переспросил я. – Абсолютно! – сказал Зуев. Мнение этого человека для меня было очень важно. Игоря Григорьевича я высоко ценил и уважал. Но, поразмыслив, всё-таки сказал: – Доказательств нет, но мне почему-то кажется, что стенд испортили именно строители. Зуев сильно побледнел, но по-прежнему твёрдо произнёс: – Если я не прав, и потом выяснится, что ребята все поголовно врали, я перестану себя уважать. И ушёл. А на следующий день вся группа подозреваемых в полном составе пришла ко мне в кабинет и полностью созналась в содеянном. Ребята умоляли простить их. И ещё они попросили дать возможность им самим наказать виновных. Я возражать не стал. После этого события в течение месяца в техникуме был траур. Всем было плохо. Зуев, невольник чести, чувствовал себя обманутым, поруганным. Он сильно переживал. Все ходили на цыпочках, разговаривали шёпотом и не смотрели друг на друга…
Да, случается, что наши любимые ученики пакостят, а потом лгут в своё оправдание. Идеализировать их не нужно.
Коллективное единодействие
Убили парня за здорово живешь. За просто так. Спокойно. Как в игре … И было это не за тыщу верст от города. А рядом. Во дворе. Ещё пылали окна … Роберт Рождественский
Братск. Случилась беда – умер ученик третьего курса по фамилии Балкин с редким именем Модест. Да не просто умер, а был убит. Жестоко. С применением пыток. С изощрёнными издевательствами. За что? Никто не знал. Говорили, что за свою порядочность. Среди однокурсников юноша был известен своей общительностью, простодушием, верностью данному слову и светящейся добротой. Не знаю, кто это придумал, но в группах техникума вдруг появились ходоки, которые стали собирать подписи за ужесточение наказания убийцам Балкина. Дальше – больше. Среди студентов родилась идея провести вечер памяти Модеста. Самопроизвольно появилась группа девушек и парней, которые попросили преподавателей помочь подготовить такой вечер. Выбрали девиз: «Для того чтобы жить в этой жизни, нужно научиться выражать своё мнение и пытаться что-то изменить». Так неожиданно их бывший товарищ, обыкновенный парнишка, зверски замученный подонками, стал героем. Именно таким, каким должен быть тот, кто достоин, по мнению ребят, «жить в этой жизни». С каждым днём число желающих участвовать в подготовке памятного вечера росло. И тогда в низах родилась ещё одна идея: преподаватели Екатерина Валентиновна, Наталья Александровна и Надежда Александровна предложили параллельно подготовить спектакль о Добре и Зле, Любви и Ответственности. Решено было избрать сценарий по мотивам мало известной современным детям сказки Антуана де Сент-Экзюпери «Маленький принц». Начались репетиции. Было преодолено немало трудностей, ведь постановщиками были не профессионалы, а преподаватели юриспруденции, психологии, информатики. Нужны были художники для оформления сцены, специалисты по видеоэффектам, звукооператоры – и тут же нашлись мастера и студенты, которые предложили свои услуги. Не было никаких зазывных реклам, но в день спектакля актовый зал оказался заполненным до отказа.
Это был день, который можно назвать днём Памяти. А можно – и днём Раздумий о Главном. Потому что то, что было показано, ошеломило и заставило зрителей – и студентов, и нас, их наставников – приостановить дыхание и открыть свои глаза, умы и сердца для восприятия того, о чём со сцены говорили юные артисты. И для понимания того, как надо жить на собственной планете. Как жить в том мире, где хозяин ты сам? Перед спектаклем был показан литературно-художественный монтаж. Под музыку Бетховена, Шопена и Чайковского читались стихи и тексты о совести, чести, долге, равнодушии. В конце – были кадры о Модесте Балкине. Своеобразный реквием. Монтаж стал как бы прологом спектакля. Но вот без всякого перехода появился Маленький принц, хозяин маленькой Планеты. Он разговаривал с беззащитной Розой, потом встречался с Лётчиком, самолёт которого сломался и упал в пустыне, с умным Лисом, Змеёй, другими персонажами. И их разговоры и действия почему-то завораживали, хотя они негромко и ненастойчиво говорили об одном и том же: как жить, как не умереть от жажды, как не быть съеденным кем попало, как любить, как дружить? Время от времени на экране вспыхивали слова, которые были правилами Маленького принца и его друзей:
встал поутру, умылся, привёл себя в порядок – и сразу же приведи в порядок свою Планету; ты навсегда в ответе за тех, кого приручил; родник надо искать не в Африке, а в себе.
О том, что дети восприимчивы к сказкам, мы знали не понаслышке и, конечно, пользовались этим в своей работе. Но то, как наши дети – подростки, юноши и девушки – восприняли сложные поэтические аллегории и непростые откровения сказки Экзюпери, потрясло. Это был единый порыв, одна волна, которая накрыла всех. В зале в течение 75 минут стояла мёртвая тишина. Многие плакали. И было чудо – сродство участников некоего Единства, когда каждый может почувствовать свою сопричастность с чем-то светлым, чистым, мудрым. И большим.
Лекция в 11-б
Братск. Выступаю с лекцией в 11-б классе. Тема: «Драматический путь развития нашей страны в ХХ веке»… Рослые, красивые парни и девчонки. Слушают внимательно. Но знаний по истории никаких: с трудом вспомнили, кто такой Сталин, а про таких персонажей, как Троцкий, Бухарин, Тухачевский они просто не слышали. Неосведомлённость первобытная. После вводных вопросов и ответов ученики избегают контактов – боятся. Наверно, им стыдно за своё незнание. Бедные дети. Рассказываю об одной из самых трагических страниц истории нашей страны, о борьбе сторонников Сталина с правой и левой оппозициями и «пятой колонной». О том, что избрав путь построения социализма в одной, отдельно взятой стране, СССР, «сталинисты» неизбежно оказывались в противостоянии со сторонниками так называемой «мировой революции» – троцкистами, которые утверждали, что Россия должна стать «вязанкой хвороста» для разжигания мирового революционного пожара. Противостояние с троцкизмом, как известно, переросло в смертельную борьбу. Смотрю в глаза детям – они не понимают, о чём я говорю. Тогда я, пытаясь вызвать у них хоть какое-то образное представление по теме, переношу их мысленно на страницы романа Михаила Шолохова «Поднятая целина» и пытаюсь воспроизвести образ прекраснодушного борца за мировую революцию Макара Нагульнова. В ответ – отчуждённые глаза старшеклассников, по-прежнему не понимающих меня. Видя такое дело, напрямую спрашиваю, знают ли они, за какую революцию Макар готов был свою голову «покласть» и на какую «мировую контру» он собирался идти с шашкой наголо? Ученики вежливо молчат. Их классная руководительница, учительница литературы, дама среднего возраста, присутствующая на лекции, в ответ на мои вопросы тоже скромно молчит. То ли не знает, то ли не хочет говорить? Любопытно, думаю, какую же отечественную историю и какую художественную литературу преподают этим внешне симпатичным и совсем неглупым ребятам? – А зачем нам всё это знать – литературу, историю? – вдруг спрашивает меня красивый, спортивного вида парень, сидящий на первой парте. Он вежливо улыбается. – Естественно, – говорю, – чем меньше знаешь, тем крепче спишь… – Вот, вот! – Но с историей эти номера не проходят. – Почему? – Всё просто: история злопамятна. – Как это? – Так утверждал Карамзин, автор известной «Истории государства Российского». А другой выдающийся исследователь нашего прошлого Ключевский предупреждал, что история обычно ничему не учит, но жестоко наказывает тех, кто не помнит её уроков… В классе повисает молчание. – …И повторяется, – продолжаю я, – много раз одно и то же: кто не знает своего прошлого, тот не в состоянии понять настоящее и предвидеть будущее. Такой человек обречён плыть только по течению и только туда, куда понесут неподвластные ему силы.
Все молчат, учительница – тоже. Бедные учителя, их в последние годы совсем затуркали, завалили ненужными бумагами, сделали безгласными. Подвожу итог: – Да, история Советского Союза драматична, даже трагична. Однако если не интересоваться, почему большевики были столь жёстко непримиримы с троцкистами, почему так яростно бились насмерть друг с другом наши прадеды вплоть до конца 30-х годов, то легко можно поверить в легенды, давно запущенные нашими врагами в средства массовой информации, о том, что Сталин и его подручные устроили в России кровавую бойню и только и мечтали о том, как извести под корень наш народ. Но это – абсолютная, бездоказательная ложь. Ложь, к сожалению, крайне опасная. Свою лекцию я, в конце концов, закончил под жидкие аплодисменты. Но одна и та же мысль продолжает меня долбить до сего дня: что делать с возрождающимся тёмным средневековьем и деградацией молодых умов?
Бывший ученик
Братск. Сижу в блинной «Хуторок», обедаю. Вдруг подходит молодой мужчина, желает мне приятного аппетита и спрашивает: – Вас зовут, кажется, Павел Васильевич? – Да. – А фамилия Крестный? – Да. Но, извините, вас я не могу узнать. Представьтесь. – Степан Корольков, – мужчина протянул мне сильную руку для приветствия. Моя реакция была мгновенной: – Как? Вы тот самый Корольков, который хулиганил в техникуме? – Да. Именно он. А вы были нашим директором. – Много же вы попортили мне крови в своё время… Но я рад видеть вас, – сказал я, пожимая руку мужчины. – Да, уж. Было дело. Простите меня.
Лет двенадцать назад, Стёпа, тогда ученик второго курса, небольшой ростом, худенький парнишка, неожиданно стал грозой всего техникума. Кому-то из своих одногруппников, кто ему почему-то не нравился, он мог во время обеда сыпануть в тарелку с супом солонку соли и заставлял его этот суп есть. Он мог подойти к четверокурснику, который был выше его на две головы, и потребовать червонец – это были приличные деньги. Все требования выполнялись его жертвами без сопротивления. Это было непостижимо, но Стёпу панически боялись. Он похвалялся, что его крышует сам Мася-пахан со своими братками, и пацаны уверяли меня, что это истинная правда. Когда о его проделках узнал я, были мобилизованы все возможные силы, чтобы привести подростка в чувство. Стёпа, вроде бы, был достаточно вменяемым учеником: попав «на ковёр» к директору, он смотрел на меня невинным взглядом младенца, искренне раскаивался в содеянном и твёрдо обещал исправиться. Но проходили три-четыре дня, и он вытворял что-нибудь новое, небывало дерзкое. Он был головной болью нашего коллектива. Так мы с ним и возились с переменным успехом до самого выпуска из техникума.
И вот мы снова встретились. Вдоль подбородка до левого уха Королькова пластырем был прилеплен большой тампон из марли. – А это что? – вежливо спросил я. – Производственная травма? – Да так … Пострадал в аварии. Ой, ли? – подумал я, но вслух ничего не сказал. Мой бывший ученик стал говорить о том, что учёба в техникуме не прошла для него даром: – Я многое понял. Изменился. Жизнь меня крепко потрепала, я многому научился… – Рад за вас. А чем сейчас занимаетесь? Где работаете? – спросил я. – Работаю… э-э-э… риэлтором … – после некоторой заминки ответил Степан. Однако когда я стал выспрашивать подробности, он ничего вразумительного сказать не мог и, путаясь, поспешил перевести разговор на другую тему. Я понял, что парень темнит, чего-то не договаривает, но не подал виду. Наш диалог шёл на равных: выглядело всё так, будто встретились двое давнишних хороших знакомых. Корольков заторопился. На прощанье мы снова пожали друг другу руки и пожелали удачи. И бывший подросток-хулиган смотрел на меня чистыми, невинными глазами – так же, как когда-то. Может быть, он надеялся, что уж теперь-то ему удалось убедить меня, своего бывшего наставника, что он вполне человек порядочный? Дай Бог, чтоб так оно и было. А если это не так? Кто знает? Каждому учителю хочется, чтобы все его ученики стали людьми порядочными. Многие из них стремятся дотянуться до этого звания. Но не у всех получается.
Ванюша
В поезде Москва–Северобайкальск. В купе до Омска ехала молодая, 23 лет, женщина Наташа с годовалым Ванюшей. Ребёнок от рождения слепой, но различает свет и тьму. В Москве ему сделали операцию на левом глазу. Всё это по квоте, бесплатно. Таких операций предстоит сделать ещё несколько, врачи обещали частично вернуть ребёнку зрение. Мамаша говорила, что ребёнок Ваня (он второй по счёту; первому, Вите, уже исполнилось 5 лет) родился у неё недоношенным, семимесячным. Калекой, считала она, он родился потому, что с ней приключился сильный стресс после смерти отчима, которого она очень любила. Её стали спасать от стресса: отпаивали водкой. Ну, и начались преждевременные роды. Ванюша время от времени начинал неожиданно громко и требовательно кричать, ползая по постели в неудобной позе – на четвереньках, упираясь лбом о подушку и выгибая мостиком спину. И тогда молодая мамаша торопливо совала ему в рот бутылочку с молочной смесью, ласково приговаривая: «Ну, что, ж…па? Что ты опять шумишь? Ах ты, хитрая ж…па! Твоя ср…ка опять хочет а-та-та?». Она при этом слегка пришлёпывала по малюсенькой попке ребёнка. Ванюша, немного пососав из бутылочки, успокаивался, и мама, любовно поглаживая сынишку, приговаривала: «Спи, моя ж…па». Такие вот у неё были ласки.
Ребятишки
Бурятия. Нилова Пустынь место дикое и красивое. Правда, немного благоустроенное, но лишенное изысков цивилизации. Здесь очень целебны термальные воды. Они-то и привлекают немногих желающих подлечиться из Бурятии и Иркутской области. В нашем пансионате полно ребятишек от 2 до 7-8 лет. Ведут они себя по-разному: некоторые крикливы, есть капризули: «Не хочу!», «Не буду!». Есть и такие, которые орут, почти не переставая. Особенно это бросается в глаза в столовой. Но большинство – дети спокойные и уравновешенные. Они тихо сидят за столом, молча, не надоедая, делают то же, что и взрослые. К числу таких замечательных детей относилась и Настенька, маленькая девочка лет трёх. В столовой она спокойно сидела с бабушкой и дедушкой в дальнем углу, ела всё, что давали, а, закончив обед, вставала со своего места и, чтобы не беспокоить старших (они сидели на одной лавке вплотную к стене), ныряла под стол и выходила в проход. После этого ей подавали использованные тарелки и кружки, и она, сияя от оказанного доверия, несла посуду к столику на кухне. Этот ритуал происходил каждый день во время завтрака, обеда и ужина. И каждый раз девочка была весела, улыбчива и щебетала какие-то радостные слова. Сегодня утром она уехала со своими степенными и благодушными бабушкой и дедушкой домой в Черемхово.. За соседним столиком расположилась семейная пара с детьми. Совсем молодые иркутяне, лет по 26, родители, и две маленькие девочки. Он – высоченный мощный парень, жена – улыбчивая худенькая стройняшка, едва достающая мужу до подбородка. Дети очень спокойные. Старшая белобрысая девчушка лет двух с половиной сидит рядом с отцом на отдельном стуле и вполне самостоятельно пользуется столовыми приборами, младшая – год с небольшим – то у мамы на коленях, то у папы (чаще у папы), которые её кормят. Никакого вяканья, никаких капризов или посторонних возгласов – деловито, по-семейному, идёт ритуал питания. Девочки – беленькие, а родители чернявые. Удивительные чудеса. После обеда из пансионата выехала ещё одна интересная семья: родители, лет 27-28, и пятеро их детей от 3 до 8 лет. Они – эвенки из Нижнеангарска. Родители, красивая молодая женщина плотного телосложения и совсем молодой спортивный парень, выглядели довольно интеллигентно. Но особое внимание обращали на себя дети: они были ухожены, опрятно одеты; целыми днями спокойно, не крикливо играли в узеньком дворике то в пинг-понг, то в догонялки. Их маленькая, трёхлетняя сестрёнка – удивительно светлый и красивый ребёнок; любопытно, что каждый день её смоляные косы были заплетены на аккуратной головке по-иному, не так, как вчера. Как-то вечером, проходя мимо полуоткрытой двери их палаты, я увидел чинно сидящих на ковре ребятишек, которые внимательно слушали отца: он читал им сказку. Процесс питания для них проходил в малом зале, где семья располагалась за двумя столами. Дети за своим столом пребывали в полном молчании, по-видимому, давно приученные к самостоятельности. Ни матери, ни отцу не было необходимости хотя бы однажды сделать им какое-либо замечание. Мой знакомый, директор школы из Улан-Удэ, ежедневно наблюдая за ними, заметил: «Совершенно независимые и самодостаточные дети». Отобедав, они уехали на большом микроавтобусе домой.
Цветок
Иркутск. Иду, прихрамывая, тяжело опираясь на палку. Вдруг догоняет меня ребёнок, девочка лет трёх, тянет ко мне ручки и говорит: – На! – в её кулачке – цветок, махонькая кисточка с белыми граммофончиками. Где она нашла это сокровище, непонятно: на газоне я таких не видел. – Н-на! – повторяет девочка и весело смотрит на меня. Наверное, она ещё не научилась произносить сложные слова, такие, как «пожалуйста», «возьми». Но дарить уже умеет. И быть избыточно доверчивой и проявлять внимание к незнакомому старенькому дедушке тоже умеет. «На, возьми, пожалуйста!» «Это – мне?» «Да, тебе». «За что мне?» «Просто так, ни за что». «Но почему именно мне?» «Потому что ты хороший…» «Ну, я не знаю…» «Да, да ты хороший дедушка…». Ничего такого никто из нас не говорит: девочка не говорит, потому маленькая, ещё не умеет, а я – потому что отвык от внимания к собственной персоне. – Спасибо, милая! – говорю я и бережно принимаю крошечный подарок. Радостная, малышка вприпрыжку бежит к девочке-маме, которая ушла немного вперёд с коляской. В коляске тоже малыш – грудной ребёнок, наверное, братик. А я, нечаянно поцелованный божеством, растерянный, стою и смотрю им вслед. Какое, думаю, счастье, что есть такие дети! Они иногда напоминают нам, какими на самом деле должны быть мы, люди, и какими должны быть отношения между нами. Всё хорошее должно проявляться сразу, немедленно и – в опережающем порядке, особенно, внимание к другому, даже незнакомцу. Внимание должно проявляться избыточно и щедро.
Старый и малый
В парфюмерной секции магазина стоит мальчик лет четырёх с мамой. Он рассматривает нарядную витрину с пёстрыми коробочками и затейливыми флакончиками, но когда подхожу я, малыш отвлекается от витрины и переключается на меня. Чем-то я, видать, привлёк его. Когда наши взгляды встретились, он просто уставился на меня и стал внимательно разглядывать. Смотрит, не отрываясь, с настойчивым интересом. Глаза большие, серые. Изучающие. Он пребывает в том возрасте, когда ещё не понимают, что глядеть на постороннего человека в упор не то, что неприлично, – нежелательно: обычно и в животном, и в человеческом мире такой взгляд воспринимается как желание доминировать, как признак возможной агрессии. Но здесь, я вижу, нечто другое – любопытство. Любопытство маленького исследователя, для которого в открывающемся перед ним мире многое – ново, таинственно, загадочно, необъяснимо. И требует собственного осмысления. Предметом осмысления на сей раз становится незнакомый хромой дедушка с палочкой. Бесцеремонный и пристальный взгляд ребёнка всё же немного смущает меня. Чтобы освободиться от возникшей неловкости, я бодро произношу: – Привет! – Привет! – тихо отвечает малыш. – Ты что здесь делаешь? – Я с мамой. Мама, молодая, высокая симпатичная женщина, в это время занята разговором с продавщицей. – Значит, вы с мамой что-то покупаете? – Да. – Наверное – ты помогаешь маме? – Да. – Это хорошо… Маме надо помогать. – Я помогаю. – Молодец. – А – ты? – Я тоже хочу кое-что купить. – Ну, покупай. – Сначала – вы с мамой, потом я … – Почему? – В порядке живой очереди. – Ага. – А как тебя зовут? Мальчик, чуть смутившись, отводит от меня свой взгляд, потом отвечает: – Сёма. А тебя? – Меня – деда Паша. – Хорошо. – У тебя редкое имя – Семён. Но красивое. – Ну да. Он немного задумывается и добавляет: – У меня дома тоже есть дедушка. – Такой же, как я? – Нет, другой. – Что значит – другой? – У него нет палки. – А как его зовут? – Деда Ваня. – Он хороший? – Да. И весёлый. – Замечательно. Передай деду Ване привет. – От кого? – От меня. – Ладно. – Ты, наверное, в садик ходишь? – Ходил. – А сегодня ты почему не в садике? – У нас никто не ходит. – Почему? – Какой-то картин. – Наверное, карантин? – Да. – Карантин – это когда кто-то сильно заболеет … – У нас Васька заболел. Сёма вдруг трогает мою трость и спрашивает: – Зачем тебе палка? – Я опираюсь на неё при ходьбе. – Зачем? – У меня болит нога. – А ты не дерёшься палкой? – Нет. – Я видел, как пьяный дяденька на улице дрался палкой. – Я не дерусь. Сёма вежливо замолкает. Вероятно, всё, что ему хотелось узнать обо мне, он узнал. Наконец, мама расплатилась за покупку и взяла сына за руку: – Ну, прощайся с дедушкой. Наша случайная беседа подходит к концу. Я протягиваю своему новому знакомому руку: – До свиданья, Сёма! Приятно было с тобой беседовать. Мальчик тоже подаёт мне свою ладошку. Она сухая и горячая. Сёма с мамой уходит из секции, но у выхода оглядывается и громко произносит: – До свиданья, деда Паша! Я машу ему рукой и думаю: маленький-маленький, а уже – личность. У него не только внимательные глаза, аналитический ум, но и память цепкая.
Любите!
В нашей жизни – как в сберегательном банке: депонировали добро – получаем добро, вложили любовь – получаем ответную любовь. Правда – не всегда. И не сразу. Хотите быть любимым – любите сами. Но если на каждом шагу вы изрыгаете ругательства, злобу, ненависть, то в ответ получите то же. Ведь сказано: «И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (Лк 6:31). Излучайте энергию любви, но никого ни к чему не принуждайте. Никому ничего навязать невозможно. Особенно, любовь. В лучшем случае навязываемая вами любовь останется безответной, в худшем – будет отвергнута с ненавистью. Любите! – потому что любовь в широком смысле есть способ нашего существования.
Комментарии Комментарии пока отсутствуют ...
Добавить комментарий:
|
||||||||||||||||||||||
Миниатюры
Всё о ресторанах Челябинска можно узнать в группе портала ВКонтакте |
СЕТЕВАЯ ВЕРСИЯ
/ АРХИВ НОМЕРОВ
/ АВТОРЫ
/ РУБРИКИ
/ ПЕЧАТНАЯ ВЕРСИЯ
/ О ЖУРНАЛЕ
/ КНИГИ
/ ПАРТНЁРЫ
/ АКТУАЛЬНО
/ КАРТА САЙТА
|
|
